Живой

4

— Денег нет, — сказал начфин.

Это был типичный финик, то есть нормальный такой начфин, именно то, что и представляется при этом слове. Кир знал, конечно, что в финчасти не жухать невозможно, но у этого все было написано буквально на морде. И дальнейшую его тактику Кир тоже представлял прекрасно: сейчас он долго, в деталях будет расписывать, как ничего нет. Может, даже сам заведется от этого рассказа. А потом скажет: ну ладно. Есть, но… Примерно так вели себя все люди этого склада, Кир повидал их на гражданке достаточно: такими бывают продавцы, мясники, даже врачи. Этому майору, конечно, не в армии бы служить. Уютный, оплывший — кладовщик в чистом виде.

— Сам знаешь, — сказал начфин, — читал небось. У меня знаешь сколько выдач? Я сегодня одних смертных сколько выдаю. Ты сам пойми. Смертные — это же важней боевых, так? Ты живой, так? А тут людей убило, я их родне выдать должен. Как я буду им в глаза смотреть?

— Не знаю, — сказал Кир. — А вы не смотрите, товарищ майор.

— Ну вот! — Начфин принял это за одобрение своего образа действий. — Ты же понимаешь все. Где я возьму? Вырожу?

— Не выродите, товарищ майор, — сокрушенно сказал Кир.

— Короче так, — сказал начфин, придвинул бумажный лист и написал на нем: «10 000». — Вот без этой суммы получить можешь хоть сейчас. А с этой суммой — извини, ждать придется.

— Сколько ждать?

— А я знаю? — вскинулся начфин. — Когда будут, тогда будут. Я не знаю, куда они деньги девают. Тут люди гибнут, а они денег не дают.

— Да я не жадный. — сказал Кир. — Я хоть щас.

— Другой разговор, — сказал начфин совершенно другим, деловитым и бодрым голосом. — Иди к кассе, я подойду и скажу.

Из его кабинета был другой проход в кассу — сквозной. Кир вышел и по желтому унылому коридору направился к окошечку. Перед ним спокойно, безвольно свесив руки и придав лицам выражение бесконечного терпения, стояли четыре женщины и один немолодой прапорщик.

— За смертными не занимать! — крикнула кассирша.

А где тут других взять, подумал Кир. Бессмертных не бывает.

— Кириллов! — крикнула она.

Кир подошел к окну.

Женщины посмотрели на него с ненавистью, прапорщик — с собачьей завистью.

— Сумка есть? — спросила кассирша. — А то тут много.

На руки ему выдали новенькими пачками восемьдесят тысяч рублей. Он никогда не держал в руках таких денег. Кир застегнул сумку и отошел от окошка.

«Было бы девяносто, — подумал он. — А хули девяносто? Скорей всего, ничего бы не было».

У него было еще одно дело в штабе — узнать, где живет Морозова, вдова молодого взводного. Письмо было у него при себе, он с ним не расставался. Кир зашел в ОКиС — отдел кадров и строевого, знаменитый непонятным названием. Но там никого не было, сидел только печальный солдатик у древнего компьютера. Кир сочувственно поглядел на солдатика и вышел.

На месте не было никого, кроме начфина.

— Чего опять? — вскинул тот черные масляные глазки.

— Я хотел уточнить, товарищ майор… У меня письмо, к Морозовой. От нашего взводного.

— От Морозова, что ли? — спросил начфин. — Которого убило?

— Так точно.

— Разведчик, — сказал начфин.

— Да. Разведрота.

— Так я ей выдал уже, — сказал начфин, как будто после выдачи смертных Морозова переставала существовать: все, ей уже никто ничего не должен. — Прямо тогда и выдал.

Он порылся в сейфе и вытащил формуляр лейтенанта Морозова.

— Точно. Все выдано.

— Я не про то. У меня письмо к ней.

— А, письмо… Ты это. Ты не имеешь права ей так отдавать. Надо секретчику сперва.

— Почему? — не понял Кир.

— Ну а как? Мало ли, что он там писал. В любом случае секретчик должен досмотреть. Где у тебя письмо? Давай мне, я передам.

— У меня не здесь, — соврал Кир. — На вокзале, в багаже.

— А, — успокоился майор. — Потом занеси. Все воинские документы должны через секретчика идти, ты понял? Тем более он убит. Мороз ваш.

— А где она живет? Я бы к ней так зашел, рассказал…

— Не знаю я, где она живет.

Очевидно было, что начфин врет: все офицеры жили в общаге, три блочных дома, там все как в деревне. Ему просто повыкобениваться хотелось.

— Извините, — сказал Кир. — А взводный наш где похоронен, тоже не знаете?

— Почему это не знаю, — обиделся начфин. — Вот как раз знаю. В Москве он похоронен. Что — почтить память хочешь? Давай, давай. Святое дело.

— Почему в Москве? Вдова-то здесь…

— Вдова здесь. А родители там. Я все знаю. Даже знаю, на каком кладбище. Вдова и говорила. Обижалась. А на что обижаться, дура? Москва — это, братец…

Разумеется, письмо было при нем. Разумеется, никакого багажа на станции он не оставил. Еще чего выдумали — секретчик: с какой стати письмо мертвого взводного должно проходить через секретчика? Там вообще ничего секретного не было. По крайней мере, в той части, которую Кир разобрал. Он прочел письмо, не удержался, да и кто бы удержался? Ну да, идиот, тоже такой же… Но в письме и «такого" ничего не было. Там говорилось только, что Морозов всегда любил жену и будет любить и чтобы она его помнила, хотя он сделает все, чтобы прорваться. Но он не прорвался.

Из этого письма Кир даже не понял, как зовут Морозову, потому что взводный называл жену именем «Малыш».

Странно было ходить по городу с таким количеством денег. Конечно, военных полно, патрулей, а все-таки стремно. От одного отмахаюсь, от двух, а от трех?

Податься ему было некуда. Он зашел в магазин неподалеку от штаба — тут продавалось все, от яблочного сока в пыльных трехлитровых банках до кавказских сувениров вроде битой молью свалявшейся бурки, скорее всего собачьей.

В отделе сувениров торговал дядя, от которого сильно разило. Судя по запаху, он пил что-то плодово-ягодное.

— Чего надо, товарищ солдат? — спросил он.

— Сувенир хочу домой купить.

— Чего, отвоевался? — равнодушно сказал продавец. — Дело. Бурку вон купи. Она же и одеяло, она же и матрас.

— Шашку покажите, — неожиданно для самого себя сказал Кир.

Шашка висела высоко и стоила дорого, дороже всей остальной ерунды, которой тут торговали.

— А чего показывать? — лениво сказал продавец. — Все равно ж не купишь.

— Может, и куплю.

— Ли-и-да! — неожиданно тонко закричал мужик. — Сними ему шашку!

— Кому? — отозвалась баба из продуктового отдела.

— Да вот. — Мужик кивнул на Кира.

— Сам допился, на табурет влезть не можешь?!

— Иди нах, — беззлобно сказал мужик. — Я третий день не пью, вообще ничего. Видал? — отнесся он к Киру. — Три бабы в подчинении, и все три стервы. Никто ни хера делать не хочет, а, блядь?!

— Действительно, — сказал Кир. — Никто ни хера.

Мужик внимательно посмотрел на него и, шатаясь, полез на табурет.

— Вот. — Он протянул Киру инкрустированную шашку ценою в 3 547 рублей. — Полезная вещь. В случае чего можно шашлык на ней жарить.

— А бутылки открывать? — серьезно спросил Кир.

— Все, что хошь, — авторитетно пообещал продавец. — Открывать, закрывать, кровь пускать…

— Беру, — сказал Кир и выложил четыре штуки.