Гонконг

Глава 26 КИТАЙСКИЙ ТУЗ

Казармы пехотного полка помещались внутри цитадели, обнесенной невысокой каменной стеной. Это недалеко от отеля. Мусин-Пушкин с товарищами пришли пешком.

Двухэтажное здание с квартирами семейных и холостых офицеров стояло на берегу моря. По второму этажу оно обведено сплошным широким балконом, над которым натянут тент. В обширной комнате с открытыми на балкон окнами и дверьми сервирован стол.

Поначалу разговор не ладился, но понемногу все оживились – и беседа завязалась. Задавал тон сидевший во главе стола тучный, рослый майор с пышными усами.

– Три года тому назад, – продолжал он, – за этим столом мы принимали адмирала Путятина и офицеров фрегата «Паллада»... Мы рады были познакомиться со спутником и секретарем адмирала, известным писателем и прекрасным молодым джентльменом, Ива-ном Алек-сандро-ви-чем Гончаровым... Прошу вас, господа, от имени командира нашего полка и наших офицеров за этим столом, за которым так привычно принимать гостей из вашей страны, быть ежедневно нашими собеседниками и товарищами...

«...Офицеры и есть офицеры, – сказал себе Мусин-Пушкин, вспоминая прием следующим утром. – Военная косточка! Ничего не скажешь! Порядочные люди! Не чувствуешь никаких подвохов, никакого в их речах нет скрытого смысла. Они и угощали искренне. Для меня их общество самое приятное в Гонконге. Однако продолжать посещение их столовой невозможно, приглашение столоваться очень любезно отклонено, дали понять почтительно: не смеем, так как они военные и мы военные и принадлежим к сражающимся друг против друга армиям. А мне с ними спокойней всего, и чувствуешь себя в среде порядочных людей. Конечно, по некоторым физиономиям можно угадать солдафона. Да как будто у нас их мало! Может быть, как все военные, закладывают за ворот от скуки; так говорят про них американцы.

Вот так и получается, что отважные и порядочные люди должны сражаться и уничтожать друг друга. Ради... Я не уверен, что и у нас в Петербурге все благополучно... А с теми, кто мне приятен и с кем мне спокойно, я ради чести, порядка, дисциплины отказываюсь встречаться наотрез! Что же делаем сегодня?»

И, словно повторяя мысли Александра Сергеевича, этот же вопрос вслух задал юнкер Урусов, когда все собрались за завтраком и ели зеленые бананы, жаренные на бобовом масле наподобие картофеля.

– Что же сегодня? Куда?

– Да, что же, господа, куда идем сегодня?

– А вы забыли? – сказал Шиллинг. – Сегодня важное событие: мы приглашены на обед к мистеру Вунгу.

Да, он приглашал. Надо идти. А то получается, что порознь охотно с ним встречаемся, но не очень-то обнаруживаем это друг перед другом.

– Прав Николай! Надо побывать всем вместе!

– Мистеру Вунгу очень нравится, когда его называют Ванькой Каином, – заметил Прибылов и тут же поспешно пожелал, чтобы сегодняшний обед господа офицеры провели приятно. Показал вежливый японец, что он не претендует на участие и не напрашивается на китайский пир. Его и не приглашали, и нельзя. Ясно это и ему. Хотелось ему вчера очень и в казармы к офицерам местного полка картинных солдат в красных мундирах и в медвежьих шапках, какими их для японцев рисовали послы и офицеры Англии, каких мечтал повидать в жизни хоть раз каждый воинственный самурай. Да жарко в Гонконге, шапки, кажется, редко надевают: только на часах у дворца губернатора стоят солдаты во всей красе. Очень заманчиво было бы посидеть в гостях у английских офицеров во дворце-казарме с колоннадой и торжественным въездом в укрепленный двор. И хотя все солдаты там без парадных мундиров, но можно вообразить, какое множество роскошных красных гвардейских одежд войска королевы развешано и разложено в спальнях! Точно Прибылову многое неизвестно, а хотелось бы знать все. Очень обидно, что посещения официальных обедов с офицерами ему запрещены. Все ругают тех, кто тайно что-то делает. А как же жить иначе, если все запрещено, открыто делать ничего не разрешается. Приходится Точибану с обиды пропускать на чужбине рюмку виски, как матросы говорят, «по-фельдфебельски», то есть в одиночку. Тоже тайно. И полагаться на свои гениальные способности оставаться незамеченным.

– О-о! Господа! Заходите, заходите! – при виде гостей в своем саду восклицал мистер Вунг с таким же пылким радушием, как когда-то встречал он ватаги английских моряков, приходивших к нему в знаменитую кантонскую харчевку «Jolly Jack»[63] пить чудовищный напиток его собственного изобретения, смесь виски, вина, сока, настоя на любострастных кореньях, сахара, табака и чуть-чуть «чего-то» вроде опиума.

У мистера Вунга высокий богатый дом с садом. Крыша шатровых ворот с приподнятыми краями. Есть что-то знакомое, похоже на постройки в поместьях японских князей. Совершенно как у лидера клана Мидзуно!

В доме мистер Вунг снял шапочку и снял косу. Обтер голову полотенцем, которое подал бой.

– Эта глупая коса совершенно не нужна. Очень глупая! Я не могу выносить этого обычая. Великому народу шайка маньчжурских спекулянтов навязала глупый обычай унижения – носить косы. Ханьский народ обабился? Правда? У меня привязная коса. Я только на выездах надеваю косу, показывая, что все мы верны и единодушны в преданности. Да... да... Ха... ха... Как я рад! Есть ли у вашего государства обязательный обычай носить на голове какое-то свидетельство всеобщей глупости? Ха... ха... ха...

Бойки с косами засуетились, подавая плетеные стулья.

– Мистер Ред Ровер – Пиратский Флаг! – показывая себе на грудь, восклицал хозяин. – Китайская морда! – хрипло закричал он по-русски.

Он схватил руку Сибирцева, которому симпатизировал, и стал жать ее и трясти.

– У нас так: мистер By, мистер Ван, Шин... Ли, Сан, Сы, У, Лю, Тю, Па, Чи, Ши... Они же стали: Джек, Джон, Джим... Ха-ха! Все переехали из Кантона в Гонконг!

Бойки приняли от гостей пустые стаканы из-под аршада, и хозяин повел гостей по комнатам.

– Европейский стиль! Английские картины! А эта – китайский стиль...

В одной оказалась обширная библиотека китайских и английских книг.

– Благородный дом и «пахнет книгами»! – шутил мистер Вунг.

Он повел гостей дальше.

– А тут моя маленькая обсерватория! – сказал хозяин, почтительно открывая перед гостями дубовую полированную дверь.

Компасы, хронометры, навигационные приборы, подзорные трубы и бинокли, барометры и термометры. В углу стеклянный купол в потолке. Прекрасная астрономическая труба.

– Это мой Гринвич... Еще комната европейского стиля – картинная галерея, вот подарки губернатора Гонконга. Подлинный Тернер! Великие испанцы! Подарки губернатора Макао! Еще китайский музей: живопись на шелку и на бумаге... Вот водяные краски... Вы знаете этого знаменитого художника? Это очень уважаемый... Вы, конечно, знаете... Цао-сеншень...

Да, но вот тут-то мы туговаты. Шли к нему снисходительно, как к богатому киргизу... Знаем хотя бы, что сеншень – это то же, что у японцев сенсей, то есть учитель. Вежливая форма обращения к старшему, к профессору.

– Цао Бу-син! Это его «Муха»! Он жил, может быть, в таньскую эру... Создал шедевр случайно. Уронил каплю на рисунок. Император решил, что это муха, и хотел ее согнать... Ха-ха! Вы помните, конечно?

– Да, я слышал! – сказал Урусов. – Рад видеть подлинник.

– Подлинник Цао – ширма... – остро глянув, ответил Вунг. – «Человек и лошадь из Самарканда»... копия, конечно, – поспешил предварить хозяин, – в те времена... Есть вид чайной розы, которую очень трудно рисовать, это стало известно в Академии живописи, я думаю, пять веков тому назад... но, может быть, шесть?

«Он мог бы спросить: а у вас была пять веков тому назад Академия живописи? Вы рисовали тогда чайные розы? Вы слыхали о них? Мало что не было у нас Академий, а мы еще и то, что было, забываем из чисто чиновничьих, холуйских соображений, в угоду славе Петра Великого – преобразователя. А как они когда-нибудь войдут в силу да подымут все свои династии, периоды и академии? Тут трудней, куда трудней, чем у Боуринга и Джордина. А мы, оказывается, не готовы... Гошкевича нет, остался, занимается с Прибыловым. Они оба у Вунга свои люди, бывают тут запросто, всегда могут зайти. Какими тут нелепыми представляются намерения члена нескольких европейских академий сэра Джона бомбардировать Китай беспощадно...»

Вунг сказал, что один великий китайский император покровительствовал искусствам, но был взят в плен... Ха-ха... ха... какими-то народами... ха-ха-ха... Может быть, теперешними вашими инородцами: гольдами и гиляками...

«И Боурингу и Джордину, конечно, пришлось бы тут не легче, чем нам! Да, они знают край и не упадут! Стреляные воробьи!»

Вунг показал коллекцию ажурных изделий – женских украшений из яркого китайского золота. Фарфор...

– Хозяин также имеет самый большой склад «иностранной грязи»! Так народ Китая окрестил опиум. Хотя считается – не я хозяин! Два парусных корабля! И два парохода! Приписаны к Гонконгу и ходят под английским флагом! Еще один – буксирный! Капитаны и механики – англичане! Но пиратских судов уже не имеется... О-о! Эу! Ха-ха-ха! Ах, Пиратский Флаг! Ах, китайская морда! – закричал басом Вунг и поднес себе кулак к усам.

После чая Вунг провел гостей по небольшому саду с редкими миниатюрными растениями.

Персиковое дерево. Ива у пруда.

За обедом присутствовал молодой человек с умным лицом, с грустным взглядом и с сединой в усах. Он одет в черный шелковый халат. На высокой голове черная шапочка-«дынька» с крупной голубоватой жемчужиной.

– Ученый и писатель мистер Чан! – отрекомендовал его хозяин. – Автор философских книг. Бежал из своей страны от преследований. Там ему не разрешили писать сочинения против англичан! Ха-ха! В Гонконге намерен выполнять свой замысел. У него своя фанза, огород... Персиковое дерево, пересаженное из сада друзей!

На столе появилась свежая крупная садовая клубника! В разгар зимы! Мистер Чан пояснил, что это очень ценный сорт.

– Англичане взяли этот сорт у меня, – заявил Вунг, – и вывезли в Англию! Там вывели и назвали именем нашей королевы: «Виктория»! Сейчас мистер Чан пишет книгу, в которой призывает народ Китая к борьбе против британских варваров. Очень умный человек.

Вунг подмигнул Сибирцеву и добавил по-русски:

– Но... в нем – китайская важность! Ха-ха!

– Англичане знают о книгах мистера Чана? – спросил Пушкин.

– О, да, да! – воскликнул хозяин, опять принимая веселый облик. – Ха-ха-ха! Им это все равно! Их это не беспокоит!

Вунг спросил Сибирцева:

– Вы не собираетесь в Кантон?

– Нет.

– Ах так! Разве не хотелось бы посмотреть Китай?

– Хотелось бы, но невозможно.

– Да? Как жаль! Да, да! Конечно!

По лицу Джолли и по тону можно заметить, что все не так, чуть ли не вполне возможно побывать и в Кантоне. Вунг взглянул значительно.

– Вы знаете, какие новости из Севастополя? Сегодня пришел почтовый пароход.

– Пока нет... Нам еще неизвестно.

– Кажется, в Севастополе началась очень сильная бомбардировка, – делая притворно кислое лицо, сказал Вунг. – Неизвестно, к чему это приведет. Может быть, решающая атака?

«Он не знает ничего, – подумал Алексей. – Там каждый день бомбардировки!»

– Нашли прецедент в истории Китая, – рассказывал мистер Чан. – В одно далекое царствование, когда власть была сильна, один знаменитый ученый был казнен за то, что писал историю государства у себя дома. Ко мне также придрались на этом основании, хотя в своем труде я обвиняю только тех иностранцев, которые приносят Китаю вред заграничной грязью.

– В наш век, – заметил Шиллинг, – нравственная философия уступает место философии социальной.

Юнкер спросил мистера Чана, знает ли он о республиканском строе и есть ли в Китае сторонники республики.

Вунг, зная, что на глупый вопрос можно интересно ответить, выслушав Чана, добавил от себя:

– В Китае невозможно... У нас, например, существуют в городах профессии: «Ободрать Дохлую Собаку» или «Если Прицепится, То Будет Раздувать»... Когда не будет императора и дворян, то такие искусные мастера по обдиранию встанут вместо династии... И тогда они будут прицепляться не к одиноким прохожим, а к целым соседним государствам, действуя по принципу: «Если Привяжется... Будет Раздувать»... Для вас это ново? При китайских императорах по древней традиции народ так не обдирается. С народа стараются брать как можно меньше налога, чтобы у государства не было обременительных богатств и чтобы не разводить лишних чиновников и не соблазнять воров. Народ беднеет сам без помощи государя. У нас все знают и без этого, что монархи во всем мире платят дань Сыну Неба и при этом находятся на иждивении у Китая. Это очень наивно, но очень миролюбиво. Поэтому в Китае всегда будет сильная императорская власть и строгие конфуцианские законы!

О восстании тайпинов не осведомлялись.

– Я очень польщен! – прощаясь, говорил мистер Вунг. – Я мечтаю завести струг, сапоги и гребцов, чтобы стать китайским Стенькой Разиным! Так, мистер Сибирцев?

Утром от мистера Вунга в отеле получены подарки: ящик мандаринов, ящик вина и почтительное письмо-свиток... Отдельный пакет с подарками Урусову, как родственнику императора великой России...