Гобелен

ГЛАВА ПЯТАЯ

Хенк лежал у края бассейна. Солнце приятно припекало после долгого купания в холодной воде. Одной рукой он все еще болтал в воде и о чем-то сосредоточенно размышлял. В доме кузины Мэг хорошо. Он приезжал сюда каждое лето с тех пор, как кузина Мэг вышла замуж. Это не был городской дом, как его собственный, и не сельский, как у дяди Элфи, где так чудесно, есть лошади, лес, и водопад, и рыбалка на озере. Этот дом располагался в Нью-Джерси, на полпути от дома дяди Элфи до города, на широкой извилистой улице с большими домами на лужайках, таких же зеленых, как бильярдный стол в специальной комнате у кузена Донала.

В тени стояла беседка с полосатыми шторами: под тентами были маленькие столы, на которые кузина Мэг подавала лимонад и пирожные. Бассейн был с бортиком, и вода в нем была голубой из-за выкрашенного дна. В этот день все было таким ярким, и он радовался, что лето только начинается.

Хенк посмотрел на газон, где няня качала коляску со спящим Томми. Тимми, на год старше, сидел в манеже. Дальше на подъездной аллее теснились лимузины, блестящие, как черное стекло. В этом доме всегда снуют люди, когда бы он ни приезжал с Беном в субботу или на школьные каникулы. Деловые компаньоны кузена Донала.

Он любил бывать с Беном: тот всегда говорил с ним очень свободно и не относился к нему, как к ребенку, которому нельзя доверять. Где-то около года назад он перестал называть его «папа». Это казалось ему более по-мужски. Бену было все равно, хотя матери это не нравилось.

Бен успокоил ее: «Ему десять лет, он почти мужчина, все нормально».

И дедушка Дэн тоже не относился к нему как к маленькому, но его отношение было другим. Он больше походил на наставника, когда говорил о серьезных вещах и все тщательно объяснял.

– Ты достаточно взрослый, чтобы понять.

Мальчику нравилось бывать у Дэна в лаборатории, наблюдать, как он работает со всеми этими трубками, проводами и пластинами; он видел, как вспыхивают искры при соединении проводов и начинают вращаться колеса. Он слушал, как Дэн рассказывал об электрических полях в пространстве, о звуках, проходящих под океаном и по воздуху. Он теперь понимал, что можно так увлечься наукой, что всегда будет хотеться узнавать все больше и больше.

Часто они ходили вместе на ланч и встречали друзей Дэна, которые пожимали ему руку и восклицали: «Боже, он твоя живая копия, Дэн». Хенк понимал, что для этих людей Дэн был особенным человеком. Друзья Дэна из центра города были небогатые люди, совершенно отличные от знакомых Бена.

Смешно, он любил их обоих, несмотря на то, что они такие разные.

Однажды в парке мальчишка украл его роликовые коньки. Бен очень рассердился. «Я бы свернул ему шею, если бы поймал», – ворчал он. Но Дэн сказал:

– Конечно, красть нехорошо, но ты должен попытаться понять: там, где я преподаю, есть мальчики, у которых никогда не было роликовых коньков, и поэтому когда они видят что-то, лежащее без присмотра, ну, ты понимаешь, соблазн слишком велик.

Он не знал, кто прав.

Его мать и бабушка обращались с ним как с маленьким мальчиком, словно он ребенок, каким был несколько лет назад. Может, они считали, что пока мальчик не перерос их, он все еще ребенок. Но в его голове полно мыслей, о которых они и не подозревают.

Тайны… Ему рассказали, что его отец был ранен на войне, а позднее упал с лестницы и умер. Он всегда подозревал, хотя у него и не было для этого оснований, что ему рассказали не все.

А сколько секретов вокруг денег! Почему деньги так важны, что люди постоянно говорят о них? Дедушка Дэн сказал, что это отвратительно и что из-за денег в мире столько зла. Хенк понимал, что дедушку не волнуют деньги. В его квартиру надо подниматься четыре марша, и на лестничных площадках пахнет капустой. Когда тепло, мужчины сидят на крыльце в майках. Поэтому его поразило, когда однажды он услышал, как повариха сказала женщине, приходящей убираться:

– Мальчик очень богат. Этот дом его, а все дал ему дедушка.

Хенк спросил у матери:

– А это правда, что дедушка Дэн все отдал мне?

– Да, правда.

– Почему?

– Он любит тебя.

– Он ничего не хотел для себя?

– Нет.

И тогда Бен сказал:

– Расскажи ему, Ли, он достаточно взрослый. Так он узнал об изобретении: его купило военное ведомство, и Дэн не захотел лично воспользоваться деньгами, так как его изобретение использовалось в военных целях, а войну он ненавидел больше всего на свете.

В школе все учителя говорили, что войн больше не будет, потому что последняя война велась для того, чтобы покончить с войнами на земле. Так или иначе, но ему казалось, что война была очень давно. В его голове она смешалась с Вашингтоном и Долиной Форже. Когда он сказал как-то об этом кузену Полю, тот засмеялся и ответил:

– Я был на войне, и это было не так уж давно! Поль не любит говорить о войне. Однажды Хенк спросил его, убил ли он сколько-нибудь немцев, и Поль мягко сказал ему:

– Я не знаю. И этот вопрос ты никогда не должен задавать.

Обычно Поль любил отвечать на его вопросы.

Хенк перевернулся на живот. Он уже согрелся, и ему хотелось видеть дом. Мальчик надеялся, что кузина Мэг вынесет лимонад и пирожные.

Дедушке и кузену Полю не нравится, что он ходит сюда. Он мог видеть это по их лицам и по тому, что они молчали в ответ на его рассказы о своих посещениях. И он понимал почему. Они любили кузину Мэг, но им не нравился кузен Донал, и он знал причину. Это из-за бизнеса Донала, о котором не полагалось говорить. Но Хенк все знал. Бен никогда не говорил ничего прямо, но и не скрывал ничего. Много раз, когда они останавливались здесь по дороге домой с рыбалки на берегу озера, он позволял Хенку входить в комнату, где разговаривали взрослые. Мальчик тихо сидел в углу с комиксами и слушал.

Так он узнал, как перевозят виски из Канады по озеру Эри, потом по пустынной местности, где никто не видит, как грузятся машины. Он узнал, что часть виски поступает прямо из Шотландии и Англии: корабли плывут, якобы направляясь к двум маленьким французским островам у побережья Канады, но никогда не попадают туда. Вместо этого они следуют к Нью-Джерси, где быстроходные катера выплывают за трехмильную зону, чтобы получить груз. В компании Донала было тридцать судов.

Только раз Бен заметил, что Хенк, закончив смотреть свои картинки, сидит очень тихо и внимательно слушает. Позже, когда они были одни, Бен сказал:

– Ты не должен никогда повторять то, что слышишь. – И Хенк сразу же сказал, что он, конечно, будет молчать, уж не думает ли Бен, что ему нельзя доверять? И Бен сказал:

– Я знаю, что можно, но я думаю сейчас о твоей матери. Женщины много воображают, они все преувеличивают. Ты ведь знаешь, какие женщины, сын.

Хенку нравились их взрослые отношения.

Его матери было многое известно. Родители разговаривали в машине, видимо полагая, что он ничего не слышит.

– Я всего лишь бухгалтер, хороший счетовод, Ли. Я ни с чем не связан.

– Ты достаточно умен, чтобы не говорить мне об этом, – заметила Ли.

– Через пару лет страна откажется от «сухого закона», и у Донала будет легальный бизнес. Десять предприятий – так он расширяется. И я буду его советником, разбогатею.

– Ты и сейчас достаточно обеспечен.

– Нет! Что я имею, кроме гонораров?

– Мне это не нравится, я беспокоюсь.

– Перестань! Я вполне законопослушен. Кроме того, я ведь не отвечаю за Донала.

Все было очень интересно и запутанно.

Хенку нравилось наблюдать за родственниками. Они были все такие разные, и, однако, казалось, сошлись все вместе в нем. Глядя на них, он не знал, каким будет, когда вырастет. Он знал, что не хочет походить на Донала, хотя тот всегда с ним приветлив, шутит и делает подарки. Почему-то Донал пугал его. Хенку не хотелось бы, чтобы Донал рассердился на него.

…Может, стать таким же благородным, как дедушка Дэн? Или веселым, как дядя Элфи? Или очень умным, как кузен Поль? Он заметил, что со всеми вопросами в семье обращались к Полю. Так, может, ему больше всего нравится походить на Поля?

Иногда он думал, что не будет походить ни на кого из них; он хочет быть самим собой, отличным от них и совершенно свободным, как исследователи Арктики или авиаторы…

– Тебе, должно быть, надоело до смерти здесь одному, – сказала кузина Мэг. – Она принесла поднос с кувшином лимонада и пирожными.

Мальчик поднялся, пока она ставила поднос на стол под одним из тентов.

– О, на этот раз шоколадные пирожные, – сказал он.

Мэг присела и смотрела, как он ест. Ей шло ее розовое платье.

– Ты еще сможешь искупаться перед отъездом. Почему бы тебе не привезти с собой приятеля, когда ты приедешь опять? Ты же знаешь, что можешь пользоваться бассейном, когда хочешь.

– Мама говорит, что я не должен надоедать.

– Ты и не надоедаешь, Хенк. Кстати, мне всегда приятно плавать с тобой. У ребенка режутся зубки, и он капризничает. Это единственная причина, по которой я не поплавала сегодня.

Он вслед за ней посмотрел через газон, где няня поднимала малыша из манежа. Коляску с другим уже увезли. Хенк подумал: «У нее опять ребенок внутри. Она начинает толстеть».

Он как-то слышал о людях, плодящихся как кролики. Хенк медленно жевал пирожное, отводя глаза от ее живота, выступающего под розовым платьем; в нем рос еще один ребенок, третий за четыре года. Он почувствовал, как краснеет, потому что только этой весной узнал от приятелей, как получаются дети. Чудно было представить, что Донал сделал это с ней. В последний раз, когда он поднимался в детскую, он проходил мимо спальни, в которой кровать стояла на возвышении под покрывалом, отделанным кружевом. И тогда он подумал: «Вот где они этим занимаются».

Донал преподносил ей подарки при рождении каждого ребенка. В первый раз это был браслет, который его мать назвала великолепным. «Великолепный» было одним из любимых слов матери. «Щедрый» было другим. Донал был щедрым. Они пристроили к дому еще спальню и игровую комнату. Все это понадобится для всех этих детей. Считается, что дом английский. «Фальшивка, – сказал Поль, – подделка: никакой уважающий себя английский дом так не выглядит. Показуха». Это означает «пускать пыль в глаза», объяснила Хенку мать, когда он спросил о значении слова «показуха», и поинтересовалась, где он услышал это слово. Но он не сказал ей, где он слышал это слово, потому что в тот момент занимался тем, что взрослые называют «подслушиванием». В любом случае он не был согласен с Полем. Дом ему нравился.

– Куда ты смотришь? – спросила Мэг. Он смотрел на дом, а ей показалось, что он разглядывает медальон, висящий на цепочке. Это было большое сердце, украшенное бриллиантами.

– Донал подарил его мне, когда родился Том.

– Красивый, – равнодушно заметил Хенк.

– Он так хорошо ко мне относится, – произнесла Мэг, – так хорошо!

Она вздохнула. Он обратил внимание, что она часто вздыхает. Наступило долгое молчание; оно становилось тягостным. Хенк понимал, что должен что-то сказать или сделать, а не только есть пирожные: это было уже пятым, такое мягкое, с большими шоколадными стружками. Наконец он вспомнил, о чем можно рассказать Мэг:

– Вчера утром у нас во дворе нашли двух длиннохвостых попугаев. Мертвых.

– Ох, бедняжки! Наверное, вылетели у кого-то из клетки.

Он нашел их, когда выходил погулять с собакой. Птицы были коричневатые с желтым, их яркие хвосты распущены, крохотные коготки подогнуты.

– Кругом столько семян, но они не знали, где их найти. Не знали, как позаботиться о себе. Это самое важное в жизни, Хенк, знать, как позаботиться о себе, – сказала Мэг.

Интересно, почему она говорит это ему.

– Мне противно ходить в зоопарк, – сказал он. – Хотя взрослые во что бы то ни стало хотят сводить туда своего ребенка, они почему-то считают, что дети любят зоопарк.

И он вспомнил о львах, таких грустных, шагающих с опущенными головами взад и вперед, взад и вперед по клетке.

– Я понимаю, – ответила Мэг. – Мне всегда казалось, что звери в клетках не могут понять, почему они там. Их глаза такие… – Она помедлила. – Мне всегда казалось, что если бы они могли плакать, то плакали бы.

Странный это был разговор! Еще минуту назад он был смущен, что ему не о чем говорить с Мэг, а сейчас они так свободно разговаривают друг с другом. И у него возникла странная мысль: она совсем не похожа на других в этом доме. Он не мог объяснить, почему так подумал, мысль промелькнула и исчезла.

Как раз в этот момент из дома вышли Бен с Дона-лом и их друзья. Все были в темных строгих костюмах и выглядели одинаково; они сели в черные лимузины и уехали. А Бен пошел через газон.

– Эй! Я переоденусь, и мы прыгнем с тобой в воду, я покажу тебе, как делать пол-оборота, – крикнул он.

– Я готов, – откликнулся Хенк и бултыхнулся в холодную воду, которая унесла прочь тяжелые раздумья. Он снова чувствовал себя счастливым, потому что лето только начиналось.