Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

ГЛАВА ШЕСТАЯ ГОЛОДНЫЕ ГОДЫ В ПЕТЕРБУРГЕ

Во время моего пребывания на хуторе, в Москве произошло восстание левых эс-эров, причем был арестован Дзержинский; но оно было быстро подавлено, так как во главе левых эс-эров стояли люди, не достаточно энергичные и не имевшие авторитет среди пролетариата. В августе было совершено покушение на жизнь В. И. Ленина: стреляла в него Дора Каплан, принадлежавшая к партии с.-р. Пуля попала в шею, не могла быть извлечена и потому положение было очень опасным. Перед этим событием в Петрограде были убиты Володарский и Урицкий. Все эти убийства были совершены социал-револю-ционерами и страшно обозлили большевиков. Когда было совершено покушение на Ленина, то в Петрограде было дано распоряжение арестовать и расстрелять до 600 офицеров. С этой целью представители Чека ходили по домам и спрашивали у дворников, кто из офицеров живет у них. Таким образом в одну ночь было собрано, как говорили, 550 офицеров, армейских и флотских; они были посажены на баржу и вместо расстрелов, во избежание расхода патронов, потоплены в Финском Заливе около Кронштадта. Из нашей артиллерийской академии в эту ночь были убиты два профессора — ген. Брике и Никитин, совершенно никакого отношения к политике не имевшие. С этих пор начался неописуемый террор со стороны Чека, и в особенности положение офицеров стало крайне опасным, так как по самому пустяковому доносу можно было отправиться к праотцам. Ввиду того, что мне приходилось по долгу оставаться в Петрограде, а потому я также мог легко быть подвергнут аресту и расстрелу, то т. Склянский дал мне специальную карточку к Позерну, который был правой рукой Зиновьева. На этой карточке было написано, что я являюсь необходимым работником для совтского правительства, и потому мне должна быть оказываема помощь и содействие во всех случаях и событиях моей деятельности. Подобная-же карточка была дана мне также и Н. П. Горбуновым, который был в то время секретарем у Ленина и председателем НаучноТехнического Совета, куда я был приглашен членом в научный комитет. Эти карточки были всегда со мною, но должен заметить, что мне не пришлось кому либо их показывать.

Жизнь в Петрограде была монотонной. С каждым днем город все более и более пустел; продовольственный кризис обострялся. Народ буквально голодал. В результате строгих правил, торговля на рынках и из-под полы почти совсем прекратилась. Ввиду отсутствия топлива началась ломка деревянных домов, — в особенности на Петроградской стороне, где образовались громадные пустыри, которые, вероятно, не застроены и поныне. Вследствие недоедания, холода и сырости в квартирах, начались эпидемии, и сыпной тиф распространялся все более и более. К 1918 году в Петрограде осталось только

700.000 жителей.

Моя работа в Петрограде заключалась в посещении два раза в месяц заседания Академии Наук. Весной 1918 года в Академии Наук был поднят вопрос о командировании академиков на юг с разными поручениями. Насколько я помню, цель этих командировок заключалась в том, чтобы дать возможность академикам прожить тяжелое время в более благоприятных условиях. Мне и другим академикам было дано предписание отправиться на юг России. Я не воспользовался этой командировкой, но академик В. И. Вернадский поехал и затем, после занятия Юга белыми, уехал заграницу, где прожил несколько лет в Праге и в Париже; только через несколько лет (6—7) он вернулся в Петроград обратно в Академию Наук.

В Артиллерийской Академии я должен был читать лекции один раз в неделю (2 часа); на лекции приходило 5—7 человек, причем и я, и слушатели должны были сидеть в шинелях и полушубках, так как помещения Академии почти не отапливались. Что касается химической лаборатории, то уже в ноябре 1918 года она перестала функционировать, так как полопались все водопроводные трубы и прекратилась подача газа; не было и дров, чтобы отапливать помещения. В таком состоянии Академия просуществовала и весь 1919 год; положение служащих в Академии, а, вероятно, и в других учреждениях Советской республики, можно было уподобить состоянию инвалидов на пенсии, причем размер последней определялся для всех без исключения таким рационом, чтобы только не умереть с голода. Насколько положение с продовольствием было ужасно можно судить по тому, что из 45 членов Академии Наук в один год умерло семь. А. М. Горький первый обратил внимание Ленина на то ужасное состояние, в котором находятся ученые в Советской России, так как без их работы невозможен никакой прогресс в стране, то Горький настаивал на необходимости немедленно принять меры, чтобы сохранить от вымирания хотя бы эту малочисленную группу граждан. Первое пособие было оказано 40 членам Академии Наук: с начала 1919 года им стали выдавать ежемесячно «паек»: 45 фунтов хлеба, два фунта крупы, два фунта сахара, один фунт какого-нибудь масла и немного других продуктов. Это было большое благодеяние для академиков. Через несколько месяцев правительство постановило выдавать ежемесячный паек всем зарегистрированным ученым, причем звание ученого обусловливалось имением печатных научных трудов. Паек, кроме указанных выше предметов, содержал еще мясо и небольшое количество жиров, и был достаточен для одного человека. Паек в Петрограде выдавался в Доме Ученых (бывший дворец вел. князя Владимира Александровича). В назначенный день (ученые были разбиты на группы и каждой группе назначался особый день) приходилось идти за пайком, причем в зимнее время для доставки его мы пользовались небольшими санками, а летом — особыми тележками; у кого таких приспособлений не было, тем приходилось носить паек на спине. По крайней мере года два в Петрограде можно было видеть знаменитых ученых, путешествующих с пайками за спиной. Эта благоразумная мера безусловно спасла жизнь многим даровитым ученым, принесшим впоследствии большую! пользу стране.

Впоследствии ученые, на основании их научных заслуг, были классифицированы и разбиты на группы, причем в пятую,

•— высшую, — группу входили ученые только с мировым именем; понятно, что эта группа была самой малочисленной. Для такой классификации ученых существовала особая центральная комиссия (ЦКУБУ⁴) в Москве, которая и делала расценку научным заслугам всех русских ученых. Конечно, были некоторые неправильности в оценке, но в общем надо признать, что разделение ученых на эти пять групп было сделано довольно справедливо. Такая классификация ученых была сделана сначала для того, чтобы оказать ученым также и денежную помощь в форме выдачи им некоторой суммы денег в золотой валюте. Действительно, в первое время были сделаны выдачи в золотых рублях, причем я, по пятому разряду получил, насколько помню, около 70 рублей; последняя группа получала, кажется, по 10 рублей. Потом вместо золотых рублей стали выдавать советскими знаками, а потом с улучшением содержания ученым, это дополнительное вознаграждение (как его называли: «золотой дождь») было прекращено. Кроме того, для ученых на курортах были предоставлены особые помещения, причем Комиссия ЦКУБУ определяла, кто из ученых может в данное время использовать это право на отдых и лечение.

В то время, когда в Петрограде текла монотонная и бездельная для нашего брата жизнь, в стране шла гражданская война, краткие сведения о которой мы могли получать из газет, ■— главным образом, из «Петроградск. Правды». Дела большевиков в начале были очень плохи, так как они были окружены со всех сторон: на юге — армией Деникина, на востоке — армией Колчака, на севере — армией Миллера. К лету 1919 года вся Украина была занята деникинцами, которые дошли до Курска и Орла.

Однажды утром, в начале января 1919 года, ко мне на квартиру в Артиллерийской Академии явился один гражданин с письмом от бывшего главного управляющего Юзовскими заводами, инженера А. Свицына и сообщил мне, что ему дано очень важное поручение непременно доставить меня в ставку Деникина. В пришедшем ко мне человеке, я сразу узнал рабочего со вновь выстроенного под моим председательством завода азотной кислоты около Юзовки. Этот рабочий один раз весной уже приезжал с юга в 1918 году и привез мне в Москву в подарок от рабочих Юзовского Азотного Завода два пуда пшеничной муки. Когда я прочитал письмо, то действительно увидал, что меня немедленно вызывают на Юг и предлагают очень ответственный и высокий пост у белых. Когда я спросил, каким образом он провез письмо, то он ответил, что письмо было завернуто в темную бумагу и вложено в хлеб. Что касается моего перехода через фронтовую полосу, то посланный об’яснил мне, что мне и моей жене нечего опасаться, так как все подготовлено и он ручается за полную безопасность. Он добавил, что если я не поеду, то для меня будет очень плохо и впоследствии, когда Деникин возьмет Москву, по всем вероятностям, я буду расстрелян. Я категорически отказался от этого предложения, так как наперед предвидел, на основании всех сведений, которые имел в своем распоряжении, что белое движение обречено на полный провал, так как люди, стоящие во главе, главным образом военные, совершенно не понимают, что такое гражданская война и как надо вести ее, и вдобавок, являются очень плохими администраторами. Ни один из участников белого движения не мог претендовать на звание государственного деятеля, могущего взять все в свои руки и дать такие лозунги, которые заставили бы население примкнуть к этому движению. Ведь гражданская война есть борьба лозунгов, и чьи лозунги более приемлемы в данный момент, на той стороне и будет победа. Превосходство в вооружении и военной подготовке имеет гораздо меньшее значение для одержания победы в гражданской войне, чем гипноз и воодушевление народных масс, инспирируемых заманчивыми перспективами нового государственного строя, согласного с теми понятиями и иллюзиями, которые породили революционное движение. История гражданской войны в Соединенных Штатах в 1861— 1865 годах показала на примере, что победа была не на стороне южных штатов, а на стороне севера, потому что их лозунги воодушевляли каждого честного гражданина и невольно заставляли его стать на их защиту.

К Деникину я Есе же чуть не попал: в июле 1919 года Химический Отдел В. С. Н. X. командировал меня в качестве председателя Комиссии по демобилизации и мобилизации химической промышленности, в Харьков для того, чтобы разрешить некоторые вопросы по химической промышленности, — а в особенности обследовать состояние коксобензольных заводов. Если мне не изменяет память, предписание за подписью Карпова, который был также членом президиума ВСНХ, было мне дано от 16-го июня. Если бы я выехал на следующий же день, то я еще успел бы приехать в Харьков до занятия его белыми; через несколько дней я бы очутился в руках Деникинского правительства и, конечно, не был бы выпущен обратно, в результате чего моя дальнейшая судьба сложилась бы совершенно иначе...

Начиная с весны 1919 года в Петрограде стали циркулировать слухи о появлении партизанских белогвардейских отрядов под предводительством князя Авалова и других, которые делали нападения на города и села Псковской и Петроградской губерний. Слухи об успехах армий Деникина, Дутова и Колчака достигли также Петрограда и сеяли надежду на возможность свержения Советской власти, которая уже тогда не пользовалась симпатиями народонаселения Петрограда. Население города все более уменьшалось, — главным образом, от сыпного тифа. Каждый день по утрам можно было видеть транспортирование трупов из больниц на кладбища на платформах трамваев. За недостатком гробов трупы сваливали в общую) могилу. Дело с продовольствием находилось в ужасном состоянии. Приехавшему в Петроград нигде нельзя было найти не только обеда, но даже сесть кусок хлеба и выпить стакан чая. Чтобы получить обед в столовой, надо было проделать такую бюрократическую волокиту, что ни у кого не являлось охоты производить эти хлопоты, — тем более, что в результате он получал тарелку супа, похожего сскорее на помои от мытья тарелок после обеда, чем на с’едобную жидкость. Один или два рынка самочинно открывались на некоторое время, но как только на них начинал появляться в более или менее значительном количестве провиант из деревни, милиция, под предводительством Чека, делала облаву и забирала всю провизию в свою пользу. Народ терпел голодовку в размерах, совершенно несравнимых с тем недостатком продуктов, который ощущался в Петрограде в последние месяцы войны перед самой революцией.

Положение в Петрограде стало особенно тревожным, когда в октябре 1919 года неожиданно развернулось наступление ген. Юденича. Мы узнали об этом из газет лишь после того, как Юденич занял Ямбург. Наступление шло очень быстрым темпом, и через несколько дней белая армия заняла Лигово, Царское Село, т. е. находилась в 16—20 километрах от Петрограда. Красная Армия почти не оказывала сопротивления и отступала к Петрограду. Все были уверены, что Юденич вступит в Петроград. В то время никто не знал, какими силами он располагает, и будет ли в состоянии удержать город. Настроение советской власти было очень подавленное, а главный ее представитель, Зиновьев, до того перепугался, что переселился из своей квартиры в заготовленный поезд, стоявший на путях Николаевской дороги, и был готов в любой момент бежать в Москву. Красные военные власти собрали всех военных и поручили поставить временные батареи в различных частях города и вне его, а также устроить баррикады на площадях и улицах. Для артиллерийской обороны был назначен бывший полковник Г. А. Яковлев⁵), — профессор артиллерии в Академии, очень знающий артиллерист и энергичный человек. Как он выполнил поставленную ему большевиками задачу, я судить не берусь, так как только бегло видел возведенные им батареи, но одно могу сказать, что, судя по некоторым разговорам со мной, он находился в контакте с белым движением и, повиди-мому, заранее знал о наступлении белых на Петроград. В то время в Артиллерийском Училище (бывшем Михайловском) преподавал тактику полк, генерального штаба Линдквист, который, как оказалось- впоследствии, тоже был на стороне белых.

Казалось, дело большевиков висело на волоске, но из Москвы был прислан председатель Военно-Революционного Совета Л. Троцкий, которые безусловно спас дело революции и не дал Юденичу завладеть Петроградом. С его приездом началось отступление белых, и в течении двух-трех недель вся армия Юденича была изгнана с территории РСФСР. Заслуга Троцкого перед большевиками неоценима, и она не должна была бы быть никогда забыта. Он много раз спасал почти безвыходное положение на фронтах, и это он достигал не при помощи своих военных талантов, а исключительно своим уменьем, авторитетным словом зажигать сердца своих единомышленников, убеждая их лучше идти на смерть, чем погубить дело революции.

Своим красноречием, он действовал не только на товарищей, но и на нашего брата военного. Один мой ученик, очень талантливый артиллерист, занимавшийся всю жизнь очень опасным делом, снаряжением снарядов разных калибров новыми взрывчатыми веществами, — полк. Андрей Андреевич Дзержкович, рассказывал мне, что ему пришлось не раз присутствовать при речах Троцкого, когда он должен был путешествовать в поезде Троцкого по фронтам во время гражданской войны. Он сам по себе замечал магическое действие речи Троцкого, а также видел, какое впечатление она производит на красногвардейцев и их начальников, бывших царских офицеров. Чувствовалось, что он подкупал их своей искренностью и убеждал во что бы то ни стало совершить то дело, которое должно послужить на пользу стране и для ее спасения. И люди шли на смерть с мужеством и убеждением, что они служат правому делу. Можно ли после этого верить, что личность не играет главной роли в исторических событиях, а все принадлежит массам, как это утверждал Jl. Н. Толстой в романе «Война и Мир»?

Позднее мы узнали, с какими негодными средствами начал свой поход на Петроград ген. Юденич; в его распоряжении было всего 15,000 человек, — к тому же очень плохо обеспеченной как продовольствием, так и боевым снаряжением. Эта авантюра повлекла за собой ужасные репрессии в Петрограде со стороны большевиков. Масса народа была расстрелена, как только были обнаружены малейшие улики не только в участии, но даже в сочувствии белому движению. Первыми пострадали офицеры, принимавшие участие в обороне Петрограда. Яковлев, Линдквист и многие другие были расстреляны. Мне передавали, что участие в белогвардейском движении полк. Яковлева и других было обнаружено, потому что был найден список лиц, которые должны были стать во главе Управления, когда будет взят Петроград: Яковлев был намечен на пост военного министра.

Пришлось опасаться репрессий и мне, так как и со мной ранее был случай, подобный Яковлеву. В Петрограде образовался Институт по экономическим исследованиям РСФСР, который помещался на Невском проспекте. В этот Институт членами входили все находящиеся в Петрограде люди, которые в прежнее время принимали то или другое участие различных отраслях промышленной и экономической жизни России. В обсуждениях различных технических и экономических вопросов принимали участие люди, как Тимирязев, бывший министр торговли и промышленности, Комов, один из директоров товарищества Бр. Нобель, Е. Каратыгин, Марья Федоровна Андреева (б. супруга Горького), Изнар⁶) и другие. Я был также приглашен членом в химическую секцию этого Института. Однажды летом 1919 года перед наступлением Юденича я был вызван по моему домашнему телефону г. Изнаром, который сообщил мне, что желает поговорить со мной по весьма серьезному делу, и что лучше всего было бы иметь разговор в Институте Экономических Исследований. Я согласился придти туда в назначенное время. Из разговора выяснилось, что положение большевиков очень критическое, и в скором времени надо ожидать их падения, так как наступления Деникина и Колчака развиваются очень успешно, и не сегодня, так завтра, надо ожидать наступления и на Петроград. Я сам хорошо знал, что советское правительство, будучи окружено со всех сторон белыми, находилось в очень трудных условиях; тогда уже ходила крылатая фраза Троцкого: «Мы мертвы, только некому нас похоронить». В виду такого положения большевиков группа бывших промышленников и чиновных людей, собравшись для обсуждения вопроса о будущем правительстве, единогласно решила предоставить портфель министра торговли и промышленности мне, как лицу аполитичному, вполне честному и неподкупному, а кроме того, зарекомендовавшему себя превосходным администратором и знатоком химической промышленности. Я был крайне удивлен таким предложением и, поблагодарив за лестную характеристику и предложение, наотрез отказался от этой чести, так как всегда предполагал будущую свою жизнь посвятить науке, и только в особых случаях приходить на помощь российской промышленности. Я помню, что вскоре при новом свидании я просил Изнара ни в коем случае не заносить моего имени в список будущих кандидатов в министры, так как это, с одной стороны, все равно бесполезно, ибо я не пойду на эту должность, а, с другой стороны, опасно, так как подобные списки могут повредить вообще всем намеченным кандидатам. Я точно предчувствовал, что подобные списки могут попасть в руки большевиков. Из этого ясно, почему после ухода Юденича, мне не раз приходила в голову мысль, не окажется ли мое имя в каком-нибудь кандидатском списке на высокую должность после падения большевиков.

Нашествие Юденича на Петроград имело роковые последствия для семьи моего коллеги, проф. А. В. Сапожникова. Сам он в это время был по делам службы на стеклянном заводе Ритинга (около 50 километров от Петрограда), и в виду занятия этого завода белыми не мог возвратиться домой. В это время один из его сыновей покинул Петроград и отправился в стан белых. После отступления белых он попал в руки красных и давал сбивчивые ответы на допросе. Это вызвало подозрение, и он был арестован. Вскоре был арестован также его брат. Как в доме проф. Сапожникова, также и в лаборатории Института Путей Сообщения, был сделан обыск. Во время обыска служитель лаборатории заявил Чека, что в стене лаборатории, по приказанию сыновей проф. Сапожникова, замуравлено оружие. Когда оружие было действительно найдено, то братья Сапожниковы были расстреляны. Их мать от потрясения потеряла рассудок и долго не могла придти в себя. Что же касается самого А. В., то он, конечно, попал под сильное подозрение и через месяц или два был арестован. На его счастье он был в очень хороших дружеских отношениях с большевичкой Александрой Михайловной Колонтай, которая была в то время народным комиссаром и могла оказать существенную помощь. А. М. Колонтай попросила Горького помочь реабилитации профессора, который, по своим работам и опыту, был крайне необходим для советского правительства: в то время А. В. Сапожников вел очень большую работу в Институтской лаборатории по предохранению! шпал от быстрой порчи пропитыванием их различными веществами; он был также членом Технического Комитета Комисариата Путей Сообщения и еженедельно ездил в Москву на заседания. Горький обещал исполнить эту просьбу и, вероятно, при свидании с Лениным рассказал ему всю историю, которая случилась с профессором. В результате такого ходатайства Ф. Дзержинский лично доложил Ленину о деле Сапожникова и тогда было решено его помиловать, причем Ленин произнес такие слова: «Пускай профессор готовит снадобье против порчи шпал на пользу советов». Об этом разговоре Дзержинского с Лениным было напечатано в одном из выпусков журнала «Молодая Гвардия».

А. В. Сапожникову пришлось просидеть в тюрьме на Шпалерной в течении нескольких месяцев; после освобождения в 1920 году он был восстановлен во всех правах и продолжал со свойственной ему энергией свою профессорскую деятельность в Артиллерийской Академии. Мне придется не раз еще возвращаться к событиям, которые имели место в дельнейшей жизни моего коллеги.