Голые короли

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Троцкий в начале двадцатого века - это Собчак в конце его. «Любимец демократии» сменил на митинговой трибуне «любовника революции». Свято место пусто не бывает, это верно. Верно также и то, что чаще всего место перестает быть святым. А было ли оно таковым у Троцкого? Это для кого как. В «Золотую книгу Возрождения» Лейба Бронштейн-Троцкий, сын Давидов, вписан одним из первых, что означало высшую степень национальной благодарности и признания огромных заслуг перед неким народом и неким государством. Почему не перед Россией? Ведь того государства еще в помине не было, когда Лев Троцкий посвятил себя великому делу революции в России. С другой стороны, что такое отдельно взятая Россия, если речь шла о любовных отношениях Агасфера и мировой революцией? Не лыком шитое имя Анатолия Собчака тоже вписано кое-куда. Например, в стенограммы съезда народных депутатов, где он блистал красноречием ради самого красноречия. В агентурную картотеку ЦРУ, где значился под кодовым псевдонимом «Цапля». В расшифровку телефонных переговоров Людмилы Нарусовой с криминальным авторитетом Мишей Кутаисским - Михаилом Мирилашвили, ныне отбывающим срок за убийство. Наконец, имя его высечено почти золотыми буквами на надгробном памятнике, установленном на престижном Никольском кладбище. Но более всего имя Собчака фигурирует в сотнях томов уголовных дел, которые в разные годы демократии вели следователи МВД, ФСБ и Генпрокуратуры. Трибун и глашатай всяческих либеральных свобод Анатолий Собчак добился возвращения Ленинграду исторического названия Санкт-Петербург, и это стало одним из немногих его дел на посту мэра, не подлежавших рассмотрению с точки зрения уголовного законодательства.

Идея закрытия Мавзолея и цивилизованного захоронения «вождя мирового пролетариата» на Полковом кладбище рядом с матерью и сестрами принадлежит Собчаку. Однажды он ужаснулся тому, сколько средств упускается на сохранение никчемной мумии, и принялся со всех доступных ему трибун призывать к прекращению этого «богопротивного» дела, что позволило бы содержать десятки детских домов. Он был, бесспорно, прав. По, прокукарекав, не стал дожидаться рассвета на Красной площади. Да, в сущности, ему и наплевать было, где именно покоятся культовые мощи. Еще менее волновала несчастная судьба детских домов в России. Ему надо было блеснуть свежестью и радикальностью подхода к решению вопросов «тяжкого наследия коммунистического прошлого». И не столь важно, как отнесутся к этому здесь, важно, чтобы услышали там.

Там услышали и оценили. С тех пор Собчак зачастил в Париж. Впрочем, «частил» он всюду, куда только звали. С удовольствием наезжал в Таллин, где устраивали свои сборища прибалтийские сепаратисты Сависаар, Ландсбергис и прочие, обсуждая, как лучше и быстрее сделать все необходимое, чтобы русским не было места на берегах Балтийского моря. Собчака такие планы не смущали. Он с удовольствием разглагольствовал о «путях разумного разрушения страны», предлагая, в свою очередь, не изгонять русских безоговорочно и безадресно, а создать для них временные резервации, откуда они побегут сами. Ему аплодировали с восторгом. Инструктировали Собчака в Париже. Возвращаясь оттуда, он светился европейским лоском, небрежно поминал Франсуа Миттерана и Жака Ширака, из чего само собой следовало, что принимали питерского градоначальника в Елисейском дворце. Однако принимали его не там, а в прокуренном офисе редакции газеты «Русская мысль», издаваемой бывшим советским диссидентом Александром Гинзбургом на деньги ЦРУ. Как правило, такие поездки осуществлялись под предлогом согласования условий издания его книг, которых там никто не читал и даже не видел.

Практика эта известна со времен «массового» издания за рубежом избранных сочинений членов Политбюро ЦК КПСС. Тамошние издатели получали под это дело миллионы долларов из партийной кассы и торжественно передавали советскому посольству какую-нибудь сотню экземпляров в роскошных переплетах. При этом подразумевалось, что основной массовый тираж разошелся среди рядовых читателей.

Для Собчака эту практику развернули другим концом: он получал баснословные гонорары в обмен на рукописи, не покидавшие пыльных шкафов «Русской мысли». Платили, понятно, за другое, и это «другое» требовало поначалу длительных разъяснений.

- Очень хорошо, господин Собчак, что вы сразу перешли на нашу сторону, - радушно улыбался шеф «Русской мысли». - Это позволит нам добиться эффективных результатов в кратчайшие сроки, а также и вам принесет колоссальный личный успех. Мы хотим предложить вам готовый арсенал приемов, методов и средств, способных при их широком использовании довести империю СССР до окончательного распада и естественного разложения. Назовем условно вашу миссию романтически, если не возражаете. Пусть эта акция будет именоваться «Танго в Париже» или «Последнее танго». Как вам?

- Ну зачем же последнее...

- Согласен, не надо «последнего». Главное, чтобы в рабочем процессе не было привязки к географии, иначе КГБ непременно заинтересуется. Хотя, я думаю, с этой стороны вам нечего опасаться. Вы ведь признанный лидер демократического движения в России, не так ли?

- Да, но Ельцин...

- Что такое Ельцин? Кто такой Ельцин?! Наши друзья за океаном считают его очень токсичным политиком, которому просто повезло. Когда рухнули стены его карьеры, он оказался снаружи. Кроме того, успех Ельцина обусловлен психологией баранов, которые позволяют себя стричь старому пастуху, опасаясь, что новый станет стричь еще круче. Мы поддерживаем такое настроение забавным тезисом, что альтернативы ему нет, а есть только выбор между Ельциным и тем, кто будет еще хуже. Но это до поры до времени.

- Какова же моя роль в этом процессе? т- спросил Собчак.

- Максимально ускорить бег времени! - Гинзбург не скрывал своего воодушевления. - На головы советских людей надо обрушить сотни разных газет, чтобы они вместе с телевидением беспрерывно выдавали одну и ту же жвачку для всех без исключения социальных групп и слоев. Негативные проявления и просто отдельные недостатки нужно непременно связывать с именем коммунистов, как бы порой нелепо это ни звучало. Стадо баранов, именуемое «дружной семьей братских народов», должно возненавидеть своих пастухов, и тогда оно даже не заметит, куда погонят его демократы. Все советские, так сказать, апробированные временем нормы воспитания и морали необходимо постоянно подвергать осмеянию.

- Думаю, с этим проблем не будет, - солидно обронил готовый к решительным действиям Собчак.

- Будут проблемы! - уверенно возразил инструктор.

- Проблемы у вас возникнут с того самого дня, когда вы заговорите о смене городской вывески...

- Какой вывески?

- Необходимо стереть имя Ленина со всех географических карт, чтобы уже ничто не напоминало о прошлом. Желательно также и муниципальным структурам подобрать более подходящие названия. Например, Ленгорисполком переименовать в мэрию, а глав районных администраций назвать префектами. Это психологически очень важно. И очень непросто, господин Собчак. Но, смею вас уверить, за одно только переименование Ленинграда вам заплатят хорошие деньги. Очень хорошие!..

С этим заказом надежда русской демократии справилась. И никто Собчаку не припомнил, что переименование Ленинграда обошлось в тысячи раз дороже, чем содержание Мавзолея, столь уязвившее его нежную, романтическую душу.

Фитильки в глазах Собчака, отвыкающего жить на рубли, разгорались до неземного свечения по мере того, как он осваивал танцевальную политику между общим прошлым и собственным будущим, располагавшимся в пространстве Большого Парижа. Но однажды его, артистичного, словно выдернули из бального зала демократических презентаций и поволокли в темный лес дел настоящих, где он впервые понял, за что платят ему бешеные бабки.

- Мистер Собчак, - безапелляционным тоном заявил ему мсье Гинзбург, - наших заокеанских друзей интересуют ваши возможности в деле м-м... как бы поточнее выразиться, полной остановки некоторых избранных ими ленинградских предприятий.

- Петербургских, - напомнил ему Собчак.

- Это неважно. Впрочем, как раз петербургскими они и не должны стать, а исчезнуть вместе с Ленинградом. Речь идет о таких предприятиях оборонного комплекса, как «Арсенал» - в части производства ракет надводного базирования и крылатых ракет. Далее «Кировский завод», конкретно - Производство номер три, занимающееся выпуском танков. Объединение «Большевик», производящее современное вооружение - в частности, скорострельные пушки проекта Б-203А. С точки зрения наших друзей, значительную угрозу представляет продукция судостроительной промышленности вашего города, особенно «Балтийский завод» с его тяжелым крейсером проекта 1144...

- Но, мсье Гинзбург, я... у меня нет никаких соображений на этот счет.

- Если нет соображений, значит, они не нужны, - заверил Гинзбург. - Вам предстоит сосредоточиться, помимо уже сказанного мною, на заводе имени Жданова, строящем крейсеры 955-го проекта, а также на Адмиралтейском объединении, выпускающем подводные ракетоносцы. Ну и, разумеется, на различных конструкторских бюро, обеспечивающих эти проекты, типа «Айсберг», «Алмаз», «Гранит», среди которых наиболее вредоносными наши друзья считают проектно-конструкторское бюро «Северное».

- Вы же знаете, мсье Гинзбург, я сторонник закона и права, - вяло выдавил Собчак.

- Знаю, знаю!.. - пренебрежительно отмахнулся Гинзбург - Не волнуйтесь, за каждый выводимый из строя объект ваш швейцарский счет будет пополняться по согласованной схеме.

- Вряд ли можно сейчас говорить о какой-то моей конкретной помощи в этом... в этой акции... Собчак неудержимо мрачнел. Конечно, ему стало страшно. Едва успел освоиться в роли жиголо, танцующего целомудренное танго, как тут же велено было идти исполнять стриптиз в борделе, где зрителями будут компетентные контрразведчики.

- Поймите, - начал втолковывать ему Гинзбург, - от вас не требуется проведения диверсий или кражи секретной документации. Мы цивилизованные люди. Любую операцию по прекращению того или иного производства можно и нужно проводить вполне легальными способами. К примеру, резко повысить арендную плату за использование основных фондов, за землю, поднять цены на энергоносители и одновременно лоббировать сокращение бюджетных ассигнований на оборонный комплекс, лишить его кредитования на льготных условиях - вот и конец всем этим НИИ, КБ, балтийским заводам, отравляющим атмосферу и портящим цвет лица. Никаких диверсий, вы меня понимаете? Это гораздо проще, чем публично разрушать памятники.

Любезность в голосе Гинзбурга сочеталась с непреклонностью, и Собчак понял, что свои взгляды на этот счет сторонника закона и права он может спрятать в носовой платок. Астигматичные глаза его увлажнились, нос тоже набряк и понуро навис над губой. Паршивенькая улыбка протиснулась наружу лишь после напутственных и бодрящих слов Гинзбурга:

- Завтра мы обговорим интересующую вас финансовую смету.

Собчак покинул офис редакции «Русской мысли» размашистой и одновременно скованной походкой пожилой цапли. Однако глаза его уже горели нездешним огнем ненависти к тяжелым авианесущим крейсерам и ракетам надводного базирования...

Вечером 23 февраля 2000 года, накануне похорон Анатолия Собчака, к дому № 32, на набережной Мойки, подъехала спецгруппа Федеральной службы охраны и быстро разредила толпу возжигавших поминальные свечи. Ожидался приезд Путина. Никто из умиленных собственной скорбью не вспоминал в эти минуты, каких невероятных усилий, нервов и средств стоило чете Собчака и Нарусовой выдворить из этого дома старинных жильцов, объединить две просторные квартиры в одну, площадью в триста квадратных метров, не считая мансардного этажа, приватизированного Нарусовой ранее. Умиленные просто скорбели под объективами репортеров, потому что в подобных случаях положено выражать скорбь, не имея в виду многоходовую аферу с фиктивными обменами и взятками, с мнимым детским садом и несуществующим бассейном для детей, что неоднократно было обещано градоначальником, с оформлением квартиры на подставное лицо - со всей этой совковой дикостью, сопровождавшей каждый шаг «Цапли» на пути к лучшему устройству собственной жизни, которая так и не состоялась.

За милицейским оцеплением, возникшим сразу после появления сотрудников ФСО, стояла странноватая пара: юная, красивая леди в длинном манто и бордовыми розами в руках. Темные очки скрывали прекрасные злые глаза. Ее бородатый спутник, сильно потертый, заметно плешивый, едва доставал ей до плеча, однако тянулся к благоухающей пряди волос, укрывавшей божественное ушко.

- Вы не хотите возложить цветы? Я не понимаю вас. Поверьте, здесь каждый второй знает о ваших близких отношениях с покойным ровно столько, сколько знаю о них я. Журналисты будут шокированы вашим отказом от участия в церемонии прощания. Зачем вам это?

- Ах, Гинзбург, что вы можете знать о наших отношениях с этим старым павианом!..

- Между прочим, он на год моложе меня, - обиделся Гинзбург.

- Это заметно, - съязвила она, - но мы говорим о другом. Я постоянно твердила ему: быстрее оформляй развод, переводи все счета в Антигуа -и в Москву! Там Путин, он поможет занять приличное положение в Кремле, не может не помочь. И что? Нарусова просто вынудила его поехать погостить у калининградских «братков».

- У губернатора Горбенко, -мягко поправил Гинзбург.

- Можно подумать, Горбенко не из братвы... Нет, все это не случайно. Я уверена, что люди Нарусовой и сейчас следят за нами. Думаете, нет?

- Насколько мне известно, Собчак так и не успел перевести свои счета в офшор, - задумчиво молвил Гинзбург.

- Мне-то теперь какая радость от этого: перевел - не перевел... Если бы мы поехали в Москву в августе или в сентябре, он был бы жив. Путин оградил бы его от любых недоброжелателей, я уверена...

Юная леди сильно заблуждалась относительно покровительства Путина. Собчак не мог не видеть, что бывший ученик дистанцируется от бывшего учителя. Сделав его доверенным лицом в предвыборной кампании, ничем не выразил своего отношения к осторожному зондированию Собчака на предмет кремлевского трудоустройства. Напротив, дал понять, что должность руководителя президентской администрации ему не светит. Первого зама, пожалуй, тоже. Что тогда? А ничего. Одиозный Собчак стал не нужен никому. И он отправился к Горбенко по настоянию пока еще жены, уверявшей, что у калининградского губернатора имеются, во-первых, большие деньги, а во-вторых, надежные связи в Белом доме: «Одним звонком он сделает тебя руководителем аппарата правительства - чем плохо?» И он поехал к Леониду Горбенко.

Широкой публике так и не объяснили толком, что стало причиной скоропостижной смерти Собчака в номере люкс гостиницы «Русь» в курортном Светлогорске, и вряд ли когда-нибудь объяснят. Единственным моментом, наводящим на размышления, выглядел сюжет НТВ, показанный за два часа до трагедии. Он был посвящен бандитским обычаям губернатора, который и впрямь - внешностью, манерами и лексикой - мало чем отличался от калининградской братвы, а если верить комментарию к сюжету, то и вообще ничем не отличался. Конечно, на НТВ знали, что к «братку» Горбенко по его приглашению приехал в гости Анатолий Собчак. Так, может, на НТВ знали и больше?..

19 февраля в 22.30 кто-то из сопровождавших Собчака лиц проник в его номер - якобы с целью уточнить программу на завтра. Незадолго до этого Собчак в присутствии по меньшей мере десяти человек сказал, что хочет отдохнуть, спокойно почитать перед сном. Словом, просьба не беспокоить. Кому взбрело в голову после таких слов уточнять что бы то ни было на ночь глядя? Кому-то взбрело. Один из помощников Собчака, пожелавший остаться неизвестным в ситуации, которая вообще не предполагает неизвестных, заявил, что «просто заглянул к Собчаку, а дверь была не заперта», и вот, стало быть, он, выйдя из тени, увидел, что шеф без сознания. Поскольку поблизости обретался человек с медицинским образованием, то они там сообща и боролись за жизнь Анатолия Александровича со всем усердием.

Умерщвляли Собчака долго и со знанием дела - чтобы не оставлять следов насилия. Какие манипуляции проделывали с ним «спасители», не скажет теперь никто, но «скорую» они вызвали только через полчаса, когда конец увиделся необратимым. Тут была допущена красноречивая оплошность. Если возле Собчака присутствовал «человек с медицинским образованием», то он просто обязан был сказать, какая именно помощь потребуется от «скорой». Фельдшер Валентина Тарасова не получила никаких внятных объяснений по поводу происходившего е гостинице «Русь». Только одно: «Приезжайте срочно, случилось несчастье», может, кто упился до потери сознания - такое тоже случалось.

Прибыв через десять минут после вызова, врачи поняли, что опоздали. У Собчака не прощупывался пульс и не было давления, лицо приобрело синюшный оттенок. Тем не менее его пытались реанимировать. Возможно, будь в бригаде опытный кардиолог и соответствующая аппаратура, его бы и вытащили из состояния клинической смерти, но тут все было бесполезно. В 23.20 врачи констатировали смерть от сердечной недостаточности. Тридцать минут между жизнью и смертью Собчак боролся в одиночестве. Против всех. В том числе и против многих из тех умиленных, кто пришел почтить его память к дому № 32 на набережной Мойки.

Надо знать крайне осторожного Собчака с его обострившейся боязливостью после вынужденного бегства в Париж, устроенного Путиным, и вкрадчивого, нешумного возвращения, чтобы понять простую вещь: у него не могло быть открытой или незапертой на все замки двери, где бы он ни находился. Он не доверял никому, потому что очень часто сам обманывал доверившихся ему. «День открытых дверей» - это не про него. А вот тень от приоткрытой двери как раз его случай. Исход «любимца демократии» состоялся, и был он совсем не громким, как у «любовника революции» Троцкого. Не было и ледоруба, значит, не было и улик. А убийц не нашли, потому что не искали. И потом, сердечная недостаточность - это все-таки гуманно. И это демократично, в конце концов.

Примерно за два месяца до кончины бывшего градоначальника Петербурга Людмила Нарусова обнаружила в его бумагах черновые записи, касавшиеся сложной схемы перевода личных авуаров Собчака на счет, открытый в банке офшорного Антигуа. Полученную там многомиллионную сумму предстояло разбить на три равные части и разместить в трех различных банках на острове Большой Кайман. После такой проводки концов будет уже не найти.

Нарусова поняла, что с грядущим разводом потеряет все, включая квартиру, оформленную на подставное лицо. Кинулась звонить с мольбой о помощи. Не Путину, как можно было подумать, а криминальному авторитету Михаилу Мирилашвили, предлагая тому действовать «через Кума», то есть через Владимира Кумарина, лидера «тамбовских»: «Здесь, уж извините, я действую как гангстер. Его надо просто заткнуть». Миша Кутаисский струхнул: «Не будем по телефону...» Нарусова, перебивая: «Надо действовать очень жестко!»

Этот разговор не стал предметом внимания следователей: Кремль запретил беспокоить «вдову российской демократии».

А Михаила Мирилашвили спустя, несколько лет посадили совсем за другие дела. Владимир Кумарин, ставший Барсуковым, тоже сел, получив 14 лет строгого режима. Нарусова стала сенатором.

8-10 августа 2012 года