Голубая луна

Глава 27

Долгой траурной нотой вой прорезал ночь. Потом — рычание, резкий жалобный визг, сразу оборвавшийся. Я поняла, что кто-то сильно ранен, может быть, убит. Они действительно готовы убивать друг друга за эту привилегию? Настоящие волки так не делают. Только люди способны взять симпатичного нормального зверя и до такой степени его перепохабить.

Перелезая через бревно, которое было чуть потолще малолитражки, я поскользнулась и растянулась на земле. Лежа на пузе и ловя ртом воздух, я понятия не имела, что делать дальше. Вервольфов я не столько слышала, сколько ощущала на ощупь, упираясь руками в землю. До вторжения мунина я не умела так их чуять.

Прижавшись к бревну, я нашарила отверстие. Это было дупло, и я вползла в непроглядную темноту, выставив перед собой руку с ножом на случай, если в дупле затаился енот или змея. Но там было пусто, только подгнившее прохладное дерево крошилось под моим голым животом, и ощущался вес огромного поваленного дерева.

Я знала, что меня найдут, дело было не в этом. Им не сразу удастся меня выковырять из норы. Я пыталась выиграть время, сама не очень четко представляя себе, зачем. Тут нужен какой-то план, а у меня его не было. Мунин считал, что Ричард может нас спасти, а меня сама эта мысль пугала. Ричард несколько застенчив, когда надо убивать. Страшнее было бы, если в он погиб, пытаясь меня спасти, чем если бы меня поймали. Изнасилование я как-нибудь переживу, а гибель Ричарда — вряд ли. Конечно, меня еще никогда не насиловали, и, быть может, я поспешила с выводами. Могу и не пережить.

Они шли возле бревна. Больше одного, больше двух. Трое, четверо? Черт его знает.

Когти рванули истлевшее бревно, и я вскрикнула — пискнула, как пищат только девчонки. Один из пришедших, я услышала, покатился по земле. Хлынула клубами энергия, когда он перекинулся в волчью форму. И все — он выбыл из состязания. Если теряешь человеческую форму перед лупой, за которой гонишься, ты уже с ней совокупиться не можешь. Оброс шерстью — проиграл. Правила о том, как становиться Фрейей, никогда не писались для женщины, не имеющей другой формы. Младшие члены стаи выбывали, уступая своему зверю: приближалось полнолуние, и они не могли устоять, когда воздух был так насыщен насилием и сексом. Выбыло их с полдюжины, может быть, целая дюжина. В стае Верна пятьдесят волков; дюжину долой.

Что-то тяжело ударило в бок бревна, и я сумела удержать крик. Хоть это уже лучше. Раздался топот, тяжелое дыхание — не меньше двоих подрались. Но оставался еще третий.

Драка прекратилась, раздался громкий влажный хруст. Такая тяжелая наступила тишина, что сердце у меня стучало, как гром.

Бревно шевельнулось. Я застыла, будто это могло меня спасти.

Конец бревна возле моих ног поднялся в воздух. Я застряла в дупле, где пряталась. В окружности поваленное дерево было не меньше шести футов. Не знаю, сколько оно весило, но очень много. И его поднимал высокий бородатый мужчина. Вытолкнул наверх, упираясь ладонями в ствол. Когда он улыбнулся, его зубы ярко сверкнули на фоне бороды. Рычащим голосом он произнес:

— А ну вылезай, малышка!

Малышка? Я очень осторожно выползла из-под бревна. Вес его был сокрушителен, мужчина дрожал мелкой дрожью. Такую громаду даже он не мог поднять без усилия.

Я остановилась, прижавшись к земле возле его ноги. Ему сначала надо положить бревно, а потом уже заняться мной. Он улыбнулся шире, когда увидел, что я не отползла. Усмотрел в этом хороший признак. — Я сунула ему нож в брюхо и откатилась прочь, вспарывая мышцы. Он с удивлением упал на колени, и дерево свалилось сверху, придавив его к земле. Я не стала ждать, удастся ли ему выбраться. На земле лежали двое: у одного был проломлен череп, и на землю стекала кровь и что-то густое. В темноте все это казалось черным и серым. У второго еще мог биться пульс, но я не стала проверять и бросилась наутек.

Уловив движение воздуха, я еще успела оглянуться и увидеть что-то мелькнувшее мимо. Он свалил меня подножкой, я рухнула на спину, а он оказался сверху. Едва успев узнать Роланда, я полоснула ножом, но он уклонился так быстро, что я не видела даже, и его кулак угодил мне в подбородок.

Я не отключилась, но тело обмякло. Нож выпал из пальцев, и я не могла его удержать. Половина моего существа отчаянно вопила без голоса и слов, а другая половина отстраненно заметила: «Какие красивые деревья!»

Когда я снова смогла шевельнуться, джинсы были стянуты с меня до половины бедер. Они там застряли, потому что залубенели от засохшей крови.

— Роланд, не надо.

Он продолжал стягивать с меня штаны, будто я ничего и не говорила. И я не хотела, чтобы он ударил меня второй раз. Если я потеряю сознание, всему конец.

Ему трудно было стянуть с меня джинсы поверх кроссовок, потому что ни джинсы, ни кроссовки на это не рассчитаны.

Я приподнялась на локтях и попыталась говорить дружелюбно и разумно:

— Роланд, сначала полагается снимать обувь.

Если я проявлю волю к сотрудничеству, может, мне это зачтется. Или удастся придумать какую-нибудь уловку. Куда Ричард подевался?

Роланд намотал джинсы на руку, лишив мои ноги подвижности.

— Чего ты мне помогаешь? — спросил он. Голос его был слишком глубок для этой худощавой груди, слова произнесены отчетливо. Нервная энергия ползла у него по коже, переливаясь, как жар над летним асфальтом. Он был все тот же, но переменилось все остальное.

— Может, просто не хочу, чтобы ты снова меня ударил.

— И я не хочу, чтобы меня пырнули ножом.

— Что ж, это справедливо.

Так мы и глазели друг на друга — я, приподнявшись на локтях, он, склонившийся у моих ног. Будто он не знал, что делать дальше. Наверное, не ожидал, что я буду спокойна. К слезам, гневу, даже желанию он был готов, но я ничего этого ему не выдала. Я была дружелюбна, доброжелательна, будто он спрашивал у меня дорогу в ресторан. Странно, но я даже была внутри спокойна. Как-то все это было сюрреалистично, будто не на самом деле. Если он меня коснется, тут-то я и пойму, что это очень даже на самом деле, но пока он оставался там, где был, меня это устраивало.

Он придавил мои джинсы коленом и стал стягивать с себя рубашку. Рубашку — это еще ладно. Меня устраивает. У него красивый торс, приятно посмотреть. Пока штаны на нем, все в порядке. Куда, к чертовой матери, Ричард подевался?

Роланд расстегнул застежку штанов, и мои нервы не выдержали. Я не пыталась связаться с Ричардом, опасаясь, что он ведет бой. В драке использование меток отвлекает. Но мне нужна была помощь. Я могла поспорить, что трусов под штанами у Роланда нет. И — да, выиграла бы.

Я послала Ричарду зов, и он действительно дрался. На секунду я выглянула из его глаз — он дрался с Эриком. Отлично. Как можно скорее я прервала контакт, но знала, что это стоило Ричарду секунды сосредоточенности. Я была предоставлена сама себе.

Роланд спустил штаны до колен и, очевидно, счел это достаточным, потому что полез по моим ногам вверх. О, как романтично.

Не Ричард пришел ко мне на помощь, а незнакомый мужчина. Он подсек Роланда, как Роланд подсек меня. Они покатились прочь с меня и по пологому склону в лощину. Я стала как можно быстрее натягивать джинсы.

Что-то шевельнулось за моей спиной, и я обернулась — со спущенными штанами и без оружия.

Это был Зейн, прижимавший к груди раненую руку. За ним из темноты появился Натэниел и протянул мне здоровую руку:

— Быстрее!

И мы помчались. Натэниел тащил меня за руку, бесшумно скользя между деревьями. Я пыталась держаться за ним, считая, что там, где протиснется его тело, протиснется и мое. Я прыгала там, где он прыгал, виляла, где он вилял, хотя и не видела сама этих препятствий. У него ночное зрение было лучше моего, и я в этом не сомневалась. За нами чувствовалось присутствие Зейна, как ощущается в ветре запах дыма.

Тьма справа разразилась хоровым воем. Натэниел потащил меня быстрее, пока я не рухнула головой вперед, и зазубренная ветка расцарапала мне щеку, чудом миновав глаз.

— А, черт!

— Они приближаются, — сказал Натэниел.

— Знаю. — Я приложила руку к щеке и отняла ее окровавленную. — Вот, твою мать!

— Я им тебя не отдам.

Я уставилась на него. Натэниел был меня выше всего на три дюйма, весил разве что на тридцать фунтов больше. Мускулистый, но маленький. А это важно, если твой противник может поднять огромное дерево.

— Они тебя убьют, Натэниел.

Он на меня не смотрел. Только таращился во тьму, будто слышал то, чего я не слышала.

Зейн прислонился к дереву, глядя на меня. Здоровой рукой он потирал раненую, будто успокаивал боль. Наверняка так и было.

— Если они тебя поймают, ты будешь драться, — сказал Зейн. — И они тебя убьют. — Он закрыл глаза. — Сегодня тот случай, когда ты себя не спасешь, но мы, быть может, спасем.

— Вы погибнете оба, — сказала я.

Зейн пожал здоровым плечом — небрежно, будто это не имело значения.

Пришла мысль, что все это кончилось бы, если бы я занялась сексом. Но именно в этом случае кончилось бы. Райна вернулась в полной силе, полилась через меня. Она хотела Натэниела, но у нее ничего не выйдет — только не посредством моего тела. Трахаться с Натэниелом — равносильно совращению малолетних. Я на такое не пойду.

Зейн. Зейн подойдет. Райна всегда была блудлива...

Передо мной вдруг мелькнуло видение такое яркое, что я залилась краской. Есть вообще кто-нибудь, с кем Райна не спала? Нет, с ними я не буду. Ни за что.

Тогда они погибнут.

Я не знала, моя эта мысль или мунина, но так или этак, а мысль была верной.

Хромая, появился Джейсон. Я узнала его по форме плеч и по волосам. Либо я его не до конца вылечила, либо он вылез из драки. Может быть, то и другое вместе. Я прервала контакт раньше, чем закончила — мунин Райны сберегал основную силу лечения для секса. Для нее это был гонорар за оказанную услугу. Не заплатил — не вылечился. Как торговец наркотиками, который дает бесплатно попробовать.

Очень странно улыбаясь, Джейсон присоединился к Зейну и Натэниелу. Прислонясь спиной к стволу, он медленно сполз в сидячее положение и испустил долгий вздох.

Мы уставились на него, но тут же повернулись на вопль из леса. Где-то близко шла драка. Еще один вой прорезал недвижный горячий воздух. Так близко, что у меня волосы на голове встали дыбом.

Мы находились у подножия холма, и местность казалась знакомой.

— Наши домики вон там?

— Да, — сказал Зейн.

— Если ты пойдешь к домикам, они пойдут следом, — предупредил Джейсон. — Нельзя, чтобы туристы это видели.

— И мать их так, — ответила я. — Некоторые как раз и не пойдут, чтобы туристы не видели. Пошли, запремся в домике.

— Это не кончится, пока кто-то один не победит, — сказал Джейсон. Голос у него был усталый — а может, безнадежный.

— И еще там со мной будут два вампира, которые на моей стороне.

Я пошла вверх по холму, Натэниел и Зейн следом. Джейсон остался сидеть. Мы уже поднялись по холму на четверть, когда он нехотя встал и направился за нами. Когда кончится вся эта фигня, я его спрошу в чем тут дело. А сейчас нет времени.

Среди деревьев появились фигуры. Зейн подтолкнул меня в спину.

— Беги, я их задержу.

Натэниел повернулся вместе с ним, вглядываясь в темноту навстречу опасности.

— Нет, — сказал Зейн, — ты иди с ней, Натэниел. — Он посмотрел на меня. — Я учусь быть альфой. Натэниел не умеет драться.

Натэниел посмотрел на меня, на Зейна и все же остановил взгляд на мне.

— Что мне делать?

Я подумала секунду, разглядывая сосредоточенное лицо Зейна.

— Я бы сказала, пойдем со мной, но не хочу оставлять Зейна. — Я взяла его за руку. — Я не оставлю тебя на смерть.

— Черт возьми, Анита, если тебя здесь не будет, они нас не убьют. Набьют морду и бросятся за тобой.

— Я вроде приманки?

— Да.

— Только не погибай из-за меня. Ладно?

— Сделаю все, что смогу.

Я стиснула его руку.

— Все — не надо, главное — не погибай. И ты тоже, — сказала я Джейсону.

Он мотнул головой:

— Я остаюсь с тобой. Приказ Ричарда.

— Зачем?

Он еще раз мотнул головой и оглянулся на приближающиеся фигуры. Все ближе и ближе.

— Потом. А сейчас — вперед.

Он был прав.

Мы пошли, оставив Зейна против не менее чем пятерых приближающихся фигур. Они рванули вперед, когда мы приближались к вершине холма. Я выбралась со склона наверх, падая на колени, и мы припустили через гравийную стоянку к домику.

«Дамиан!» — подумала я. И он открыл дверь, будто я позвала его вслух. Вид у него был удивленный, а ведь не часто удается потрясти тысячелетнего вампира. На миг я подумала, как же мы выглядим. Я, окровавленная, в черном лифчике и заскорузлых от крови джинсах. Джейсон, заметно хромающий. Натэниел, бегущий за нами со всех ног.

Мы протиснулись в дверь, и Дамиан закрыл ее за нами. И запер без лишних подсказок. Умница вампир.

— Что... — попытался он спросить.

— Забаррикадировать окна и дверь, — велела я.

Ашер схватил тяжелый деревянный стол как перышко и сунул его в окно.

— Гвозди у нас есть или мне его так и держать? Что-то ударило в окно, и стекла брызнули по краям стола сверкающим дождем. Ашер покачнулся. Дамиан бросился ему помогать, и они снова впихнули стол в окно. Дверь задрожала, будто кто-то ударил в нее снаружи всем телом.

— Он не успеет, — сказал Джейсон.

Натэниел стоял посреди комнаты с потерянным видом:

— Что мне делать?

Дверь снова затряслась.

Джейсон бросился к ней, подпер плечом:

— Натэниел, помогай!

Натэниел метнулся к нему и тоже уперся плечом в треснувшее дерево.

Мимо стола в окно просунулись руки. Ашер оторвал руку от стола и переломил чужое запястье, как спичку. Вопль, и рука убралась.

Он спросил так спокойно, будто и не напрягал почти все силы, чтобы удержать стол на месте.

— Можно осведомиться, почему это местная стая хочет нас убить?

— Им нас убивать не надо, — ответил Джейсон. — Им надо ее трахнуть.

Он всей спиной упирался в дверь. Тот, кто стучал снаружи, вдруг перестал, и Джейсон чуть не упал на внезапно затихшую дверь.

И в окне тоже стало чисто. Наступила ужасная тишина, слишком тихая, как говорит старая поговорка.

— Что вообще происходит? — спросил Дамиан.

— Потом, — отмахнулся Джейсон. Его глаза чуть не вылезали из орбит. — Спроси меня, зачем Ричард велел мне оставаться с тобой.

Я посмотрела на него в упор:

— Ладно. Зачем Ричард велел тебе оставаться со мной?

— Это все кончится, когда ты переспишь с кем-нибудь из ликои.

Я посмотрела еще пристальнее:

— Ну-ка, повтори.

— Если окажется, что кто-нибудь другой попадет сюда раньше, он велел, чтобы я это сделал.

— Это? — спросила я, отходя к ночному столику. — То есть поимел меня?

У Джейсона хватило хотя бы такта потупиться. Он кивнул.

Я открыла ящик и вынула «файрстар». Его я заткнула за пояс, потом вытащила браунинг и щелкнула предохранителем.

— Я ничего против тебя не имею, Джейсон, но у меня другой план.

— Я же не сказал, что план Ричарда мне по душе. Отпускать шуточки я могу, и с тобой быть я бы даже очень хотел, но Жан-Клод и мой мастер тоже. Он меня убил бы.

Я поглядела на Ашера, и тот едва заметно кивнул:

— Вероятно.

— А если ты дашь кому-то другому меня поиметь из-за своей застенчивости? — спросила я. Но ответ я знала сама.

— Ричард очень не любит убивать, — ответил Джейсон. — Но если я дам кому-нибудь тебя изнасиловать, он сделает для меня исключение.

Я помахала стволом в воздухе, направив дуло в потолок.

— Повезло тебе, что у меня есть оружие.

Джейсон кивнул.

Из ванной донесся звон разбитого стекла.

— Блин!

Какого дурака мы сваляли.

— Оставайся у дверей, — велела я.

Распахнув ногой дверь ванной, я одновременно опустила ствол. Мелькнул здоровенный мужик, пытающийся влезть в окошко. Придержав бешено качающуюся дверь бедром, я выстрелила примерно ему в середину. Он завопил и вывалился.

— Держу окно! — крикнула я.

Снаружи доносились звуки схватки. Вопли сменялись рычанием. Я ощутила растущую энергию и поняла, что дерущиеся теряют человеческий вид. Они уходили, скользя между деревьями, и я почти чуяла мускусный запах меха. Мунин вернулся так внезапно и отчетливо, что я покачнулась, привалившись к двери, на которую опиралась для точности прицела.

Отвернувшись от окна, я посмотрела на Джейсона. Райну это устроило бы — ей все равно, кто. Если это огорчит Жан-Клода или будет стоить Джейсону жизни — самое то для нее. Я медленно опустилась на пол, закрыв глаза, прижимая пистолет ко лбу плашмя.

— Кто-нибудь, держите это окно, — сказала я, надеясь, что говорю вслух. У меня возникли проблемы с голосом.

Джейсон, очевидно, уже их проинформировал, потому что никто не спросил, что случилось. Дамиан зацепил меня по ногам, проходя в ванную. От этого ощущения меня схватил резкий спазм внизу живота. Я подняла глаза на Дамиана, и он застыл в дверях, будто почуял реакцию моего тела.

Он смотрел зелеными кошачьими глазами, и я знала, знала доподлинно, что если я позову его, он придет. Я только не знала, почему.

— Дамиан, окно! — напомнил ему Ашер.

Дамиан остался стоять, глядя на меня.

— Не могу.

— Анита, прикажи ему, — сказал Ашер.

Я встала на колени, свободной рукой провела вверх по штанине Дамиана. Выше, по бедру. Мотнув головой, я зачерпнула в горсть зеленый шелк рубашки и притянула Дамиана к себе. Он присел на носках, колени по обе стороны от меня. Я потянулась и поцеловала его.

Просунула язык между тонкими остриями клыков. Целоваться с вампирами я умела в совершенстве. Практика — мать умения.

Он попытался не ответить на поцелуй, отодвинулся и шепнул:

— У тебя вкус крови, чужой крови.

И прижался ко мне ртом так, будто хотел вдохнуть меня. Длинные бледные ладони обняли мое лицо, скользнули назад, в тепло моих волос.

Я прижалась к нему всем телом. «Файрстар» я все еще держала впереди, и он вдавился в пах Дамиана. Я вдвинула его еще сильнее, и Дамиан чуть застонал от боли. Браунинг уже упал на пол.

Шум послышался со стороны окна, я прервала поцелуй, и Дамиан стал целовать меня в шею, все ниже и ниже. В окно лез мужчина, как в длинный хрустальный туннель.

Я вытащила зажатый «файрстар» и нацелилась точно ему в середину лба. Он вытаращил глаза и вдруг дернулся обратно в ночь. Не настолько его занесло, чтобы ему не хотелось жить. Вопрос был в другом: насколько занесло меня?

Рот Дамиана завис у меня над сонной артерией. Язык высунулся, гладя пульсирующую кожу. Вампир просил позволения. Но не так я сегодня хотела отдавать кровь. Райне никакого интереса не было просто отворять жилу.

Запустив правую руку в его длинные кроваво-рыжие волосы, я дернула его вверх, на себя.

— Да не кровь мне пускай, а еби!

— Жан-Клод его убьет! — выкрикнул Ашер.

— Плевать мне.

Услышав эти свои слова, я всплыла наверх. Будто раздернула мокрый занавес, прилипший к лицу, удушающий, проникающий в тело, пытающийся утопить меня.

Отползая от Дамиана в комнату, я хрипло выговорила:

— Следи за этим чертовым окном, Дамиан, а ко мне не подходи.

Он остался в дверях, не понимая, что делать.

— Ты слышал свою госпожу, Дамиан? — спросил Ашер. — Делай, что тебе сказали.

Я услышала, как он входит в ванную, как хрустят по битому стеклу его ботинки. Сама я осталась на четвереньках, тяжело дыша, опустив голову. В руке все еще был зажат «файрстар», зажат так, что рука болела. Я вдвинула рукоять себе в ребра, с поворотом. Вот это настоящее. Это в самом деле. А Райна мертва. Она призрак, черт бы ее побрал совсем.

Послышался шорох — кто-то полз ко мне. Я подняла голову и увидела Натэниела, его сиреневые глаза. Завопив, я попятилась от него. Он — жертва, а Райна жертв любит. Руку я выставила вперед, будто защищаясь от удара. Отползая, я уперлась спиной в кровать и остановилась, сжимая пистолет двумя руками, покачиваясь взад-вперед.

Натэниел пополз ко мне, пополз так, будто весь состоял из мышц, будто у него насчитывалось позвонков намного больше, чем нужно. Он пододвинулся ко мне так близко, что я почувствовала на лице его дыхание, когда он произнес:

— Я твой, Анита. Ты моя Нимир-ра, моя королева.

Он тщательно следил, чтобы меня не коснуться, оставляя между нами эту последнюю долю дюйма, чтобы решение принадлежало мне. Но оно мне не принадлежало.

Я попыталась сказать ему, чтобы уходил прочь, но голос не слушался. Я не могла ни говорить, ни шевельнуться. Я лишь могла цепляться за последние крохи самоконтроля, чтобы не податься вперед и не целовать Натэниела. Я боролась изо всех сил, потому что с кем бы я сейчас ни соприкоснулась, это будет все. Мунин измотал меня. Даже мое самообладание не безгранично. И я не хотела, чтобы жертвой стал Натэниел. Только это мне еще помогло сдерживаться.

В дверь постучали, и от такой неожиданности я вскрикнула. Натэниел отпрянул, но все еще оставался слишком близко.

— Ты откроешь? — спросил меня Ашер.

Я замотала головой. Это был не отрицательный ответ, а знак, что я не могу говорить. Слишком много сил занимала борьба с собой, чтобы не содрать с себя одежду и не изнасиловать первого попавшегося из тех, кто здесь в комнате. Вся моя сосредоточенность уходила на эту борьбу.

Очевидно, Ашер сам это сообразил, потому что спросил:

— Кто там?

Очень цивилизованно.

Ответ, я думаю, потряс нас всех:

— Это я, Ричард.

Джейсон вскочил и открыл дверь, не дожидаясь приказаний. Снаружи вся дверь была разбита и изрезана когтями. Ричард стоял в проеме, футболка порвана в клочья, и видны кровавые раны на загорелой коже. Чуть неуверенно он вошел в дверь, Зейн и Шанг-Да за ним.

Зейн был с виду невредим, а вот у Шанг-Да распороты лоб и щека. Глаз торчал посреди кровавой маски. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на меня хладнокровным взглядом.

Я была рада их всех видеть, но не могла шевельнуться. Стоит мне двинуться — и всему конец. Свои силы я сосредоточила на том, чтобы остаться на месте. Чуть шевельнуться — и я уже собой не владею.

Из глаза у меня выкатилась слеза, прочертив на щеке твердую, горячую полосу. Я глядела на Ричарда, так много хотела ему сказать и не могла сказать ничего. От первого же слова я рассыплюсь на мелкие осколки.

Ричард подошел ко мне, встал надо мной, посмотрел. Я не поднимала глаз. Он не столько присел, сколько свалился на колени рядом со мной.

Я протянула руку его подхватить, и мунин полыхнул из меня языком пламени. С глухим стуком упал на пол «файрстар». Схватившись двумя руками за обрывки футболки, я дернула Ричарда на себя, в поцелуй.

Губы у него были сухие, и я лизала его рот, водила языком по губам, пока они не стали влажными, бархатными в поцелуе. Просунув руку в разрез футболки, я пощупала оставленный мною порез у него над сердцем.

Дыхание вырвалось из Ричарда с шипением, будто от боли. Он схватил меня за запястье. Я сунула в разрез другую руку и нашла еще одну рану. Тогда он схватил меня за обе руки. Забываешь, какой Ричард большой. Он не особенно страшный с виду, но свободно может держать одной рукой обе мои.

Ричард опустил мне руки вдоль тела, я попыталась вырвать их, и он сжал сильнее. Потом наклонился ко мне, но не для поцелуя.

Он лизнул порез у меня на груди.

Я ахнула — наполовину от боли, наполовину от наслаждения.

Он провел губами по ране, добрался до мягкого верха груди. Чуть прикусил кожу, не слишком, не так, чтобы остался след, но так, чтобы я ощутила зубы. И я чуть застонала.

Он поднял на меня глаза, отпустил мои руки и взял в ладони мое лицо. Как в мягких тисках, оказалось оно в его сильных руках, и он заставил меня заглянуть в эти свои шоколадно-карие глаза.

— Анита, ты меня слышишь?

Я попыталась двинуться вперед для поцелуя, но он держал меня. Руками я нащупала его грудь, погладила гладкую кожу, рваные раны. Я хотела прижаться к нему телом, но он держал мое лицо, и я не могла приблизиться.

— Анита, ответь, Анита! Ты здесь?

Руки сжимали мне лицо почти до боли. Я не оттолкнула мунина, он сам отступил. Я почувствовала, как Райна отпустила меня слегка, чтобы я могла ответить:

— Я здесь.

Шепотом.

— Ты хочешь этого?

Я заплакала. Большие, безмолвные слезы покатились по лицу.

— Ты хочешь меня сейчас, вот так? — Он чуть встряхнул мое лицо, будто это могло вернуть меня мне.

Я накрыла его руки своими, прижала к себе, не переставая лить слезы.

— Да.

Шепотом. — Сейчас, вот так?

Слишком был труден этот вопрос. Я попыталась оторвать его руки от себя, отвести в стороны.

— Целуй меня, Ричард, целуй меня, пожалуйста, прошу тебя, целуй меня!

И снова я заплакала, не зная сама, отчего.

Он наклонился ко мне, не отнимая рук, и поцеловал меня.

Жарко прижались его губы к моему рту. Язык Ричарда раздвинул мне губы, и я снова попыталась податься навстречу, но его руки держали меня. Он прижимался губами к моим губам, будто пробовал меня на вкус, и языком ощупывал мой рот, а губы его будто всасывали меня, будто хотели вывернуть наизнанку.

Я задрожала в его руках от этого ощущения. Закрыв глаза, безвольно опустив руки, я предоставила все ему.

Его ладони очень медленно соскользнули с лица. Ричард не прерывал поцелуя, а пальцы его опустились на мои голые плечи. Они чуть приостановились возле лямок спинных ножен, будто он не знал, что с ними делать.

Я открыла глаза и стала поднимать руки, чтобы ему помочь. Он поймал их и опустил снова вниз, вдоль тела.

— Сам соображу, — тихо сказал он.

Я глядела на него и едва могла дышать — так овладело мной желание. Я хотела, чтобы его голая кожа прижалась к моей. Ухватив лоскут его футболки, я дернула.

— Сними.

— Еще рано. — Он покачал головой.

Я хотела наброситься на него голодным волком, а он так собой владел. Я ведь чувствовала, как ему хочется. Не меньше, чем мне, и все же он сохранял спокойствие так близко, так близко от меня.

— Все вон, — потребовал Ричард.

Я и забыла, что мы все это исполняли на публике, и припала лбом к груди Ричарда. А руки завела ему за спину, пытаясь притянуть себя к нему.

— А другие волки? — спросил Ашер.

— Я заключил пакт с Верном. Все кончено, осталось только это.

Поверх широкого плеча Ричарда я глядела в покрытое шрамами лицо вампира. Оно было тщательно непроницаемо, пусто, безразлично. Мелькнула мысль: что он скрывает? Но я подумала так краем сознания, потому что все мои мысли были заняты ароматом кожи Ричарда. Запахом свежей крови. Приставшим запахом сырой земли, хвои и листьев. Легкой солоноватостью испарины. Для сожалений места не было, осталось лишь тепло его тела рядом с моим.

— Если ты возьмешь ее вот так, это будет очень похоже на изнасилование, — сказал Ашер.

— Я постараюсь изо всех сил, чтобы так не было, — ответил Ричард.

Ашер издал какой-то неопределенный звук, который можно было бы счесть смехом.

— Bon heur, — сказал он и вышел.

Это он сказал «в добрый час». Сказал по-французски, и я не могла не вспомнить Жан-Клода.

Так близко от меня тепло тела Ричарда, и он уже твердый, готовый, а я думаю о Жан-Клоде. Я хотела завернуться в Ричарда, как в одеяло, но что скажет мой другой любовник? Эта мысль оттолкнула мунина лучше любого другого средства.

Столько времени в постели Жан-Клода, а я все еще хочу Ричарда. Я хочу Ричарда, а не мунин, не Райна. Я. Я так его хочу, что не могу ни о чем думать, только о нем в моих объятиях. Но так будет нечестно. Нечестно, потому что Райна владеет мной.

Она заливала меня, как теплая вода в ванне. Это была ее цена. Да, это. Чтобы она в этот первый раз была с нами. Чтобы это навсегда частично принадлежало ей.

Кожа у меня горела в ожидании прикосновения, тело сводило от голода, которого я в жизни не знала.

Когда за вышедшими закрылась дверь, Ричард отодвинул меня от своего тела. Взяв меня за руки ниже локтей, он отклонился назад, а я рвалась к нему ближе. Он мне нужен был, нужен. Я хотела его.

С плачем я потянулась к нему:

— Ричард, Ричард, пожалуйста!

Он развернул меня так, что я упала на изножье кровати, и уперся мне рукой в спину, не давая повернуться. Сдвинув лямки ножен, он стащил их вниз, через руки, и ножны отбросил так, что они стукнули в стену. Потом он наклонился ко мне, положив руки на кровать по обе стороны от меня, нагнулся, и его волосы защекотали мне лицо. Он прижался ко мне, обнял меня, прижимая мои руки к груди, и держал так крепко, что я слышала кожей, как бьется его сердце за моей спиной.

И он шепнул мне в щеку:

— Если ты захочешь, чтобы я перестал, в любой момент, скажи, и я уйду.

Я застонала, скорее даже тихонько заскулила, и попросила:

— Ричард, сделай меня, прошу тебя, пожалуйста, сделай.

Он задрожал с головы до ног, испустил долгий, глубокий вздох. Чуть отодвинулся, чтобы расстегнуть у меня застежку на лифчике, осторожно снял его с моих плеч. Бретельками снова опустил мои руки вдоль тела. Стянул их с рук, и лифчик упал на пол.

Ладони Ричарда легли мне на талию. Горячие ладони. Он повел их вверх, медленно, так медленно, что мне кричать хотелось. Руки нашли мою грудь, обняли ее, сжали. Пальцы стали перебирать мне соски, и тут я действительно закричала.

Он повернул меня к себе лицом, чуть ли не бросил на кровать. Руки Ричарда сошлись у меня под ягодицами, и он поднял меня, все еще стоя на коленях. Губы нашли мою грудь, язык забегал по соску, быстрый, резкий, влажный.

Я припала к Ричарду, и его губы сомкнулись, присосались. Мне хотелось закричать, забиться, сказать, чтобы он перестал, чтобы никогда не переставал. Тихий всхлип вырвался у меня из горла, когда Ричард выпустил мой сосок долгим движением, пропустив его между зубами. Он повернулся к другой груди, на этот раз резче, сильнее сжимая зубы. Чуть покусывая нежную ткань, он стал вылизывать сосок, круговыми движениями языка, и вдруг укусил резко и быстро, так что было слегка больно, и я оказалась на спине.

Он стоял надо мной на коленях. Сунув руки в разрезы футболки, он сдернул ее с себя, разорвав пополам, обнажив твердость мышц груди, рук. На коже было две раны от когтей — повыше и пониже. Та, что повыше, была над соском, и на нем засохла кровь.

Я села и потянулась к нему. Он не мешал. Я пробежала языком по груди Ричарда, над ранами, и он ахнул. Я вылизала быстрыми движениями окровавленный сосок, и когда он не отогнал меня, я сомкнула губы на ране и стала пировать. Я вычистила ее, высосала так, что она открылась снова.

Теперь была его очередь вскрикивать. Он меня толкнул обратно на пол, мягко. Снял с меня кроссовки и носки, и я не стала мешать. Сердце билось так, что больно было, пойманной птицей колотясь в горле.

Руки Ричарда легли на пояс моих джинсов, Когда расстегнулась верхняя пуговица, у меня свело живот. Ричард расстегнул на мне штаны и начал медленно снимать их с бедер. Я помогала ему, подталкивая заскорузлую ткань вниз. Одним последним движением он снял их с меня, и я осталась только в черных трусиках — под цвет уже снятому лифчику.

Ричард встал на колени, глядя на меня. Руки его двинулись к застежке его собственных джинсов — и остановились.

— Я так давно этого хотел, Анита. Так тебя хотел, но только не...

Словами не передать, насколько мы с Райной друг друга ненавидели, но в этот момент ее сущность и я полностью понимали друг друга. Я поднялась навстречу Ричарду:

— Ну нет, только не это! Только не изображай сейчас бойскаута.

И я потянулась к его застежке.

Он поймал меня за руки, всмотрелся мне в лицо.

— Это снова ты.

— Да, — сказала я, — это снова я. — Я высвободила руки, и он не стал меня удерживать. — Разденься, Ричард, я так хочу видеть тебя обнаженным.

— Ты ведь уже видела, — тихо сказал он.

— Не так, как сейчас. Не останавливайся и ни о чем не спрашивай.

Он встал.

— Это для меня все изменит, Анита. И должно для тебя тоже кое-что изменить.

Я закрыла глаза ладонями и тихо застонала.

— Боже мой, Ричард, перестань трепаться! Я хочу, чтобы ты хватал меня руками, я хочу, чтобы ты вошел в меня, так хочу, что мысли мешаются! А ты стоишь и резонируешь!

Что-то упало мне на лицо и руки — джинсы и трусы Ричарда. Я села и увидела его голым, и не могла оторвать глаз. Золотистая смуглость его кожи не прерывалась от закруглений икр до узости бедер, до выпуклости паха, до плоской твердости груди, до размаха плеч. Волосы золотой волной упали на плечи, и лицо было в тени.

Я встала и подошла к нему. Мне было страшно — «нервозно» не то слово. Страшно — и очень хотелось. Положив руки Ричарду на грудь, я встала на цыпочки, подставляя ему губы. Мы поцеловались, и от этого движения тело мое притянулось к телу Ричарда. Твердость обнаженного тела, ничем не отделенного от меня, кроме кружевных трусиков, заставила меня задрожать и оторваться от поцелуя.

Руки Ричарда обняли меня за талию и прижали к нему. Вдруг он упал на колени, срывая с меня трусики движением быстрым почти до грубости. Я оказалась голой, а он стоял передо мной на коленях, глядя вверх. И от этого взгляда у меня по всему телу пробежала мелкая дрожь.

Большие руки Ричарда вдвинулись между моими бедрами, развели ноги. Скользнули вверх, ладони обхватили ягодицы, лобок оказался возле лица Ричарда. Он прижался ко мне щекой, длинно лизнул бедро. Сердце у меня забилось так, что невозможно стало вдохнуть, но я еще смогла сказать:

— Ричард, Ричард, пожалуйста! Ричард...

Он вдвинул ладонь мне между бедер, один палец вошел внутрь. Я затрепетала, закинув голову и закрыв глаза.

— Ты влажная, — сказал он.

Я открыла глаза и глянула на него.

— Знаю. — Я говорила с придыханием.

— Райна была такая.

— Она и сейчас такая, — сказала я. — Заставь ее уйти.

Он лизнул внутреннюю поверхность бедра, заставляя меня раздвинуть ноги, тыкаясь ртом мне в кожу. От первого прикосновения языка между ногами я стала ловить ртом воздух.

Он целовал меня, будто целовал рот, язык шевелился, исследовал. Долгими, уверенными мазками лизал он меня, потом нашел нужное место и присосался. И его глаза смотрели на меня снизу, и в них был темный свет, что-то такое первобытное, что нельзя выразить словами. Здесь ни при чем было то, что он вервольф, и при всем — то, что он мужчина. Волны пульсировали по всему моему телу, ощущения ошеломляли. Так было хорошо, что почти слишком, такое было наслаждение, что почти переходило в боль. Он втягивал меня в рот, пока тепло от паха не разошлось по всему телу золотым приливом, от которого мир покрылся дымкой, будто я глядела сквозь туман. И с последней каплей наслаждения я ощутила, как уходит Райна. Мунин покинул меня, когда Ричард положил меня на пол.

Рот его блестел, и Ричард вытерся остатками футболки.

— Может, мне пойти почистить зубы?

— И думать не смей.

Я обхватила его руками, удерживая.

— Она ушла? — спросил он.

Я кивнула:

— Осталась только я. Только мы с тобой.

— И хорошо, — сказал Ричард.

Он наклонился, и его обнаженное тело легло вдоль моего. Слишком он был высок для позы миссионера, я так и задохнуться могла бы под его грудью. Ричард уперся руками в пол, будто в позиции для отжимания.

Он скользнул в меня, и было это туго, и влажно, и каждый дюйм я чувствовала, который входил в меня. И когда он вошел весь, Ричард поглядел на меня, и в глазах его был блестящий волчий янтарь. Почти оранжево-золотой на фоне загорелого лица.

Он задвигался внутрь и наружу, раз, два, три, осторожно, будто расчищая себе место. Потом бедра Ричарда поймали ритм, я охватила ладонями его ягодицы, когда он вдвигался в меня, впилась ногтями в гладкость кожи. Он задвигался быстрее, сильнее, все так же опираясь всем весом на собственные руки.

Я подняла бедра ему навстречу. Когда он не давил сверху, я могла двинуться. Ритм стал общим, волна движения, жара и мышц, движущихся единым целым.

Что-то открылось во мне, в нем. Это связывающая нас метка открылась, как дверь, и пахнула из-за этой двери теплая, золотая волна силы. Она залила меня, полилась в меня. Каждый волосок у меня на теле встал дыбом, как от электричества.

Ричард поднял меня на руки, не выходя из меня. Наполовину он меня отнес, наполовину бросил на кровать и свалился сверху, и я скрылась под теплом его кожи, весом его груди. Сила будто овладевала мной, и каждый толчок внутрь посылал сквозь тело импульс золотого тепла. Будто я купалась в радостном жаре его тела, окуналась и выходила, и сила эта росла золотыми импульсами при каждом толчке. Импульсы сменились волнами, от которых тело мое стянулось вокруг Ричарда тугим кольцом.

Он вскрикнул, но не кончил. Он снова приподнялся на руках, только бедра и ноги его прижимали меня к кровати. Глаза у Ричарда были все еще янтарные, нечеловеческие, и это мне было все равно. Они смотрели на меня с лица Ричарда, и я видела, как мелькают за ними мысли, куда больше связанные с едой, чем с сексом, и никак не связанные с любовью.

Пальцы Ричарда вцепились в кровать по обе стороны от меня. Послышался треск разрываемой ткани. Повернув голову, я увидела, как руки эти удлиняются, превращаются в лапы с когтями. И эти когти рвали матрац.

Я смотрела на Ричарда и не могла скрыть страх.

— Ричард, — сказала я.

— Я никогда тебя не обижу, — шепнул он, и руки его судорожно дернулись на постели, рассыпая обрывки матраса.

— Ричард! — сказала я, повысив голос. Не в панике, но близко к тому.

Он полоснул когтями по кровати и оторвался от меня, перевалился набок. Перевалился и свернулся в тугой клубок. Руки его, лапы, стали длинными и тонкими, а ногти превратились во что-то чудовищное, опасное.

Блин.

Я погладила его по спине.

— Ричард, прости меня. Прости.

— Я не перекидываюсь при сексе, Анита. Но сейчас очень близко полнолуние, и это трудно.

Он повернулся ко мне, и глаза были все еще янтарными. Руки начали менять форму, возвращаясь в человеческий вид. Я смотрела, как он превращается, и энергия бежала у меня по коже роем кусающих муравьев.

Я знала, что если оставить его так, это не пройдет бесследно. Дело было не том, что он потеряет меня, на самом деле — нет. Это было бы подтверждением его глубинных страхов: он — монстр, и ему место с монстрами. А Ричард — не монстр, и в этом я была уверена. Я верила, что он никогда мне плохо не сделает. Верила так, как не всегда сама себе верила.

— Перевернись, — сказала я.

Он смотрел, будто не понял.

Я взяла его за бедра и перевернула, и он мне позволил. Сейчас он уже не был совсем твердым — ничто так не портит удовольствия, как если твоя любовница вдруг начинает кричать «спасите».

Я притронулась к нему, и Ричард вздрогнул, закрыв глаза. Я держала его в ладонях и гладила, пока он снова не стал теплым и твердым.

И тогда я села на него, хотя под этим углом он был почти слишком большой для меня, чуть-чуть. Когда я оказалась наверху, это было острее, как-то резче. Ричард испустил тихий стон.

— Я люблю тебя, Ричард, люблю.

Он вошел в меня так глубоко, что я, кажется, могла бы попробовать его на вкус.

Руки Ричарда взяли меня за талию, скользнули к грудям. Ощущение его рук на моем теле, когда я ехала на нем, было почти по ту сторону наслаждения. Я сначала двигалась плавно, потом ускорилась.

Вдавливала его в себя, резко и глубоко, пока сама не перестала отличать, приятно это или больно.

Оргазм назревал. Он заполнял меня, как теплая вода — чашку, снизу вверх. Он лился легкими спазмами.

Дыхание Ричарда ускорилось, стало прерывистым, и я знала, что он тоже вот-вот.

— Еще нет, — шепнула я, — еще нет.

Он вцепился ладонями в кровать по обе стороны от меня. Руки стали меняться. Я чувствовала, как они ходят под кожей. Я ощутила это как отражение, как слабое эхо того, что делает во мне его тело. Когти рванули кровать, как гвозди. С треском разъехалась ткань матраса, но было поздно.

Оргазм захватил меня взрывом, от которого выгнулась спина, и крик вырвался из груди. Он прокатился надо мной волной, от которой заплясала кожа. Ослепительную секунду у меня не было ни кожи, ни костей — ничего, только теплая волна наслаждения и ощущение тела Ричарда подо мной. Только оно держало меня, только ощущение этого тела во мне не давало забыть, кто я и где я.

Я открыла глаза и увидела глаза Ричарда — карие и человеческие. Он поднял ко мне руки, и я рухнула на него. Положив голову ему на грудь, я стала слушать, как бьется его сердце. Все его тело пульсировало подо мной. И руки его держали меня.

Он засмеялся, и смех был радостный. Подняв мое лицо к своему, Ричард поцеловал меня легко и нежно.

— И я тебя люблю.