Кто вёл лимузин, я не видел — перегородка была поднята. Но судя по той резкости, с которой неповоротливый длинный крокодил втёрся в городской поток транспорта — за рулём сидел стригой.
Кто-то из семьи Тараса, — решил я.
— Отдохните, поручик, — Алекс откинул голову на мягкий подголовник. — Драчка будет серьёзная.
И он смежил веки.
Всегда восхищался способностью шефа отключаться вот так, посреди процесса. Откроет глаза через пять минут и будет свежим, как огурец с грядки.
Я так не умел.
Из головы не шел наш ночной гость, злила беспечность девчонок, теплился интерес к соседскому дому… Почему кот-перевёртыш проник именно к ним? Решетка не в счёт, он мог перепрыгнуть забор в любом месте — и оказаться сразу у нас. Зачем он ходил к соседям, обычным, ничем не примечательным, людям?
Единственный закон, которого до сих пор придерживались все сверхъестественные существа: люди не должны ничего знать.
Слишком многие помнили костры.
А ведь с тех пор людей сделалось гораздо больше…
Неловко держа цилиндр на коленях и так и не решаясь натянуть белые перчатки, я смотрел на город.
Пока всё по-прежнему. Несёт свои тяжелые воды река, тускло догорают рассветные фонари, прохожие спешат, не глядя друг на друга, по самые веки закутавшись в тёплые шарфы.
Ненавижу холод.
Одна из причин, по которой я подался служить в Сирию — там всегда тепло.
Неожиданно лимузин скакнул вперёд — как дрессированный мустанг. Сменил ряд, затем ещё раз…
Я оглянулся.
Вон тот чёрный, как гроб, Гелендваген. Не самая лучшая машина для слежки.
— Эй, шеф, — я тронул Алекса за колено.
Тот открыл глаза и сел прямо — так, словно и не спал. Сразу уловил суть проблемы: наш лимузин вилял по дороге, как маркитантская лодка. Обгонял, подрезал — словом, пытался оторваться.
Выглянув в заднее окошко, Алекс полез за револьвером.
— Вы знаете, кто это? — спросил я.
— Понятия не имею, — весело откликнулся шеф. — Это имеет значение?
Я коротко прикинул.
— Наверное, нет.
И тоже полез за оружием.
Кончиком трости Алекс постучал в перегородку. Та немедленно поползла вниз, открывая пышную причёску афро, хрупкие плечи под ярким полосатым пончо и тонкие, очень смуглые руки на баранке.
— Здравствуй, Суламифь, — сказал шеф. — Далеко ещё?
Я не ошибся насчёт водителя. Суламифь — стригойка из гнезда Тараса. Мы познакомились на Газпром Арене, когда сражались против графа.
— Не так, чтобы очень, — сморщила носик стригойка. — Но оторваться можем и не успеть.
— Они прекрасно знают, куда мы едем, — усмехнулся Алекс. — Цель — не дать нам туда добраться.
— Ассамблею перенесли по той же причине? — кисло спросил я. — Не хотели вас видеть?
— Нас, поручик. Видеть не хотели НАС. Привыкай.
До поручика меня «повысили» как раз после битвы с графом. Это произошло как-то само собой: был кадет — стал поручик.
Я не спорил.
Какая разница, как шеф меня зовёт?..
Вот прозвище «ручной стригой» — это было обидно.
— Сверни-ка вот здесь, — Алекс постучал Суламифь по плечу.
— Слишком узко, — буркнула та. — Не развернёмся.
— Ничего. Там сквозной проезд.
Нажав на педаль газа, стригойка заложила крутой поворот. Машину она вела так, словно это был не шестиметровый монстр, а лёгкая малолитражка.
С обеих сторон нас сдавили стены домов.
Знакомое место, — определил я. — Где-то в этих подворотнях находится «Заупокой».
В бар для нежити мы наведывались нечасто.
Меня здесь не любили.
— Останови, — скомандовал шеф в тот момент, когда лимузин почти коснулся дверцами стен. — А теперь открой люк.
Геленд протискивался за нами. Как терьер в узкую нору.
Хитёр шеф, — он уже вскочил на сиденье и торчал по-пояс в люке, направив револьвер в сторону преследователя.
Люка на крыше у мерса нет, а дверцы они теперь не откроют…
Выстрел прокатился по узкой шахте проулка, как шар для боулинга.
Подождав пару секунд, шеф выстрелил ещё раз.
Стекло пуленепробиваемое, — я наблюдал из салона, надобности в моей помощи пока не было. — Им остаётся или сдать назад, или ждать, пока у шефа не закончатся патроны. Или терпение.
После третьего выстрела стекло Геленда треснуло.
Ага, — я дёрнул уголком рта. — Шеф решил не мелочиться. Знаменитые в узких кругах «пробойники».
Дорого, зато надёжно.
Далее преследователи ждать не стали: выбив треснувшую лобовуху на капот, пассажиры геленда тоже принялись палить…
Алекс нырнул в салон, Суламифь тут же закрыла люк.
И всё равно грохот выстрелов побил все мыслимые рекорды.
— Едем?
Негритянка сжала руль так сильно, что костяшки пальцев побелели. Нога её напряглась над педалью газа…
— Ещё нет.
А я смотрел в заднее стекло. Если у них такие же, как у Алекса, пули — скоро оно треснет.
Шеф тем временем освободился от крылатки, перезарядил барабан револьвера…
Сообразив, что он задумал, я положил руку ему на рукав.
— Давайте лучше я.
Он прав. Надо узнать, кто это такой борзый.
— А если у них серебряные пули? — спросил Алекс.
— А если нет?
Содрав просторный плащ, я присел на сиденье, подобрав под себя ноги.
— Совсем в старики меня записал, — буркнул шеф обиженно.
— Просто вы знаете, что говорить на Ассамблее.
Суламифь открыла люк и я выбросил себя одним плавным длинным движением, приземлился на багажник лимузина и сразу ушел в кувырок.
Выстрелов я не слышал.
Точнее, все звуки слились для меня в один долгий тягучий стон, подобный удару колокола.
Скатившись с багажника, я мгновенно оказался рядом с гелендом и нырнул в него через пустой проём лобового стекла.
По запаху я уже знал, что там оборотни.
Не наши, чужие.
Пахло от них не псиной, а почему-то вазелином и ещё чем-то влажным, застойным.
Болотом?..
Было их всего двое, на передних сиденьях. Мне ничего не стоило поднырнуть под выстрелы и оказаться за их спинами.
В каждой руке у меня было по штык-ножу, и острия их упёрлись в ямки на шеях оборотней, в основании черепа.
Почувствовав, как по коже течёт кровь, чужаки перестали стрелять.
— Отлично, — я широко улыбнулся, показывая клыки. — Теперь поговорим. Что вам нужно?
Изо рта водителя полился такой поток брани, что показалось: слова оживают и чёрными жуками вгрызаются мне в лицо…
В следующий миг я понял: не показалось.
Жучки и впрямь были настоящими.
Огромных усилий стоило не бросить ножи и не вцепиться пальцами в собственную кожу, стараясь выдавить мерзких жучков, как фурункулы.
Вместо этого я чуть вытянул руку и один из штык-ножей вошел под череп водителя, перерезав позвоночный столб.
Тот сразу обмяк, изо рта вытекла струйка крови. По губам продолжали беспорядочно ползать жучки.
Жгло так, словно мне в лицо бросили горсть раскалённых углей.
Оставив нож под черепом мёртвого оборотня, я провёл кончиками пальцев по коже: жучки чувствовались, как маленькие бугорки. Зато они хотя бы перестали шевелиться — со смертью хозяина из них ушла жизнь.
Алекс покинул лимузин тем же манером, что и я, и уже подходил к гелендвагену.
— Осторожнее, шеф. У них какая-то дикая магия, — крикнул я из салона.
Лицо продолжало жечь. Казалось, жар уже добрался до костей и плавил костный мозг.
— Я не буду сопротивляться, — быстро сказал второй, оставшийся в живых оборотень. Голову он держал очень прямо, а руки поднял перед собой.
— Говори, — приказал я.
Если задавать вопросы, получишь ровно то, что спрашиваешь. Зато из потока сознания испуганного человека можно извлечь много интересного.
Шеф остался стоять в полуметре от капота: он прекрасно всё слышал.
— Краснодарские мы, — сказал оборотень. — Хотим зацепиться в Питере. Но чтобы зацепиться, нужно убрать кого-нибудь, кто уже здесь. Расчистить территорию. Нам указали на вас.
— Кто? — спросил я.
Оборотень хотел пожать плечами, но спохватился: из-под кончика штык-ножа всё ещё текла кровь. Я её чуял: смесь влаги, железа и незнакомой энергии, которая почему-то пахла желтым.
— Совет Города Питера, — наконец сказал он так, словно это — прописная истина. — Мы ж по понятиям. Приехали, пришли на поклон. С подарками — всё честь по чести. Хозяин выделил нам территорию. Вашу. Ничего личного.
Лицо жгло невыносимо. Ещё пара минут — и я почту за благо содрать кожу целиком.
— Сколько вас? — губ я не чувствовал. Но то, что я всё ещё мог говорить, обнадёживало.
Надежда — пустое чувство, — вспомнил я слова отца Прохора.
— Двадцать душ, — откликнулся оборотень. — В Краснодаре полная жопа, все бегут, кто куда.
Шеф кивнул. Мне было его видно, а оборотню — нет. Я знал, о чём Алекс думает: бандиты. Шпана, штаны на лямках. Просто приехали и просто решили остаться. Они далеко не первые, и к сожалению, не последние.
— Что это за Совет города Питера? — спросил Алекс.
— Совет, как совет, — он всё-таки пожал плечами. Понял, что не будут убивать прямо сейчас. — Богатый домина, охрана, дроны летают.
— Показать сможешь? — спросил Алекс.
— А что мне за это будет?
Я чуть надавил на нож.
— Ладно, ладно! Покажу…
— Доставай его, поручик, — сказал шеф и повернулся к нашему лимузину.
А я вдруг понял, что не могу пошевелиться. Жжение от лица потихоньку разошлось по всему телу, я уже почти ничего не чувствовал, кроме него.
Чудом удавалось не выронить нож.
— Сашхен? — Алекс недоумевающе повернулся ко мне. — Ты что, оглох? Что с тобой, Сашхен?.. Ответь, не молчи!
— Это всё Горлопан, — как сквозь вату, я услышал слова оборотня. — И его мерзкие жучки. Знаете, а я даже рад, что вы его чпокнули.
Алекс был уже рядом. Он тряс меня за плечи — его прикосновения доставляли неизмеримые страдания. Он что-то кричал — я не мог ответить.
Язык превратился в раскалённый уголёк, и больше всего хотелось откусить его и выплюнуть изо рта.
— ПЕЙ.
У губ я почувствовал горячую кровь. Запах ударил в ноздри, срывая ограничения, руша все психологические барьеры, которые успело воздвигнуть моё подсознание на пути этого примитивного, древнего, как мир, инстинкта.
И я начал пить.
Через минуту жар начал стихать, через две из моего лица, как дробь, выдавились жучки и попадали на колени, на сиденье геленда, на резиновый коврик… Были они похожи на засохшие блестящие капли крови.
Рывком я отвёл голову от запястья Алекса.
— Зачем вы это? — голос показался чужим, незнакомым, хотя и шел из моего горла.
— Ты в этом нуждался.
Вот и всё.
Тон такой, словно его попросили передать масло за столом.
Я зажмурился.
— Помните, Тарас говорил этого не делать?
— Мало ли, кто что говорил, — буркнул Алекс, доставая из кармана белоснежный платок. Перевязал запястье, зубами затянул узел…
Смотрел он не на меня.
Оборотень!
Я бросил взгляд на переднее сиденье. Не считая мёртвого водителя, кроме нас в салоне никого не было.
— Потом поговорим, — буркнул я и полез в выбитое окно — дверцы были так близко от стен, что открывались, максимум, сантиметров на десять.
Выбравшись на воздух, я вздохнул с облегчением: Суламифь стояла, небрежно прислонившись круглой, обтянутой джинсами попкой к багажнику лимузина. Оттуда доносились глухие, не слишком сильные удары.
— Спасибо.
Стригойка кивнула, как равному — хотя по стригойским меркам, я до сих пор считался птенцом.
Возраст девушки превышал двести лет. Я же — всё ещё не изжил даже свой человеческий век…
Вторая метка, — думал я про себя. — Чёрт вас дери, шеф. Зачем вы это сделали?
Первую метку он получил на стадионе, когда предложил мне свою кровь в качестве источника силы.
Если б не его жертва — вряд ли мы бы тогда выжили.
Но сейчас…
В глубине души я знал: Алекс вновь спас мою непутёвую задницу.
Бросившись на оборотней, я не думал ни о чём — просто знал, что я всё равно быстрее, а значит, можно не париться.
И вот теперь, из-за моей самоуверенности, шеф получил вторую метку.
Что это значит?
После первой метки я почти всегда угадывал, о чём думает Алекс. Мог прочувствовать его эмоции, весь спектр переживаний.
Это сделало меня ближе к нему — я понимал шефа с полуслова, полувзгляда.
Но теперь — я это чувствовал — мы стали ещё ближе.
Я помню, как было с Лавеем. Меня тянуло к нему, словно в животе засел рыболовный крючок, и невидимый рыбак всё время дёргает леску.
Это давало ему власть надо мной.
И теперь такая власть появилась у меня…
Если Алекс получит третью метку — эта власть станет абсолютной.
Я не говорю, что я буду ею пользоваться. Но для остальных — особенно стригоев — я стану его Мастером.
Господи, стыд-то какой…
— Ну что, по коням?
Алекс тоже перебрался через разбитую лобовуху и спрыгнул на подмёрзшую мостовую.
— Шеф, вы не понимаете, что натворили, — я попытался его вразумить.
— Ты всё ещё жив, — отмахнулся Алекс. — Вот это я понимаю. А всё остальное… — он фыркнул и закатил глаза.
И ведь Алекс, как всегда, прав.
Это УЖЕ случилось, так что поздно предаваться рефлексии.
Делай, что должно…
Я кивнул.
— Мы уже опоздали, — я посмотрел на Суламифь. Та пожала плечами и вспрыгнув на крышу, скользнула в салон. Двигатель лимузина взревел.
— Ерунда, — Алекс последовал за ней. — К разбору полётов успеем.
Я впрыгнул в люк с места, не касаясь крыши. Кровь Алекса бурлила в моих жилах, энергия требовала выхода. Но я сдерживался: ещё ничего не кончено.
Устроившись на сиденье, посмотрел в зеркало заднего вида: на лице остались едва заметные ранки, как от оспы.
— Не дрейфь, — Алекс похлопал меня по колену. — Вернётся твоя красота. До свадьбы заживёт.
— Да я не…
И я заткнулся.
Вторая метка — палка о двух концах. В смысле — она даёт Алексу почти ту же власть, что и мне. Теперь он может улавливать мои эмоции, всегда знать, где я нахожусь…
А ещё — силу, как у стригоя. Выносливость, как у стригоя. Способность питаться чужой энергией, как это делаем мы.
Сиамские близнецы.
Незримая пуповина Метки связывает нас крепче, чем любые другие узы.
— И вы совсем не паритесь по поводу… — я кивком указал на его запястье, перетянутое батистовым платком.
Алексу не надо ничего объяснять. Он это знает лучше меня. И давая мне свою кровь, прекрасно представлял все последствия.
— Когда я тебя спас… — я знал, о чём это он. Тот самый первый раз, когда на меня набросился голодный бродячий дух. — Я СОЗНАТЕЛЬНО взял на себя ответственность за твою жизнь, — продолжил он. — Не скажу, что справился на «отлично». Но ты всё ещё жив.
— Э…
— Образно говоря, разумеется.
Алекс отвернулся.
Суламифь вывела лимузин из узкого проулка и влилась в уплотнившийся поток на проспекте. Увидев свободное окно, стригойка тут же давила на газ, и мы рывками продвигались вперёд.
Через минуту я не выдержал.
— И вы совсем не жалеете?
Шеф вздохнул и вновь повернулся ко мне. Он тоже знал, о чём это я: всё о том же первом разе.
Я хотел спросить, не жалеет ли он, что мы вообще встретились?..
— Ты об этом уже спрашивал, мон шер, — поморщился он. — Помнишь, что я тогда ответил?
— Давно это было, — буркнул я.
Я прекрасно помнил, что он тогда сказал. Просто хотел услышать это ещё раз.
— Я сказал тогда, — послушно повторил Алекс. — Так весело мне давно уже не было.
— И до сих пор так думаете?
— Ещё бы! — шеф хлопнул меня по колену. И тут же неосознанно вытер руку о сиденье — оказывается, я весь был в крови. В своей крови: она натекла из прогрызенных жучками дыр на лице.
Интересно: что это была за магия?..
Перед тем, как влезть в лимузин, Алекс успел набрать номер Котова и сбросить ему адрес, по которому нужно забрать труп и машину.
Настасья разберётся.
После битвы с графом Котов пригласил её в своё ведомство — экспертом. При прочих равных, это был отличный стратегический ход.
— То есть, вы ни о чём не жалеете, — упрямо уточнил я.
Алекс фыркнул. Неосознанно почесал запястье, а потом снял повязку. Рана практически затянулась.
— Если б не ты, мон шер, мы бы ещё сто лет ждали, пока что-нибудь случится, — буркнул он, убирая запачканный кровью платок в карман.
— То есть, — я чуть помедлил, подбирая слова. — Вы этому рады, что ли? Всему этому беспределу? — я указал назад, где в просторном багажнике гулко перекатывался связанный оборотень.
— Иногда проблемы нужно решать радикально, — пожал плечами шеф. — Господь свидетель: мне жаль Великого Князя Скопина-Шуйского, и как только станет полегче, мы обязательно отыщем и покараем того, кто его убил. Но Сашхен! Ведь ты помнишь, каким был Совет? Тебя всё в нём устраивало?
— Меня многое в этой жизни не устраивает, — я непроизвольно поёжился. — Например, я не хочу быть стригоем, — этими словами я заработал быстрый и острый, как стилет, взгляд Суламифь в зеркале заднего вида… — Но это не значит, что я пойду против системы.
— Ну и хорошо, — улыбнулся Алекс.
— Хорошо?
— Потому что система САМА пошла против тебя, — усмехнулся он. — И не без твоего участия.
— Но не из-за меня же это всё случилось!
Это был крик души.
Принято утверждать, что у не-мёртвых её нет. Но я предпочитаю придерживаться другого мнения.
— Это как посмотреть, — фыркнул Алекс. — Многие расценили появление в Питере такого крутого тебя, как угрозу своей власти. Они запаниковали. И бросились принимать меры — в силу своего разумения и возможностей.
— Например, инок Софроний? — спросил я скептически. — Или граф?
Алекс кивнул. Щелчком взбил бакенбарды и иронически усмехнулся.
— До тебя только дошло, да?
— Что дошло?
Несмотря на способности, иногда я бываю ужасным тормозом.
— Представь костяшки домино, мон шер, — предложил Алекс. — Как их ставят вертикально, одну за другой… а потом — раз! И толкают крайнюю.
Во рту сделалось кисло.
— А ведь я всего лишь хотел водить ночные экскурсии, — горько сказал я. — Собирать первоиздания, ухаживать за девушками…
— Не кокетничай, — строго осадил шеф. — Ты же боевой офицер. И просто обожаешь заварухи.
Тут он меня уел. Стыдно признаться, но с тех пор, как у нас война — я чувствую себя по-настоящему живым.
— И кстати о девушках, — продолжил шеф. — Пока мы с тобой находимся в столь тесной… проксимитэ, ограничься вздохами издалека.
— В смысле?
Он посмотрел на меня, как на слабоумного.
— Ну подумай сам, мон шер ами, — ласково, словно ребёнку, сказал Алекс. — Каково тебе будет, если ты начнёшь вдруг, неожиданно, улавливать вибрации, которые я буду производить, находясь э… с барышней?
— Чёрт.
— Не поминай чёрта. А не то…
— Мы почти на месте, — неожиданно сказала Суламифь.
Я о ней почти забыл — до того погрузился в спор с шефом.
— Держи, — Алекс бросил мне на колени большой кофр. — И давай шевелись, мон шер. Вечно ты копаешься.
Я думал, он предлагает мне вооружится — кофр был изрядно тяжел.
Но заглянув внутрь, я увидел чистую сорочку в пластиковом чехле, галстук-бабочку…
А потом ещё раз взглянул на себя в зеркало.
Вся грудь у меня была залита кровью. Галстук превратился в размокшую тряпку, на брюках темнели пятна от раздавленных жучков.
— Но как вы?..
— А что, был хоть раз, чтобы ты добрался до места чистым? — сварливо вопросил Алекс.
Сам он был свеж, как рассвет над Невой. И благоухал ландышами.
— Спасибо.
— Поторопись. И кстати: на Ассамблее, сделай вид, что никто на нас не нападал.