Гнев Звёзд (СИ)

=== Глава 5 ===

Пройдя некоторое расстояние, Эмма остановилась. Пламя было позади, но душераздирающие крики по-прежнему доносились с места трагедии, заставляя невольно вздрагивать. Однако теперь ей уже ничего не грозило. Кто-то спас ей жизнь, и теперь единственное, что, по идее, требовалось сделать Эмме — отблагодарить загадочного героя, который, вероятно, стоял где-то совсем рядом.

Дым всё ещё раздирал горло девушки, отчего та судорожно кашляла, пытаясь очистить дыхательные пути, Эмма плохо разбирала, что происходило вокруг неё, но что-то словно подсказывало ей: уходить рано. Нужно ещё немного подождать.

Придя в себя, Колдвелл принялась осматриваться, и взгляд её сразу же упал на незнакомого молодого человека, стоявшего совсем неподалёку и пытавшегося успокоить маленького мальчика, заливавшегося слезами. Ребёнок, ставший свидетелем трагедии, был невероятно напуган. Дрожь била его маленькое тело, гримаса ужаса застыла на лице, чудовищно исказив мягкие черты. Он явно плохо понимал, что случилось, но, наверное, и не особо желал вникать, ведь для него главное — чтобы его родные были живы. А безжалостная судьба же, не став слушать лепет наивного дитя, всё рассудила иначе. Всё расставила исключительно по собственным весьма размытым рамкам.

Незнакомец, лицо которого Эмма пока что видела весьма смутно, говорил ласково, но чётко, без лишних ненужных утаиваний, но в то же время и без страшных подробностей — он говорил то, что действительно могло успокоить ребёнка, впавшего в панику. Он доносил информацию достаточно простым языком, но его слова определённо приносили эффект.

Несмотря на то, что картина, представшая глазам Эммы, не вызвала у неё практически никаких впечатлений, девушка упорно продолжала наблюдать, так как считала необходимым выразить этому человеку, встретиться с которым ей уже, возможно, было не суждено, личную благодарность. Ведь понять, что именно он вывел её из пламени, не составляло абсолютно никакого труда — других людей рядом не было, а в существование загадочных созданий, умеющих становиться невидимыми, девушка не верила.

Да, рядом с ней, несомненно, стоял именно он, тот самый человек, по неизвестным причинам решивший спасти жизнь одинокой свинарке, не видевшей смысла в своём дальнейшем существовании. Эмма не понимала, зачем, не знала, почему, но и не желала вдаваться в подробности. Тот человек просто желал проявить благородство или, будучи крайне наивным, надеялся вступить в поединок с судьбой — не более. Других ответов и быть не могло.

Между тем треск пламени, продолжавшего свою смертоносную пляску, по-прежнему доносился со стороны участка, переполненного обугленными человеческими останками. Огонь-убийца метался, завывал, словно дикий зверь, и всё дальше, дальше разносил свои алые пылающие ножи. Люди кричали, бегали, отчаянно хватались за жизнь, но не могли победить в схватке с пламенем, ибо огонь был сильнее, сильнее их глупости, сильнее жажды жизни — он звался их судьбой, чего было вполне достаточно для того, чтобы прекратить борьбу, смирившись с обстоятельствами.

А незнакомец, чуть приобнявший плачущего малыша, обратился к Эмме, несколько минут выжидавшей этого знаменательного момента:

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? Не пострадали?

— Нет, всё хорошо, — равнодушно откликнулась Эмма, уже давно отвыкшая отвечать как-то по-другому. Она дала стандартный сухой ответ. Ответ, действительно выражающий её состояния — в рамках субъективного, разумеется.

— Я рад, что с вами всё в порядке. В следующий раз, пожалуйста, будьте осторожны, — с лёгкой улыбкой ответил незнакомец, ласково потрепав почти успокоившегося ребёнка.

— Зачем вы спасли меня? — неожиданно вырвалось у Эммы. Она и сама не знала, зачем ляпнула эту глупость — слова сами вертелись на языке, и, пытаясь справиться с ними, девушка просто не смогла себя остановить от того, чтобы не произнести их вслух.

На миловидном, немного детском лице спасителя, явно не ожидавшего ничего подобного от девушки, из-за которой ему пришлось кинуться в огонь, появилось удивление. Вопрос поставил его в тупик, что, впрочем, было вполне естественно, ведь именно такие вещи, подразумевающие весьма обыденный ответ, всегда становятся поводом для досадного замешательства.

Немного подумав, юноша нашёлся, что ответить:

— Смерть в огне мучительна, и я не мог равнодушно смотреть на то, как она к вам подбирается. Я просто обязан был спасти и вас, и этого ребёнка, и ещё нескольких людей. Разве можно спокойно наблюдать за тем, как вполне здоровые люди превращаются в пепел?

— Можно. Ведь это судьба, и всё, что она решает, неизбежно и непоправимо, сколько бы вы ни старались и как бы ни изводили себя, увы. С судьбой не поспоришь, её не обойдёшь, а кто считает иначе, лишь обманывает себя, — возразила Эмма, ясно осознавшая, на какие безрассудные действия шёл тот человек ради спасения обречённых на неминуемую гибель людей.

Впрочем, по этому юноше, возраст которого, наверное, составлял около шестнадцати, сразу становилось понятно, что он жутко наивен. Об этом говорило даже его несколько забавное выражение лица, улыбка, адресованная незнакомым людям, и мечтательный взгляд, с интересом, подобным детскому, изучающий нового человека.

— А у вас интересный взгляд на жизнь, — отреагировал парень, всё ещё находившийся в некотором замешательстве.

— Я просто считаю, что, кинувшись меня спасать, вы проявили наивность, ведь решения судьбы неоспоримы. Я вас не осуждаю, но рекомендую в следующий раз хорошо подумать, прежде чем бросаться в огонь.

— Но… Зачем тогда в него бросились вы?

— Моя судьба уже давно определена, и я знаю, что её никак и ничем не изменить. А пытаться менять чужие судьбы я не собиралась.

— Я бы хотел с вами подробнее обсудить этот вопрос, но только не сейчас, — неожиданно вызвался юноша. — Предлагаю встретиться завтра, в девять часов вечера, около озера.

Эмма сочла подобное предложение крайне странным, однако, не став спорить и попусту тратить время, покорно согласилась.

— Хочу к ма-а-ме, — неожиданно захныкал малыш, крепко сжав руку своего спасителя.

— Скоро ты её увидишь, потерпи немного, — ласково ответил юноша, не переставая дружелюбно улыбаться.

— А я бы не стала утверждать столь уверенно, — вмешалась Эмма, видя, как в заплаканных глазах ребёнка, словно воплощая его страх, отражаются отблески пламени.

Улыбка незнакомца, несмотря на вполне естественный вид, заметно коробила Эмму, отчего впечатление, создаваемое у неё об этом человеке, неумолимо портилось. И она бы с удовольствием отказалась от встречи, если бы не многочисленные уговоры чего-то, словно обитавшего в глубинах её сознания.

— Спасибо, что спасли меня, — сухо произнесла Эмма и, развернувшись, направилась в сторону дома. Глупая улыбка, игравшая на устах её спасителя, всё больше раздражала девушку.

Теперь Колдвелл, почти побывавшей в объятиях огня, не было необходимости ступать на обречённую территорию, поэтому единственное место, куда ей следовало пойти — это, разумеется, дом.

Не уделяя внимания абсолютно ничему из того, что происходило вокруг неё, Эмма неспешно зашагала в сторону своего жилища, где, возможно, её уже поджидал неприятный сюрприз. Но ничего страшного — ведь такова судьба. Ничего уже не изменить.

Вернувшись домой, девушка прошла в гостиную, где, судя по странным гортанным звукам, издаваемым Роуз, определённо что-то происходило.

Глазам Эммы предстала весьма странная картина, ставшая явственным подтверждением некоторых её предположений. Роуз, заметно постаревшая за ночь, сидела на скромном диване, обитом грязноватой старой тканью и, делая вид, будто читает журнал, разговаривала сама с собой. То, что это было не чтение вслух, сразу становилось понятно, так как слова, произносимые женщиной, определённо адресовывались какому-то человеку, находившемся где-то за гранями реальности.

— Эмма, подойди ко мне, я хочу с тобой поговорить, — внезапно произнесла Роуз, вернувшаяся к действительности благодаря появлению дочери.

Голос женщины звучал слабо, заметно хрипел и был абсолютно лишён каких-либо эмоций, что, несомненно, наводило на вывод: Роуз, чудом сумевшая пережить безумную ночь, окончательно потеряла себя в этом жестоком мире.

Не став ослушиваться, Эмма покорно приблизилась к матери и, сосредоточившись, приготовилась внимательно слушать её слова.

Роуз осторожно взяла руку дочери, посмотрела на потолок и, сокрушённо вздохнув, заговорила:

— Не раздражай отца. Он может убить, он крайне опасен, так что лучше остерегайся его. Но и не бросай, когда я умру. А это случится скоро.

— Думаешь, отец убьет тебя?

— Нет, Эмма, я сама убью себя. У меня уже все признаки сумасшествия. Я не могу так жить.

— С чего такие уверенные выводы насчёт сумасшествия? — спросила Эмма, ощущая, однако, как трудно при этом ей было говорить, как не могла она смотреть прямо в глаза матери, выражавшие нездоровое спокойствие, смешанное с бесконечной тоской.

— Ты и сама всё знаешь, наверное. Тех голосов не существует, и пятиглазого нечто в нашем доме нет… Хотя, нечто есть, но скоро её не будет, обещаю.

Роуз, до этого момента говорившая достаточно внятно, начала нести какую-то нелепицу, от которой даже Эмме, настроившей себя на полнейшее безучастие ко всему, стало немного не по себе. Замолчав, женщина, явно ушедшая за пределы реальности, уставилась в одну точку, где, судя по всему, и вправду ничего сверхъестественного не находилось.

Судьба снова издевалась над несчастной женщиной, только теперь эти мучения были сильнее, и теперь она уже точно могла от них окончательно избавиться только одним способом — другого даже не существовало.

Эмма, в свою очередь, немного подождала, пока мать придёт в себя, но, поняв, что вряд ли это уже случится, направилась в свою комнату, где всё было как всегда. Где не изменилось абсолютно ничего. Где правили вечная скука, тоска и апатия.

Одолеваемая равнодушием, Колдвелл вытащила из шкафа несколько неиспользованных тканей, оставшихся от бабушкиных нарядов, и принялась за шитьё. Вот только руки словно отказывались работать, и потому в качестве результатов девушка получила лишь испорченную ткань и в кровь исколотые пальцы.