Глаза химеры

Нечего терять

В извилистом жерле переулка скорчились четыре тени. Когда патруль прошел мимо, тени зашевелились, точно гигантские бугры на выщербленной от старости коже стены. Самая большая и округлая шумно засопела.

— Да заглохни ты! — прошипела другая, тощая и угловатая. Третья, маленькая и всклокоченная пихнула большого соседа в бок. Сопение прекратилось, но спустя секунду возобновилось с новой силой, частое и обиженное.

Четвертая, самая дальняя тень, припала к углу переулка, откуда была видна улица. Человек высунулся и быстро оценил обстановку. Бледный желтый свет омыл жиденькими лучами его настороженное продолговатое лицо. Звали человека Лютер.

— Ну что там? — к Лютеру придвинулся сутулый доходяга.

— Улица как улица. Обычное движение.

Доходяга почесал нос, блеснул глазным протезом-камерой.

— Придется выходить….

— Придется, — Лютер нервно покусывал губу. Выбора не было.

Сзади придвинулись еще двое: огромный детина и миниатюрная девица в коже и заклепках. Бородатого детину словно бы выписали из каталога средневековых монахов, девицу же — вынули из толпы глэм-металлистов в разгар концерта. Доходяга смахивал на химика-торчка в период ремиссии, а сам Лютер частенько сравнивал себя с отставным вышибалой. Отставным — потому что на месте левой руки торчал уродливый обрубок в половину плеча. Раньше там был протез, но его отобрали в арестантских ротах, куда он попал из-за массовой драки пару дней назад. Теперь основная его сила заключалась в правой руке, паре крепких ног и голове на плечах.

— Эй, — он оглядел спутников. — Еще есть время повернуть назад. Целых четыре с лишним часа. Решайте. Потом будет поздно.

Напряженное молчание. Четверо испытывали друг друга на прочность.

— Мы не отступим! — Аврора горячо тряхнула сизым локоном.

Лютер выждал и сказал:

— Ну хорошо. Сами напросились.

Сутки назад он и вообразить себе не мог, что будет сидеть здесь. Впрочем, как и за день до того не знал, что окажется втянутым в потасовку, попадет под горячую руку смотрителей и загремит в отделение вместе с остальным уличным отрепьем. Он бы никогда не решился на столь рискованный ход, как побег. От природы наделенный осторожностью и феноменальным чутьем на опасность, Лютер рисковал лишь тогда, когда был уверен в успехе. Неделю исправительных работ в компании мелких пушеров и гангстеров ведь вполне можно выдержать. Зачем рвать задницу впустую? Однако случилось непредвиденное. Там, ночью в бараках, Лютеру пришлось пережить такое, отчего навсегда изменилось его мировосприятие. Можно даже сказать, что с бывшим вышибалой, а до этого бывшим телохранителем, а до этого бывшим бойцом-карателем и кандидатом в грешники, ныне же обычным сторожем Лютером случилось чудо. И, что самое главное, ему открылось нечто крайне важное. Судьбоносное. То, что послужило началу решительных действий.

Понаблюдав публику из задержанных, Лютер отобрал трех кандидатов. Первым общения удостоился тощий. В действительности Норн работал не химиком, а хирургом трансплантологом. Одним прекрасным вечером этот тип имел глупость сделать операцию бесплатно — в знак старой дружбы пересадил почку. Едва оклемавшись, клиент отправился стучать на него смотрителям. Но не потому, что операция прошла плохо — хирург провел ее великолепно, как и всегда, — а в связи с тем, что бескорыстие считалось мелким преступлением. К тому же доносчикам хорошо платили — десять гранул. Так Норн и загремел в барак, отделавшись месяцем уборочных работ. Они быстро сошлись, обсуждая современные протезы: оба знали в них толк.

Микка утесом выделялся на фоне толпы. Такой и быку шею свернет: огромная квадратная башка с рыжей бородой-помелом, руки как столбы. В животе, мог бы, наверное, уместиться ребенок. Лютер с усмешкой наблюдал за тем, как к нему пытались подкатить бандиты. Совали что-то, задабривали, рассказывали свои гнилые анекдоты. Всем претендентам здоровяк коротко указывал единственный известный маршрут. Злобно косясь, криминальный элемент откатывал на попятную. Еще бы, здесь трудновато спорить! Лютер знал, как разговаривать с такими людьми, стоило только заглянуть Микке в глаза. Он спокойно подошел к его скамейке и уселся рядом. Прошел час, а может и два. Здоровяк сам предложил ему жвачку. Завязалась ленивая беседа. Как выяснилось, беда Микки заключалась в том, что он слишком добрый.

— Я работаю в ресторане, — говорил потом Микка. — Готовлю для этих яппи обеды и все такое. Как-то вечером отдал бродяге остатки пиццы и полбутылки «Мерло», думаю, пусть поест. Голод — страшная штука, уверяю тебя.

Лютер поверил.

— Ну вот. А какой-то гад подглядел. — Микка с досады плюнул в пыль. Лютер представил себе, что осталось бы от обидчика, поймай его повар за руку. Картинка получилась кровавая, что твой бифштекс. — Ладно, один раз накосячил. Так этот подонок нашептал шпикам, что я уже полгода бомжей подкармливаю!

Чтобы скрутить Микку, смотрителям потребовался целый отряд в двадцать здоровенных мужиков. Дали две недели.

Кандидат номер три был прыщавый юнец и взломщик персональных модулей. Парень хвастался тем, что сумел вскрыть профиль некоего грешника, а получив доступ к его личным данным, попытался их выгодно продать на анонимном аукционе. Вместо покупателей нагрянули бдительные ищейки из кибер-отдела.

— Знатная рыбина мне попалась! — веселился хакер, несмотря на провал. — Прикиньте, мужик оказался настоящим маньяком — что он вытворял с рабами! Причем все бережно записывал, в течение многих лет. Да, солидная у него там коллекция набралась. Прямо эксклюзив.

Лютер послушал его, послушал…. И отказался от последнего варианта: юнец успел сделать звонок и довольно потирал ладошки, предвкушая освобождение. Блатные — хуже дерьма. С такими лучше вовсе не связываться.

Аврора подвернулась уже в пути. Прилипла сама, как репей. Сперва хотела уговорить троицу на веселую ночку. По тройному тарифу разумеется. С исполнением всех фантазий: распределение ролей, костюмы, выверты, как положено. Норн пустил было слюну, но Лютер резко его одернул. Поняв, что добыча уходит, девчонка пошла в атаку:

— У меня и вещества есть! Тормозящие и разгоняющие! Бесплатный бонус. Мальчики, соглашайтесь, будет круто! Правда-правда. Улетите — гарантирую. Я мастер своего дела, доставляю удовольствие по высшему разряду. Всего шесть гранул.

Вычислив лидера, она мигом очутилась перед Лютером и состроила наивную мордочку, накручивая на палец единственную, словно прилепленную сбоку косичку.

— Давай же, суровый мужчина, сделай мне подарок. Так и быть, один пойдет по цене двух. Твой худой приятель, например, не в счет. Так что получается четыре.

Лютер присмотрелся.

— Ты под трипом. Иди проспись.

В глазах девушки что-то коротко мигнуло — такое бывает между переключением каналов по телевизору. Она сникла, разом помолодела лет на пять и превратилась в сопливого, вульгарно одетого подростка с еще не оформившимися грудями.

— Возьмите меня с собой, — прошептала она. — Мне здесь все равно не жить. День или два, потом загнусь.

— Ну так тем более оставайся! — оскалился Норн.

Девчонка злобно покосилась в его сторону.

— Лучше весело сдохнуть, чем ждать… и думать об этом каждую минуту.

— Уйди с дороги, — отмахнулся Лютер. — Дети нам ни к чему.

— Я пригожусь! — набычилась она, — Думаете, я кукла безмозглая? Хрен вам.

— Может… — начал Микка, но Лютер предупреждающе вскинул руку.

— Что ты умеешь? Кроме известного таланта.

— Знаю район, как пять пальцев! Все ходы, все лазейки. Знаю, где и когда патрули, где можно пройти безопасно, а куда лучше не соваться.

— Хорошо. Не мешай. Не шуми. Делай все, что скажу. Отстанешь — твои проблемы.

Аврора кивнула. Они шли по пустынным улочкам. Кое-где в бочках из-под нефтепродуктов горели костры и поникшие фигуры молча грели руки над пламенем. Большинство дверей заколотили, причем давно. Оконные проемы навсегда захлебнулись кирпичной кладкой. Стены покрывала густая вязь граффити. Мусора в этих кварталах было столько, что он давно погреб под собой асфальт.

— Куда вы идете? Вы из штрафников, да? Конечно из штрафников, вы же в спецкостюмах. И браслеты эти… Вы сбежали?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Вас будут искать смотрители. А потом каратели. Ну а все-таки, куда мы направляемся?

— По делам. Скажи лучше, где тут транспортная магистраль? Места незнакомые.

— Радиальная что ли? О, до нее еще долго шлепать.

— Ты знаешь, как туда дойти?

— Конечно, знаю! — надулась Аврора и уверенно выступила вперед. Вдруг где-то наверху раздался истошный вопль и сразу за ним звон разбитого стекла. — Осторожно! Идите вдоль стен, здесь опасный участок.

Так, переулками, они и добрались до первой людной улицы. Сгрудившись возле Лютера, компаньоны слушали, о чем он толкует:

— У меня есть план. Норн и Микка уже в курсе, поэтому объясняю тебе. Сперва нам нужно избавиться от браслетов и этих вонючих мешков. Когда смешаемся с толпой, будет полегче. Потом отправимся к городскому коллектору, а там я расскажу все остальное и уже вам решать, идти со мной дальше или гулять по своим делам.

— Ты что-то задумал?

— Да. Есть одно дельце. Но провернуть его в одиночку я не смогу. Игра стоит свеч, так что каждый наварится, гарантирую. Надо успеть. На все про все четыре часа, до полуночи.

— Почему именно до полуночи?

— Миг присяги, — вставил Норн.

Беглецы отлично знали, о чем говорит хирург. Все подданные, где бы они ни находились и чем бы они ни занимались, обязаны ровно в полночь смотреть на маяк храмовой башни Люцифера, увенчанной исполинским перевернутым крестом. Его видно из каждой точки мегаполиса. Маяк, по сути увеличенный стократ сканер, считывает с роговицы глаза личные данные и подтверждает их наличие в базе. Так обновляется текущий статус и вся сопутствующая информация. Так осуществляется контроль гражданских лиц в мегаполисе Пентаклум. Тех, кого нет, следует немедленно найти. Если беглец скрывается, им занимается ведомство, именуемое «Драконы Абаддона» — безжалостные, элитные и отлично вышколенные грешники. Настоящие гончие ада, они всегда находят свою цель, живую или мертвую.

— И это как-то связано с твоим планом?

— Напрямую.

— Тогда ясно, почему ты предлагал отказаться…

— Нужно замести следы, — продолжал Лютер. — Сейчас, с браслетами мы как светляки в банке. Прекрасно видно, кто куда движется.

— Мы под колпаком, — добавил Норн, — но есть способ выскользнуть.

— Слышала о таком. Изъятие?

— Верно, — кивнул Норн. — У меня имеется кое-какое оборудование, но до лаборатории надо сперва добраться.

— Для начала следует одеть что-то вместо этих рубищ.

— Чтобы одеться, придется пройти в таком виде по улице, — заметил Микка. Он посмотрел вокруг, прикинул расстояние. — Минимум пару кварталов. Вон там, видите? Смахивает на супермаркет.

— И что делать? Не пойдем же мы голыми?

Аврора загадочно улыбнулась.

— Пойдете. Только мне понадобится веревка.

Три пары глаз подозрительно уставились на нее.

Через пять минут на улицу вышла процессия, состоящая из одетой в кожу девчонки и трех мужчин в набедренных повязках, шеи которых связывал один длинный поводок. Беспечно дергая за конец поводка, словно выгуливая свору собак, Аврора уверенным шагом отправилась к магазинам. Мужчины послушно семенили следом. Густая как кисель, разномастная толпа текла навстречу. В развращенных глазах прохожих читалось в основном одобрение. Лютер чувствовал на себе их липкие, оценивающие взгляды; это обжигало, пачкало и кололо одновременно. Словно он безмозглая скотина, с которой можно делать, что захочешь. Пару раз им в спину засмеялись, отпустив откровенный комментарий по поводу его культи и габаритов Микки. Мужчины подмигивали Авроре, женщины с вожделением и завистью оглядывались.

Наконец — мерцающая рекламой громада торгового центра и вход. Внутреннее пространство встретило их каскадом голографических картин, слоганов и логотипов. Похоже, тут продавались все элементы счастья, нужно только правильно соединить их между собой. Напыщенные покупатели вальяжно проплывали по бутикам и коридорам, словно рыбы в аквариуме. Разодетые механизированные манекены спазматически дергались и выплевывали зазывающие фразы.

Аврора шла, произнося считалочку; ее палец деловито скакал от одной вывески к другой, от второго названия к третьему. Бац! Пальчик вонзился в табличку с названием «Rex Invidia Parsons. Будь лучше!» На витрине, подсвеченные розовым неоном, призывно расположились модные тряпочки.

Они вошли. Девушка уверенно продвигалась мимо прилавков с грудами маечек, кофточек, сорочек, распашонок и прочего добра. Остановилась, многозначительно указала на мужской отдел, на полку с надписью «Рабское».

— Кажется, это здесь.

— Вам чем-нибудь помочь? — подскочила консультант. — У нас очень богатый выбор.

— Пожалуй, нет, — выдавила Аврора, разглядывая ворох ленточек, лоскутов и тканей, из которых была составлена продавщица. — Сама разберусь.

Но остановить процесс уже было невозможно: консультант затараторила выученные советы, в воздухе мельничными лопастями летали цепкие руки, вертя перед носом Авроры сразу пять кофт и свежий каталог.

— Но зачем мне сразу пять? — отбивалась девушка. — Мне хватит и одной!

— Каждая уважающая себя подданная должна иметь в гардеробе десять-двенадцать предметов! И обязательно какое-нибудь элегантное украшение. Так принято.

— Принято где?

— В обществе, где же еще. Что о вас другие скажут? Вы должны стремиться к тому, чтобы превзойти окружающих, чтобы они завидовали вам, вашему шику и блеску.

— А если я не хочу?

— То есть… — консультант так и застыла, увешанная одеждой. Товар продолжал болтаться по инерции. — Не хотите что?

Аврора осеклась, подбирая слова.

— Количество еще не признак качества. Я хочу иметь мало вещей, но зато таких, — она подмигнула консультанту — чтоб все с ума сошли от зависти. Что-нибудь особенное.

Та расплылась в экстазе понимания. Внезапно ее глазки-поплавки, что колыхались на поверхности лица, увидели Лютера, Норна и Микку, успевших напялить под шумок простые однотонные штаны и футболки. Все заметили, как ее ротик медленно сжимается в маленькую окружность.

— О-о-о! Какие великолепные экземпляры. Они все ваши? Какие они разные.

— Я за них заплачу, не беспокойтесь.

— О чем речь, — консультант увлеченно расхаживала между мужчинами, словно те были скульптурами. — А вам повезло! — она хихикнула. — Целых три. Можно… эм… по-всякому. Хочу вам предложить красивые ошейники для невольников, с навигатором. Недорогие, самый раз. Принести?

— Конечно! Несите!

Обрадованная консультант мгновенно исчезла. Аврора тут же подскочила к спутникам.

— Сваливаем!

— У тебя хоть есть чем расплатиться?

— Сейчас все будет! — они побежали к терминалу оплаты, упрятанному в закутке. — Прикройте меня. Лютер наблюдал за тем, как она открывает консоль и набирает код. Терминал приветственно мяукнул. Кредитная карта исчезла в его чреве. Аврора выстукивала по клавишам с максимальной скоростью, на какую была способна, вызывая новые операционные окна и постоянно вводя какие-то данные в машину. Спустя две или три минуты терминал издал сигнал о том, что платеж принят.

— Готово! — Аврора ликующе повернулась к спутникам.

— А как же ошейники?.. — это была консультант; уже стоявшая на изготовке.

— Извините, как-нибудь в следующий раз! За мной, живо! — для убедительности Аврора дала затрещину Норну, тот побагровел, но промолчал.

Оставив за собой бутик, продавщицу с ее модными аксессуарами и лабиринт торгового центра, они припустили вверх по улице.

— Как тебе удалось надуть платежную систему? — спросил Лютер.

— Старший брат научил, — Аврора гордо вздернула нос, — когда-то…

— Чем он занимается?

— Я не знаю, — девушка погрустнела. — Мы давно не виделись с тех пор, как он ушел. Но тогда он чинил компьютеры. Классно так их отделывал и модернизировал, к нему ходило много клиентов.

Увлеченный разговором Лютер налетел на какого-то прохожего.

— Смотри, куда прешь! — рявкнул тот, отталкивая его. — Эй, девчонка, следи за своим придурком внимательнее!

— Это ты следи внимательнее за своим отростком! — реакция Авроры была молниеносной. — Еще сбежит от тебя, а ты и не заметишь.

Кто-то из прохожих засмеялся. Задиристый мужичок побагровел до кончиков ушей. Этот субъект отличался от прочих низким ростом и шелковым малиновым сюртуком с лимонным в черную крапинку галстуком. Лысину его кокетливо прикрывало три сальных волоска. На коротеньких пальцах блестело по перстню.

— Да как ты смеешь!

Аврора снова огрызнулась: смачно, по-уличному. Лютер шепнул ей на ухо, что не стоит привлекать к себе внимание и потянул дальше. Норн и Микка бестолково топтались где-то в арьегарде.

— А ну стой, мерзавка! Я это так не оставлю! Эрл! — На зов откуда-то из-под навеса выступил здоровенный негр. — Я требую взаимозачета за публичное унижение! Пусть все, кто находится здесь, будут свидетелями. Пусть смотритель следит за законностью.

Движение приостановилось. Сразу же образовалась толпа зевак, окружившая их плотным кольцом. О нет, подумал Лютер. Как же они любят подобные зрелища. Хлебом не корми, дай только на бой посмотреть. Вперед выступил смотритель; на груди рубиновыми линиями блеснул пентакль, а на плече — нашивка: черный перевернутый крест в красном круге. Он скользнул холодным взглядом по малиновому коротышке и Авроре. На Лютера и остальных он даже не обратил внимания. Похоже, еще не знает. Повезло. Им мгновенно сообщают о таких вещах, дают биометрические координаты для идентификации.

— На каких условиях поединок?

— Насмерть! — выпалил коротышка. — Один на один.

— Вы принимаете вызов? — спросил смотритель у Авроры. Ты побледнела, как мел.

— Да, — пролепетала она. Отказаться значило признать свою ущербность и мгновенно превратиться в собственность противника. Отказ в Пентаклуме считался позорной слабостью.

— От каждого по рабу? Прекрасно. Разъясняю, что истец в случае поражения штрафуется на десять гранул в пользу Церкви, в случае победы считается зачтенным, — говорил смотритель. — Ответчик в случае победы остается при своих, в случае поражения штрафуется на десять гранул истцу и десять — в пользу Церкви. Кто-нибудь желает сделать ставки? — обратился он к толпе.

По рукам пробежало несколько гранул, и возня прекратилась.

— Итак, поединок, один на один. Готовность минута.

Вперед, потирая огромные ручищи, выступил негр. В одной пятерне блестел армейский нож с зазубринами на лезвии.

— Давай девчонка, отправляй своего однорукого инвалида в круг, моему Эрлу охота размяться! — коротышка кровожадно расхохотался.

Лютер поджал губы и готов был уже идти, как кто-то удержал его за локоть. Отодвинув его, вперед выступил Микка. Улыбка на лице коротышки мгновенно увяла.

— Она… Это нечестно! — завизжал он.

— Все в пределах закона, — парировал смотритель.

Аврора показала обидчику средний палец. Микка встал напротив негра, и публика одобрительно загудела: такие крупные парни сходились в поединке довольно редко. Народу прибавилось.

Черный человек пошел в атаку без предупреждения. Но Микку было сложно застать врасплох: он ловко ушел в сторону. Сталь кинжала кромсала воздух, пытаясь добраться до плоти, и всякий раз тщетно. Негр зарычал и попёр на Микку, словно бык на красную тряпку. Повар перехватил его руку и двинул другой прямо в живот. Негр боднул противника по лицу и Микка, потеряв равновесие, упал. Негр замахнулся и готов был обрушить вниз жало лезвия, но Микка ударил его по ногам и тот пошатнулся. Лютер смотрел на все это с замершим сердцем. Их судьба зависела сейчас от силы и ловкости здоровяка Микки. Где-то над ухом причитал Норн, здесь же стояла Аврора; прикрыв ладошкой рот, она стеклянными глазами наблюдала за происходящим.

Схватка становилась все более ожесточенной. Что происходило потом, Лютер помнил смутно. Кажется, кто-то промахнулся. Рано или поздно это должно было случиться. Но все это вдруг стало неважно, потому что толпа набухла, вспучилась и прорвалась в круг, словно река, сломавшая плотину. Какое-то внутреннее давление заставляло людей вначале топтаться, затем шагать и напоследок бежать вприпрыжку, опасаясь быть погребенными под новыми и новыми рядами напирающих сзади людей. За сотнями голов у перекрестка слышались крики, шум, внезапно прогремел взрыв, и сигнальная ракета взлетела ввысь. Толпа будто ждала специального сигнала к забегу: прежде трусившие рысцой, горожане рванулись со всех ног. Коротышку, негра и смотрителя быстро подхватило потоком, завертело и погребло под собой. Микка, усердно работая локтями, смог вырваться, и теперь тяжело топал вместе с Лютером и компанией, которые мчались прочь от опасного места во главе колонны.

Поток нес их по проспекту; люди отступали к стенам, запрыгивали на машины. Многие спотыкались, падали, но толпа безжалостно сминала их. Один мужчина сломал руку и кричал от боли, но никто не обращал на него внимание. Несколько человек пробежало по спине другой полной женщины, распластавшейся на асфальте. Пакеты и сумки падали на дорогу, их содержимое вываливалось, разбивалось или сминалось в лепешку под чьей-то ногой. Бегущие толкались, рвали одежду, пытаясь обогнать общую массу. Смотрители на обочине бесстрастно наблюдали за происходящим.

Постепенно бег замедлился, толпа распалась на группы, которые сворачивали в боковые улицы или прятались в зданиях. Там, откуда они убежали, вился дым и выла сигнализация. Лютер увлек спутников за собой. Проспект выворачивал на запад и вливался в радиальную магистраль, что пронизывала один из углов Пентаклума. Чтобы попасть к коллекторам, нужно было пройти вдоль трассы к центру. Там, у подножия Башни сходились все пять магистралей. Жилище хирурга располагалось где-то поблизости, в десятиэтажных общежитиях. К нему и отправились. Удаление следящих устройств заняло считанные минуты — хирург действовал очень ловко.

Они стояли у порога, потирая забинтованные раны.

— Выходит, ты знаешь дорогу к коллекторам? — спросил Норн.

— Да, — Лютер окинул захламленную квартирку взглядом. — У тебя, случаем, нет оружия?

Норн покопался в закромах и добыл два наполовину заряженных шокера.

Осторожно, перебегая от угла к углу словно крысы, они вернулись к гудящей магистрали. Четверка компаньонов окунулась в уличный поток, который тут же подхватил и унес с собой. Тысячи людей и сотни машин двигались по магистрали одновременно, и над ними нависали небоскребы, искрящиеся от внутренних огней на полотне вечернего неба. Мегаполис раскрывался перед ними дивным тропическим цветком — такой же умопомрачительно прекрасный, яркий и насыщенный. И такой же хищный. Привычно знакомые сцены из городской жизни вновь встали перед глазами. Теперь, в новом качестве Лютер решил посмотреть на них под другим углом. Он поискал наугад.

На краю тротуара стояла будка разрядки. Их компания проходила мимо как раз в тот момент, когда служащий принимал посетителя — раскрасневшийся клиент кричал что-то в упоении. Когда расстояние сократилось, можно было услышать его гневные вопли:

— Ты ничтожество! Жалкий червяк! Насекомое!

— Да, да… — кивал служащий, виновато вжав голову в плечи.

— Молчать! Я тебя растопчу! Ты ни черта не понимаешь, болван! Даже не способен сообразить, что я о тебе думаю. Плебей! Пария! Согласен, а?

— Согласен.

— Что ты там бормочешь? Еще бы ты не был согласен. Смотри в глаза, когда с тобой разговаривают, идиот! Было б у меня побольше средств, я б тебя по стенке размазал! Разукрасил бы твою наглую рожу! Уши бы тебе оторвал. Я бы тебя… — клиент запыхался.

Служащий заботливо преподнес ему платочек:

— Вы закончили?

— Что? А, да…

— Одна гранула за сеанс.

Клиент порылся в кармане френча, кинул служащему плату и вывалился из будки с явным умиротворением на лице. В будку нетерпеливо вошел следующий.

Подобных будок стояло несколько десятков — и каждая оказывала свои особенные услуги. Помнится, он и сам как-то воспользовался такой же будкой. То была комната, обставленная хрустальной посудой и скульптурами самой тонкой работы, и свет играл на гранях бокалов, отражался радужными бликами от цветного стекла. Комната походила на произведение искусства, но Лютера тогда наполнял гнев, а не эстетический восторг.

А потом у него в руках оказалась бита.

Он постарался изгнать из памяти постыдную сцену и отвлечься.

Они шли мимо грандиозного по своему размаху борделя с этажами-верандами, в котором одновременно помещался кинозал всех измерений, бассейны, танцпол и психотека. На всех пятнадцати этажах виднелись человеческие тела, большей частью обнаженные, сцепленные между собой в разных позах и количествах, копошащиеся, как личинки. У тех, что поближе, можно было различить лица с колодцами глаз и влажно шлепающими ртами. Люди пили коктейли, танцевали или просто лежали на диванах в бессознательном состоянии. Неофиты готовились окунуться в мир химических грез: вдыхали курения, нюхали порошки, вводили в вену светящиеся кислотными красками растворы. На экранах мелькали порнографические сцены с отметкой: «он-лайн трансляция». На отдельном подиуме расхаживали мужчины, женщины и дети, которых можно было купить на эту ночь.

Они шествовали мимо богатых ресторанов, где столы ломились от всевозможных блюд и состоятельные подданные поглощали все это, запивая дорогими напитками. Чопорные официанты сновали взад-вперед с подносами, разнося яства. За ресторанами тянулись бары, пабы, стриптиз-клубы с голографическими анимированными вывесками. Там можно было напиться до состояния полной прострации и поглазеть на андрогинных танцоров.

Они миновали целую шеренгу игорных домов, нашпигованных тотализаторами, автоматами-приставками, казино, залами погружения в киберпространство… словом, играми для любого возраста. Здесь можно было сорвать банк и спустить астрономическую сумму денег, здесь можно было пропасть на десять, двадцать часов, на неделю и даже спустя месяц игр хватало бы, чтобы забыть и потерять себя в этих разноцветных шумных залах.

На противоположной стороне, у отходящей вбок аллеи расположились аттракционы с театрами, варьете и балетом — там давались натуралистические представления, где смерть была смертью по-настоящему, а оргия являлась подлинным буйством плоти, и все это прямо на глазах зрителя. Там же, под открытым небом проходили выставки искусств на любой, самый извращенный вкус. Музыканты играли какофоническую музыку под нечленораздельные куплеты так громко, что ушные перепонки могли лопнуть. От всего этого рябило в глазах, и все это было в изобилии: пенилось, выплескивалось наружу бурным месивом.

И все было напоказ, кричало, манило к себе, призывало соединиться с остальными в едином празднике наслаждения.

Через час они очутились у подходов к коллектору. Спустилась ночь. Толстые трубы тянулись по земле, сплетались в пучки и уходили к огромным цилиндрическим резервуарам, где хранилась и перерабатывалась грязная вода. За хранилищами притаился левиафан — главный насос, качающий всю воду мегаполиса из ближайшей реки. Коллектор урчал, перегоняя жидкости в круглосуточном режиме. Угрюмое, пустынное место.

Лютер присел на железную арматуру, переводя дыхание.

— Тихо здесь, — поежилась Аврора, обнимая себя за плечи.

— Главное, нет посторонних ушей.

— Так вот зачем ты притащил нас сюда — пошептаться в уединенном уголке?

— И за этим тоже.

— Ну-ка выкладывай, что ты там мутишь? — воскликнул Норн и его слова отскочили от металлических боков труб. — Где обещанный куш? Мне надоело таскаться за тобой.

Лютер переводил взгляд с одного лица на другое.

— Давайте по порядку. Все просто. Вам кажется, что мы встретились случайно, но это не так. Я знал о нашей встрече заранее.

— К чему ты клонишь? — спросил Микка, привалившись к стене. Он потирал ушибленный в поединке бок.

— Это может показаться смешным, но у меня было видение.

Норн закономерно прыснул. Микка вытаращил глаза. Аврора смотрела себе под ноги, чертя носком туфли узоры в земле.

— И как называется этот новый наркотик? Сильные приходы?

— В это трудно поверить, но все же можно, — Лютер проигнорировал выпад хирурга. — Мне явился некто, и он призвал меня покинуть этот мегаполис сегодня. Он сказал, что угли и алмазы сделаны из одного материала, но первых так много, что вторые в них тонут. Приказал отыскать мне другие алмазы и вместе выбраться отсюда. Он сказал, что у меня есть шанс, единственный шанс. Второго не будет. Потому что ничего больше не будет. Он указал дорогу и обещал мне спасение в других местах, где люди по-настоящему счастливы. Рассказал, как я встречу вас и как вы будете выглядеть. И я поверил ему. Решил попробовать.

— Ну и что с того? — осведомился Норн. — Ты, может, и найдешь свое счастье, а я-то что получу?

— За пределами города лежат истинные сокровища, по сравнению которыми гранулы Церкви покажутся вам мусором. И тебе в том числе.

— Но ты же понимаешь, что нам нужны доказательства, — Аврора смотрела на него сквозь щелочки глаз. — Мы не можем верить, даже если очень захотели бы.

— Увы — да. Этот город сделал людей осторожными и подозрительными. Скажу так: еще до полуночи один из вас предаст меня, а второй — погибнет за меня.

— А третий?

— Третий оставит меня.

— Чушь редкостная, — заключил Норн и скрестил руки на груди. — Никогда еще такого не слышал.

— Тогда уходи. Прямо сейчас, — приказал Лютер.

— Э нет! Это становится слишком интересным.

— Вот видишь, — однорукий невесело усмехнулся.

— Так значит, ты хочешь, чтобы мы удрали вместе с тобой из Пентаклума? — Микка озадаченно почесал бороду. — Насовсем?

— Навсегда.

— Но у меня здесь работа и дом…

— И тебе нравится твоя работа? — Лютер устало повел плечами. — А твой дом? Тебя все устраивает?

Микка молчал. Ответ был написан у него на лице.

— А вас? — обратился он к девчонке и хирургу. — У вас здесь есть что-то, чем вы дорожите, что любите, к чему привязаны?

Молчание. Беглецы переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая на соседа.

— Иначе я не взял бы вас с собой, — продолжал Лютер. — Этот ядовитый город причиняет нам только боль. Так что терять нечего, мы итак растеряли все, что могли. Наоборот — настало время обретать. Здесь нельзя долго…

Внезапно сверху прыгнуло несколько человек, вооруженные палками и ломами. Похоже, нападавшие подкрались незаметно. Точно такие же люди появились в конце хозяйственного двора. Они быстро приближались и подвывали от предвкушения расправы. Плоть еле виднелась на их изможденных, чахоточных телах. Лица их были замотаны тряпками по самые глаза, а глаза — выцветшие кристаллики, — горели чистым огнем ненависти к миру.

— Отлученные! — закричала в ужасе Аврора.

— Поганые выродки! Как они сюда пробрались? — Норн достал шокер. Лютер проделал то же самое. Микка выпрямился и спокойно следил за приближением людей, которых с каждым мгновением становилось все больше и больше: десять, двадцать, двадцать пять. Они словно из-под земли вылезали; среди мужских фигур тростинками мелькали даже женские.

— Времени нет! — крикнул Лютер. — Нам нужно бежать к стоку N 3! Оттуда через канализацию нечистоты вытекают за пределы города. Через сток мы и выберемся. Отступаем!

Микка уже молотил первых отлученных. Его огромные кулаки опускались на головы врагов пудовыми гирями. Двое накинулись на Норна, один вцепился в истошно кричащую Аврору. Лютер выпустил заряд прямо в глаз одному отлученному, дал второму под дых, толкнул третьего плечом в грязь и лишь тогда добрался до обидчика девушки.

Отлученные орали фальцетом и скакали вокруг поля боя, словно взбесившиеся обезьяны. Лютер чувствовал, что еще немного — и ловушка захлопнется. Когда заряд шокера закончился, он кинул оружие в противника, как снаряд.

— Бежим! — рявкнул он, схватил девчонку за шиворот и потащил за собой. Управляться одной рукой было трудно. Следом, сыпля молнии направо и налево, отступал Норн, а за ним, принимая на себя основной натиск врага — Микка. Ему доставалось больше всех, но и вид у него был самый яростный из четверки; он напоминал в этот момент взбесившегося гризли, расшвыривал нападавших в стороны, словно котят. И ревел, от боли и гнева.

Преодолев какие-нибудь сто метров, Лютер оглянулся и увидел за собой отряд в сотню человек, следующий за ними по пятам. Наскоки отлученных стали яростнее, а удары точнее. Норн вскрикивал от боли, один раз подала голос и Аврора. Тут Микка обернулся и заорал:

— Уходите! Я их задержу!

— А как же ты?

— Идите! Я остаюсь!

— Нет! — зарыдала Аврора, — Мы не можем оставить его! Не-е-ет!

— Уносите ноги, кретины! — разозлился Микка; на каждой его руке повисло по двое отлученных, еще человек пять облепили тело, словно пиявки. — Иначе я сам вас прибью!

Норн решительно подтолкнул Лютера и Аврору к люку в канализацию и, прежде, чем покинуть поверхность, Лютер увидел, как хирург вынул аккумулятор из шокера, включил его на взрывную разрядку и кинул прямо в несущуюся толпу отлученных. Беглецы кубарем покатились по лестнице вниз. Врезавшись в твердь, Лютер повернул голову к кругу отверстия наверху. В контуре показалась голова, жадно вытянулась рука. Где-то в отдалении слышался бас Микки. Глухие шлепки ударов сопровождались криками. А потом поверхность затопила вспышка разряда. Голова подергалась в конвульсиях и безвольно повисла. На несколько вечных секунд наступила передышка; но медлить нельзя! — Лютер уже стоял на ногах и волок остальных за собой.

Они бежали по канализационным ходам, словно грызуны в лабиринте. Пару раз над головами слышались вопли отлученных, один раз совсем близко, второй — уже подальше. Кое-где горели аварийные лампочки, но большую часть пути приходилось преодолевать в темноте. Выручал прибор Норна, позволявший видеть в инфракрасном диапазоне. Под ногами хлюпало что-то жидкое. Воздух стоял затхлый, с гнильцой. Казалось, коридоры тянулись, извивались на километры. Один раз беглецы чуть не заблудились, в другой сделали круг. Лютер вовремя увидел стершийся указатель и увлек спутников в проход, за которым открылся зал водохранилища. Спустившись по винтовой лестнице, они прыгнули в большой желоб, над которым зияло отверстие сточной трубы. С края жиденькой струей стекала вода. Дно желоба казалось высохшим, лишь посередине струился слабенький ручеек. Сам сток убегал куда-то вдаль и заворачивал в сторону, так что конца его не было видно.

— И что дальше? Пойдем туда? — искусственный глаз хирурга вонзился в черную бездну.

— Я больше не могу! — Аврора присела на бортик желоба, задыхаясь от бега. — Дайте отдохнуть. Все равно же никто за нами не гонится.

Мужчины устроились рядом.

— Опасность миновала, — согласился Лютер. — Нужно подождать.

— Подождать чего?

— Слива. Каждый час в резервуар набирается грязная вода, а потом спускается по стоку за городские стены. Нужно приготовиться к волне, а дальше она сама понесет нас.

— Чудесно! — Норн всплеснул руками. — Нам осталось лишь искупаться в дерьме для полного счастья.

— «Для полного счастья!» — передразнила девчонка, имитируя козлиное блеяние. — Молчал бы лучше.

— Тебя забыл спросить! — ощерился хирург. — Соплячка.

Аврора смерила его презрительным взглядом и повернулась к Лютеру:

— Ты мне лучше вот что скажи. Ты знал, что на нас нападут?

— Меня предупредили, что будут испытания…

— Так знал или нет? Говори!

— Я знал, что кто-то погибнет. А каким именно будет испытание — нет.

— Значит, ты видишь будущее? И чем все это закончится?

— Да не знаю я! — гаркнул раздраженный Лютер. — Все, что мне открыли, я уже передал вам.

Беглецы наконец отдышались и стали слушать журчание воды.

— Разве рай стоит того, чтобы из-за него умирать? — сказала Аврора в пространство и всхлипнула. Ответом ей были всплески под ногами. Несколько минут она в безмолвном плаче размазывала слезы и косметику по лицу, потом спросила:

— За что тебя в кутузку загребли?

— Попытался разнять драку.

— А-а-а… — Аврора музыкально шмыгнула носом. — А я вот в своем деле с десяти лет. П-представляешь? Эти, из контроля, сказали, что отца в отлученные заберут, если я не буду его обеспечивать. Он у нас это, инвалид был: ноги отказали. Он раньше в профессиональных боях участвовал, а потом ему какая-то сволочь позвоночник п-перебила-а-а… — она зарыдала в голос. — Калеки же городу не нужны. Вот. Брат мой, он первое время грузчиком подрабатывал, но потом не выдержал, там сильным надо быть, а он у нас такой хлюпик. Зато смазливый, на него всегда всякие девки заглядывались. Ну, ему в одном месте и предложили это… плотью торговать. Отказался. Говорит, я лучше сдохну, чем буду этим заниматься. Потом за компьютеры взялся. Все равно денег не хватало, ну, я дура, и решила: попробую.

Лютер, почти рефлексивно, взял ее за руку; она ответила взаимностью.

— Я ведь, ребята, одну вещь не сказала про него. Братишка мой перед исчезновением все про какое-то волшебное место твердил. Дескать, там хорошо живется всем людям — никто никого не обижает, все всем помогают, и есть можно досыта. Ну, я подумала тогда, что он обкурился чего-то: как же такое в реальности возможно? А сейчас уже так не думаю.

— Почему?

Аврора обратила к Лютеру свои мгновенно просохшие, дочиста вымытые слезами, а потому яркие-яркие глазищи.

— Он тоже сказал, что место это там, за городом. И что путь ему укажет какой-то серафим. Не знаете, кто это? А ты, Норн?

Они не знали.

— Он хотел взять нас с собой, — Аврора зевнула. — А отец отказался и мне запретил. Гиппо. Но брат пообещал, что еще вернется за нами… что-то мне душно. Форман. Мы ждали. Потом ждала уже я одна. Папа… он. О-ох. Боринос. Что я… — и она забормотала, — геросто непарос борастин о фастос соургор эпонгос ментаи о дерипан аристо экрампос… железный язык цветет в красном на пару с восточным номер три, готовься к шару за кулисами клетки, ровно в центр. Небо треснуло. Дома сердитые. Гулять по каплям вверх. Пальцы падают на яблоко… Что с моей лягушкой?

Она закусила губу и ошарашено вытаращилась на спутников.

— Погоди-ка, — Норн повернул девушку к себе. — Тебя трогали эти отлученные? Они ранили тебя?

— Камень решает по длинному… — закивала она, — что со мной?

— Видно, эти твари чем-то тебя угостили.

— Да на тебе лица нет, — Лютер соскочил с края и встал перед Авророй, пока Норн осматривал ее зрачки. — Вот, нашел! — он указал хирургу тонкий шрам на внутренней стороне предплечья. Края ранки потемнели, а кровь выступала с маленькими пузырьками. Норн долго и пристально рассматривал шрам, так и эдак крутя свой зрительный прибор. Потом отвел Лютера в сторону и сказал:

— Дело дрянь.

Оба посмотрели на девушку, которая сонно опустилась на бортик и свернулась калачиком.

— Что с ней?

— У нас это называют информационным заражением, — объяснил Норн. — В кровь внедряют наноботы, которые заставляют нейроны напряженно работать и плодить бессвязный бред. Через какое-то время связи распадаются и мозг разрушается. Чем-то напоминает компьютерный вирус, по примеру которого создан. Для лечения этой заразы нужен специальный антидот. Еще полчаса и ей конец.

Мужчины стояли над мертвенно-бледной Авророй, губы которой шевелились, исторгая неслышные слова, а тело сотрясала мелкая дрожь. Лютер присел, погладил девочку по голове.

— Лютер, — позвала она. — Ты слышишь?

— Да, Аврора, — он чувствовал, как по лицу катятся слезы.

— Пере-, передай привет — веет моему брату. Дай. Привет. Ага?

— Ага, обязательно.

Она успокоено заснула. Прошло еще несколько минут. Озноб прошел, но Аврора не просыпалась. Лютер потерянно смотрел на ее единственную, нелепую сизую косичку.

Кто-то звал его. На третий или четвертый окрик он поднял глаза.

— Слышишь? — Норн указывал пальцем вверх.

Где-то над ними грозно бурлили килотонны воды, грозя прорваться вниз сметающим все водопадом. Струя из трубы увеличилась и забила сильнее.

— Умеешь плавать? — Лютер вскочил и постарался сосредоточиться на воде. Хирург затравленно кивнул и посмотрел на трубу. — Тогда лучше отбежать подальше.

Они успели сделать десяток шагов, когда шлюз открылся, и в сток ринулись каскады грязной воды — очередная порция отходов мегаполиса Пентаклум. Волна быстро нагнала их и, азартно сбив с ног, поволокла с собой, словно игрушки. Их переворачивало, тащило по дну, било об стены на поворотах. Постепенно уклон стал круче и поток не просто тек, а изливался вниз. Грохот стоял неимоверный. Чернота закончилась внезапно, и их выбросило вместе с нечистотами в лужу, которую можно было с натяжкой назвать прудом. Секунды борьбы с притяжением, активной работы рук и вот оба уже лежат на берегу и отплевываются.

Лютер огляделся. Они находились у основания стен, под которым пролегал овраг или ров, огибавший стены по периметру мегаполиса. Сразу за рвом дыбилась песчаная насыпь, скрывавшая то, что лежало по ту сторону.

— Надо залезть туда! Вставай! — Лютер помог хирургу подняться. — Мы близко! Осталось самое важное.

— Подожди, — твердил Норн, — подожди. Я не уверен.

— Что? Мы зашли так далеко, что ты такое говоришь?!

— Ради чего мы премся туда? Объясни мне, ради чего? — Норн взмахнул рукой, и с рукава живописно брызнуло серой жижей.

Они стояли и смотрели друг на друга — мокрые, перепачканные, в гневе и сомнениях. И Лютер заговорил.

— Представь себе на секунду такой мир, где наказание несут заслуженно. Убил человека — сел в тюрьму. Оскорбил соседа в очереди — заплатил штраф. Ты понял, о чем я говорю? Я говорю о мире, где наказывается зло. Где зло преследуется и искореняется. Зло, а не добро. Понимаешь? Когда-то все было по-другому.

— Бред. Так было всегда. Князь в храмовой башне властвовал изначально.

— А вот и нет. Когда-то перекладина креста была наверху, и он был похож на вонзенный в землю меч, а твой князь обретался как червь, изгнанный и отверженный. Крест это символ, Норн. Символ опущенного оружия, смирения и терпимости. Символ любви и добра.

При слове «добро» Норн скривился от отвращения.

— И вот эту ерунду ты хотел нам предложить? Это ты называешь сокровищами? Сказки про белого бычка! Нынешний порядок вещей — единственно правильный из возможных. Он полностью соответствует человеческой природе. Слабый должен быть уничтожен, либо порабощен! Врагов следует убивать без пощады! Милосердие — удел слабаков! Выживает сильнейший.

Лютер помолчал.

— Знаешь, как началось падение? — спросил он. — Думаю, с мелких пакостей, на которые закрывали глаза. Ведь так удобно быть равнодушным. Спокойно, никто не трогает, тебя это не касается. Потом пакости переросли в преступления и их становилось все больше, их масштабы росли. Даже тогда люди умудрялись смотреть на это сквозь пальцы, тешили себя иллюзиями. Находили глупые объяснения. Наконец зло проникло в самую сердцевину, подточило, разъело дерево человеческое. И воцарилось над нами, превращая каждого в зверя. Падение началось с равнодушия.

Норн глядел на однорукого, словно тот полоумный.

— Вы думаете, что вы такие совершенные, да? Хищники высшей расы! — фыркнул Лютер. — Животные, вот вы кто. Вы даже не подозреваете, на какой скотобойне находитесь. Вам весело смотреть на мучения, но стоит только вам самим испытать боль, вы скулите, как побитые псы и умоляете о помощи! Так вот я предоставляю тебе выбор — остаешься ты здесь или идешь со мной?

— Ты ведь лгал нам. Ты о чем-то умолчал…

— Хорошо, я не стал говорить. Иначе вы отказались бы.

— О чем? Что ты знаешь?

— Что к утру этот город превратится в пыль, а убегая из него прочь, нельзя оборачиваться назад.

— Лютер, ты окончательно спятил? Этот город вечен!

— Как и Вавилон, но это неважно. Важно, что я верю в это.

Секунду хирург рассматривал Лютера. Потом его лицо изменилось, заколебалось, словно отражение в воде, куда бросили камень. Постепенно оно разгладилось, и на Лютера смотрел уже какой-то другой человек, с внешностью и голосом Норна, но будто бы на время арендовавший его тело.

— Лютер, — позвал человек, — тебе вовсе незачем убегать. Зачем ты мучаешь себя? Ты же знаешь, что способен превзойти половину жителей этого мегаполиса, а другую половину истребить или покорить. Твой интеллект просчитывает действия людей на три хода вперед. Ты наблюдателен и проницателен, способен вести за собой сторонников и руководить ими. Твой разум играет фактами, как ребенок — кубиками, он с легкостью познает окружающий мир. Это знак гениальности.

— Лютер, — пропел человек, — ты же знаешь себя, о, ты знаешь себя, свое лицо, ты видел себя в зеркале, неужели ты настолько жесток, что позволишь своим глупым принципам задавить себя, заковать в цепи? Зачем ты лишаешь себя радости? Ведь ты прекрасен. Твою руку можно легко пришить, а шрамы заретушировать. Женщины без ума от тебя, стоит только посмотреть в их сторону. Каждая готова будет лечь с тобой и выполнить любое твое желание. Мужчины будут подражать тебе. Ты можешь натренировать свое сильное молодое тело так, что превратишься в античного бога!

— Лютер, — воззвал человек, — О, Лютер! Ну зачем? Ради чего? Ты мог бы стать царем над ними и мудро править, приумножая их богатство и радость. Они погрязли в глупости, но ты мог бы наставить их на истинный путь, и эта честь принадлежала бы исключительно тебе! Они воспевали бы тебя как своего спасителя! Только представь — ты спаситель целого мира. Ты знаешь, что это правда. Если ты вернешься, этот город заблудших душ превратится в райские кущи. Нет смысла искать Эдем, если его можно создать самому. Подумай, скольких ты сможешь спасти.

В глазах человека блеснуло расплавленное золото. Зрачки вытянулись двумя бездонными черными расселинами. У Лютера затряслись поджилки, но что-то заставило его прохрипеть сквозь зубы:

— Нет.

— Глупец! — слово полетело в него булыжником. — Лютер, ты заблуждаешься. С чего ты, кандидат в грешники, возомнил, будто способен измениться? Я же знаю твое нутро, я вижу тебя насквозь, твои темные мыслишки, твои страсти. Напомнить твои старые проделки? Просто у тебя совесть чересчур развита. Это лечится, не сомневайся. Вернись и будь тем, кто ты есть на самом деле. Ты же хищник, друг мой.

— Нет! — Лютер зажмурился от ужасной боли, сжавшей мозг в тиски.

А когда открыл глаза, лицо человека опять передернуло, и оно превратилось в прежнюю, пресную физиономию Норна. Хирург растерянно поморгал, выпрямился, понял, где находится, и губы его разъехались в ехидной улыбочке.

— Ты тут наговорил кучу всяких вещей, дружище. Может, в чем-то ты и прав, кто знает. Но раз уж мы свободны в выборе, хочу сказать тебе, что я свой путь определил. Мне жаль разочаровывать тебя, но все это было частью красивого шоу, которое называется «Отчаянный праведник». Мне заплатят хороший гонорар за участие в спектакле. Помаши в камеру! — он указал на устройство в своей глазнице и захохотал. Словно бы подтверждая его слова, где-то за стенами раздалось зычное крещендо тех, кто следил за представлением.

Лютер безмолвно сжал руку в кулак. Затем его взгляд померк.

— Все кончено, праведник, — продолжал веселиться хирург. — Тебя и тех двух олухов обманули. У шоу есть два возможных финала: плохой и… очень плохой, ха-ха! Плохой, это когда праведник теряет веру и возвращается обратно. Сломленный и побежденный. А очень плохой — когда этот упрямый осел погибает от собственной глупости и принципов. Так что выбирай. По мне, лучше второй вариант, давненько чешутся руки тебя пришить. Но шоу должно продолжаться: рейтинги, популярность, ха-ха-ха! Нас сейчас смотрят миллионы подданных и тысячи грешников. И это, скажу тебе, зрелище не для простых людей, на него надо проходить отбор. Давай рожай быстрее, пока у меня терпение не кончилось.

Норн так увлекся своей тирадой, что даже не успел увернуться: кулак попал ему точно грудь. Он отлетел назад, скрючился и плюхнулся в ил у края пруда. Лютер побежал в гору, приложив все силы и помогая себе рукой. Градус уклона навскидку мог быть не меньше тридцати; приходилось глубже вбивать ноги в песок, чтобы не съехать. Тень от стены, лежащая на склоне насыпи, обрывалась где-то на середине пути, и эта граница становилась все ближе. Дальше песок заливал свет городских огней, затмевавший, казалось, сияние самих звезд.

— Стоять! — орал Норн, карабкаясь следом.

Взобравшись на гребень насыпи, бессильный Лютер упал ниц. Его перестал заботить пыхтящий преследователь — только песчинки, озаренные холодным светом Пентаклума, которые можно было с упоением разглядывать сколь угодно долго. Вскоре что-то тяжело шлепнулось на песок рядом с ним.

— Не уйдешь… — прохрипел Норн. — От меня не уйти.

Лютер сделал героический поступок, воздвигнув себя на колени.

— Ладно, — сказал он, — ты победил. Я сдамся, если ты докажешь ложность моей веры.

— Ну-ну? Что ты задумал? — Норн попробовал саркастически засмеяться; не получилось.

— Проводник сказал мне, что оглядываться на город нельзя. Встань передо мной и полюбуйся своей родиной. Докажи свою правоту. Иначе меня ничто не удержит — ты это знаешь.

— Гребаный фанатик, — в голосе хирурга слышалась досада. — Упрямый баран. Ладно, пусть будет по-твоему. Норн прополз на четвереньках чуть вперед, перевернулся, глянул на Лютера, а затем — на Пентаклум. Его единственный глаз раскрылся, зрачок расширился. Лютер без всяких часов знал, что настала полночь. Там, за много километров, гигантский сканер сплошным шлейфом тянул луч по всей окружности мегаполиса, считывая каждую пару глаз, устремленных сейчас к нему.

— Тебе, дураку, следовало бы догадаться, — говорил Лютер, — что раз я предвидел смерть ближних, то мог предвидеть и твое предательство. И никакой голограммой человечка с крылышками меня не обмануть.

Норн шевельнулся, но было уже слишком поздно. Лютер не смотрел, как сканирующий луч касается сетчатки его глаза и, вместо того, чтобы отмечать его зеленым маркером как находящегося в пределах города, метит красным как сбежавшего. Красное — смерть: луч мгновенно прожег глаз хирурга и вызвал необратимые изменения в мозгу. Норн дернул всеми конечностями, словно марионетка и повалился боком, пачкая песок кровью, что хлынула из носа и ушей. Лютеру показалось, как там, за спиной, в Пентаклуме, раздался тысячеголосый вопль разочарования.

Праведник закрыл глаза, сосредоточился и медленно сосчитал до ста. За это время к нему пришло понимание.

Уцелевшая рука потянулась к песку и вывела крест. С перекладиной не снизу и не сверху, а посередине. Потом он посмотрел вперед, на равнину и бриллиантовое небо, где ярко горела путеводная звезда. Вдруг она блеснула ярче и замигала.

Лютер уверенно зашагал прочь от меркнущего города. У него было одно по-настоящему важное дело — принести весть брату от сестры.