Наверно, у каждого солдата на фронте был особо почитаемый им, любимый командир; и почти у каждого командира среди подчиненных ему бойцов непременно были такие, которых он особенно высоко ценил и любил. Иногда об этом говорилось вслух («За нашего ротного жизнь отдам»), гораздо чаще — не обнаруживалось, до поры до времени, никак и ничем.
Но был человек, авторитет и слава которого в войсках (и в народе) к концу войны вознеслась столь высоко, что с этой всеобщей признательностью не мог сравниться ни один воин мира. В таком блеске славы и благодарной всенародной любви пришел к Победе Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков.
Сам он почестей не любил, а когда речь заходила об особо трудной роли полководца, не раз подчеркивал, что война одинаково для всех тяжела — для бойца и командира, рядового и командующего фронтом. Жуков имел моральное право это утверждать, ибо сам прошел многотрудный путь от солдата до маршала, и потому еще, что сам в высшей степени обладал такими солдатскими доблестями, как личная храбрость, презрение к смерти, неукротимая воля к победе. Он не кичился ни данной ему властью, ни высоким чином своим. Лишь одним, по собственному признанию, был счастлив — «что родился русским человеком, и разделил со своим народом в минувшей войне горечь многих потерь и счастье Победы».
Из громадного количества воспоминаний о Жукове мы выбираем очень немногое.
Первое слово — ему самому.
Четверть века назад, в канун 25-летия Великой Победы, с Георгием Константиновичем встретился известный публицист Василий Песков. С некоторыми сокращениями публикуется их беседа.
Вопрос. Георгий Константинович, прошло двадцать пять лет со дня окончания войны с фашизмом. Что бы Вы сказали о значении нашей Победы молодым людям сегодня?
ЖУКОВ. Чтобы понять значение нашей Победы, надо хорошо представлять, что нам угрожало. А под угрозу было поставлено все: земля, на которой мы живем, — фашисты ее хотели отнять; наш общественный строй — для фашистов он был главным препятствием к достижению мирового господства; поставлено под угрозу было существование народов нашей страны. По плану фашистов население занятых территорий подлежало уничтожению или превращению в рабочую силу нацистской империи.
Мы схватились с фашизмом, когда почти вся Европа была им повержена. Мы оставались для многих людей и наций последней надеждой. Мир затаил дыхание в 1941 году: выстоим мы или фашисты и тут возьмут верх? Для нас самих эта схватка была величайшим испытанием. Проверялись жизнеспособность нашей социальной системы, нашей коммунистической морали, сила нашей экономики, единство наций, словом, все, что построено было после 1917 года.
Мы победили. Армия наша не только смела захватчиков со своей земли, но и освободила от фашизма Европу. Колоссально вырос в мире авторитет нашего государства. У миллионов людей на земле укрепилась вера в социалистический строй. Вот что значила наша Победа.
Вопрос. Георгий Константинович, всякий раз, вспоминая войну, мы неизбежно возвращаемся к ее началу. Вы были начальником Генерального штаба. Что Вы знали о приближении войны? Каким для Вас было утро 22 июня?
ЖУКОВ. О подготовке Германии к войне с нами в середине июня скопилось довольно много сведений. Разумеется, обо всем этом докладывалось Сталину, но он относился к этим сведениям с преувеличенной осторожностью.
21 июня мне позвонили из Киевского округа: «К пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель. Он утверждает, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления и что война начнется утром 22 июня». Мы с маршалом С. К. Тимошенко и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным немедленно поехали к Сталину с целью убедить его в необходимости приведения войск в боевую готовность. Он был озабочен.
— А может, перебежчика нам подбросили, чтобы спровоцировать столкновение?..
Приказ о приведении армии в боевую готовность был передан войскам в ночь на 22 июня. Работникам Генштаба и Наркомата Обороны в эту ночь было приказано оставаться на своих местах. Все время шли непрерывные переговоры по телефону с командующими округов. В 12 часов ночи из Киевского округа сообщили, что в наших частях появился еще один немецкий солдат. Он переплыл речку и сообщил: «В четыре часа немецкие войска перейдут в наступление…»
В 3 часа 17 минут позвонил командующий Черноморским флотом: «Со стороны моря подходит большое количество неизвестных самолетов…»
Война… Я немедленно позвонил Сталину, доложил обстановку и попросил разрешения начать ответные боевые действия. Он долго не отвечал. Наконец сказал: «Приезжайте в Кремль…»
В 4 часа 30 минут мы с Тимошенко вошли в кабинет Сталина. Там уже были все члены Политбюро. Сталин, бледный, сидел за столом, с нераскуренной трубкой. Он сказал: «Надо позвонить в германское посольство…» В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения…
Вопрос. Итак, приближение войны чувствовалось. В чем же причина промедления с приведением страны в боевую готовность?
ЖУКОВ. Одна из важных причин в том, что Сталин был убежден: войну удастся оттянуть, удастся закончить перестройку и оснащение армии. Он опасался, что наши действия будут предлогом для нападения.
Судить о моменте, сложившемся перед войной, надо с учетом сложной международной обстановки того времени. Многое было неясным. Англия и Франция вели двойную игру. Они всеми силами толкали Гитлера на Восток. Опасаться разного рода провокаций были все основания. Но, конечно, осторожность оказалась чрезмерной. И мы, военные, вероятно, не все сделали, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкого столкновения. Вообще есть глубокие объективные причины, предопределившие затяжной характер войны с огромными для нас жертвами, с огромным напряжением сил.
Вопрос. Каковы же эти причины?
ЖУКОВ. Двумя словами тут не ответишь… Многое объясняет историческая неизбежность ситуации.
Сейчас, оглядываясь назад и тщательно все взвешивая, я твердо могу сказать: дело обороны страны в своих основных, главных чертах велось правильно. На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось все или почти все, что возможно. А в период с 1939 по 1941 год народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшей всех сил и средств.
Я вспоминаю те годы и поражаюсь, как много мы сделали. Развитая индустрия, колхозный строй, всеобщая грамотность, единство наций, высочайший патриотизм народа, руководство партии, готовой слить воедино фронт и тыл…
Это была великолепная основа обороноспособности гигантской страны. Но история отвела слишком небольшой отрезок мирного времени для того, чтобы все поставить на свое место. Многое мы начали правильно и многое не успели завершить.
И в собственно военном отношении делалось много. После гражданской войны мы не имели заводов, производящих танки, самолеты, средства связи. Война началась в момент коренной перестройки армии. Мы получали новейшее оружие. Но прославленные «катюши», танк Т-34, самолет-штурмовик и многое другое только-только осваивалось. Перестраивалась и система обучения армии. Гитлер знал это и очень спешил…
А теперь давайте посмотрим на нашего противника. Немецкая армия была к этому времени намного лучше оснащена, лучше отмобилизована, имела военный опыт, была опьянена победами. Боеспособность немецких солдат, их воспитание и выучка во всех родах войск были высокими, но особенно хорошо были подготовлены к войне танковые и авиационные части. Все это важно знать, чтобы иметь представление, с какой силой столкнулась наша армия.
Внезапность удара, конечно, тоже имела большое значение. В руки фашистской армии сразу попала стратегическая инициатива, и вырвать ее было очень и очень не просто.
Но при всех видимых победах отлаженная фашистская машина войны забуксовала. В гитлеровских штабах сразу это почувствовали. Вот что писал, например, генерал Курт Типпельскирх:
«Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось… Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению…»
Трезво сказано? Трезво и точно.
Вопрос. Верховное командование направляло Вас на самые напряженные и ответственные участки войны. Какие сражения в этой связи Вы могли бы назвать?
ЖУКОВ. Оборона Ленинграда. Битва за Москву. Сталинградское сражение. Битва на Курской дуге. Белорусская операция в 1944 году. И, конечно, сражение за Берлин. Этими операциями я или руководил, или по поручению Ставки совместно с командующими фронтов занимался их подготовкой.
Вопрос. Какое из этих сражений Вам больше всего запомнилось?
ЖУКОВ. Этот вопрос задают мне часто и я всегда одинаково отвечаю: битва за Москву. Это был ответственнейший момент войны. Я принял командование фронтом в дни, когда фронт находился, по существу, в пригородах Москвы. Из Кремля до штаба фронта в Перхушково мы доезжали на машине за час. Теперь даже трудно представить, как это близко. Бои шли в местах, куда теперь молодые москвичи ездят зимой на лыжах, а осенью за грибами…
Это были дни величайшего испытания. Опасность, нависшая над столицей, была велика. Пришлось эвакуировать за Волгу важнейшие заводы, некоторые государственные учреждения, дипломатический корпус. Но в городе осталось руководство партии, остался Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандующего. На защиту Москвы встали все, кто мог держать винтовку, лопату, кто мог стоять у станков, производивших боеприпасы.
Не помню, какого точно числа, в штаб фронта позвонил Сталин.
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
Я ответил: Москву удержим…
На каждом из защитников Москвы лежала в те дни историческая ответственность.
Величие подвига под Москвой состоит в том, что силой мы немцев не превосходили. На столицу фашисты нацелили главный удар, сюда были брошены лучшие отборные части. Нам важно было выстоять до подхода резервов, которые спешно перебрасывались с Востока. Мы шли тогда на риск. На Востоке у нас был тоже опасный сосед — Япония. Но иного выхода не было. Особенно остро мы чувствовали нехватку танков и боеприпасов. Теперь трудно поверить, но в конце боев под Москвой была установлена норма снарядов: один-два выстрела на орудие в сутки…
Вопрос. Известно, как тяжела война. Скажите, Георгий Константинович, насколько физически трудна была обстановка лично для Вас как командующего фронтом в битве за Москву?
ЖУКОВ. Я отвечу так же, как в 45-м году отвечал Эйзенхауэру. Битва за Москву была одинаково тяжела как для солдата, так и для командующего. В период самых ожесточенных боев (с 16 ноября по 8 декабря) мне приходилось спать не более двух часов в сутки. Чтобы как-то поддержать силы и способность работать, надо было делать короткие, но частые физические упражнения, пить крепкий кофе, иногда пробежать пятнадцать-двадцать минут на лыжах. Когда в сражении наступил перелом, я так крепко заснул, что меня не могли разбудить. Два раза звонил Сталин, ему отвечали: «Жуков спит, не можем его добудиться…»
Вопрос. Переломный момент войны, Сталинград. Как рождался замысел этой знаменательной операции?
ЖУКОВ. Замысел окружения армии Паулюса возник в результате сложившейся обстановки осенью 42-го года. Сталинград стал местом ожесточеннейшей битвы. По моему мнению, сравнить ее можно лишь с битвой за Москву. Героическая стойкость нашей армии позволила подтянуть к Волге накопленные резервы, и удар по немецкой группировке в этом районе назрел. К этому времени наши командные кадры прошли суровую школу войны, многому научились. Среди них выявились талантливые люди. Очень возможно, что идея «котла» приходила в голову многим. Фактически же дело обстояло так. При обсуждении в Ставке плана контрнаступления мы с Александром Михайловичем Василевским обратили внимание Верховного на возможность окружения немцев под Сталинградом. Это резко изменило бы стратегическую обстановку в нашу пользу. Сталин все внимательно выслушал и спросил: «А хватит ли сил?»
Через несколько дней после произведенных расчетов было доказано, что это лучший способ закончить битву под Сталинградом. Замысел немедленно начал осуществляться: подтягивались резервы, перемещались огромные силы трех фронтов, разведка добывала важнейшие сведения о противнике. Всей этой работой руководили Ставка и Генеральный штаб.
Вопрос. Во время битвы под Сталинградом Вам приходилось бывать в тех местах?
ЖУКОВ. С прорывом немцев на Волгу я был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего и сразу (29 августа 42-го года) получил приказ вылететь в штаб Сталинградского фронта. Как представитель Ставки участвовал в подготовке контрнаступления. Это требовало присутствия то в штабах наших армий под Сталинградом, то в Ставке, в Москве…
Вопрос. После Сталинградской битвы заметны были качественные изменения в армии?
ЖУКОВ. Конечно. После Сталинграда армия стала, как закаленный клинок, способный сокрушить любую силу. Сражение на Курской дуге это великолепно подтвердило.
Вопрос. Объясните, пожалуйста, смысл двух этих слов «Курская дуга». Не все знают, что это значит.
ЖУКОВ. Слова эти вошли в обиход с лета 43-го года, когда фронт стабилизировался и между Курском и Белгородом образовался дугообразный выступ нашего фронта, подобный тому, как у немцев образовался выступ в сторону Волги у Сталинграда.
Вопрос. Чем отличалось сражение под Курском от всех предыдущих?
ЖУКОВ. Я бы так сказал: преднамеренностью. Обе стороны заранее и длительное время готовились к сражению. Немцы полагали, что мы не догадываемся об их плане. Они ошиблись. После тщательного анализа стратегической обстановки и многих данных, добытых фронтовой и агентурной разведками, мы пришли к единодушному мнению: на Курской дуге немцы хотят взять реванш за Сталинградское поражение. Но, разгадав планы немецкого командования, мы не уклонились от места, выбранного им для сражения. Некоторые разногласия у нас были только по одному пункту — обороняться или, выбрав время, нанести упреждающий удар? Тщательно все обсудив, решили, что прочная глубокая (до 300 километров) оборона выгоднее. Обескровить врага и потом всеми силами перейти в наступление.
Пятьдесят дней длилось сражение. За всю историю войн это, несомненно, была самая крупная битва. На курских и орловских полях остались горы обожженного, исковерканного металла. Немцы потеряли тут около 1500 танков. Наши потери тоже были немалыми. Но мы одержали победу.
Вопрос. Георгий Константинович, расскажите, пожалуйста, о Ставке Верховного командования, об атмосфере работы Ставки.
ЖУКОВ. Ставка… Это был мозговой центр войны. Солдат видел маленький участок фронта и на нем вершил свое ратное дело. Ставка видела все в целом. Слово, произнесенное в Ставке, приводило в движение огромные армии. Нетрудно понять, как велика должна была быть мудрость любого решения, принятого в Ставке.
По мере надобности в Ставку вызывались командующие фронтов. Все крупные операции разрабатывались с их участием. В свою очередь Ставка посылала своих представителей, облеченных высшими полномочиями, на решающие участки войны. Таким образом Ставка максимально приближала себя к фронтам.
Последнее слово в Ставке было, конечно, за Верховным Главнокомандующим.
Приказы и распоряжения Верховного Главнокомандующего разрабатывались и принимались обычно в рабочем кабинете Сталина. В комнате по соседству стоял большой глобус и висели карты мира. В другой комнате стояли аппараты для связи с фронтами.
В Ставке часто бывали члены Государственного Комитета Обороны, руководители Генерального штаба, начальник тыла. Часто в Ставку приглашались конструкторы самолетов, танков и артиллерии, командующие фронтами.
Доклад в Ставке для каждого был делом очень ответственным. Сталин не терпел приблизительных и особенно преувеличенных данных, требовал предельной ясности. Со всеми он был одинаково строг. Но умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела.
Почти всегда я видел Сталина спокойным и рассудительным. Но иногда он впадал в раздражение. В такие минуты объективность ему изменяла. Не много я знал людей, которые могли бы выдержать гнев Сталина и возражать ему. Но за долгие годы я убедился: Сталин вовсе не был человеком, с которым нельзя было спорить или даже твердо стоять на своем.
Вопрос. Говорил ли с Вами когда-нибудь Сталин о личности Гитлера?
ЖУКОВ. Я помню один разговор. Это было ночью на 1 мая 1945 года. Я позвонил Верховному из-под Берлина и сказал, что Гитлер покончил самоубийством. Сталин ответил:
— Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым…
Вопрос. Георгий Константинович, как Вы ощущали руководящую роль партии в войне?
ЖУКОВ. Войну мы не сумели бы выиграть и судьба нашей Родины могла бы сложиться иначе, если бы не было у нас цементирующей силы — партии. Все самое трудное, самое ответственное в войне в первую очередь ложилось на плечи коммунистов. А работа в тылу, организация промышленности! Я не могу без восхищения говорить об этой грандиозной работе, проделанной в самые трудные дни. За короткое время — с июня по ноябрь 41-го года — более полутора тысяч предприятий с территории, которой угрожала оккупация, были передвинуты на Восток и вновь возвращены к жизни.
Нынешняя молодежь знает, что такое стройки и большие заводы. Так вот, представьте, что авиационный завод в какие-нибудь месяц-два перевозился и начинал давать продукцию на новом месте. День и ночь шли эшелоны с оборудованием на Восток. День и ночь с Востока страны шли эшелоны с оружием и войсками. Весь этот гигантский кругооборот происходил с величайшим напряжением сил, массой неурядиц, неразберихи и столкновений, но совершался он безостановочно, все нарастая, подчиняясь руководящей и организующей силе.
И это — только одно звено в ряде бесчисленных военных забот, которые партия взяла на свои плечи. Я горжусь, что вырос в этой партии.
Вопрос. Всякая война неизбежно бывает войной умов. Что Вы скажете в этом смысле о своих противниках в немецких штабах? Планируя операцию, учитывали Вы характер военного мышления какой-либо конкретной личности?
ЖУКОВ. Знали немцы почерк наших командующих или нет, мне неизвестно. Что касается нас, то в начальный период войны о таких тонкостях речь идти не могла. На втором этапе войны соотношение уровней военного искусства противостоящих сторон начало выравниваться. А когда наши войска приобрели надлежащий опыт и советское командование получило в свое распоряжение нужное количество сил и средств, оно намного превзошло немецкое командование, особенно в решении стратегических задач.
Учитывали мы, планируя очередную операцию, конкретную личность противника? Это трудно принимать в расчет, потому что любую операцию готовит не один человек. Но, конечно, мы знали, что, например, Манштейн — человек смелый, решительный, Модель — расчетливый, а Кейтель — авантюрист. К концу войны общий уровень стратегического искусства в немецкой армии резко упал. Часто стало случаться: ждешь от противника сильного, выгодного для него хода, а он делает самый слабый.
Если же говорить вообще о нашем противнике в минувшей войне, то я не могу присоединиться к тем, кто считает оперативно-стратегическое и тактическое искусство германских вооруженных сил неполноценным. Мы имели дело с сильным противником.
Вопрос. Георгий Константинович, вопрос невоенного характера. Какие из человеческих чувств, по-вашему, сильнее всего пробудила в людях война?
ЖУКОВ. Ни одно из человеческих чувств на войне не затухало.
Особо я сказал бы об очень обострившемся во время войны чувстве любви к Отечеству. Это чувство, естественное для каждого человека, глубокими корнями уходит в историю наших народов. И вполне понятно, в суровый час мы вспомнили все, чем Родина наша законно может гордиться. Вспомнили имена великих людей России, великие деяния и ратные подвиги прошлого.
Вопрос. Какие, обращенные к сердцу народа, государственные акты, Вы считаете, имели особое значение?
ЖУКОВ. Я назвал бы три момента, ставшие, по-моему, символами трех этапов войны:
речь Сталина 3 июля 1941 года, когда народу была сказана правда о нависшей над нашей страной опасности;
парад в Москве 7 ноября 1941 года, который вселил уверенность: несмотря на все трудности и неудачи, мы выстоим;
первый салют в Москве в честь освобождения Орла и Белгорода 5 августа 1943 года. До Берлина было еще далеко, но в этих огнях была видна уже окончательная победа.
Вопрос. Для многих в мире осталось загадкой, как удалось сдержать гнев и мщение, когда наши солдаты, изгнав врага со своей земли, вступили на его территорию?
ЖУКОВ. Честно говоря, когда шла война, все мы, и я в том числе, были полны решимости воздать сполна фашистам за их бесчинства на нашей земле. Имели мы право на святое мщение? Конечно. Но мы сдержали свой гнев. Наши идеологические убеждения, интернациональные чувства не позволили отдаться слепой мести. Огромную роль сыграли тут воспитательная работа в армии, проведенная коммунистами, и великодушие, свойственное нашему народу.
Вопрос. Ваше мнение о помощи союзников?
ЖУКОВ. Эту помощь не надо сбрасывать со счетов. Она, безусловно, сыграла свою роль. Из Англии и Америки мы получали порох, высокооктановый бензин, сталь некоторых марок, паровозы, самолеты, автомобили, продовольствие. Но это была лишь очень небольшая часть всего, что требовала война.
Вопрос. Какие качества Вы более всего цените в солдате?
ЖУКОВ. Смелость. Преданность Родине.
Вопрос. Георгий Константинович, важно услышать от Вас отцовское слово, обращенное к молодежи…
ЖУКОВ. Я считаю, что молодежь принесла главную жертву в войне. Сколько прекрасных молодых людей мы потеряли! Сколько матерей не дождались с войны детей! С командного пункта я много раз видел, как молодые солдаты поднимались в атаку. Это страшная минута: подняться в рост, когда смертоносным металлом пронизан воздух. И они поднимались. Многие из них только-только узнали вкус жизни. Девятнадцать-двадцать лет, лучший возраст в обычной человеческой жизни. Все впереди… А для них очень часто впереди был только немецкий блиндаж, извергавший пулеметный огонь.
На Висле, я помню, увидел плачущего солдата. Оказалось, солдат рассказывал о своем друге — только что погибшем молодом лейтенанте… Дорогой ценой досталась нам мирная тишина, возможность учиться, работать, ездить, куда захочется. Мы, люди старшего поколения, этого не забудем. Важно, чтобы и молодые не забывали.
Еще я хотел бы сказать молодым людям: охотники до нашей земли и наших завоеваний по-прежнему есть и, думаю, долго еще не переведутся. И потому в любой момент надо быть готовым к суровому часу.
Какими я хотел бы видеть нынешних молодых защитников Родины? Знающими и выносливыми. Армия сейчас оснащена сложнейшей техникой. Изучить ее, конечно, труднее, чем в годы моей молодости научиться управлять конем и владеть шашкой. Но каждое время ставит перед солдатом свои задачи. К минувшей войне ваши ровесники мастерски овладели танками и самолетами. Нынешняя техника тоже по силам молодым цепким умам. Учитесь! Знайте, что наши враги не сидят сложа руки.
И еще я хотел бы сказать, что при всех знаниях солдату обязательно нужны крепость духа и крепость здоровья. Приучайте себя к выносливости. Учитесь плавать, бегайте, ходите в походы. Имейте в виду, при всей сложности нынешней техники в любой схватке побеждать будут сильные, закаленные люди.
Вопрос. В Вашем доме есть какие-нибудь предметы, дорогие Вам как память о военных годах?
ЖУКОВ. Много было всего. Отдал в музеи. В Исторический музей взяли недавно три мои шашки и бурку. В Музей Вооруженных Сил только что отдал пистолет…
Вопрос. Война длилась 1418 дней. Какой из этих дней был для Вас самым тревожным, самым тяжелым, самым счастливым?
ЖУКОВ. Пожалуй, самым тревожным был день накануне войны, 21 июня 1941 года. Очень тяжелыми были несколько дней в ноябре 41-го года под Москвой. Самым счастливым, конечно, был день, когда я от имени армии и нашего народа в пригороде Берлина Карлсхорсте принимал капитуляцию фашистской Германии.
Вопрос. Георгий Константинович, а теперь два слова о самом ярком, самом памятном моменте войны…
ЖУКОВ. Это, пожалуй, начало штурма Берлина…
Заключительная атака войны была тщательно подготовлена. На берегу Одера мы сосредоточили огромную ударную силу, одних снарядов подвезено было с расчетом на миллион выстрелов в первый день штурма. Чтобы сразу ошеломить немецкую оборону, штурм решено было начать ночью с применением мощных прожекторов…
И вот наступила эта знаменитая ночь на 16 апреля. Никто не спал. Я с нетерпением поглядывал на часы. Казалось, стрелки застыли. За три минуты до начала огня мы вышли из землянки на наблюдательный пункт. До конца дней буду помнить приодерскую землю, подернутую весенним туманом. Ровно в 5 часов все началось… Ударили «катюши», заработали двадцать с лишним тысяч орудий, послышался гул сотен бомбардировщиков… А через тридцать минут жестокой бомбардировки вспыхнули сто сорок зенитных прожекторов, расположенных цепью через каждые 200 метров. Море света обрушилось на противника, ослепляя его, выхватывая из темноты объекты для атаки нашей пехоты и танков. Картина боя была огромной впечатляющей силы. За всю свою жизнь я не испытал равного ощущения…
И еще был момент, когда в Берлине над рейхстагом, в дыму я увидел, как трепещет красное полотнище. Я не сентиментальный человек, но у меня к горлу подступил комок от волнения.
Вопрос. Георгий Константинович, мы говорим с Вами в канун праздника нашей Победы…
ЖУКОВ. Для нашей Родины всегда будет святым день 9 мая, и всегда люди мысленно будут возвращаться к маю 1945 года. В те весенние дни был закончен великий путь, отмеченный многими жертвами, и наш человеческий долг: поздравляя друг друга с праздником, всегда помнить о тех, кого нет с нами, кто пал на войне.
Празднуя Победу, мы всегда будем вспоминать, какие качества нашего народа помогли одолеть врага. Терпение. Мужество. Величайшая стойкость. Любовь к Отечеству. Пусть эти проверенные огнем войны качества всегда нам сопутствуют. И всегда победа будет за нами.
С праздником, дорогие друзья!
Русскому революционеру и мыслителю Н. Г. Чернышевскому принадлежат слова о том, что историческое значение каждого русского человека измеряется его заслугами Родине. А у четырежды Героя Советского Союза, Героя Монгольской Народной Республики, кавалера двух высших полководческих орденов «Победа» маршала Георгия Константиновича Жукова таких заслуг, как мы знаем, более чем достаточно. С его именем связаны исторические победы на полях сражений в защиту Родины, нашего многонационального Отечества.
Если мысленно проследить полководческий путь народного маршала только во второй мировой войне, то мы увидим на этом длительном и многотрудном пути такие памятные вехи, как Халхин-Гол, Ельня, Ленинград, Москва, Сталинград, Верхний Дон, Курская дуга, Украина, Белоруссия, Польша, Берлин. Именно здесь, в районах победоносных сражений Красной Армии с врагами своей Родины, Г. К. Жуков и родился как полководец, сформировался в крупного военачальника, достиг зенита полководческой славы.
«Для меня главным было служение Родине, своему народу, — писал он в своей книге „Воспоминания и размышления“. — И с чистой совестью могу сказать: я сделал все, чтобы выполнить этот свой долг…
Дни моих самых больших радостей совпали с радостями Отечества. Тревоги Родины, ее потери и огорчения всегда волновали меня больше, чем личные. Я прожил жизнь с сознанием, что приношу пользу народу, а это главное для любой жизни».
И не случайно, приводя эти жуковские строки в предисловии к его мемуарам, фронтовой друг и боевой соратник Жукова маршал А. М. Василевский написал: «Человеку, который чувствовал так слитно личную жизнь свою и народа, можно только позавидовать. Жизнь и деятельность такого человека достойны подражания».
Георгию Константиновичу выпала завидная и по-своему сложная полководческая судьба. Это подтверждает даже простой перечень высоких постов и ответственных должностей, которые он занимал во время Великой Отечественной войны. В те годы ему довелось быть начальником Генерального штаба, последовательно командовать войсками пяти фронтов, быть главнокомандующим войсками Западного стратегического направления, заместителем Верховного Главнокомандующего, первым заместителем наркома обороны. На протяжении всех военных лет он бессменно был членом Ставки Верховного Главнокомандования и как ее полномочный представитель около 25 раз посылался в войска действующей армии для оказания помощи фронтам и армиям, для координации их действий.
Находясь на этих высоких постах стратегического руководства, Г. К. Жуков постоянно вносил в выполнение практических задач дух новаторства. Тем самым он не только оказался достойным наследником всего богатства суворовской школы, но смог в новых условиях, в условиях борьбы с сильным и опытным противником, каким был немецко-фашистский вермахт, творчески развить все лучшее, что содержалось в сокровищнице нашего национального военного искусства.
Как выдающийся полководец Великой Отечественной войны Г. К. Жуков получил широкое признание и за рубежом. Он является кавалером самых высоких наград многих стран мира, в том числе ордена «Легиона почета» степени Главнокомандующего Соединенных Штатов, ордена «Бани» 1-й степени и Большого рыцарского креста Великобритании, ордена «Почетного легиона» 1-й степени Франции.
О полководческом подвиге маршала Жукова постоянно будет напоминать и носящая его имя малая планета номер 2132, которая вращается на небесной орбите вокруг Солнца между Юпитером и Марсом.
Народному творчеству принадлежат слова: «Там, где Жуков, — там победа!» Эта фраза родилась на фронте во время знаменитой Московской битвы, стала крылатой и жила среди бойцов до последних дней Великой Отечественной. В годы войны было для всех очевидным, что от исхода гигантской битвы с фашизмом зависело будущее не только нашей сражавшейся страны, но и всего мира. Это предопределило значение полководческой деятельности Г. К. Жукова.
С признательностью и восхищением говорили и писали о нем боевые соратники и сослуживцы, военные историки и писатели, политики и публицисты.
Маршал А. М. Василевский вспоминал: «…Я всегда восхищался его неукротимой энергией, широтой и глубиной стратегического мышления, чувством огромной личной ответственности за порученное дело. К разработке планов операций он всегда подходил творчески, оригинально определял способы действий войск. Характерной чертой его как заместителя Верховного Главнокомандующего было постоянное стремление учить командующих и войска искусству побеждать врага с наименьшими потерями и в короткие сроки…
Это был человек огромного личного мужества и самообладания. В самые трудные, даже критические моменты, работая с ним бок о бок, я не видел Жукова растерянным или подавленным. Напротив, в такие моменты он был, как никогда, деятелен и целеустремлен…»
А вот высказывания других соратников.
Маршал С. К. Тимошенко: «Жуков был единственным человеком, который никого не боялся. И Сталина не боялся. Он меня не раз защищал от Сталина. Особенно в начальный период войны. Смелый был человек».
Маршал И. X. Баграмян: «Для меня Георгий Константинович не только выдающийся военный стратег и полководец — он был мой товарищ и сверстник, больше того — побратим, сыгравший огромную роль в моей солдатской судьбе. В Г. К. Жукове я видел живое воплощение широты и щедрой души великого русского народа по отношению к своим младшим братьям, всем другим народам нашей многонациональной Родины».
Проработавший многие годы рядом с Жуковым или под его началом, генерал армии С. М. Штеменко отметил: «Жуков был человек большого полководческого таланта, смелый и оригинальный в своих суждениях, очень твердый в проведении решений в жизнь, не останавливающийся ни перед какими препятствиями для достижения поставленных военных целей».
Маршал авиации С. И. Руденко: «Мне хочется подчеркнуть одно лишь важное качество полководческого таланта Жукова, которым он умело пользовался: умение предвидеть, как будут развиваться события. Я бы сказал так: он обладал активным предвидением. И благодаря этому Жуков всегда принимал правильные, точно соответствовавшие обстановке решения. Я мог бы подтвердить это на примере Сталинградской операции, Курской битвы, Висло-Одерской операции, в которых участвовал сам».
Не менее любопытны впечатления и мысли писателей.
Константин Симонов: «…Если говорить о роли личности в истории в применении к Жукову, то имя его связано в народной памяти и со спасением Ленинграда и со спасением Москвы. И истоки этой памяти уходят в саму войну, в 1941 год, в живое тогдашнее сознание современников. Этим и объясняется непоколебимость их памяти перед лицом разных событий последующего времени.
Последующий ход событий сделал особо любимыми в народе несколько имен выдающихся военачальников. Но среди них Жуков все равно остался первой любовью, завоеванной в самые трагические часы нашей судьбы, и потому — сильнейшей».
Константин Федин: «Внезапность действий, предвидение, распознавание намерений врага, постоянный учет времени, использование преимуществ, решительность — вот качества, выработанные советской школой водительства войск, которые можно изучать, вникая в военную биографию Жукова…»
Сергей Смирнов: «Среди всей великолепной плеяды советских полководцев, выдвинутых Отечественной войной, Георгию Константиновичу Жукову суждено было сыграть особую роль в военных судьбах своей страны и своего народа в самый опасный и тяжелый период их истории…»
Карем Раш: «Вряд ли кто сделал больше Жукова в истории для спасения своей страны и никто не был в нашей истории так замалчиваемым».
Михаил Шолохов справедливо назвал Г. К. Жукова великим полководцем суворовской школы. Полагаю, что не погрешу перед Историей, если, развивая и уточняя эту шолоховскую мысль, скажу, что Жуков — это Суворов XX века. Новому поколению историков еще предстоит создать капитальный труд о полководческом искусстве маршала Жукова, который, так же как суворовская «Наука побеждать», мог бы стать настольной книгой офицерского корпуса наших Вооруженных Сил, современной Российской армии.
В этой связи следует напомнить примечательные слова, принадлежащие самому Г. К. Жукову: «Наши дела придется продолжать молодым людям. Очень важно, чтобы они учились на наших просчетах и на наших успехах. Наука побеждать — не простая наука (выделено мною. — В. М.). Но тот, кто учится, кто стремится к победе, кто борется за дело, в правоту которого верит, всегда победит. Я убедился в этом на многих уроках собственной жизни…» Как замечательно сказано! И как современно и поучительно это звучит!
Приближаясь к 100-летию выдающегося военачальника нашей Родины, мы вправе говорить сегодня не только о нашей передовой национальной школе полководческого искусства в целом, но и конкретно о жуковской школе. Об этой школе, ее характерных чертах могут свидетельствовать многие штрихи полководческого портрета самого маршала Жукова.
Здесь уместно вспомнить и о том, как российский полководец Жуков оценивается за пределами России.
Весьма любопытно, что даже противники, с которыми он сражался на фронтах второй мировой войны, давали весьма высокие оценки его полководческому дарованию. Достаточно привести хотя бы вынужденное признание самого Гитлера, что если бы у него был хотя бы один такой генерал, как российский полководец Жуков, то он давно бы добился целей войны с Россией и… завоевал мировое господство.
Известный американский государственный деятель, эксперт по вопросам СССР Чарлз Болен писал:
«Я впервые встретился с Жуковым в конце войны, когда Гарри Гопкинс и я посетили Берлин. Он выглядел как подобает солдату — очень сильный, крепкий, как русский дуб, с красноватым лицом и голубыми глазами. Хотя у Жукова была приятная улыбка, он был очень сдержан, особенно с иностранцами. Конечно, он был большевиком, неизменно следовавшим линии партии, но в первую очередь русским патриотом. Он считал, что армия должна быть независима, и одна из причин его конечного падения — попытка стряхнуть систему политических комиссаров. Его моральная чистота резко контрастировала с лживостью других большевистских лидеров. Он проявлял терпимость, даже уважение к Соединенным Штатам, и я ни на минуту не сомневался, что его уважение к Эйзенхауэру было искренним, а не деланным в зависимости от конъюнктуры».
А сам Дуайт Эйзенхауэр в свою очередь очень и очень высоко ценил Г. Жукова, считая его своим русским боевым другом.
В августе 1945 года Г. Жуков сопровождал Д. Эйзенхауэра в его поездке в Москву и Ленинград, во время которой маршал был приглашен посетить США с ответным визитом. Однако не по вине Жукова, а по его болезни, этот визит не состоялся.
7 ноября 1945 года во время предпоследней встречи двух военачальников Г. Жуков высказал следующие слова: «Если мы будем партнерами, не найдется силы на земле, которая осмелилась бы затеять войну».
А ровно через месяц, 6 декабря, Эйзенхауэр в личном письме Жукову пишет: «Дорогой маршал Жуков!.. Вы знаете, что болезнь помешала мне вернуться в Европу в конце прошлого месяца. Главным моим намерением было желание встретиться с Вами, и тому есть несколько причин. Во-первых, я хотел бы заверить Вас, что высоко ценю дружеское отношение ко мне и наше деловое содружество…
…Я вновь выражаю надежду на то, что Вы сможете посетить нашу страну следующей весной. Я искренне верю в установление подобного рода контактов между советскими и американскими людьми — и военными и гражданскими, — в то, что мы смогли бы много сделать для развития взаимопонимания и доверия между нашими народами».
К сожалению, послание Д. Эйзенхауэра не было передано Г. Жукову, и последний при своей жизни о нем не узнал. Поразительно, но… факт!
Последняя встреча Г. Жукова и Д. Эйзенхауэра состоялась в середине 50-х годов в Женеве. Тогда Эйзенхауэр уже был президентом США, а Жуков — министром обороны СССР. Георгий Константинович входил в состав советской делегации на встрече лидеров четырех держав — СССР, США, Великобритании и Франции. Тогда, открывая встречу, Эйзенхауэр очень тепло и долго говорил о Г. К. Жукове как о величайшем полководце современности, его боевом друге.
И еще несколько любопытных свидетельств высокой оценки маршала Жукова в США и Англии.
Популярный журнал «Лайф» (12 февраля 1945 года): «Быстрота его наступления заставила лондонцев говорить, что Жуков торопится, чтобы освободить острова, занятые немцами в Ла-Манше… Лорд Бивербрук как-то заметил, что коммунизм дал лучших генералов этой войны. Жуков — коммунист. Он не верит в Бога, но он верит в Историю, в прогресс, в благопристойность. Ради этого, ради… России он ведет эту победоносную войну…
Что бы ни произошло в течение ближайших недель, Георгий Константинович Жуков войдет в историю как один из крупнейших полководцев Второй мировой войны».
Английский историк Мангле:
«Жуков — полководец, на счету которого нет поражений… Если Сталин был наиболее сильной и влиятельной фигурой в Ставке, то Жуков наиболее компетентный и профессионально подготовленный генерал, входивший в ее состав».
Его коллега историк Д. Орджилл высказался еще более примечательно: «…В Красной Армии в горниле войны были выкованы военачальники, достойные занять почетное место среди великих полководцев на протяжении всей истории. Один из них, конечно, был человек железной воли Георгий Константинович Жуков, требовательный и подчас беспощадный к тем, кто не выполнял свой служебный долг, наделенный блестящим умом и особым полководческим даром предвидения развития событий — „читать боевую обстановку“»…
Все это говорилось, что называется, по горячим следам, под ослепительным впечатлением нашей великой Победы. Может, время пригасило, изменило оценки? Обратимся к фактам.
Минуло более 20 лет после окончания войны. Лондонское издательство «Пернелл», выпустившее в 1966–1968 годах международный труд в восьми томах (автору этих строк довелось в нем участвовать) под названием «Иллюстрированная история Второй мировой войны», предпослало воспоминаниям Г. К. Жукова о Московской битве, помещенным во 2-м томе этого издания, огромный портрет полководца и вместо заголовка такие слова: «Генерал, который никогда не проигрывал сражений».
1969 год. Жуков снят со всех занимаемых им постов и находится по существу в опале. И в это время крупный американский публицист Гаррисон Е. Солсбери выпускает книгу, которая впоследствии многократно переиздавалась, под названием «Великие битвы маршала Жукова». В ней он пишет: «Когда история завершит свой мучительный процесс оценки, когда отсеются зерна истинных достижений от плевел известности, тогда над всеми остальными военачальниками засияет имя этого сурового, решительного человека, полководца полководцев в ведении войны массовыми армиями. Он поворачивал течение битв против нацистов, против Гитлера не раз, а много раз».
Примечательно и сравнение американского военного историка Мартина Кайдена из его книги «Тигры горят» (1974 год): «У нас на Западе были крупные военачальники. На память приходит генерал Джордж Паттон. Были фельдмаршалы Бернард Л. Монтгомери и генерал Дуглас Макартур. Были и другие военные гиганты. Адмирал Честер У. Нимиц, генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр. Но много ли исследователей теперь ушедшей в прошлое Второй мировой войны сразу назовут имя Георгия Жукова? Сколько их знают, кто он был и что сделал? Многие ли понимают, что Жуков действительно был, по самой точной характеристике Гаррисона Е. Солсбери, „полководцем полководцев в ведении войны массовыми армиями двадцатого столетия“? Он нанес немцам больше потерь, чем любой другой военачальник или группа их во второй мировой войне. В каждой битве он командовал более чем миллионом людей, он вводил в дело фантастическое количество танков. Немцы были более чем знакомы с именем и сокрушительным мастерством Жукова, ибо перед ними был военный гений».
С горечью приходится констатировать, что у нас подобные строки о «чудо-маршале», как аттестовал Г. К. Жукова М. Кайден, долго не могли просочиться сквозь цензурные рогатки кукурузного и застойного времени. Во времена же горбачевской «перестройки» историк-конъюнктурщик Андрей Мерцалов позволил себе утверждать в еженедельнике «Поиск», что якобы «и по сей день неизвестно, кто из наших маршалов руководил войсками наиболее эффективно». Иначе говоря, этот «переосмысливатель» истории, вопреки всем историческим фактам, сомневается в тех высоких оценках, которые справедливо давались и даются Жукову во всем мире.
Другой «российский историк» Борис Соколов, пытаясь дать «характеристику» Г. К. Жукову и другим нашим выдающимся военачальникам периода прошлой войны, самоуверенно изрек, что они, оказывается, «не обладали полководческим гением» и «добивались побед, лишь проливая море солдатской крови» (?!). Не знаю, чего здесь больше: явной безграмотности или неприкрытого цинизма?
Автору этих строк с декабря 1941 года довелось быть в войсках Западного фронта, которым тогда командовал генерал армии Г. К. Жуков. Будучи в скромной должности командира взвода одной из частей 20-й армии этого фронта, я тогда впервые услышал о Г. К. Жукове, имя которого после событий на Халхин-Голе уже было широко известно в Советских Вооруженных Силах. Так произошло заочное «знакомство» с будущим прославленным маршалом.
А впервые я увидел и услышал Г. К. Жукова во время исторического Парада Победы на Красной площади, когда он, признанный герой Великой Отечественной войны, заместитель Верховного Главнокомандующего, принимал Парад, которым командовал его боевой соратник маршал К. К. Рокоссовский. Мне довелось быть участником Парада и стоять у здания Исторического музея во второй шеренге сводного батальона слушателей-фронтовиков Военной академии имени М. В. Фрунзе, когда к нам на белом и вороном конях подъехали два прославленных маршала. Дружным «Ура-а!» ответили мы, фрунзенцы, на приветствие и поздравление своего любимого маршала. А затем взволнованно слушали его речь, которую он произнес с трибуны Мавзолея В. И. Ленина.
«На советско-германском фронте, — говорил тогда Жуков, — был растоптан авторитет германского оружия и предрешен победоносный исход войны в Европе. Война показала не только богатырскую силу и беспримерный героизм нашей армии, но и полное превосходство нашей стратегии и тактики над стратегией и тактикой врага… В Отечественной войне Красная Армия с честью оправдала великое доверие народа. Ее славные воины достойно выполнили свой долг перед Родиной. Красная Армия не только отстояла свободу и независимость нашего Отечества, но и избавила от немецкого ига народы Европы. Отныне и навсегда наша победоносная Красная Армия войдет в мировую историю как армия-освободительница, овеянная ореолом немеркнущей славы».
Полный текст этой речи Г. К. Жукова на Параде Победы мне удалось позже переписать на магнитофонную ленту, которую я храню как дорогую реликвию, так же как и полученные на память от маршала книгу «Воспоминания и размышления» и фотографию с его дарственными надписями.
Мое личное знакомство с Г. К. Жуковым произошло летом 1968 года, когда он находился в санатории «Барвиха», и я, будучи тогда начальником Отдела истории Великой Отечественной войны Института военной истории Министерства обороны СССР, прибыл туда на встречу с маршалом от имени участников научной конференции, посвященной 25-летию Курской битвы. Вместе с генералами Н. А. Антипенко и И. В. Паротькиным мы попросили Георгия Константиновича написать приветствие в адрес конференции, на что он тотчас согласился.
А с конца 60-х годов мне привелось регулярно бывать на даче Г. К. Жукова в Сосновке, беседовать с ним и выполнять некоторые его поручения, когда он работал над вторым изданием своей книги «Воспоминания и размышления», а также над материалами, посвященными юбилейным датам Московской битвы и Берлинской операции.
И после каждой такой встречи у меня надолго оставалось необыкновенное чувство, что я вновь соприкоснулся с самой живой Историей.
Я принадлежу к поколению детей войны, а это значит, что война прервала наше детство. Отец, мне кажется, постоянно помнил и думал об этом. Во всяком случае в беседах с ним в разные годы я всегда явственно ощущала, что его особенно волновала судьба молодого поколения. Выдержит ли оно, не свернет ли с дороги отцов и дедов, впитает ли их лучший опыт, который поможет с наименьшим числом просчетов и ошибок идти вперед? Сохранит ли то лучшее, что создано предшествующими поколениями? Не пойдет ли прахом все, что было сделано и завоевано с таким трудом? Отец считал, что процесс формирования нового поколения, которое приходит на смену старшему, дело очень ответственное и сложное.
Как-то, рассказывая о своей жизни в деревне, где он родился и где прошло его детство, отец вспомнил услышанную еще в те годы легенду о том, что земля держится на трех китах. И заметил, что формирование молодежи тоже должно быть на чем-то основано. Развивая эту мысль, он определял свои подходы к формированию личности гражданина, наделенного необходимыми качествами будущего защитника Отечества.
Самое первое, считал он, — это человеческое достоинство и личный труд, как главная основа формирования настоящего гражданина. Второе — правильное отношение человека, вступающего в самостоятельную жизнь, к материальным благам, которые должны быть продуктом его собственного труда, т. е. созданы им самим. И третье — высокий моральный облик: в основе нравственных отношений, утверждал он, всегда должна быть честность. Если человек, говорил отец, правдив, значит, он ответствен перед самим собой, перед старшими, перед Родиной. На честного человека всегда можно положиться!
Меня часто спрашивали (и в нашей стране, и во время зарубежных поездок), чем занимались дети маршала в годы войны. И в первую очередь я всегда называла нашу детскую помощь раненым в госпитале, наше неистребимое желание приносить пользу отцам, которые были на фронте. Мы бегали в госпиталь, когда пускали и разрешали. Мы мотали с сестричками бинты, готовили для раненых художественную самодеятельность, писали письма для раненых к их родным и близким.
У каждого из нас был свой любимый раненый, с которым удавалось подружиться. Мой боец — молодой голубоглазый украинец — все обещал завтра встать и даже пройти по коридору. Я ждала этого дня как великого события. Помню, раненый сказал: «Девочка, съешь кусок сахара, ты что-то худая и бледная». Я отвечала: «Нельзя. Сахар можно есть только раненым». Боец настаивал: «Мне завтра еще дадут, съешь. Завтра точно встану». А назавтра, когда я пришла в госпиталь, мне сказали: «Девочка, уходи. Твой боец умер». Я была потрясена.
Убитая горем, подавленная, пришла домой. И вспомнила слова отца, сказанные при расставании: «Если что случится, пиши сразу». Написала в отчаянии: «Какая же тяжелая и страшная жизнь! Почему война убивает таких молодых?»
Отец, как всегда, не замедлил с ответом. «Письмо твое получил, — сообщал он. — Из письма вижу, что ты хорошая и умная девочка. Пусть тебя не угнетает тяжелая жизнь… В детстве, юношестве, да и в средних летах, я перенес очень много горя и лишений и очень редко видел радостные дни, но такая жизнь меня многому научила и закалила, как солдата нашей Родины. Без этого вряд ли я был бы стойким солдатом и опытным полководцем…» Он писал, что войны не обходятся без гибели самого дорогого — людей, и, к сожалению, в том числе молодых. Письмо, датированное 1 сентября 1944 года, занимало целую страницу. Такого раньше или не бывало, или случалось очень редко, поскольку, естественно, далеко не всегда позволяла писать боевая обстановка. Оно дорого мне бесконечно.
Всякий раз, когда я обращаюсь к этому письму, чувствую: отец не забывал маленького человечка — свою дочь. И одновременно вижу, что это письмо не только для меня. Оно было как бы обращено ко многим молодым людям, вступающим в жизнь.
Меня всегда и при всех обстоятельствах потрясала целеустремленность отца, его сила воли и способность преодолевать трудности. Многим он казался железным… На самом же деле он был великий труженик и очень чуткий человек. Отец постоянно работал над собой, утверждая, что человек лишь в том случае научится преодолевать любые трудности, если он целеустремлен, если у него есть высокая цель.
«Хорошо ли прожита жизнь? — размышлял отец. — Думаю, что хорошо. Потому что самые большие наши радости совпадали с радостями Родины. Ее тревоги, ее потери волновали нас больше, чем личные потери и огорчения. Мы прожили жизнь с сознанием, что приносим пользу народу. А это самое главное — уметь приносить пользу…»
Он рассказывал нам, детям, о личном жизненном опыте, о большом своем жизненном пути от простого деревенского мальчишки-бедняка, от скорняка-подмастерья до Маршала, которого знает весь мир. Если б у него не было высокой цели — приносить пользу людям, своей стране, — он вряд ли бы чего-нибудь достиг, так и застрял бы на скорняжном деле. Его цель была возвышенной. Она, как и у большинства людей его поколения, словно крылатая птица, которая отрывает человека от обыденности и уносит к вершинам жизни.
Отец считал, что нашему обществу нужны высокообразованные люди. Он и сам всю жизнь учился — у простых тружеников и у выдающихся людей, восхищаясь талантами, в том числе зарубежными, и никогда не отрывался от источника знаний — книг, из которых черпал то, что не успел получить в детстве. Это был поистине титанический труд.
В одном из его писем с фронта есть такие строки: «…Что касается твоего пути после школы, обдумаем после 9-го класса, а сейчас, детка, учись хорошенько…» При всей колоссальной занятости, даже в дни тяжелейших боев, которые поглощали его без остатка, отца никогда не оставляли мысли о своей дочери, о будущем молодого поколения. Он говорил об этом тактично, с большим уважением и надеждой.
Каждая строка, каждое слово его писем были пронизаны не только отцовской любовью и заботой, но и несокрушимой верой в победу. Вряд ли кто острее него переживал ту беду, которая обрушилась на нашу страну. Отец не раз с особым, глубоким чувством говорил, что наш народ сознательно пошел на лишения, на великие жертвы, что народ и армия героически переносили эти трудности ради великой цели — защиты Отечества, что патриотизм и любовь к Родине были источниками массового героизма, всеобщей веры в лучшее будущее.
Вот что писал он с фронта в 1943 году вдове своего боевого товарища Яниной-Волоховой М. Н.: «…Кончится кошмар войны, и мы все вновь вздохнем полной грудью. И будем жить так же счастливо, как жил наш народ до войны…»
Вера в победу была источником его уверенности и силы. В тяжелые годы войны никто и никогда не видел отца паникующим, неуверенным в возможности и необходимости искать и находить выходы из самых сложных положений.
В письмах отца много размышлений о такой извечной проблеме, как отцы и дети. Они не покидали его и в послевоенные годы, которые также не были для него легкими. Размышляя о качестве учебы, о степени самостоятельности, о самовоспитании, он говорил: родители более состоятельных семей обычно окружают своих детей не только знаками внимания, но и репетиторами, вместо того, чтобы они привыкали к самостоятельным занятиям и мере личной ответственности с малолетства. При этом проявляется протекционизм и конкурс родителей вместо здорового соревнования самих детей-учащихся, которые могли бы испытать себя на прочность, на степень подготовленности к жизни.
И рассуждал дальше: такие родители и после вуза всячески опекают свое чадо, определяют его на должность, для которой он, как правило, не готов, а в конечном счете наносят огромный общественный вред своему государству.
Сам он, будучи на высоких командных должностях, занимая видное положение, никогда не нанимал для нас репетиторов и не делал никаких протекций на жизненном пути. Что касается меня, то он всегда подчеркивал, что верит в мои способности и что мне надо самой стремиться их развивать.
Я, в свою очередь, делилась с отцом всеми своими мыслями, планами, мечтами. Даже посылала ему на фронт свои детские стихи и спрашивала его мнение о своих первых литературных опытах. Он отвечал: «…В литературе и стихах я специалист и критик слабый, но вижу, что признаки способностей у тебя есть. Поэтому, если эти увлечения не мешают твоей учебе, продолжай тренировки в этих направлениях…».
Отец верил в нас, молодых, в нашу силу воли, в то, что мы сумеем всего добиться личным трудом. Приведу еще один пример. В 1948 году, уже работая в Свердловске, отец узнал из моего письма, что я стала студенткой юридического факультета Московского государственного университета. Поскольку я готовила себя к литературной деятельности, то, естественно, отец ждал, что я поступлю на филологический. А тут вдруг такой поворот. И вот как он отозвался на это: «Дорогая моя Маргариточка! Очень рад, что ты учишься в университете и неплохо справляешься с учебными задачами. У тебя скоро должны начаться экзамены. Я уверен, доченька, что ты с успехом справишься с зачетами, т. е. вижу, что силы воли, настойчивости у тебя достаточно, а это главное в учебе. Видно, что жизненная закалка, полученная тобой в суровой обстановке, не пропала даром. Я уверен, что она еще не раз тебе поможет в жизни…»
Это письмо не только лишний раз говорило об удивительной его деликатности, но и вновь подтверждало, сколь высоко ценил он самостоятельность решений и любые успехи, достигнутые на основе личного труда. Сам он, кстати сказать, никогда не пользовался никакими протекциями на протяжении всей жизни.
Еще один момент: отношение отца к материальным источникам существования. Как он относился к условиям жизни? Об этом тем более следует сказать, что и эта тема ныне часто становится предметом острого обсуждения, обрастая всевозможными легендами, домыслами и нагромождениями слухов.
Отец считал, что люди, занимающие высокие должности и посты, обладают, как правило, большим опытом и высоким профессионализмом, их труд огромен. Однако бывают и исключения. Добросовестным и высококлассным специалистам, полагал отец, следует создавать нормальные условия для труда. Это естественно. Но был в то же время категорически против, чтобы люди пользовались какими-либо привилегиями незаслуженно.
Эту идею он распространял и на сферу воспитания детей. В 1948–1953 годах отец командовал Уральским военным округом. Ясно, что в таком должностном положении ему не составляло большого труда обеспечить свою дочь путевкой на санаторное лечение. Но вот что он написал мне по этому поводу из Свердловска: «…Ты права, что хочешь летом хорошо отдохнуть… Но с путевками сейчас не так просто. Их дают только нуждающимся в лечении. Поэтому пришли срочно справку о состоянии здоровья, нуждаемости в курортном лечении. Эту справку тебе дадут в поликлинике Университета… Пиши, как сдала зачеты».
Отец написал так с воспитательной целью, чтобы дочь знала: закон один для всех. Он всегда выступал против того, чтобы дети пользовались привилегиями отцов, был против паразитического иждивенчества в личном и общественном. Он считал, что родители должны помогать детям и заботиться о них лишь до той поры, пока они не стали на собственные ноги и не имеют самостоятельного источника существования. Но столь же твердо считал, что такая забота должна носить разумный и, более того, скромный характер.
Отец вовсе не был скупым, напротив, был даже щедрым, но его щедрость никогда не выходила за рамки личного дохода. Прислав как-то мне кое-какие носильные вещи, он написал: «Что не подойдет по размеру, скажи маме — перешьет. Крепко тебя обнимаю. Твой папа Г. Жуков».
Эти требования — разумные потребности и скромность — стали нормой для материальных запросов и у меня, и у всех нас — детей и внуков Г. К. Жукова. Мы воспринимаем это как систему его взглядов не только на наше воспитание, но и вообще на воспитание молодого поколения. Девиз отца был ясен и прост: чтобы стать нормальными, полезными и достойными гражданами своей страны, надо строить свою судьбу самим, с помощью прочных обширных знаний и личного труда. И делать это следует по возможности лучше!
Дети, как известно, не выбирают себе родителей… Отец был военным человеком и отдал армии более 50 лет жизни — самые лучшие свои годы. Он участник четырех войн. Однажды он сказал: «Без войны военный человек как бы безработен. Так что же такое воин?..» И так примерно ответил на свой вопрос. Современный воин — это горячий патриот своей Родины, готовый на героические поступки и проявление мужественной стойкости в боях за свое Отечество. Воин должен быть примером высокой сознательности, обладать глубокими и обширными военно-техническими знаниями. Быть всегда и при любых жизненных обстоятельствах дисциплинированным. Без этого не будет полноценного воина.
Но как стать таким воином? «По себе знаю, служба в армии и в мирное время нелегка, а в военное время — тем более: от военнослужащего (какое бы звание он ни носил — солдата или маршала) требуется и чувство личной ответственности за ту высокую обязанность, которую возложила на него Родина». Нелегко стать полноценным воином, тем более что, какие бы масштабы, характер и способы борьбы ни носила война, главную роль в ней играл, играет и будет играть человек.
Георгий Константинович держался мнения, что все необходимые качества человек должен воспитывать в себе с детства. Сознательному воину, говорил он, необходимо мировоззрение, ему надо хорошо знать историю своего народа, историю борьбы за жизнь, знать, какие трудности, какие тяжелые испытания выпали на долю старших поколений во имя того, чтобы жизнь народа была мирной и свободной, счастливой и полноценной.
Что еще он советовал современному воину? Заниматься спортом, закаливать себя, быть сильным, способным переносить все тяготы военных лишений. Воспитывать в себе волю, стойкость, мужество, умение, не дрогнув, встречать любую опасность. Он говорил: «Молодежь всегда составляла костяк Вооруженных Сил. Я знал ее в грозные годы Великой Отечественной войны, видел ее беспримерное мужество, отвагу и стойкость в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Наша молодежь всегда была и будет в первых рядах защитников своего Отечества».
Я считаю, что здесь отец развивает суворовскую науку воспитания воина, укрепления его духа и волевых качеств, всего того, что было необходимо ему самому как воину и полководцу, как гражданину.
«Каждый гражданин должен быть готов к защите своей Родины, — говорил отец. — Военные испытания всей своей тяжестью прежде всего ложатся на плечи молодежи, которая в минуты опасности находится в строю. Так было 22 июня 1941 года — первую кровь пролили солдаты призыва 39-го и 40-го годов…»
Но вот война окончилась. Окончилась она и для маршала Г. К. Жукова, который, как я уже сказала, шутя назвал себя «безработным». Так ли это было на самом деле? Расслабился ли он наконец? Нет. Он сразу переключился с одной работы на другую, стал писать книгу, посвятив ее солдату, который победил более сильного противника.
Высокого гражданского смысла полны его слова о солдате и его подвиге, сказанные в «Воспоминаниях и размышлениях»: «По́том и кровью добыты все наши победы. Солдат умел прямо смотреть в лицо смертельной опасности, проявил высшую воинскую доблесть и героизм. Нет границ величию его подвига во имя Родины. Солдат заслужил памятник на века от благодарного человечества».
Прошло два десятилетия, как не стало Георгия Константиновича. Но он и сегодня по-прежнему притягивает к себе внимание. Всей своей жизнью и полководческой деятельностью Жуков показал возможность направить военное дело, военное искусство на пользу обществу, на процветание общества.
Обычно люди, совершившие великие подвиги, спустя некоторое время становятся легендарными. Имя Г. К. Жукова стало легендой при жизни, уже в годы Великой Отечественной войны. Подвиг человека возводится в легенду самим народом в качестве образца для людей, для воспитания будущих поколений.
Выдающиеся люди часто лишены многих человеческих радостей. Это происходит потому, что главным для них становится служение своему народу. У них очень мало времени для чисто личной жизни, для того, чтобы больше принадлежать себе и семье, использовать положенный отпуск, уделить внимание детям и внукам, встречаться с соратниками и друзьями. Но у отца этого не было даже в отставке, носившей после отстранения от должности характер опалы, хотя вроде бы его ежедневное время могло быть в полном личном распоряжении.
Как всегда, Георгий Константинович напряженно трудился. Работа над книгой заняла полностью все его время, все его силы. И вместо долгожданной и любимой с детства рыбалки, охоты, путешествий и просто общения с природой он посвятил все свои силы тому, чтобы оставить всем нам свое духовное завещание, полное тревоги, надежды и веры.
Вот строки, которые звучат как завещание молодым: «…Молодых людей я призвал бы бережно относиться ко всему, что связано с Великой Отечественной войной.
Но особенно важно помнить, что среди вас живут воевавшие люди. Относитесь к ним с почтением не только в дни, когда они с орденами собираются поговорить с вами.
Не забывайте о них в сутолоке жизни, на вокзале, в приемной, по житейским делам, в поликлинике, в автобусе и в семье.
Помните: редкий из воевавших не ранен. И почти все они лежали в промерзших окопах, случалось по многу дней не знали горячей пищи, по многу ночей не спали.
Это было во время их молодости. Бывший солдат не станет вам жаловаться — не та закваска характера.
Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м, 45-м годах…»
И еще:
«Пусть наша молодежь за новыми кварталами, площадями и проспектами нынешних городов разглядит окропленные кровью минувшей войны улицы и переулки, разбитые и черные от пожарищ стены, вздыбленную землю, с которой руками советских людей, их дедов, отцов и матерей был сметен жестокий враг.
И если верно то, что нужно как можно скорее стирать с лица земли следы войны и разрушений, не омрачать ими жизнь живущих, то так же необходимо передавать поколениям облик и дух героического времени войны».
В этих словах весь отец, которого История сделала национальным героем России, примером служения своему народу и Отечеству.
…Наши дети и внуки,
В майский день, грустный и величавый,
Вы возьмите по горстке землицы
С родимых могил
И насыпьте курган,
Назовите Курганом Скорби и Славы,
Чтоб Москву было видно,
Чтоб страну было видно
Всем тем, кто ее защитил.
И еще не забудьте, наши дети и внуки,
О седом, о крутом полководце,
Не сгоревшем в огне.
Пусть с Суворовым рядом,
Пусть с Кутузовым рядом
Скачет праведный маршал Жуков,
Главный маршал Победы
На белом коне!