Хэл Яматака развалился на диване с куском пиццы в одной руке и романом Макдональда в другой. Внезапно по комнате разлился глухой рокот знакомой флейты. Выронив книгу и пиццу, Хэл вскочил с места.
— Фрэнк?
Неплотно закрытая дверь медленно отворилась, будто кто-то ее толкнул. Но оказалось, что этот «кто-то» — просто-напросто порыв ветра, пахнувший из комнаты для посетителей.
— Фрэнк? — повторил Хэл.
Рокот затих, сквозняк прекратился. Но едва Хэл подошел к двери, как комната вновь огласилась нестройными звуками и волосы у него зашевелились от ветра.
Комната для посетителей в этот час пустовала. Слева помещался письменный стол. Напротив — дверь в общий коридор (на этаже располагалось еще несколько компаний). Дверь была закрыта. В комнате имелась еще одна дверь, за ней — коридорчик, по которому можно пройти в любую из шести комнат сотрудников агентства или туалет (в одной из этих комнат за компьютером работал Ли). Но и эта дверь сейчас закрыта.
Значит, сквозняк и музыка не доносятся из коридоров, а возникают прямо здесь, в комнате для посетителей.
Хэл остановился посреди комнаты и огляделся.
Переливы флейты прозвучали в третий раз. Снова пронесся ветерок.
— Фрэнк? — позвал Хэл и вдруг боковым зрением заметил справа от себя, возле двери в общий коридор, незнакомого человека. Он стоял чуть ли не за спиной Хэла.
Хэл обернулся. Нет, это не Фрэнк Он видел гостя впервые, но сразу сообразил, кто перед ним. Золт! Ну конечно, кто же еще. Именно таким Хэл его и представлял со слов Клинта, которому Бобби подробно описал своего преследователя из Пуналуу.
Плотный, коренастый Хэл поддерживал спортивную форму и никогда не пасовал перед сильным противником. Золт был на голову выше его, но Хэлу и не таких дылд случалось укладывать. Золт, видать, мезоморф — человек, от природы наделенный крепким сложением. Такому и тренироваться ни к чему, а Золт, судя по всему, знается с гирями и гантелями и не дает себе никакой поблажки. Ну да Хэл тоже мезоморф, у него мышцы — как мороженая говядина Рост Золта, его мускулы — это все чепуха. Страшно другое: от него исходили волны дикой, бешеной злобы, и не заметить их было так же мудрено, как не учуять смрад от разлагающегося трупа.
Хэл уловил дыхание злобы, как только брат Фрэнка появился в комнате, — уловил едва ли не нюхом, как здоровая собака при первой же встрече распознает бешеную. Ну и положенъице. Ботинки он снял еще в кабинете, оружия при нем нет, под рукой ничего тяжелого. Одно спасение — полуавтоматический девятимиллиметровый «браунинг», прикрепленный снизу к письменному столу в кабинете: Джулия оставляла на всякий пожарный. Пока что пускать его в ход никому не случалось.
Хотя по комплекции и по национальности Хэла можно было предположить, что он мастак по части боевых искусств, это было не так. Правда, таэквандо он худо-бедно освоил, но что с того? Только идиот станет защищаться таким способом от разъяренного быка, которому под хвост залетел шмель.
Хэл опрометью кинулся в кабинет. В самых дверях Золт успел ухватить его за рубашку и попытался поднять в воздух. Швы затрещали. В руках у маньяка остался только обрывок ткани.
Хэл чуть не упал. Он ввалился в кабинет и наскочил на стоявшее посредине большое кресло Джулии — это кресло и четыре стула перед ним так и оставались тут после сеанса гипноза. Чтобы удержаться на ногах, Хэл ухватился за кресло, но опора оказалась непрочной: кресло на колесиках выскользнуло и не слишком быстро — пол был устлан ковром, — но все же поехало. Маньяк с налета притиснул Хэла к креслу, кресло врезалось в стол. Золт уперся в туловище Хэла тяжелыми, как кувалды, кулачищами и обрушил на него град ударов, метя в живот.
В момент нападения руки Хэла были опущены, и он не успел защититься. Но он все-таки ухитрился сцепить руки, отставил большие пальцы, улучив минуту, взметнул их вверх и угодил Золту в кадык. Золт поперхнулся собственным вскриком. Ногтями больших пальцев Хэл процарапал ему кожу до самого подбородка.
От удара у Золта сперло дыхание. Обеими руками он схватился за горло и отпрянул.
Хэл вскочил с кресла, но броситься на противника не отважился. Заехать такому амбалу в горло — это же все равно что шлепнуть мухобойкой по морде тому самому разъяренному быку. Бык в два счета опомнится и мигом поднимет дерзкого обидчика на рога. Превозмогая боль от ударов, ощущая в горле пряный вкус пиццы, Хэл поспешил к столу за «браунингом».
Стол был широченный, между тумбами просторно. Где прикреплен пистолет, Хэл не знал, а нагибаться не решился, чтобы не терять из виду Золта. Он провел рукой снизу по крышке. Сперва слева направо. Потом сунул руку поглубже и провел справа налево.
Наконец он нащупал рукоятку револьвера. В тот же миг Золт выбросил вперед руки, словно догадываясь, что Хэл нашел оружие, молит о пощаде: «Не стреляй, сдаюсь!» Но едва Хэл вытащил «браунинг», как стало ясно, что сдаваться маньяк не собирается. Из его ладоней ударил синий свет.
Массивный стол повел себя как электронное бутафорское приспособление из фанеры, изготовленное для съемок фильма о полтергейстах. Не успел Хэл прицелиться, как стол рванулся на него и свез его к широкому окну. Стол был еще шире окна, крышка уперлась в края оконного проема, а не то стол разнес бы стекло и вылетел наружу.
Хэл оказался посреди окна. Низкий подоконник подсек его сзади, он опрокинулся. На мгновение у него мелькнула надежда, что металлические жалюзи сумеют его удержать. Не тут-то было. Увлекая за собой жалюзи, он вышиб стекло и полетел в ночь. «Браунинг», из которого он так и не выстрелил, выпал из его руки.
Шестой этаж. Высота смертельная, но не такая уж большая. Отчего же так долго длится падение? Как медленно взмывают ввысь освещенные окна! Хэл успел вспомнить всех, кто был дорог его сердцу, мечты, которые так и не исполнились. Он даже заметил, что из туч, которые вернулись с наступлением сумерек, сеет легкая изморось. Последнее, что пронеслось у него в сознании, — мысль о саде возле его домика в Коста-Меса, где он круглый год разводил цветы, втайне наслаждаясь этим занятием. Вспомнился хрупкий лепесток ярко-красной недотроги, на самом краешке которого поблескивает крохотная капля утренней росы…
Золт отодвинул тяжелый стол и высунулся в окно. Снизу в лицо ему ударил порыв холодного ветра.
Противник, запрокинувшись, лежал на широкой бетонной дорожке. Янтарный отсвет из окон озарял осколки стекла, погнутые металлические жалюзи и быстро растекавшуюся лужицу крови.
Все еще кашляя и пытаясь отдышаться, Золт прижимал руку к саднившей царапине на горле. Досадное происшествие. Не то чтобы ему было жать убитого, просто погиб он очень некстати. Золт собирался сперва выведать у него, кто такие Бобби и Джулия и какое отношение имеют они к этому экстрасенсу Томасу.
И вот еще что. Когда Золт материализовался в агентстве, парень принял его за Фрэнка. Золт своими ушами слышал, как он произнес имя брата. Следовательно, сотрудники агентства якшаются с Фрэнком и знают, что он умеет телепортироваться. Им наверняка известно, где скрывается этот мерзавец, убийца матери.
Разумеется, кое-что можно разузнать прямо здесь, в агентстве. Но надо торопиться, а то полиция, обнаружив труп под окнами, вломится сюда и придется Золту убираться несолоно хлебавши. Нынче все его приключения сопровождаются воем сирен.
Пока что их не слыхать. Кажется, пронесло: никто даже не заметил, что из окна выпал человек. В учреждениях по соседству работа уже закончилась — как-никак без десяти девять. Кое-где, наверно, появились уборщицы — моют полы, выбрасывают бумаги из корзин, — но если бы они услышали подозрительный шум, то непременно высыпали бы посмотреть.
Вообще этот парень вывалился из окна на редкость бесшумно. Даже не вскрикнул. Вернее, перед самым ударом о землю он издал крик, но такой короткий, что и не разобрать. Куда громче прозвучал звон стекла и металлический скрежет жалюзи, но и это не беда: все произошло в мгновение ока — поди догадайся, откуда эти звуки.
Вокруг торгового центра внизу проходило четырехполосное шоссе. Вдоль него и выстроились высотные корпуса, в которых размещались учреждения вроде этого. Видимо, в момент падения шоссе пустовало.
Сейчас слева показались две машины. Одна за другой они промчались мимо, не сбавив скорость. Кустарник вдоль обочины скрывал тело от глаз водителей. А прохожие не станут поздним вечером шастать вокруг административных корпусов. Похоже, что труп не обнаружат до самого утра.
Золт бросил взгляд на другую сторону улицы. На стоянке у торгового центра возле магазинчиков и ресторанов виднелось несколько маленьких фигурок. Никакой суматохи, никто ничего не заметил. Еще бы: легко ли разглядеть человека в темной одежде, мелькнувшего на фоне здания, в котором огни большей частью погашены.
Золт откашлялся, сморщился от боли и сплюнул вниз — туда, где лежал мертвец.
Во рту он почувствовал вкус крови. На этот раз собственной.
Отвернувшись от окна, он обвел взглядом комнату. Где же искать следы? Узнать бы, где сейчас Бобби и Джулия Дакоты, а уж там он сумеет выяснить, откуда у Томаса телепатические способности. Более того, благодаря этой парочке он сможет наконец добраться до Фрэнка.
С помощью антирадара Джулия дважды избежала неприятных объяснений с дорожной полицией, затем снова догнала скорость до ста сорока, и Лос-Анджелес со своими пригородами остался позади.
На ветровое стекло упало несколько дождевых капель. Джулия включила «дворники», но тут же выключила: дождь быстро прошел.
— Еще часок, и мы в Санта-Барбаре, — сообщила она. — Лишь бы не подвернулся какой-нибудь ретивый служака из дорожной полиции.
Она здорово утомилась, шея ныла, и все же ни за что на свете Джулия не поменялась бы с Бобби местами. Окажись Бобби за рулем, она бы извелась от нетерпения. Глаза болели, но не слипались. Уснешь тут после сегодняшних происшествий. К тому же в голове все вертелись навязчивые мысли о том, что же ожидает их впереди — не на шоссе, а в Эль-Энканто-Хайтс. От таких мыслей тоже не очень расслабишься.
После того как Бобби разбудило загадочное предупреждение, он сидел мрачнее тучи. Джулия догадалась, что его одолевает беспокойство, но говорить об этом он не хочет.
Как видно, для того чтобы отвлечься от невеселых мыслей о грозном предвестии, Бобби завел разговор о чем-то совершенно постороннем. Сделав потише музыку, отчего искрометный «Американский патруль» Глена Миллера совсем поблек, Бобби сказал:
— Обрати внимание: у нас в агентстве из одиннадцати служащих четверо — азиатского происхождения. Джулия не отрывалась от дороги.
— И что?
— А почему, ты не задумывалась?
— Мы брали на работу только настоящих мастеров своего дела. То, что среди них оказались китаец, японец и два вьетнамца, — чистая случайность.
— Отчасти это верно.
— Отчасти? У тебя есть другое объяснение? Только не говори, что это злодей Фуманчу из укромной башни в Тибете подчинил нас своей воле гипнотическими лучами и приказал принять на работу азиатов.
— Отчасти и это верно. Но я это объясняю по-своему: просто у меня слабость к азиатам. Мне нравится их ум, удивительная дисциплинированность, аккуратность, приверженность традициям, порядку.
— У нас все сотрудники такие, не только Жами, Нгуен, Хэл и Ли.
— Так-то оно так. Но с азиатами мне спокойнее: я доверяю расхожему стереотипу азиата. Я точно знаю, что с ними работа пойдет без сучка без задоринки. Я, можно сказать, купился на этот стереотип, потому что… Ну, словом, потому что я на поверку оказался совсем не таким, каким себя считал. Соберись с силами, сейчас я тебя ошарашу.
— Валяй. Мне не привыкать.
Сидя за компьютером, Ли Чен частенько ставил компакт-диск, надевал наушники и слушал музыку. А чтобы ему не мешали, закрывал дверь. Сослуживцы наверняка считали его нелюдимым, но что поделать: работа у него такая, требует сосредоточенности. Нельзя же, чтобы тебя попусту отрывали, когда стараешься проникнуть в хорошо защищенную сеть вроде системы, объединяющей базы данных управлений полиции, — именно этим Ли сейчас и занимался. Случалось, музыка отвлекала его даже сильнее, чем присутствие посторонних, но чаще, наоборот, помогала настроиться. Иногда для этого подходили незамысловатые фортепьянные композиции Джорджа Уинстона, иногда — рок-н-ролл. Сегодня Ли выбрал Хьюн Льюиса и «Ньюс». Он не отрывал глаз от дисплея (окошко в кибернетическое пространство), слушал несущуюся из наушников музыку и знать не знал, что делается за стенами комнаты. Даже если бы разверзлись небеса и Господь Бог объявил, что род людской сию же минуту будет предан уничтожению, для Ли эта новость прошла бы незамеченной.
Из разбитого окна в кабинет врывался холодный ветерок, но Золта от досады бросало в жар. Он медленно ходил по просторной комнате, брал в руки разные предметы, прикладывал ладони к мебели, пытаясь вызвать в сознании картину, по которой можно было бы угадать, где сейчас Бобби и Джулия. Все напрасно.
Порыться в ящиках стола, в картотеках? На это уйдет не один час — ведь Золту неизвестно, где тут хранятся нужные ему материалы. А если они в папке или конверте с непонятным названием или кодом? Поди догадайся, то это или не то. Читать и писать Золт умел — мать научила. Как и она, он был завзятым книгочеем (правда, после ее смерти к книгам не прикасался). Он самостоятельно и многие науки одолел — усвоил не хуже, чем в университете. И все-таки слова на бумаге — одно, а его удивительный дар — совсем другое, с его помощью узнаешь куда больше.
А кроме того, в комнате для посетителей он уже отыскал домашний адрес Дакотов и номер их телефона. Позвонил проверить, дома ли они. С третьего гудка включился автоответчик. Золт ничего Дакотам не передал. Где они живут, где имеют обыкновение появляться, его не интересовало. Он хотел знать, где они сейчас, в эту самую минуту. У него руки чесались добраться до них и выпытать ответы на мучившие его вопросы.
Золт взял третий стакан виски с содовой — стаканы тут стояли где попало. В уме возник отчетливый образ человека по Имели Джекки Джеке. Золт в бешенстве отшвырнул стакан. Он отскочил от дивана, упал на ковер, но не разбился.
Суетливая артистическая натура Джекса оставила свои невидимые отпечатки повсюду — так собака из-за неполадок с мочевым пузырем оставляет за собой потеки вонючей мочи. Золт чувствовал, что сейчас Джеке на какой-то многолюдной вечеринке в Ньюпорт-Бич. Чутье говорило Золту, что ни на Фрэнка, ни на Дакотов Джеке его не выведет. Но хоть толку от него никакого, Золта подмывало перенестись в Ньюпорт-Бич и прикончить наглеца: от следов его присутствия шибает такой развязностью, что с души воротит. Жаль, он сейчас в большой компании.
Одно из двух: или предметы, к которым прикасался Золт, побывали в руках Дакотов уже давно и следы их успели выветриться, или Бобби и Джулия вообще не оставляют отчетливых и стойких следов. Золт с такими людьми уже сталкивался. Почему так происходит — непонятно.
Обнаружить таким способом Фрэнка большого труда не составляло, однако сегодня Золту никак не удавалось напасть на его след. Несколько раз он явственно чувствовал присутствие брата, но, где именно отпечаталась его аура, разобрать не мог.
Наконец очередь дошла до кресла и трех стульев. Золт начал с кресла. Чуткие пальцы прошлись по виниловой обивке, и Золт задрожал от волнения. Нашел! Фрэнк не так давно сидел в этом кресле. Обивка на подлокотнике прорвана. Золт прикоснулся к этому месту большим пальцем и мгновенно увидел четкий образ Фрэнка.
Образы множились. Перед Золтом пронеслась череда картин: места, где побывал Фрэнк, покинув эту комнату, Сьерра-Невада, квартира в Сан-Диего, ставшая его кратковременным пристанищем четыре года назад, ржавая калитка перед материнским домом на Пасифик-Хилл-роуд, кладбище, загроможденный книгами кабинет — сюда Фрэнк заскочил на минуту, поэтому Золт видел обстановку как в тумане, — пляж в Пуналуу, где брат едва не попал в руки Золта… Многочисленные картины наплывали друг на друга, и дальнейшие странствия Фрэнка рисовались совсем уже смутно.
Золт с отвращением отпихнул кресло и подошел к журнальному столику, на котором стояли еще два стакана. В обоих — виски с водой, которая когда-то была льдом. Золт взял один. В сознании вспыхнул образ Джулии Дакота.
«Тойота» мчалась с такой скоростью, будто Джулия готовится участвовать в автогонках. Когда они подъезжали к Санта-Барбаре, Бобби открыл жене свою страшную тайну: он, оказывается, вовсе не тот беспечный шалопай, за которого она его принимает. В этом он убедился во время лихорадочных путешествий с Фрэнком. Когда от него осталось лишь развоплощенное сознание да неистовый рой разрозненных атомов, он неожиданно обнаружил в себе небывалую любовь к порядку, основательности. Прямо тоскует по затхлому растительному существованию. И свинг-то он ценит не за пьянящую раскованность, а за продуманную четкость. Прежде он гордился своим независимым нравом, и вдруг — на тебе: выясняется, что независимость его сильно преувеличена. Зато привычный уклад жизни ему гораздо дороже, чем казалось.
— Короче говоря, ты считала, что твой благоверный — этакий рубаха-парень вроде молодого Джеймса Гарнера, а он скорее похож на Чарльза Бронсона — молодого или пожилого — все равно.
— Ничего, Чарли, ты мне и такой нравишься.
— Погоди ты со своими шуточками. Дело, похоже, серьезное. Я ведь не мальчишка, мне порядком за тридцать. В таком возрасте пора уже знать себя как следует.
— Ты давным-давно знаешь себя как следует.
— Что?
— Да, тебе по душе порядок, здравый смысл, логика. Поэтому ты и выбрал себе такое занятие — восстанавливать справедливость, помогать безвинно пострадавшим, наказывать злодеев. Поэтому у нас с тобой такая Мечта — наладить нормальную семейную жизнь, забыть про кавардак, который царит в мире, и поселиться в тихом уголке подальше от суеты. И поэтому ты не разрешаешь мне завести «Вурлицер-950»: тебе кажется, что стеклянные трубочки и прыгающие газельки сродни тому самому кавардаку.
Бобби озадаченно молчал.
На западе терялась в ночи кромешная ширь океана.
— Скорее всего ты права, — согласился Бобби. — Наверно, я и впрямь давно себя раскусил, только сам того не замечал. Хорошенькое дело: что же, я столько лет жил не по тем законам?
— Ничего подобного. Ты действительно рубаха-парень, но в тебе есть что-то и от Чарльза Бронсона, и это просто замечательно. Иначе мы не жили бы душа в душу. Во мне-то этой самой бронсоновской закваски столько, сколько разве что в самом Бронсоне.
— Это уж точно, — кивнул Бобби. Они рассмеялись.
Джулия заметила, что «Тойота» теряет скорость, прибавила газу и спросила:
— Бобби… Так из-за чего все-таки ты такой смурной?
— Из-за Томаса.
Джулия бросила на него удивленный взгляд.
— А что Томас?
— После этого непонятного предупреждения мне все кажется, что ему грозит беда.
— Почему именно Томасу?
— Сам не знаю. Только лучше бы нам найти телефон и позвонить в Сьело-Виста… на всякий случай.
Джулия сбавила скорость, и машина поползла как черепаха. Через три мили они свернули с шоссе и подъехали к станции техобслуживания. Обслуживали тут по полной программе. Пока машину заправляли, проверяли масло и протирали окна, Бобби и Джулия зашли на станцию позвонить.
Телефон-автомат был устроен по последнему слову техники: хочешь — бросай монету, хочешь — вставляй кредитную карточку. Он висел на стене рядом с полкой, на которой красовались шоколадки, пакетики с печеньем и орешками к пиву. Тут же, прямо на виду, — автомат, торгующий презервативами: СПИД на кого угодно нагонит страху. Бобби сунул в телефонный аппарат кредитную карточку Американской телефонно-телеграфной компании и набрал номер интерната Сьело-Виста.
Вместо коротких или длинных в трубке раздались странные электронные сигналы. Потом записанный на пленку голос пробубнил, что из-за технических неполадок на линии связь с абонентом временно нарушена, и предложил перезвонить попозже.
Бобби попробовал дозвониться через телефонистку, но опять услышал отказ.
— Извините, сэр. Позвоните через некоторое время.
— Что у них там за неполадки на линии?
— Не знаю, сэр. Ничего, скоро починят. Бобби немного отвел телефонную трубку от уха, и Джулия, подвинувшись ближе, слышала весь разговор. Повесив трубку, Бобби уставился на жену.
— Давай вернемся. Чует мое сердце — Томасу нужна помощь.
— Вернемся? До интерната вон как далеко, а до Санта-Барбары всего с полчаса езды.
— По-моему, нам сейчас нужно быть рядом с Томасом. Правда, полной уверенности у меня нет, но вот втемяшились эти опасения — и все тут. Что-то мне… не по себе.
— Если ему действительно срочно требуется помощь, то мы все равно не успеем. А если дело не спешное, тем более незачем суетиться: доедем до Санта-Барбары и позвоним из мотеля. Выяснится, что Томас заболел, поранился или еще что, — через час опять будем здесь.
— Так-то оно так, но…
— Бобби, Томас мой брат. Он мне дорог не меньше, чем тебе. И я не сомневаюсь, что все будет в порядке. Я тебя люблю, но у меня слишком мало оснований считать тебя ясновидцем и впадать в истерику от твоих пророчеств.
Бобби кивнул.
— Твоя правда. Просто… просто нервы у меня ни к черту. Никак не приду в себя после путешествий с Фрэнком.
Подкравшийся со стороны океана туман запускал тонкие щупальца на шоссе. Снова закапал дождь, но через минуту прекратился. Удушливый воздух и неразличимая, но явственная тяжесть беззвездного неба предвещали грозу.
Не отъехали они и двух миль, как Бобби спохватился:
— Эх, не сообразил! Надо было позвонить в агентство Хэлу. Пока он дожидается Фрэнка, мог бы связаться с нашими людьми в телефонной компании, звякнуть в полицию — проверить, как там, в Сьело-Виста.
— Из мотеля позвоним. Если связь с интернатом еще не налажена, пусть Хэл похлопочет.
Ощупав стакан, Золт с трудом различил облик Джулии Дакота. Несомненно, то самое лицо, которое сегодня рисовалось в сознании Томаса. Но теперь Золт видел его без прикрас. Шестым чувством он угадал, что из агентства она отправилась по адресу, который Золт прочел в записной книжке секретаря. Там она пробыла очень недолго и уехала на машине. С ней был еще один человек — кажется, мужчина по имени Бобби. И больше ничего не разобрать. Эх, если бы она оставляла такие же ясные отпечатки, как Джеке!
Золт поставил стакан и решил попытать счастья у нее дома. Они с Бобби в отъезде, но ему, глядишь, и удастся наткнуться на какую-нибудь вещицу, которая, подобно этому стакану, поможет продвинуться на шаг-другой в поисках Дакотов. А если ничего путного там не окажется, можно вернуться в агентство и копать дальше. Дай бог, чтобы за это время кто-нибудь не обнаружил труп и не вызвал полицию.
Выключив компьютер и проигрыватель (пьеса «На волоске» в исполнении Хьюи Льюиса и «Ньюс» оборвалась на половине). Ли снял наушники. Потянулся, зевнул, взглянул на часы. Начало десятого. Он проработал двенадцать часов. Ли был доволен: долгие блуждания по компьютерной вселенной, состоящей из кремния и арсенида галлия, не прошли впустую.
Сейчас бы в самый раз вернуться домой и завалиться спать на полдня, но у Ли были другие планы. Он собирался заскочить домой (жил он в десяти минутах езды от агентства), немного отдышаться, а потом — на поиски развлечений. На прошлой неделе он впервые попал в клуб «Атомная улыбка». Заведеньице — класс. Музыка громкая, крутая, спиртное пьют не разбавляя, нравы вольные, но без распущенности, а женщины такие, что в жар бросает. Вот Ли и решил завернуть туда, немного подергаться под музыку, пропустить по маленькой и приглядеть телочку, с которой можно всласть порезвиться в постели.
Правда, в наше время такие резвости иной раз выходят боком — приходится держать ухо востро из-за всяких новых болезней. Выпьешь с кем-нибудь из одного стакана — и кранты. Но сегодня Ли слишком долго торчал в кибернетическом пространстве, до одури размеренном и рассчитанном. Теперь не грех и встряхнуться, пуститься во все тяжкие, пройтись, приплясывая, над самой бездной, в которой ворочается хаос. Вот и установится равновесие.
Но тут ему вспомнилось исчезновение Бобби и Фрэнка. Да уж, встряхнуться он сегодня встряхнулся, надолго хватит.
Ли взял свежие распечатки. Эти сведения он тоже наскреб по полицейским архивам. Они касались невероятных похождений мистера Синесветика. Уж ему-то ни к чему пускаться во все тяжкие, чтобы восстановить равновесие, — он и так воплощенный хаос. Ли открыл дверь, погасил свет и прошел в комнату для посетителей. Распечатки он оставит у Джулии на столе, потом попрощается с Хэлом и отвалит домой.
В кабинете Бобби и Джулии царил кавардак. Впечатление такое, будто Национальная федерация спортивной борьбы свела тут две команды мордоворотов фунтов под триста весом и устроила соревнования. Мебель валялась как попало, стаканы разбросаны по полу, от некоторых остались одни осколки. Письменный стол Джулии покосился, одна ножка подломилась, крышка сдвинута — можно подумать, кто-то орудовал фомкой и молотком.
— Хэл!
В ответ — ни звука.
Ли осторожно приоткрыл дверь в уборную.
— Хэл!
Внутри никого.
Ли приблизился к разбитому окну. Рама ощерилась сверкающими стеклянными зубцами.
Уцепившись рукой за стенку, затаив дыхание, Ли высунулся из окна. Посмотрел вниз.
— Хэл, — произнес он изменившимся голосом.
В прихожей дома Дакотов было тихо и темно. Золт перенесся сюда прямиком из агентства. С минуту он стоял, склонив голову набок, и прислушивался. Так и есть: в доме никого.
После материализации царапины на горле зажили. Золт взволнованно предвкушал новые приключения.
Поиски он начал с прихожей. Сперва ощупал дверную ручку: не сохранился ли на ней неосязаемый налет, который пробуждает его внутреннее зрение. Нет, ничего. Ясное дело: Дакоты прикасались к ручке, только когда вернулись домой да еще когда уходили.
Иногда случалось так: перетрогает кто-нибудь сотню предметов, а невидимый отпечаток остается лишь на одном. А час спустя он же прикоснется к этим предметам еще разок — и след его ауры будет лежать на каждом. Причина этой несуразицы была Золту так же непонятна, как и едва ли не повальное пристрастие людей к сексу. Спору нет, способность отыскивать добычу по незримым оттискам не менее драгоценна, чем прочие таланты, которыми наградила его мать, и все же на этот дар не всегда можно положиться, и поиски давались Золту не без труда.
В столовой и гостиной он возился недолго: мебели тут попросту не было. Как ни странно, среди голых стен Золт чувствовал себя как дома. Почему бы это? Ведь в материнском доме столы, стулья, диваны, торшеры стоят по всем комнатам, только вот попорчены грибком и плесенью и покрылись пылью. Должно быть, разгадка в том, что Золт, подобно Дакотам, обжил лишь одну-две комнаты своего дома, остальные для него все равно что заперты; есть там обстановка, нет ли — ему все равно.
Зато кухня и общая комната имели вполне жилой вид. Похоже, что, заехав сегодня домой, в общую комнату Дакоты даже не заглянули. Может, хоть в кухню зашли перекусить на дорогу? Золт ощупал ручки шкафов, духовки, микроволновой печи, холодильника. Увы, никаких следов.
Он медленно поднялся на второй этаж, проводя рукой по дубовым перилам. Несколько раз в его мозгу вспыхивали образы — мимолетные, неуловимые. Однако Золт воспрянул духом: значит, есть надежда, что в ванной или в спальне следы все-таки обнаружатся.