Жизнь некрасивой женщины

16

Этот день был самым безумным в моей жизни. С улицы на улицу, от магазина к магазину, из одного конца Москвы на другой. Несмотря на мягкий ход черного лакированного «рено», меня укачало, словно на пароходе.

Первым было куплено в ателье мод в Столешниковом белое платье из крепдешина, вышитое фальшивым жемчугом, легкими стежками серебра и белым блестящим шелком. Мы его оставили на полтора часа, чтобы, согласно венчальному обряду, сделать длинные рукава. Белые лайковые туфли, белые чулки и затем — целый гардероб: несколько зимних платьев, пальто, белье. Под конец наступило мучение с обручальными кольцами. Васильев желал только червонного золота, но подобрать одинаковые по внешней форме было трудно, а ждать он ни минуты не хотел. Наконец на Малой Грузинской, на дому у какого-то смуглого человека кольца были найдены и куплены.

Но больше всего меня взволновала пена белоснежной венчальной фаты и чистота белых венчальных свечей. Вставленные в большую картонную коробку, они были украшены тончайшей золотой спиралью, а внизу, в больших белых бантах, к свечам жались холодные восковые, прекрасные в своей простоте белые флёрдоранжи.

Почему мы венчались?.. На этот вопрос я, пожалуй, и сейчас не отвечу. Моя внутренняя религиозность не имела ничего общего с церковностью и обрядностью.

Васильев, хотя и не был партийным, но в церковь не ходил, священников не любил. Однако, когда я, сев с ним в автомобиль, попробовала сказать ему, что не надо венчаться, он не на шутку рассердился.

— Мы русские люди, — сказал он, — и так по нашему закону положено, а тебе это более чем кому-либо другому надлежит… Неужели думаешь, я тебя оставить мог? Потому и пропадал, что на свадьбу зарабатывал… Венчаться будем сегодня же, и не где-нибудь, а на твоей родной земле, в Петровском!.. В шаферы возьму наших летчиков, перед отъездом из Москвы заеду за ними на аэродром.

Я слушала Васильева, и мне вдруг стало легко и радостно. Где-то далеко-далеко, в самых глубоких тайниках души дремало и пряталось что-то вековое, издревле присущее каждой девушке, то, что вопреки уму, образованию, культуре вдруг оживет, встрепенется и радует какой-то сказочной радостью в тусклой, обыденной и скучной реальной жизни.

Венчание… в одном этом слове звучит мелодия. Это слово особенное, здесь и гордое слово венец, и чудится мне, что звучит еще в нем слово «надежда» — чаяние. А все вместе поет нежно и немного грустно, словно в нем скрыто и слово прощание. Оно таит в себе чистый символ девичества, и из всех существующих церковных обрядов венчание ближе всего к древним мистериям.

Как могла я так неожиданно и молниеносно решиться на это замужество?

Конечно, со стороны вся эта сцена на Поварской была в достаточной мере нелепа: моя стряпня на кухне, внезапное появление Васильева, мамины крики, короткое двадцатиминутное объяснение, и в результате я в грязном платье сажусь в автомобиль и еду венчаться (!).

Да, со стороны это подлинный «Рокамболь», на самом же деле это событие очень долго подготавливалось всем тем, что ему предшествовало. К моменту появления Васильева в это воскресное утро на Поварской мое душевное состояние было таким, что я была готова выйти из дома в одном платье и никогда больше в него не возвращаться. Васильев вошел к нам в такую минуту, что я взглянула на него как на своего спасителя.

Мне захотелось спасти его. Я была молода и верила в свои силы, кроме того, я убедилась в том, что он любит меня. Вся линия его поведения, правда далеко не безукоризненного, говорила об этом.

Он — моя судьба, сказала я себе, я должна отдать свою жизнь, но сделать его полноценным человеком… Во мне заговорила та жертвенность, которая живет в каждом женском сердце.