Жизнь и любовь дьяволицы

15

Мэри Фишер воздвигла вокруг себя башню и скрепила камень банкнотами и стены изнутри выложила краденой любовью, но этого еще недостаточно для неуязвимости. У нее есть мать.

Миссис Фишер живет в доме для престарелых. Я знаю об этом, потому что каждый месяц старухе отпускается определенная сумма, и всякий раз возникают сложности с освобождением от налогов тех денег, что тратятся на «гостинцы» — бутылка хереса раз в неделю и четыре пачки шоколадного печенья. Документов набралась уже пухлая папка.

Боббо всегда интересовали мельчайшие детали и подробности — в чем, в чем, а в этом он толк понимает. Да и Мэри Фишер не отстает. Вон как ловко Боббо проводит языком по левому соску Мэри Фишер — раз-раз, слева направо, — и она от удовольствия аж тихонько постанывает.

Но сейчас мне нужно время, нужна передышка. Скоро я приду в себя, но пока мне еще больно. Дьяволица зализывает рану — сна уползла в свое логово и слышит, как снаружи топает ножищами прожорливое чудище — материнство.

Я должна заставить себя относиться к душевной боли, как к физической. Должна постоянно помнить, что время лечит все: как срастается перелом, так затянется и рана в сердце. Даже уродливых шрамов никто не увидит — рана-то внутренняя, снаружи незаметно.

Я женщина, приучающая себя к разлуке с собственными детьми. Я змея, сбрасывающая кожу. И то, что мои дети, Никола и Энди, может быть, не самые симпатичные дети в мире, ровным счетом ничего не меняет. Ребенок есть ребенок, а мать есть мать. Я корчусь и извиваюсь от боли, от вины, хотя прекрасно знаю, что чем спокойнее я буду, тем быстрее исцелюсь, сброшу старую шкуру и, уже обновленная, снова войду в мир.

Я тоскую по ним гораздо сильнее, чем они по мне — в этом у меня сомнений нет. Они для меня — смысл жизни; я же нужна им лишь для того, чтобы удовлетворять их все возрастающие потребности — для того же в свое, время нужна была дочери старая миссис Фишер.