Жмурки

Глава 8

— Что случилось? — отбрасывая цилиндр, рявкнул шеф.

— Дети пропали, — проблеяла соседка.

У шефа глаза расфокусировались.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он, рушась на табурет рядом с барной стойкой. — Какие дети?

Антигона вложила в руку Алекса высокий стакан с чаем, и тот сделал большой глоток, не замечая, насколько тот горяч — я видел, как над стаканом поднимался пар.

А дело было вот в чём: Аврора Францевна действительно была ядерным физиком — и работала в каком-то закрытом НИИ, в советские времена такие заведения называли «Ящиками».

Несколько лет назад её привлекли к новому исследованию: влияние паранормальных явлений на физические законы Вселенной.

Разумеется, они проводили опыты на человеческом материале — в рамках исследования, конечно.

Искали людей с паранормальными способностями, ставили эксперименты, делали тесты…

Дети были частью программы.

Ничего антипедагогического, если вы понимаете, что я имею в виду… Они просто учились в спецшколе, где за ними наблюдали подготовленные педагоги. И иногда, в рамках экспериментов, детей навещали люди из НИИ, предлагая решать несложные задачки.

Угадывание карт, поиск пропавших предметов…

— А несколько дней назад, — Аврора Францевна нервно затянулась. — нам потребовалось уточнить кое-какие данные. Леночка — это моя ассистентка — отправилась в школу. Но никого из тех, с кем мы работали, там не оказалось.

— Подробнее, — приказал шеф.

Соседка судорожно втянула дым, закашлялась…

— Дети, — наконец выдавила она. — Которые участвовали в эксперименте и… показали самые лучшие результаты. Они пропали.

— Заболели? — выстрелил предположением шеф. — Перевелись в другую школу? Уехали?

Соседка покачала головой.

Очки в тонкой золотой оправе съехали на кончик потного носа, но она этого не замечала, и подслеповато щурилась на удивление красивыми, серыми с зеленью глазами.

— Леночка проверила всё: родители живут по известным адресам и… как бы это сказать, не реагируют. Да, они помнят о том, что у них есть сын или дочь, но ведь они уехали в лагерь. Или в гости к тётушке. Или ночуют у друзей… В школе — то же самое. Учителя, директриса… Их отсутствия словно бы не замечают. Людям как будто… промыли мозги, — соседка поморщилась, словно использование столь простонародного эвфемизма ей претило.

— Так… — шеф подобрался.

А я вспомнил Котова.

Радикальная смена поведения…

Учителя и родители должны паниковать, бить тревогу — это их святая обязанность. Но они молчат.

Мы с Алексом переглянулись.

— А ваша дочь? — наконец спросил Алекс.

Соседка с облегчением пожала плечами.

— С Машенькой всё в порядке, — сказала она. — К счастью, у неё практически нет способностей. Абсолютно нормальный ребёнок, я вообще не понимаю, почему она должна учиться вместе с…

— Аврора Францевна, — мягко перебил шеф. — Это сейчас не важно. Главное, чтобы девочка была в ПОЛНОЙ безопасности, вы понимаете?

Щеки соседки вспыхнули нездоровым румянцем.

— Вы что же думаете, что я не могу позаботиться о собственной дочери? — встав со стула, она угрожающе нависла над шефом.

Мы с Антигоной молча переглянулись.

— Да, — просто сказал тот. — Потому что нет никакой гарантии, что вас тоже не загипнотизируют, — соседка возмущенно фыркнула. — И в связи с этим, — Алекс повысил голос. — Предлагаю… Да нет, просто прошу… Будьте внимательнее.

Я выдохнул.

Казалось, шеф сейчас потребует забрать ребёнка сюда, под наше бдительное око, и тогда разгорится настоящая свара.

«Плохая мать» — вот какого обвинения боятся все, без исключения, женщины. Даже если она пробыла матерью всего пару месяцев, пару минут — обвинить её в недостаточно трепетном отношении к ребёнку — преступление.

Слава Богу, шеф это тоже осознавал. И не стал давить на больную мозоль.

А я для себя отметил, что забот у нас сделалось чуточку больше.

Ерунда, прорвёмся. Ну что здесь сложного: приглядеть за одной маленькой девочкой.

Это ведь не оборотень, не стригой…

— Рамзес в курсе, что девочке может грозить опасность? — флегматично спросил шеф, когда Аврора Францевна выдохнула и вновь уселась на стул.

— Я вообще не понимаю, как может обычная собака…

— Пёс, — поправила автоматически Антигона. Все взгляды устремились к ней. — Не собака, — повторила девчонка. — А пёс. Мужского рода.

— Не вижу разницы в данном конкретном случае, — отмахнулась соседка. — Собака, пёс… Он только и делает, что спит. Нет, в принципе, я не против присутствия его в нашем доме — выглядит он внушительно, и уже одно это должно…

А я подумал: ночью на вашем участке был перевёртыш. А этот хвалёный внушительный пёс даже не тявкнул. Почему?..

Надо будет наведаться. Познакомиться поближе.

— Аврора Францевна, — ласково позвал шеф. — Возвращайтесь домой. Расскажите о ваших опасениях Рамзесу, — у соседки дёрнулся уголок рта, но она промолчала. — И… Приглядывайте за девочкой. А самое главное: берегите себя. Не контактируйте с подозрительными людьми, проверяйте всю информацию, которая к вам поступает. Ведь это ваша работа, верно? Критическое мышление — наиглавнейший ваш инструмент. Вот и работайте. А я займусь школой.

Соседка приободрилась. Решительно затушив сигарету — в пепельнице высилась внушительная горка скуренных до фильтра бычков — она поднялась, и хлюпнув носом, кивнула. А потом пошла к выходу, но на пороге обернулась.

— Так может, Машеньку пока в школу не пускать? — спросила она.

— Отчего же, — пожал плечами шеф. — Вы же сказали, что Маша э… не блещет способностями. А образование ребёнку не помешает.

Как только соседка удалилась, Алекс деятельно потёр руки.

— Лёд тронулся, — возвестил он и победительно посмотрел на меня. — Поручик, почему вы ещё здесь? Почему не разгружаете Арсенал?

— Твою дивизию, — я бросился к двери в подвал. — Совсем забыл.

Но я не успел.

У крыльца зашелестели шины, тяжело хлопнула дверца и окно кухни закрыла громада серого, как цинковый гроб, броневика.

Антигона вылупилась на шефа.

Она ведь до сих пор не в курсе, — сообразил я.

— А ничего, что у нас в гостиной дрыхнет стригойка? — спросила девчонка.

Я отвесил себе мысленного пинка.

Суламифь! О ней мы тоже забыли. Шеф пригласил её остаться у нас — всё равно ей сейчас деваться некуда — и занялся другими делами, справедливо полагая, что сотрудники агентства будут выполнять свои обязанности. То есть, проявят сознательность и позаботятся о гостье.

— Лучше ей побыть у меня, — быстро сказал я, направляясь к гостиной.

— Звезда моя, ты тоже исчезни, — приказал шеф Антигоне.

Та беспрекословно подчинилась.

— Чего это с ним? — тихонько спросила Антигона уже на лестнице. Я нёс на руках бесчувственную Суламифь — сказалось чудовищное напряжение, и очутившись в относительной безопасности, стригойка просто отключилась.

Сейчас она напоминала живую девушку не более, чем восковая кукла.

— Со всеми нами, — поправил я Антигону, входя в свои комнаты. — Дверь поплотнее прикрой.

Спецназовцы уже топали сапожищами на первом этаже.

— Наследят ведь, черти полосатые, — возмутилась Антигона. — Вот я им сейчас…

— Не смей! — я едва успел ухватить её сзади, за майку. — Шеф приказал не отсвечивать.

Антигона вздохнула. А потом с неприязнью посмотрела на Суламифь.

Смутившись, я опустил стригойку на диван и прикрыл пледом. Так и подмывало набросить плед ей на лицо — сейчас Суламифь выглядела очень даже мёртвой. Пустые серебряные глаза уставились в потолок.

Я передёрнулся.

Неужели я выгляжу также, когда сплю? Впрочем, полулетаргическое состояние, в которое я изредка впадаю — точно не сон.

Надо проследить, чтобы меня никто таким не видел, — подумал я. А потом предложил Антигоне:

— Давай пойдём в спальню.

Дело в том, что мои апартаменты состояли из двух комнат: гостиной с диваном, на котором лежала Суламифь, креслами и письменным столом. И спальни, к которой примыкала ванная.

Я просто не хотел, чтобы стригойка, очнувшись, услыхала наш разговор…

Но судя по брошенному на меня взгляду, Антигона предположила совсем другое.

— Не дождёшься, — буркнула она, независимо сжав кулачки в карманах тесных джинсов.

Я моргнул. Затем прокрутил в голове свои слова… И усмехнулся.

— Да я и не…

— Ты что же думаешь, — перебила она. — Что раз у нас с тобой тогда было, теперь так всегда будет?

— Э… — я пытался разобраться в лингвистическом Антигонином лесу, но она продолжила, подступив ко мне вплотную и подняв круглое, покрытое веснушками личико. Росту в девчонке было мне по грудь.

— Думаешь, раз я тогда тебе сказала, что люблю, теперь можешь мною пользоваться? Пальцем поманил, и я прибежала? Так вот знаешь, что? Это была неправда! Я просто так это сказала, чтобы тебя подбодрить.

— Подбодрить? — дыхание почему-то спёрло. В правой стороне груди сделалось очень больно, и если бы у меня было живое сердце, я бы решил, что это обширный инфаркт.

— Мы же собирались умереть, помнишь? — ядовито спросила Антигона. — Это была наша последняя ночь, а ты был единственным доступным мужиком. Не к шефу же было приставать.

Я выдохнул. Провёл ладонью по лицу, как бы очищая его от налипшей паутины и посмотрел на Антигону.

— Да, — сказал я. Язык слушался плохо. — Точно, я и забыл… Что ты тогда что-то говорила. Ты права. Тогда всё было по-другому. Когда я пригласил тебя в спальню… — я бросил многозначительный взгляд на стригойку. — Я просто хотел поговорить без посторонних ушей.

— Может, лучше тогда ЕЁ перенести в спальню, — тем же ядовитым тоном предложила Антигона. — А мы с тобой останемся здесь?

— Отличная мысль, — кивнув, я подхватил на руки Суламифь, а потом толкнул дверь носком ботинка. — Просто я об этом не подумал.

На самом деле, подумал.

И мысль, что в моей постели будет мёртво лежать незнакомая стригойка, мне не понравилась.

Но Антигона права.

Лучше она, чем…

Нет, не лучше! — заявил внутренний голос. — Тебе ХОЧЕТСЯ, чтобы это была Антигона. Ты хочешь держать её на руках, хочешь бросить на свою постель, а затем рывком расстегнуть ремень и…

И тут перед мысленным взором проявился Алекс. Укоризненно цокнув языком, он покачал перед моим лицом пальцем и исчез.

Я почувствовал, как к щекам приливает кровь.

Шеф предупреждал. Никаких мыслей об интимном. Не думай о белой обезьяне.

Закрыв глаза, я отошел как можно дальше от Антигоны.

Стригойки не пахнут. У них холодная кожа, под которой не бьётся жаркая жилка, их дыхание не отдаёт кофе и мятной жвачкой, их волосы не благоухают лавандой и зелёным яблоком, а одежда — тальком и горячим утюгом…

Да, они всё это могут.

Но как правило, не доставляют себе труда. Просто не парятся. Я давно это заметил: тщеславие стригоек распространяется только на внешность. Они любят выглядеть, как картинки. Мёртвые холодные журнальные постеры.

Поэтому я предпочитаю обычных девушек. Не из-за их крови или энергии. Просто потому что они — несовершенны. Они чихают, кашляют, сопят во сне… У них путаются волосы, а утром неприятно пахнет изо рта.

Они ПОРАЗИТЕЛЬНО живые.

И вот сейчас, стоя рядом с пребывающей в летаргии стригойкой, я особенно остро ощутил непохожесть на неё Антигоны.

Нелепая причёска в виде луковки, сплошные веснушки и столько гонора, что он не помещается внутри её крепенькой ладной фигурки.

И я люблю её.

Мысль была неожиданной, и в первый момент я решил, что — не моей. Мало ли, откуда прилетело.

Ведь я — не такой.

Я не могу любить. Не живую девушку. ВООБЩЕ никого не могу — я ведь стригой. Мёртвая неодушевлённая материя…

— Очнись, Шу.

— А?..

— Шеф зовёт, — Антигона уже открыла дверь и вышла на лестничную площадку. — Спецназовцы уехали.

Арсенал был пуст. Тир зиял пустыми рамами мишеней, у дальней стены сиротливо притулились мешки с песком.

Крюки на стенах, лишенные своего содержимого, выглядели особенно неуместно.

Железная дева, — подумал я. — Сейчас стены начнут сжиматься, и…

— Держи, — Алекс запустил в меня чем-то тяжелым, я инстинктивно поймал.

— Ключи? — связка была обширной. Несколько экземпляров так и хотелось сунуть в замочную скважину какого-нибудь антикварного бабушкиного сундука.

— А ты думал, это место — всё, что у нас есть? — Алекс надменно поднял бровь. — Поверь, мон шер ами, этот погром — далеко не первый в моей жизни.

Говоря, он набирал код на панели рядом с дверным проёмом. Часть стены, которую я считал бетонным монолитом, бесшумно отъехала в сторону, открывая ещё одну лестницу.

Оттуда пахло железом, порохом и ружейной смазкой.

Я посмотрел на связку ключей в своей руке.

— А для чего тогда это?..

— Это?.. — казалось, шеф пребывает уже где-то там, внизу. Среди любимых револьверов и шпаг. — Ах это, — он небрежно махнул рукой. — Ключи от погреба. Грибочков маринованных захотелось. Не сочти за труд, мон шер. Принеси баночку. И водочки захвати.

Алекс легко поскакал по лестнице, о которой минуту назад я ничего не знал.

А я пошел искать погреб.

Отродясь не знал, что у нас какой-то погреб есть. С грибочками. Видать, шефу просто не хотелось демонстрировать мне тайную комнату, вот и отослал, измыслив пустячное поручение.

На всякий случай я решил спросить.

Антигона уже вовсю драила полы. Пунктик у неё такой: после чужих обязательно надо вымыть пол. Терпеть не могла, когда натоптано.

И хотя уборкой обычно занималась Амальтея, полы Антигона мыла сама.

— У нас есть погреб? — спросил я, подпрыгивая: по ногам с влажным шелестом пронеслась матросская швабра.

— Как не быть, — не глядя на меня, девчонка сдула с лица выбившуюся прядь.

— А где?..

— Всё тебе расскажи, — буркнула она себе под нос. Шея у Антигоны была розовая, маленькие руки крепко сжимали ручку швабры… Пахло от неё просто изумительно: здоровым девчоночьим потом, горячим телом и…

Белая обезьяна, белая обезьяна.

Никогда бы не подумал, что столько мыслей уделяю размышлениям о плотском.

Бедный шеф. Намучается он со мной.

— Алекс грибов просил принести, — я веско подкинул на ладони связку ключей.

— Грибов?.. — Антигона даже про полы забыла. Выпрямилась и вытаращилась на меня. А потом мотнула головой. — За дом пойди. Там рядом с гаражом увидишь такую будку…

Я кивнул.

Будку я знаю.

Всегда считал, что там запасной генератор — от крыши будки к особняку тянулись провода.

Подбрасывая на ладони связку ключей, я беззаботно соскочил с крыльца и обогнув угол дома, по тропинке направился к гаражу.

Будочка располагалась рядом. Низенькое бетонное сооружение, облицованное искусственным камнем — для придания пасторального колорита. Крыша у неё была островерхая, крытая красной глиняной черепицей, дверь — металлическая, «под старину», с коваными петлями и толстенным засовом.

До будочки я не дошел метров трёх.

С орешника, росшего возле тропинки, за шиворот мне обрушился водопад ледяной воды. Я даже вздрогнуть не успел: вслед за водой на плечи упало что-то тяжелое и схватив за шею, начало гнуть меня к земле…

Под ноги подкатился ещё кто-то, третий ударил в бок…

Падая, я обратил внимание на то, какие неестественно яркие на небе звёзды.

А потом меня накрыло.

Звёзды вспыхнули нестерпимо, их белый колючий свет залил весь двор, и дальше я помню только знакомый болотный дух, короткие взрёвывания и удары по чему-то плотному, больше всего напоминающему набитые камнями, ребристые покрышки.

В спину, рядом с почкой, воткнулось что-то острое, оно мешало двигаться и отвлекало неприятными ощущениями.

На голову обрушился цветочный горшок размером с мусорный бак — а может, это и был мусорный бак, уж больно характерно вдруг запахло.

Меня опрокинули на спину и принялись пинать ногами.

Всё это действо творилось в мёртвой, наполненной свистом и горячим дыханием, тишине.

А потом эту тишину прорезал грохот выстрела.

Эхо прокатилось по крышам домов, отразилось от кованых решеток заборов и утонуло в реке.

Пинки прекратились и я смог подняться.

Алекс, держа дымящийся револьвер в вытянутой руке, целился куда-то поверх забора.

Свет фонаря облекал его фигуру призрачным желтым светом, глаза сверкали азартным огнём.

— Что случилось? — спросил я, удивлённо оглядывая поле боя.

Вокруг, в разных интересных позах, распростёрлось четыре тела. Принадлежали они то-ли крокодилам, то-ли ещё каким-то рептилоидам, но быстро меняли очертания на человеческие. Воздух вокруг рябил от разрядов магии — я их чувствовал, как сухие удары электрического тока.

— Ты мне скажи, — сунув револьвер подмышку, Алекс принялся споро набрасывать на шеи оборотней кольца верёвки.

Те сразу переставали дёргаться и только скулили.

— Я не знаю, — ответ был честным, хотя и бессодержательным. — Судя по запаху, это дружки тех гопников из Краснодара, — потянув носом, сказал я. — Ещё тогда мне показалось: болотом пахнет.

А вервие у шефа непростое, — сообразил я. — Верёвка самоубийцы. Вымоченная в крепком настое полыни и заговоренная. Она удерживает их от метаморфозы.

На самом деле, я не верил, что это работает. Просто читал — у Геродота, кажется.

А вот поди ж ты.

— Допрашивать будем? — деловито спросил я. К своему удивлению, я опознал одного из гопников — того, что был на геленде, с убитым мною водителем. Мы его сунули в багажник, а теперь он здесь. И вновь нападает.

— Вестимо, — задумчиво кивнул шеф. — Тащи их в погреб.

И он указал подбородком на ту самую приземистую будочку.