Голые короли

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мифы демократии устраивают к лучшему не настоящее или будущее, а только прошедшее. В 1991 году «демороссы» закпинали: Ельцину нет альтернативы. Страна поверила Наперсточникам и не угадала. «Альтернативами» Ельцину была полным-полна Бутырка. Но в том-то и дело, что выбор кандидатуры вождя в пользу ЕБН состоялся именно по причине его криминального прошлого. Дескать, пойдет не тем путем - подорвем уголовный фугас, заложенный в уральскую биографию гаранта демократии.

Когда возникла необходимость подорвать этот фугас, обнаружилось, что биография потенциального сидельца Бутырок абсолютно типична для большинства властителей демократических умов. Одни воровали все, что не прибито гвоздями, другие нанимались обслуживатъ интересы ЦРУ.

Их предшественники, служившие еще во времена Сталина, действовали изощреннее и хитрее. Отвергая истинных героев эпохи, они порождали героев вымышленных. Знали, что нет для России и русских разочарования сильнее и тягостнее, чем развенчание легендарного образа. От таких фугасов крышу сносит у всех и сразу.

Творцы мифов были принципиально бездарны, однако гордились этим обстоятельством и неустанно воспевали «ум, честь и совесть» нашей эпохи. Указанные добродетели обретались исключительно на Старой площади в Москве: «Когда победа у станка, когда успех в труде желанном, рапортовать идешь в ЦК - идешь туда за новым планом. Когда обида велика, когда неправда жить мешает, идешь за помощью в ЦК - и это сразу все решает...»

Неправда жить мешала - что да, то да. На заседании Политбюро ЦК КПСС 10 ноября 1966 года генсек Брежнев затронул важнейший для партии идеологический вопрос: «Подвергается критике в некоторых журналах и других изданиях то, что в сердцах нашего народа является самым святым, самым дорогим. Некоторые наши писатели договорились до того, что якобы не было залпа «Авроры», мол, это был холостой выстрел, что не было 28 героев-панфиловцев, что чуть ли не выдуман этот факт, что не было политрука Клочкова и не было его призыва: «Велика Россия, а отступать некуда, за нами - Москва».

Партийным комитетам всех уровней указано было дать достойный отпор клеветническим высказываниям. Принятое решение было созвучно партийной лирике того времени: «Получит добрая душа совет в Центральном комитете и в бой идет, врагов круша и побеждая все на свете...»

«Товарищи на местах» осознали степень их личной ответственности: велика Россия, а отступать будет уже некому.

70 лет назад из газеты «Красная звезда» страна узнала о подвиге 28 героев-панфиловцев, погибших у разъезда Дубосеково, но не пропустивших к Москве немецкие танки. Событие получило немедленное отражение в проникновенных стихах: «Гвардейцы! Братьев двадцать восемь! И с ними верный друг, с гранатой руку он заносит - Клочков Василий, политрук...»

Дивные вирши. Душевные. «С гранатой руку он заносит...» Не граната была там, а мина замедленного действия. Поначалу «верный друг-политрук» звался Диевым, а не Клочковым. Фамилию наспех придумали главный редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг и литературный секретарь Александр Кривицкий. И вирши лепили под Диева, потом переделывали, поскольку не было такого политрука в 316-й стрелковой дивизии. Кто там на самом деле остановил танки у села Нелидово и сколько их было - борзописцев особо не интересовало. Бой состоялся 16 ноября 1941 года, после которого немцы заняли и Нелидово, и разъезд Дубосеково. 20 ноября их выбили оттуда. Из-за снежных заносов и пурги, продолжавшейся с редкими перерывами до февраля 1942 года, не стали искать тел погибших и никаких похорон, естественно, не устраивали. В феврале нашли троих, в марте еще три тела, в том числе и политрука Василия Клочкова. Мифического политрука Диева искать не стали.

Сталину не надо было верить или не верить в реальность подвига. Он знал, что Режицкая стрелковая дивизия, ставшая гвардейской и получившая наименование Панфиловской в честь погибшего командира генерал-майора Панфилова, стояла под Москвой насмерть. Но откуда взялось это странное подразделение численностью в 28 бойцов во главе с политруком не то Диевым, не то Клочковым? От «Красной звезды» потребовали объяснений. Таковые были даны главным редактором генерал-майором Ортенбергом.

«Днем 26 ноября я поехал в ГлавПУР. Как обычно, просматривая там последние донесения, вычитал в одном из них такой эпизод. 16 ноября у разъезда Дубосеково двадцать девять бойцов во главе с политруком Диевым отражали атаку танков противника, наступавших в два эшелона - двадцать и тридцать машин. Один боец струсил, поднял без команды (!) руки и был расстрелян своими товарищами. Двадцать восемь бойцов погибли как герои, задержали на четыре часа танки противника, из которых подбили восемнадцать...»

В ГлавПУРе с ног сбились, отыскивая донесение, на которое ссылался Ортенберг. «Ищите, - отвечал он, - должно быть». «Хорошо, но какая из двух фамилий политрука правильная - Клочков или Диев?» - последовал закономерный вопрос. Ортенберг нашелся сразу: «Как вы не можете понять простой вещи. У него двойная фамилия: Клочков-Диев. Отсюда и все разночтения». «А фамилии остальных 27 героев?» «Дадим, - обещал Ортенберг. -Сверим с политотделом дивизии и обнародуем».

И они дали. 22 января 1942 года Кривицкий печатает очерк под заголовком «О 28 павших героях», в котором подвиг описан так, словно автор являлся участником или очевидцем событий: «Пусть армия и страна узнают наконец их гордые имена. В окопе были Клочков Василий Георгиевич, Добробабин Иван Евстафьевич, Шепетков Иван Алексеевич, Крючков Абрам Иванович, Митин Гавриил Степанович, Шадрин Иван Демидович, Кужебергенов Даниил Александрович... Бой длился более четырех часов. Уже четырнадцать танков недвижно застыли на поле боя. Уже убит сержант Добробабин, убит боец Васильев... Мертвы Конкин, Шадрин, Тимофеев, Трофимов... Воспаленными глазами политрук Василий Клочков победно посмотрел на товарищей. «Тридцать танков, друзья, - сказал он бойцам, - придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва...»

Тут бы и остановиться Кривицкому, ведь страна примет эти слова как высшую правду, а остальное уже не имеет значения. Но чтобы остановиться, надо обладать чувством меры, каковое у него отсутствовало напрочь. Далее следовал такой пассаж: «Прямо под дуло вражеского пулемета идет, скрестив на груди руки, Кужебергенов. И падает замертво...» С какой стратегической целью шел, байронически «скрестив на груди руки», сын кайсацких степей, не сумел ответить и сам Кривицкий, когда пытал его об этом поэт Николай Тихонов, В итоге родилось нетленное: «Стоит на страже под Москвою Кужебергенов Даниил, клянусь своею головою сражаться до последних сил!..»

Из материалов следствия Главной военной прокуратуры ВС СССР: «В мае 1942 года Особым отделом Западного фронта был арестован за добровольную сдачу в плен немцам красноармеец 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка 8-й гвардейской им. Панфилова дивизии Кужебергенов Даниил Александрович. При первых допросах он показал, что является тем самым Кужебергеновым, который считается погибшим в числе 28 героев-панфиловцев. В дальнейших показаниях Кужебергенов признался, что не участвовал в бою под Дубосеково, а рассказывал об этом на основании газетных сообщений «Красной звезды», подписанных неизвестным ему А. Кривицким...»

Тем временем уже готов был текст указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении 28 панфиловцам звания Герой Советского Союза посмертно. Ждали визы Сталина. Командование Западного фронта и Наркомат обороны стояли на ушах: «Что будем делать с Кужебергеновым?» «Ничего страшного, - бодро отвечал Ортенберг, - произошло банальное недоразумение. В бою под Дубосеково участвовал не Даниил, а его брат Кужебергенов Аскар. Сути дела это не меняет».

Скрепя сердце согласились, что не меняет, хотя и понимали: врет Ортенберг беззастенчиво. 21 июля 1942 года всем 28 гвардейцам, перечисленным в очерке Кривицкого, было присвоено звание Героев Советского Союза. Почти сразу же после опубликования указа выяснилось, что Аскар Кужебергенов никогда не числился в личном составе 4-й и 5-й рот 1075-го стрелкового полка. Не отыскался он и в других подразделениях Панфиловской дивизии, отведенной в тыл на переформирование. Зато обнаружилось другое. На второй день после героической гибели панфиловцев жители села Нелидово прятались в погребах от шаставших в поисках сала и самогона сержанта Добробабина и рядового Васильева.

Перепуганные бабы выставили на порог бутыль со свекольным самогоном, а сами молились на единственную уцелевшую в церкви икону Божьей матери «Взыскание погибших». Что-то из этих двух обстоятельств подействовало на дезертиров. Они оставили свои винтовки и ушли в сторону немецких позиций: «Нет, героев не сбить на колени, во весь рост они стали окрест. Чтоб остался в сердцах поколений Дубосеково темный разъезд...»

Он и остался. Темным.

Панфиловцы, воины 316-й стрелковой дивизии, героически сражавшейся под командованием генерал-майора И. В. Панфилова в октябре-ноябре 1941 года в битве за Москву. В тяжелых оборонительных боях дивизия отражала массированные атаки превосходящих сил противника, рвавшегося к Москве по Волоколамскому шоссе. 16 ноября, когда началось новое наступление, 28 бойцов-панфиловцев во главе с младшим политруком Клочковым-Деевым совершили выдающийся подвиг в районе разъезда Дубосеково»,

Энциклопедия «Великая Отечественная война 1941-1945».

Все лето 1942 года литературный секретарь «Красной звезды» Александр Кривицкий находился в творческом отпуске. Ковал железо, пока оно горячо. Из искры, согласно марксистско-ленинской теории, обязано было возгореться соответствующее пламя. И оно возгоралось. Несуществующее политдонесение о подвиге 28 героев плюс передовица в «Красной звезде», плюс очерк «Завещание павших» легли в основу первой книги Кривицкого, которая впоследствии размножилась едва ли не десятком клонов: «Герои не умирают», «Великое не умирает», «Неподвластно времени» и т. д.

Безответственный газетный вымысел сделался фактом жизни: герои не умирали. Более того, потихоньку воскресали и даже писали заявления в инстанции, испрашивая объявленных наград, званий и положенных льгот. Военная прокуратура Калининского фронта вынуждена была начать расследование в отношении трех первых фигурантов уголовного дела по факту проявленного ими беспримерного героизма - Иллариона Васильева, Ивана Шадрина и Григория Шемякина, награжденных посмертно, однако пожелавших славы прижизненно. В ходе следствия выяснилось, что в знаменитом бою они не участвовали по причине «преждевременного отхода». То есть? Ну, то есть оставили занимаемые позиции. Бежали, короче. Все равно герои. Али как?.. Главное политуправление РККА во главе с крутым Левкой Мехлисом, санкционировавшим рождение и смерть героев, озаботилось собственным расследованием. В штаб Панфиловской дивизии был командирован старший, батальонный комиссар Минин, чтобы разобраться на месте, почему не умирают герои, когда им положено было умереть на поле боя. Все выяснил комиссар, все подробности боев, в которых участвовала дивизия. Одного не смог узнать. О подвиге 28 героев. И никто в дивизии не знал ничего, кроме высосанной из пальца Кривицкого статьи в «Красной 1 звезде». Мехлис знал, с чего начинаются легенды и чем они заканчиваются. Это его знание в 1942 году стоило нам Крыма. Самая общая и самая поверхностная оценка крымской катастрофы 1942 года и роли в ней тов. Мехлиса вызвала к жизни известную сталинскую реплику, беспощадную и простую: «Будьте вы прокляты!» Батальонного комиссара Минина можно было понизить в должности, звании и отправить от греха подальше на фронт, а выводами его пренебречь. Однако помешала военная прокуратура. Допрошенный командир 1075-го стрелкового полка Илья Капров показал следующее: «Никакого отдельного боя 28 гвардейцев у разъезда Дубосеково не было - это вымысел. В тот день у разъезда дралась с немецкими танками 4-я рота 2-го батальона, и дралась действительно геройски. Погибло свыше ста человек. Собственно, вся рота и полегла. Но никак не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне в тот период не обращался, и я никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, так как этого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал и не знаю, на основании каких материалов «Красная звезда» напечатала статью о подвиге 28 гвардейцев из дивизии Панфилова. В последовавшем позже разговоре со мной Кривицкий сказал, что «так нужно, чтобы 28 героев вели бой с немецкими танками». Я ему ответил, что в бою с немецкими танками отличился весь полк, в особенности 4-я рота 2-го батальона, но никаких 28 героев не знаю. Кто был инициатором составления списка и наградных листов на 28 гвардейцев, я тоже не знаю...»

Военная прокуратура выясняла правду, но у ГлавПУРа имелась своя правда. Мехлису и Ортенбергу обломилось по ордену, Кривицкому досталась медаль «За боевые заслуги». А как иначе - выявили беспримерный подвиг, установили имена героев и всячески их популяризировали. Это дорогого стоит. Они не особенно волновались, что правда может дойти до Сталина. Тяжелый по всему 1942 год не оставлял времени на сомнения и раздумья по поводу массового рождения мнимых героев в ущерб замалчиваемым подлинным. Сто с лишним павших на рубеже Нелидово - Дубосеково - Петелино - это не героизм, а обычная фронтовая статистика, безымянные потери личного состава, безмолвное взыскание погибших, имевшее место на всех фронтах.

В ноябре 1947 года военной прокуратурой Харьковского гарнизона был арестован за измену Родине бывший сержант Панфиловской дивизии Добробабин Иван Евстафьевич. Как установлено следствием, он добровольно сдался немцам в самом начале 1942 года и поступил на службу в полицию. Стал начальником полиции оккупированного села Перекоп Банковского района. В марте 1943 года его арестовал Смерш, но он... бежал из-под стражи. И вновь вернулся на службу в полицию, преуспев на сей раз в деле отправки трудоспоной молодежи на каторжные работы в Германию.

Кто и когда в истории абакумовского Смерша сподобился бежать из-под стражи? Никто и никогда. Тут нечто другое. Добробабин мог открыть всю правду относительно вымышленного подвига и подбора кандидатов в герои, весьма избирательного, надо сказать. Пристрелить его? Не получится. Точнее, получится разбирательство уже со стороны Главной военной прокуратуры, а затем и приговор военного трибунала. Проще отпустить Добробабина обратно к немцам - авось, там сгинет бесследно. Дело с побегом Добробабина в 1943 году замяли, но Ортенберга из «Красной звезды» все-таки вышибли. Во времена Горбачева о судьбе бывшего полицая дружно загомонили «демороссы». Фигура мнимого героя-панфиловца, осужденного за пособничество оккупантам, выглядела в их глазах жертвой сталинских репрессий. Его требовали реабилитировать, ведь он, сдавшись в плен, объективно служил интересам будущей российской демократии...

Бывший полицай Иван Добробабин вышел на свободу, не отсидев и половины отмеренного ему срока. К той поре уже в нескольких книжках Александра Кривицкого был разнообразно воспет вымышленный подвиг «погибшего сержанта Добробабина, героя-панфиловца». Выждав опасное и неустойчивое десятилетие, Добробабин не без помощи отмороженных правозащитников стал бороться за свою реабилитацию и Звезду Героя.

Главная военная прокуратура оказалась в сложном положении. Как отказать в реабилитации на фоне массовых свидетельств о кошмарах сталинских репрессий и не подвергнуть при этом сомнению реальность подвига, совершенного пусть и другими людьми, но из того же полка Панфиловской дивизии? Как после выступления на Политбюро генсека Брежнева объяснять, что 16 ноября 1941 года под Волоколамском ценой своей жизни остановили танки бойцы 4-й роты, более сотни подлинных героев, если имена мнимых уже увековечены в граните и бронзе? При том, что правильно и справедливо назван героем политрук Василий Клочков, но остались безымянными пятеро бойцов, полегших с ним в одном окопе. Да и не только эти пятеро остались безымянными. Ослепленные и усыпленные мифом люди так и не узнали имен хотя бы той сотни бойцов, что погибли только в одном панфиловском полку у разъезда Дубосеково. И кто возьмется размотать этот клубок страшной правды и циничного вымысла, если в июне 1948 года сам Сталин, получив от Жданова докладную, в которой содержался вывод о том, что «подвиг 28» - вымысел корреспондента Кривицкого и главного редактора «Красной звезды» Ортенберга, распорядился «оставить все как есть, не разочаровывать народ, а Добробабина посадить».

Вместе с Добробабиным впору было сажать и авторов мифа, но ведь указ о присвоении не тем бойцам званий Героев Советского Союза визировал в 1942 году Сталин. А вождь не ошибается. Ошибаются и подличают его присные, потому что за героизмом одних кроется трусость других, и миф остается мифом.

Сложность ситуации, в которой оказалась Главная военная прокуратура, усугублялась тем обстоятельством, что указ о присвоении званий 28 панфиловцам был оформлен и подписан отдельно, хотя поначалу их имена включили в общий указ о награждении всех, отличившихся в битве за Москву. Переиграл все Давид Ортенберг: «Читая указ уже в полосе, я увидел там вперемешку с другими знакомые имена всех участников боя у разъезда Дубосеково. Подивился, почему они не выделены в особый указ? Позвонил Жукову. С кем после этого говорил Георгий Константинович, я не знаю. Быть может, с Калининым, а возможно, и со Сталиным, но через несколько часов мы получили новый вариант указа...»

Тут хитрость такая. Из общего указа можно было задним числом исключить тех, кто попал туда с легкой и лживой руки Кривицкого. Из особого - надо быть Сталиным.

А Кривицкий продолжал штамповать книжки, меняя в них только названия. Очередная называлась «Не забуду вовек». Касаемо имен своих героев он по-прежнему ссылался на погибшего в начале 19421 года командира 4-й роты капитана Гендиловича. Еще раньше умер в госпитале боец Нагаров, который якобы и передал Кривицкому последние слова политрука Клочкова.

Странно все это выглядело. Один свидетель боя погиб, другой умер - когда же они успели сообщить фамилии 28 героев и массу подробностей, связанных с подвигом? К тому же Натаров все время пребывания в полевом госпитале находился в бессознательном состоянии. И потом, если бойцов, защищавших стратегически важный разъезд Дубосеково, было 28, и все они погибли там же, то почему председатель Нелидовского сельсовета Смирнова утверждает, что на месте боя были обнаружены и захоронены тела только шестерых бойцов, включая политрука Клочкова? '

Сомнения возникли у секретаря ЦК партии Щербакова, не поверившего ничему из того, что успел понаписать Кривицкий и усмотревшего в этом умышленное небрежение правдой. Он вызвал автора и стал задавать вопросы, которые задать был обязан. Кривицкий упирался и отнекивался недолго.

- Слова Клочкова... их выдумал я. В части же ощущений и действий 28 героев, то это...

- Что это? - спросил Щербаков.

- С кем из раненых или оставшихся в живых гвардейцев вы разговаривали?

- Ни с кем, - признался Кривицкий.

- А в части ощущений и действий?

-Домысел...

Ни тогда, ни после, никто не рискнул повторить Кривицкому гневные слова Сталина: «Будьте вы прокляты!» Возможно, полагали, что взыскание погибших никого из живых не минует.

23-25 июня 2012 года