Журнал "Здоровье" №1 (145) 1967

Четыре поколения

Элла Черепахова

Ходит по свету такая побасенка: от кого у человека нет ни тайн, ни секретов? От следователя и от врача…

Кстати, в обеих профессиях много общего, они, если так можно выразиться, двоюродные сестры. Наука врачевать — душу ли, тело ли — наука глубоко социальная. Врач видит врага, виновника болезни, не только в злокозненности какого-нибудь вируса, но и в уродливо устроенном быте, в тяжелом, опасном труде, неумении человека (или невозможности) отдохнуть, в сотнях подробностей и деталей, из которых складывается повседневность, а иначе говоря, наша жизнь.

Самой природой своего дела врач обречен на всесторонний интерес к людям. И тем не менее разные бывают они, наши целители.

Гуманизм — мировоззрение врача. Если же примерить это определение к жестокой прозе ежедневности так называемого «обыкновенного врача», целителя из райгородка или села, так это не только мировоззрение, но и талант. Попробуй не разбазарь его, оставшись один на один с бесконечными мелочными и немелочными тяготами медицинского хозяйства и обихода! И растрачивают. Бывает… Но не о них сегодня речь.

Сегодня речь о тех, кто незаметно идет с нами бок о бок всю жизнь — с первого часа нашей земной прописки, охраняя и заслоняя от бед и горестей, которые вползают в наш дом с болезнью.

В одной деревне я видела: в избе у старой женщины рядом с иконой висел портрет знаменитого Филатова, вырезанный из журнала. И не казалось смешным, что старуха каждый вечер преклоняет колени перед наукой, вернувшей ей свет очей.

Каждый из нас, призадумавшись, может вспомнить имя или хоть лицо человека в белом халате, который однажды сделал для нас то, что, кажется, по силам только родной матери: подарил радость ощущать жизнь.

Тех, кто снят на этой фотографии — донецких целителей Матяшиных, — узнают многие и многие: вылеченные от голодных поносов еще в гражданскую, спасенные от фашистских пуль в Отечественную, возвращенные к жизни, к труду вчера и, может быть, уже сегодня.

Из ветви в ветвь, как семейное, передавались вместе с призванием к медицине от родителей к детям прекрасные традиции русской медицины: человечность, талант к самопожертвованию, мастерство и глубокий интерес к социальным проблемам времени.

На этой фотографии нет прадеда Матяшиных, фельдшера, начавшего врачевать в Донбассе. То был корень всей династии, накрепко привязавшейся к продымленному, исчерченному черными сугробами терриконов Донбассу. Нет на снимке и отца Матяшиных — Михаила Прокофьевича Матяшина, хирурга, профессора, заслуженного врача Украины: семья потеряла его семь лет назад. Он умер в шахтерском городе Макеевке, куда вернулся после войны, после военных госпиталей сначала и Карелии, потом на 2-м Украинском фронте, позже в Венгрии и Румынии, вернулся в старую свою рудничную больничку, изуродованную, испакощенную оккупантами, и началось все сначала, как раньше, — с ремонта, со стекол для окошек, с прибольничного сада. И было это для людей как первый знак мира: «Наш доктор вернулся. Все, как раньше». Вернулся с фронта, как уходил, с женой Еленой Григорьевной Черкуновой, тогда уже майором Черкуновой, военным врачом, кавалером ордена Красной Звезды…

Вот она, скорей светловолосая, чем седая, очень живая, обаятельная, можно сказать, женщина из легенды. Сейчас это известный Украине врач, награжденный орденом Ленина, почетными званиями и титулами.

А тогда, в двадцатых годах, стрелял по ней Петлюра, привезла на память осколок из-под Вахмача, куда прискакала с отрядом бойцов Котовского «на операцию», работала на тифе в госпиталях польского фронта студенткой одесского медвуза. Призвание тогда проверялось сурово, самой жизнью.

Представьте себе поезда двадцатых годов, поезда, ползущие с натугой, как подагрики; на частых остановках пассажирам приходилось рубить дрова и носить воду для паровоза. Один такой поезд повез из Одессы четыре веселых вагона: ускоренный гражданской войной выпуск одесского медвуза. Поезд останавливался на маленьких и больших станциях, и вагоны пустели, пустели: в городах и селах Украины оставались новые врачи. 11 человек доехало до тех же мест, что и Матяшины. Высадились с чемоданами книг Михаил и Елена в греческом селе Керменчик. Не просто врачи. Десант новой жизни, никогда не бывалой.

Что их ждало? Сырая, голодная больничка. Дети, страдающие голодным поносом. Дистрофики. Соски, желанные из хлеба, который не мог принять даже взрослый желудок. Свивальники… Люльки, из которых ребенка вынимали только раз в сутки. Дикие обычаи сельской старины!

Начинать пришлось с бараков для голодающих, с хождений по избам, с первых сельских клубов. Строить надо было не просто новое здравоохранение — новую власть. Строили. Оба они кончили вуз как лечебники, но время отказывалось глядеть в дипломы. Людей косила малярия, и Елена Григорьевна стала маляриологом, потом создала одну из первых на Украине детскую консультацию, с боем доставала для нее «наглядную агитацию», мебель, весы, отыскала в селе женщину, которую обучила и подготовила как санитарку, установила через нее контакт с местными… Теперь смешно вспоминать, как тогда, в те самые двадцатые, свивальники, уродующие детские кости, женщины на селе сдавали торжественно, массово — в клубах. Это был целый обряд, отречение от старого…

Потом жили в рабочем поселке Авдеевке, и муж там оперировал без отдыха, запись шла за 2–3 месяца вперед, а жена снова организовывала детские консультации и бараки для голодных, читала лекции о быте, а кроме того, училась сама. Муж бывал иногда в отъезде, и ей нужно было также научиться оперировать на случай острой необходимости. И он сам учил ее. Случаи из их сельской практики не были описаны в учебниках. Приносили детей в судорогах, начавшихся после грудного кормления матерью, погулявшей на крестинах с водкой; Женщин с кровотечением, побывавших на приеме у сельских бабок… Жизнь была заполнена натуго работой-борьбой.

А потом их бросали на эпидемии: сыпняк, брюшняк, скарлатина…

Наконец рудничная больница в Юзовке, быстро нажившая в округе славу, больница о чудным садом, оранжереей, фонтаном. В больницу часто попадали шахтеры с травмой глаз, и Михаил Прокофьевич всерьез заинтересовался офтальмологией, а страсть к ювелирным операциям, чудесно возвращающим зрение, передал впоследствии дочке Оксане, посвятившей офтальмологии всю жизнь.

Перед войной Матяшина назначили заместителем министра здравоохранения Карелин, забронировали, но как только началась война, он убедил военкома снять бронь и развернул военный госпиталь в Беломорске. Тут они с Еленой Григорьевной увидели первых раненых. Их везли и везли… Трое суток нельзя было прилечь. На четвертые, во время короткой паузы. Матяшины уснули прямо под операционным столом. Так было всю войну: кровь, сотни искалеченных людей, операции, гипсовые повязки, потом погрузка в эшелон, налет, и снова они в госпитале — уже дважды раненные…

Михаил Прокофьевич думал, что, может быть, в тяжкую годину разрушений и смерти сыну их Игнату стоит выбрать профессию созидательную — наперекор всему! Например, судостроение. Это даже романтично. Стояли тогда неподалеку от моря, а в портовом городе том, кажется, сам бог велел учиться строить корабли. Игнат поехал, посмотрел, вернулся и сказал, что нет, будет сдавать в медицинский. Только в медицинский! И поступил.

Отцу и матери пришлось в гражданскую защищать дом свой, свое право на новую, свободную жизнь, и подросший к Отечественной их сын встал рядом, взял в руки оружие. Вместе вышли за порог…

Есть, мне кажется, определенная закономерность в том, что именно из медиков легче всего получаются герои. Гуманизм, как бы доказывают они, самое действенное, что есть на земле. Сохранилась старая красноармейская газета «Боевой призыв» за январь 1944 года с наивной по нынешним дням и трогательной заметкой: «Игнат Матяшин». Там описывается, как мотострелковое подразделение, где служил Матяшин, «стремительно преследовало отходящего противника» и кап «немцы сомкнули вокруг них кольцо», а у бойцов осталось по 20 патронов и по 2 гранаты. И как Игнат Матяшин поднял бойцов в атаку, и они прорвали это кольцо, но Игнат был тяжело ранен…

Отец с матерью, непрерывно оперируя раненых, с тревогой вглядывались в каждого новичка, которого несли на носилках: а вдруг?

Тихий, застенчивый Игнат служил не где-нибудь — в 3-й гвардейской танковой армии, командиром взвода танкового десанта. И не зря тревожились. Под Проскуровом ранен был сын в спину, осколок пришелся, по счастью, не в самый позвоночник, иначе бы паралич… После многократных операций вернулся долечиваться домой, в Донбасс. Его лечили, и сам он учился лечить. Учился яростно — опять воевал, — а рана укладывала в постель снова и снова. После одного из экзаменов товарищи вынесли его на носилках и доставили в больницу. Еще одна операция… Пришлось заодно проходить курс ощущений больного: его тревоги, муки, боли были до конца понятны будущему врачу. А он был врач, врач до мозга костей, как и сестра его Оксана, — врач, уже в четвертом колене, жадный до самостоятельной работы, унаследовавший склонность к многостороннему изучению науки. В Луганске (после вуза) Игнат Матяшин — директор станции переливания крови, заместитель главврача областной больницы, потом ординатор, ассистент… В 1956 году состоялась первая в Донецком мединституте защита кандидатской диссертации. И его уже привлекают новые, сложные проблемы, связанные с пластикой пищевода, толстой кишки.

Но тут время сказать о некоторых особенностях жизненных принципов Игната Матяшина. Матери его давал рекомендацию в партию председатель Одесского ЧК, пламенный революционер товарищ Северный, давний знакомец по нелегальной работе, Свою рекомендацию Игнат получил на фронте, перед одним из боев. Интересно, что в жизни обоих поколений не было места иллюзиям о «чистой науке», науке, защищенной стерильным колпаком от революционной, от партийной работы.

Пять лет Игнат отдал партийной работе в институте, и она научила его глубже понимать людей, их взаимоотношения, стремления, цели, творческий потенциал. Эти пять лет сформировали из «остепененного» ученого руководителя, организатора, вожака, и все это сослужило ему верную службу потом, когда он, став доктором наук, профессором, возглавил кафедру общей хирургии лечебного факультета Донецкого мединститута, стал заведовать клиникой общей хирургии имени М. И. Калинина, был выбран депутатом горсовета.

Прежде чем защитить докторскую диссертацию, он сделал сотни операций на желудке, кишечнике, печени, прямой кишке. 4–5 часов у операционного стола, с перепаханной осколками спиной… Но дело не только в физических усилиях. Операция — это судьба человеческая, иногда драма человеческая, иногда трагедия. Каждый раз — неповторимая человеческая личность, своя особенная история. Как-то привезли девушку. После семейной ссоры выпила каустическую соду и обожгла пищевод. Медиастенит — воспаление средостения, тяжелый случай. Человеку плохо, а он и не хочет бороться за жизнь. Игнат Михайлович долго колдовал над ней и «отколдовал» от черных чар. Сделал пострадавшей искусственный пищевод, спас жизнь, но оказалось, что это только полдела. Важно ведь, чтоб жизнь приносила ощущение полноты… И потом, после излечения, хирург продолжал свое дело на ином поле: устроил девушку на работу, нашел ей друзей… И вот летят письма изо всех городов, где она побывала с мужем и ребенком: из Красноармейсна, потом Сибири, летом — из Ялты… Такая работа? Такой человек.

Я видела женщину, приехавшую из другой, Николаевской, области «спасаться» к Оксане Матяшиной и узнавшую о ней по добрым слухам, которыми, как говорится, земля полнится. Я видела Оксану Михайловну во время обходов и осмотров рядом с отчаявшимися людьми, жертвами несчастий — обвалов и неосторожности или драк. Для нее нет просто «клинических случаев» — есть люди. Их образ жизни. Ее интересует траектория, по которой несчастье движется и приходит к людям. Оттого и стала темой ее докторской диссертации «Травма глаз у шахтеров и ее профилактика».

Оксана Михайловна сама спускалась в шахты и проводила исследования на местах. За 10 лет под ее руководством были изучены пять тысяч случаев травматизма на шахтах, их причины, характер, зависимость от различных видов добываемого угля, от угла залегания пласта, от степени механизации. Выли разработаны показания для определения видов шахтерских специальностей, созданы специальные сетчатые защитные очки. В комиссию, воюющую с глазным травматизмом, втянуты не только медики, но и инженеры, работники НИИ по безопасности горных работ, На шахтах непременными стали занятия по безопасности и глазному травматизму. И сама Оксана Михайловна, конечно, член комиссии, председатель областного общества глазных врачей, член республиканской комиссии по борьбе со слепотой и глаукомой. Ей понятны волнения человека, особенно женщины, которая беспокоится не только о том, чтобы вернуть после операции зрение, но и о том, чтобы сохранить косметическую красоту глаза. И в этом она добилась блестящих успехов. После долгих и настойчивых усилий Оксане Михайловне удалось разработать надежный метод, позволяющий сохранить при операциях хороший вид глаза.

Замужем Оксана Михайловна за врачом. Итак, в семье Матяшиных есть еще одна медицинская ветвь — профессор, доктор наук Богдан Николаевич Зорин — заведующий кафедрой судебной медицины Донецкого медицинского института, начальник областного бюро судебно-медицинской экспертизы, председатель Донецкого научного общества судебных медиков и криминалистов, член методического совета при главном судебно-медицинском эксперте Министерства здравоохранения УССР.

Работа профессора Зорина может вдохновить на создание приключенческих детективных повестей любого писателя. Загадочная смерть, сложное, запутанное убийство, следы тяжелых преступлений — все это составляет одну из важнейших сторон его деятельности.

Сын Богдана Николаевича и Оксаны Михайловны Саша — студент мединститута, его тянет к хирургии.

Пройдет время, в его руки перейдет факел любви и добра к людям, который всю жизнь светил его родителям и дедам. И не только факел. Должна перейти твердость, с которой держат его руки людей, родных ему по крови и духу, — руки воинов, руки целителей.

В больших городах, из которых никогда не уйдет память о Великой войне, собирают медики свои конгрессы.

Это кажется мне знаменательным, тем более что среди участников конгресса много таких, что помнят войну не по книжкам и не по фильмам. В Берлине выступил бывший танкист Игнат Матяшин с докладом. Между прочим, выступил на немецком языке. Имел случай его изучить в свое время… В Волгоград, на Всесоюзный съезд офтальмологов, направляют бывшего старшину медслужбы Оксану Матяшину, ныне успешно защитившую докторскую диссертацию, заместителя директора научно-исследовательского института травматизма и ортопедии.

…Одевшаяся плотью сказка о живой воде! И суть не только в том, что делают мастера-виртуозы хирурги. Суть в том, что, кроме операционного поля, есть еще иное поле битвы с болезнями и травмами. И на этом поле делают медики все, что можно, для того, чтобы несчастье просто не родилось. Уничтожают его раньше, чем оно станет осуществившейся бедой.

Донбасс— Москва.

Семья Матяшиных. Елена Григорьевна (в центре) с детьми и внуками (слева направо): Оксана Михайловна, Богдан Николаевич, Игнат Михайлович и самые молодые представители семьи во главе с Сашей, студентом медицинского института.