Глермзойская пустошь (СИ)

Глава 4

"И все равно мы смертны. Нас оценивают по тому, что мы сделали за свою жизнь и какое наследие оставили, как и вас. Жизнь длиной в тысячелетия ничего не стоит, если все труды оказываются напрасны." © Малекит.

Теплый ветер, пришедший из Саласахской пустыни, слизал снега и на склонах щебнистых сопок заголубели цветы подснежного лютика, а в низинах, прогретых солнцем, прорезалась молодая трава. Среди метелок блестящего чия, обтрепанного зимними буранами, бойко шныряли суслики. Бурундук выползали из своих нор, вытягиваясь на молодой траве, прогревая бока и как будто бы напитываясь энергией солнца. Высоко в небе, чуть пошевеливая крыльями, парили коршуны, сытые, равнодушные к легкой добыче, порой отлетая от редких в этих местах гарпий. Моллюски пустошей просыпались от зимней спячки и раскрывали створки своих раковин, готовясь поймать неосторожных. От временных озер, от озера к озеру по извечным путям тянулись несметные стаи перелетных птиц, и вечерние сумерки гудели от шума крыльев, гогота, кряканья, посвиста. Самцы травоядных стад, зверея от ревности, носились по степи, отгоняя от самок бродячих соперников. Налив кровью глаза, взрывая копытами землю, бодались быки. Звенели первые, редкие еще комары. Кочевые хищные тушканчики, вернувшиеся со своих южных владений, обнюхивали старые норы. Крысята толпой бегали выливать из нор полевых мышей, черпая воду кожаным ковшиком и тут же их проглатывали, жмуря свои глазки от удовольствия. И эти звуки, и запахи ветра великой пустыни беспокойно-томительной радостью входили в души живущих.

Только недавно рассвело. Весеннее небо было ещё серым. От затянутой плёнкой воды долины тянул ветерок, и охотники поёживались от холода. Я, согреваясь, напрягал и расслаблял мышцы и живительный ток крови на время позволял расслабиться и немного подремать.

Условный знак Торкоса, носатого и зубастого раба-гоблина, прервал мою дрёму и медленно текущие мысли о жизни.

С юга нарастал гул крыльев. Я чувствовал, как меня охватывает знакомое каждому настоящему охотнику возбуждение.

Наконец-то наше терпение было вознаграждено. Огромная стая летела прямо на нас с Торкосом, и ещё трём рабам, лежащими поодаль. Шум крыльев нарастал с каждой секундой. Гул был, как у надвигающегося шторма.

Стая летела низко, стелясь над покрытой редкими клочками снега временным озером. Темная плотная полоса действительно скорее походила на стремительно несущуюся штормовую тучу, чем на птичью стаю.

Мы прижались к земле.

У края озера утки были уже так низко, что мы почувствовали ветер, поднятый тысячами крыльев. Взметнулись боласы. Несколько уток, опутанные тонкими бечевками, камнем упали совсем недалеко. Броситься к ним, сунуть в мешок барахтающихся птиц, освободить боласы и кинуть вновь — и всё повторять до тех пор, пока огромная стая не пролетит.

Уток было столько, что боласы можно было бросать с закрытыми глазами!

У логова было оживленно. Между холмов пылали костры на аргале, и сизые дымы вздымались к ясному небу. В воздухе плыли перья и пух — гоблинши щипали уток, кипели котлы и валил вкусный пар, возбуждая аппетит у бродящих вокруг крыс и рабов.

Моя задача на данном этапе — не мешать. Всё отработано годами. О традиционной для этих мест охоте мне рассказали освобожденные крысы, интересуясь, как мы пойдём и какими парами мы будем действовать. Я, конечно же был не в курсе, и мы чуть не упустили сытное начало тёплого сезона.

Кривоногая гоблинша, непрестанно кланяясь, поднесла большое деревянное блюдо, заполненное утиным мясом, и поставила на маленький столик. Поодаль расселись пара свободных крыс, не стоящие в патруле и не присматривающие за рабами, а также первая смена рабов (совсем подальше — чтобы одновременно указать их положение, но при этом подчеркнуть, что я не брезгую сидеть за одним столом). Это не жесткое мясо лопоса (волосатого обезьяна, съеденного зимой), поэтому все ели хватая и разрывая вареное птичье мясо — свежее легко поддается зубам.

Насытившись, отодвинул от себя блюдо и стал заливать в пасть отвар степных трав и ягод, из которых я чувствовал разве что душицу и чабрец.

Внешне я был спокоен, но в уголке сознания не проходила мысль, что наше внешнее временное благополучие является слишком временным. За зимнее время и начало зимы я много узнал о том месте, где находился и мне пришлось менять свои планы.

Во-первых, идти в Империю я пока передумал. Обросший хозяйством, я уже не был так мобилен, как раньше. А бросать всё нажитое за зиму и добытое потом и кровью не позволяло моё внутреннее “я”. Чувствовать себя владыкой пусть и крохотного, но своего хозяйства было приятно. Поэтому требовалось всё нажитое не просто сохранить, но защитить и приумножить.

Исходя из этого появлялось “во-вторых”. Я много узнал, бродя на охоте и от освобождённых из плена крыс Костегрызов, так и от гоблинов о том, что вообще живёт в пустошах и какие интересные места имеются. Развалины, бродячие чудища, племена нелюдей и людей — тут всего хватало. И когда они все узнают о том, что Нарак разгромлен, они попытаются войти в контакт со мной, и способ этого контакта в пустошах был прост — попробовать на зуб, а вдруг да расколюсь. А с наличными силами отбиваться от всех будет ой как непросто, даже если вооружу всех рабов и погоню их перед собой, обещая свободу в случае победы.

Тут появлялось “в-третьих”: нужны воины. Навербовать наёмников — самый нежизнеспособный вариант, так как ближайший город, Глаттершталь, был километрах в восьмидесяти — ста (неплохо я зимой сбился с пути), но даже если и доберусь, то чем оплачивать найм людей? Да и согласятся ли они пойти в найм к мутанту — большой вопрос. Это не Запад, не государствоСтригоев. В том же Мальфаше нелюдь могли просто прибить, на всякий пожарный, просто в целях профилактики. Ну может только кроме гномов.

Самый жизнеспособные — напасть на кого-нибудь и захватить рабов, всучив им оружие и гоняя в бой под страхом смерти или угрожая убийством дорогих им соплеменников. Но мне тоже немного претит данный вариант, так как если будет слишком много рабов, уже они мне устроят неприятности, объединившись. Потому надо идти на войну. Но не так, как вышло с гоблами — не убить самую боеспособную часть, не превратить в рабов, а присоединить всё племя, весь клан. Мне требовались знания и умения всех воинов и тех, кто хранит знание прошлого мира, кто умеет делать хорошее оружие и доспехи, кто умеет обращаться с силой Ветров, кто сумеет понять что делать с наследием шамана из Нарака, кто сумеет подсказать, что произошло со мной и кто я такой. То есть нужны были те же кузнецы, ремесленники, шаманы, маги, инженеры и боги ведают кто у них там ещё есть. Мне нужны все.

Потенциальных врагов надо опережать. И из всех обитающих в пустошах разумных и неразумных, я склонялся к тому, чтобы заявиться в гости именно к Костегрызам, откуда родом происходили мои шесть бойцов крысолюдов.

Скронк рассказывал о Костегрызах и я верил, что мне могло повезти, при соблюдении некоторых условий. Клан обитал ближе к предгорьям и болотам, которые лежали перед ними. Нам момент попадания в плен к гоблинам Нарака, у Костегрызов было до сотни бойцов. По большей части это были рядовые клановые крысы без серьёзного доспеха и вооружения — копья, мечи, тесаки, обшитые кожей плетёные щиты. Были и рабы, точное число которых Скронк не знал — их обычно в столкновениях пускали в первую очередь и вооружены они обычно были пращами. Дешёвое оружие и снаряды всегда под ногами. Каждый из них и все вместе они были пушечным мясом, при этом метая камни могли отвлечь и даже покалечить немало незащищённых врагов. Но главной силой, конечно же, являлся боевой кулак: вожак и его пятёрка штурмовых крыс. Был также старый маг с парой своих учеников, но он мало что мог без искажающего камня, который можно было добыть только по ту сторону гор и то за очень большие деньги.

Трусливые по отдельности, крысы были сильны своей толпой и особенно первым порывом. Ничтожность жизни сородичей и превознесение самого себя делали их схожими с гоблинами. Жестокость и интриги у крыс были поставлены в абсолют — любовь бить, калечить, и унижать любого кто ниже их по рангу, например рабов, были у них главными развлечениями. При этом готовы вылизывать пол перед всеми остальными, кто сильнее их. В клане Костегрызов беспрестанно идёт борьбе всех со всеми, и большинство клановых крыс непрерывно вынюхивают кто из соседей ослаблен, чтобы нанести быстрый удар и занять их положение.

Пятёрка штурмовых крыс постоянно меняла свой состав, потому как за это место постоянно также шла грызня между членами клана. И стать телохранителем вожака можно было только через поединки со всеми желающими занять место. Естественно до смерти. Это контролировало рост численности клана, потому как голодные рты содержать накладно и гарантировало, что только самые умелые и бесстрашные попадут на это место. Штурмкрысы получали право первым грабить трупы врагов, выбирать самые лакомые кусочки их тел. Они носили лучшие доспехи и сражались самым удобным оружием, отнятым у кланкрыс или врагов.

И вот всем этим правил Куол Чёрный Коготь, вышедший когда-то из простых крыс, выгрызший место в штурмовиках, а потом убивший тогдашнего вожака — своего отца.

Когда я спросил Скронка — не хотел бы он вернуться к себе в клан, то он заявил, что здесь ему лучше. Это какие же условия жизни там…

Все это вместе ограничивало возможности по экспансии в пустошах, а также к этому добавлялось то, после всякой драки крысам требовалось утолить свой Чёрный голод. И если в случае победы крысолюды поедают как чужих мёртвых и раненых, так и своих, не разбирая кто перед ними, то в случае неудачного столкновения многие просто умирали от него. А ведь были ещё потери в схватках с монстрами, на охоте, от болезней.

В поход вышли все — шестьдесят семь душ. Просто некого было оставить на месте присматривать за хозяйством, при этом чтобы они смогли отбиться от кого-нибудь опасного. Логово у холмов оставляли пустым, лишь с минимумом вещей.

Скронк вёл нас к своему бывшему клану. А по сторонам отбегал то один, то другой крыс — проверить, не поджидает ли нас где какая неожиданная напасть.

Крысята радовалась жизни, все больше осваиваясь в новых для себя условиях существования. Оживленно рыскали вокруг, то забегая немного вперед, то приотставая. Они изучали все, что попадалось на глаза или на что обратил внимание их чуткий нюх, — трава, первые насекомые, норки мелких грузынов редкие валуны, щебнистые холмы, явно рукотворный курган или остов древней постройки.

Я шел и думал, что в случае неудачи это поход в один конец. Я просто не смогу увести всех назад в таком медленном темпе, при наседающим на пятки враге. И все те, кто сейчас по моему приказу двигался через высыхающую пустошь, вытаскивая застревающие повозки и подбирая всё, что только можно сожрать, нужны были мне на самом деле больше для массовки.

Шёл и по спине, под кирасой, бежали струйки пота — отвык ходить в кирасе на солнышке-то. И ведь как назло, стоило только об этом подумать, как тело принялось зудеть именно там, куда я не мог дотянуться. И чем больше об этом думал, тем сильнее зудело. Пот и грязь разъедали кожу, а о помывке оставалось пока только мечтать до конца похода.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Прошмыгнувший разведчик принёс удивительные новости — на них шли войной и при этом не скрывались!

Причём в составе надвигающегося отряда были замечены как проклятые мелкие зелёнки, так и крысы! Толпа вооруженного народа не кралась по ночам, не отравляли источники воды, не уничтожала вышедшие на поиски пищи небольшие отряды. Что за дикари? Никто так не делает! Причем как разведчики поняли, что ни идут именно сюда — потому как эта толпа дружно выкрикивала разнообразные оскорбления в его, Куола Чёрного Когтя, сторону! Когда по его приказу крысолюд произнёс некоторые из оскорблений вслух, ему пришлось свернуть шею и скормить труп рабам, чтобы не уронить свою честь в глазах приближённых-полезных!

Куол тут же отдал распоряжения собираться наличным бойцам, даже не отзывая охотничьи партии и собирателей корений. Вторженцев немного! И с ними нет ни одной крепкой крысы — лишь сплошной сброд.

А сам пошел посоветоваться с магом — что-то уж необычно это всё, сомнения начали прокрадываться в него.

Куол шагал по туннелю около двадцати трёх метров в ширину. Раскиданные повсюду кости и клочья шерсти наполняли коридор сладковатым запахом гнили. В стенах то здесь, то там были выдолблены полки, из которых светили блеклые, источающие вонь, лампы. Впрочем, горели они слишком редко. Представители его народа прекрасно ориентируются в полной темноте, но некоторые всё же предпочитают освещать ходы, чтобы не только слышать и чуять, но и видеть то, что может поджидать их во тьме. Куол был из таких. Токсичный дым, поднимающийся от тлеющих крысиных испражнений создавал такую вонь, что она оскорбляла даже привычные ко всему носы. У клана Костегрызов не было средств и возможностей закупать или производить земляное, или червячное масло и потому приходилось пользоваться тем, что есть.

Сильный крысиный запах и почва, пропитанная его пометками, щекотали усы, ободрили Куола. Вспомнил неумеху Хрезкача, к которому направлялся. Маг! Да какой он маг! Бесполезный кусок дерьма! Но иногда бывает полезным, когда находим необычные штуки. Не буду советоваться! Пойдём и убьём! Сокрушим и сожрём! Именно так он поступил, когда они сожрали группу человеков, которые хотели у границ болот основать поселение, не зная что там водится! Именно так он поступит и сейчас!

В их захламленной лаборатории что-то взорвалось.

Куол прошипел молитву Рогатой Крысе, прося её, чтобы уже хоть в этом эксперименте старый безумный крысолюд уже издох.

Наблюдая как почти сотня бойцов выкатывается из главного туннеля наружу, он заметил и Хрезкача. Ну может хоть в этом походе он окочурится!

Инстинкт заставлял его желать старику горло. С младых лет каждый молодой крысолюд учится чувствовать с кем враждовать не следует, а кого можно безнаказанно запугивать. А тот, кто не научится, погибает разными ужасными способами и, по обыкновению, съедается своими убийцами. А старик слишком сильно влиял на клан!

Куол достиг своего нынешнего положения самого молодого военачальника клана благодаря жестокости, упрямству, умелому обращению с двумя изогнутыми парными кинжалами-когтями, благодаря которым он и получил имя, а также благодаря доносительству и стравливанию между собой врагов. А ещё у него была способность не отступать ни перед чем — более чем необычный талант в полном интригах обществе, каковым является клан Костегрызов.

С вторженцами встретились на поле Горькой Росы. Застать их врасплох не получилось — заметили, замахали лапами, заорали. Их повозки остановились и оттуда высыпала куча гоблинов, расхватывая оружие, и становясь неровной плотной кучей.

Вперёд вышел один более высокий, и более крепкий, но весь в старой ржавой/мятой броне, без шлема, с закутанной головой.

Издали пущенная стрела воткнулась в землю между ног, предупреждая что скоро ему не поздоровится. Обычно это здорово подрывало дух бойцов противника, особенно гоблов.

Куол раздавал распоряжения, кому куда встать, когда затрубил рог со стороны противника.

— Обдристаться и не жить! Это же Скронк!

Точно! Скронк, пропавший в одной из стычек, сейчас преспокойно давал им какой-то сигнал. Вроде как к переговорам. Да расстояние плёвое — все и так всё услышат — крысолюды близко подобрались.

Там вышел Мятый Доспех и произнёс неожиданное:

— Эй ты, вонючее дерьмо больной мыши по имени Куол — выходи на бой! Я, Хейм, известный как Голодное Брюхо, разгромивший Нарак, загрызший один на один лопоса, вызываю тебя на бой! Кто выиграет — тот становиться владельцем всего, что есть у проигравшего!

Ритуальная фраза вызова была произнесена практически верно.

— С чего бы мне, Куолу Черному Когтю, сыну Кривозуба, повелителю просторов от горизонта до горизонта и владыка великих Когтегрызов, убийце бесчисленных и ужасных врагов, выходить против тебя?

— Потому как я обещаю всем, что кто пойдёт за мной, сытую жизнь и лучшие порядки!

Хрезкач поддакнул врагу. Да при этом, сука, так, что это слышали все:

— Кланом должен править самый сильный и умный!

— Ачо, может он и прав, а? Сразись, вожак, отделай его! — произнёс здоровенный штормкрыс с зазубренной алебардой в два с половиной метра, лоснящейся чёрной шерстью и размазанными по половине морды соплями. Чут, предатель! Ты-то когда успел переметнуться. Окинул взглядом остальных — а они и не против, если у них вожак поменяется.

Ничего, зарежу Мятого, а его кодлу можно сожрать! Население гнезда вырастет, и через несколько лет у Куола будет войско, с которым он устроит всем весёлую жизнь!. И сможет пополнить войско после последних неудачных налётов на караваны, когда человеко-тварь просто выжег два десятка крыс одним щелчком пальцев!

Куол вышел вперёд и обнажил клинки, когда Мятый, назвавшийся Голодным Брюхом, скинул с морды тряпку. Ну и урод! Хоть и светлошкурый.

А Хрезкач позади почтительно завопил!

— К нам пришёл серый владыка!

Ну, тварь, тебе не жить после боя! Хрезкач проникся почтением к светлой шкуре? Думает что это посланец Серых Владык? Демонов предатель! Меня окружают предатели! Да о Владыках говорится лишь в сказках, которые он же сам и рассказывает!

Куол упрямо мотнул башкой и удобнее перехватил клинки. Со всеми разберётся после боя!

Удар! Удар! Кувырок! Заход за спину! Клинок пробивает кирасу, пуская кровь врагу, но тот только весело скалится, а рука, будто огнём стянутая, отделилась от тела.

Плевок! Он пережёг руку. Куол нашёл силы, чтобы удар вторым клинком пронзил кирасу вновь и застрял в ней. А потом Голодное Брюхо выдохнул ядовитое облачко и горло Куола начало раздирать жутким кашлем

— Вперёд! — хотел сказать он! — Убить — сожрать их!

Но из горла лишь вылетала кровавые лохмотья.

А за спиной тупые штурмкрысы начали уже драться за место вожака, чтобы бросить новый вызов Голодному Брюху, как того требовали законы клана.

Дебилы!

Я жив.

Я ещё жив… — затухающим сознанием думал Куол, пока необычного вида секира не разрубила ему череп.