Город Ангела

1

Я завтракал на Портер-стрит, оседлав чужой «кавасаки», — скамейки, стоявшие раньше напротив «Бургер кинга», куда-то подевались. Там я и увидел Тигру О'Нила впервые.

Лишившись скамеек, утренняя смена курьеров перекочевала от «Бургер кинга» к «Макдоналдсу» на другую сторону Бейкер-стрит и стала парковать мотоциклы на углу Портер-стрит. Обладатели мобильников питались в «Макдоналдсе». Такие, как я, — с плебейскими корейскими рациями, которые не фурычат в помещении, — торчали на улице. Обычно с семи до восьми утра на углу собирались четыре-пять человек из первой «красноглазой» смены — давились фирменными булками с яйцом на завтрак, сжимая в кулаке экологически безопасный (ну или почти) стаканчик кофе и пытаясь сохранить температуру тела на пару градусов выше точки замерзания.

Мы развивали свой интеллект, наблюдая за светофором на перекрестке Бейкер-стрит и Мэрлибон-стрит и пытаясь угадать, кому сегодня больше повезет среди автомобильных мойщиков-пиратов. Здешний светофор был самым тормознутым во всем Западном Лондоне, чем притягивал к себе нешуточное число студентов политеха, вооруженных ведрами холодной и грязной воды да пластмассовыми скребками для льда, которые можно купить в авторемонтных мастерских меньше чем за фунт. Фокус состоял в том, чтобы вынырнуть у машины в одном из двух первых рядов, застывших перед светофором, и облить водой лобовое стекло. Большинство водителей, по крайней мере в БМВ и машинах покруче, платили сразу, лишь бы отделаться. Остальные либо принимались орать, либо вжимались в сиденье, делая вид, будто ничего не замечают. Выходить на дорогу чересчур далеко было рискованно: когда зажигался желтый свет, всегда рядом мог оказаться чокнутый лихач, объявивший мойщикам войну на истребление и считавший их своей законной добычей.

В то утро мойщиков там моталось человек десять, а значит, опять до стипендии было далеко и семестр только начинался. Работали они системно, по очереди, и, похоже, надои были вполне ничего себе. Нам удалось развлечься, только когда большой «ровер», слегка вильнув, зацепил ведро, оставленное слишком близко у края тротуара, и оно шальным мячом, кувыркаясь, вылетело на перекресток.

Один из студентов дернулся было за ведром, но его удержал приятель.

— А чё? Даешь забег между машин! — крикнул Зверь и загоготал.

Включился зеленый, и машины рванули с таким ревом, будто шла запись звуковых эффектов на гонках в Ле-Ман. Ведро отскочило от роскошного, приземистого «ситроена» и скрылось под колесами грузовичка, везущего йогурты с фруктовым вкусом — наверняка любимым сортом школяров из политеха.

Зверь отвернулся: утренняя потеха закончилась. Он предложил мне сигарету. Я взял, хотя бросал курить и обычно держался до вечера. Не хотелось раздражать Зверя отказом.

Кажется, его звали Тони, хотя для такого урода имя — лишняя роскошь. Трудно себе представить родительскую пару, пусть даже очень набожную и отчаянно чадолюбивую, которая согласилась бы, чтобы Зверь носил их фамилию. Мотоциклисты звали его — правда, только за спиной — Зверь Востока, потому что он был из восточного района Ист-Хэм. Он и в лучшие дни вел себя как пошляк, расист, скотина и хам. Однажды на полном серьезе пытался присобачить лезвия от швейцарского армейского ножа к спицам своего мотоцикла. Но временами он был по-настоящему отвратен.

— Спасибо, Тони, — сказал я, беря «Мальборо»; убедился, что пламя его зажигалки не установлено на максимум, и только потом прикурил. (Жизненное правило № 93: осторожность никогда не помешает.) — Еще кофе?

— Ага. Четыре ложки сахара. Нет, погоди, моя очередь угощать, — прорычал он.

Взяв у меня стаканчик, Зверь двинулся за угол, потом вспомнил, что это не бар и стаканы возвращать не нужно, и бросил их на землю. Они прошелестели по Бейкер-стрит и застряли под мусорным баком с надписью «Город Вестминстер».

Спрашивается, чего ради я сижу и наблюдаю медленный экологически чистый распад стаканчиков в такой ранний час в обществе кретинов вроде Зверя?

Ой, вспомнил. Это называется работа.

Времена были хуже некуда, времена были хреновейшие. Продолжался спад. Верный признак: если правительство отрицает спад, значит, он есть. А самое поганое, что поразил он Лондон, а не какой-нибудь зачуханный городишко на севере, где к таким вещам давно привыкли, поразил после целого десятилетия шапкозакидательского настроя на быстрое обогащение. Раньше хотя бы жила надежда, что за очередным поворотом тебя поджидает ослепительный БМВ, пусть даже реальных шансов и не было никогда.

Щелкунчик экономики всерьез взялся давить орешки действительно важных отраслей — рекламные агентства, консультантов по маркетингу и общественным связям, пабы, издательства, компании по съемке видеофильмов. Все те места, где можно быстро подзаработать на оплату квартиры.

Платить было пора, да нечем. Прежний поток доходов тек в одном направлении — отлива. Времена в Большой Сливе наступили трудные и, похоже, становились еще труднее.

Что такое Большая Слива?

Лондон. У него внутри твердая косточка.

— Оскар-семь, Оскар-семь.

Я рысью подбежал к своему «Армстронгу» и схватил рацию с водительского сиденья.

«Армстронг» — это черный лондонский кеб старой школы, модель «Austin FX4S», машина специально созданная для лондонского уличного движения, ее концепция навеяна танковым блицкригом в России 1941 года. Лицензия, естественно, истекла, а на спидометре давно не осталось места для нолей, чтобы зафиксировать все пройденные километры. В обладании такой машиной нет ничего позорного, но по понятным причинам очень немногие из них переходят во вторые или третьи руки в самом Лондоне. Желтую табличку «ТАКСИ» на крыше я свинтил, а вместо старого таксометра установил кассетную деку собственной конструкции для «внутримашинного балдежа». Я никого из себя не корчу, тем более настоящего таксёра, знающего город вдоль и поперек, и все равно удивительно, как много людей принимают меня не за того, кто я есть.

— Оскар, твою мать, семь, прием. Земля вызывает Оскара. Ты меня слышишь?

— Да-да-да. Что там у тебя?

Терпеть не могу эту банду в диспетчерской. Мой кеб — «Армстронг», самого меня зовут Ангел, а позывной какой дали? Оскар, твою мать, семь.

— Ты, случаем, не поблизости от Тёлкодрома?

— Может быть.

Диспетчерское братство называло Тёлкодромом станцию «трубы»[1] «Юстон-сквер», особенно в эфире, где все основные места фигурировали под кодовыми названиями на случай, если подслушивают конкуренты. Почему Тёлкодром? Потому что однажды кто-то, кому делать было нечего, сел и подсчитал, что восемьдесят четыре процента пассажиров, прибывающих на «Юстон-сквер» в утренние часы пик, составляют молодые женщины от двадцати до двадцати пяти. Но с наступлением спада все хорошие работы, включая такие подсчеты, поисчезали.

— У рекламного агентства «Флай-Бай» на Гоуэр-стрит посылка для Би-би-си на Портлэнд-плейс. Получение в восемь тридцать, доставка к девяти, — проговорил диспетчер, словно мантру читал.

— Знаю, — ответил я со скукой. — Только вещи или пассажиры тоже?

— Сказали, одна посылка на имя Бартона. По буквам: Б как «бухать», А как…

— Да понял. Я — Оскар-семь, а не Молот-один.

Молот-один был позывным Зверя Востока. Ему разрешили выбрать позывной самому, просто никто не захотел с ним связываться.

— Только посылка. Судя по всему, графика. И пусть распишутся, что доставлено к девяти. Прием?

— Ангел-один-пять, — сказал я, чтобы сбить его с толку, и, выключив рацию, бросил ее на сиденье «Армстронга».

Еще один мизерный заказ. Какие-то рекламщики наобещали Би-би-си, не успели сделать работу за ночь и теперь добивали ее с утра пораньше. В большинстве контор рабочий день начинался в десять пятнадцать утра. Агентству нельзя было рисковать — вдруг пойдет дождь и намочит их рисунки, поэтому они вызвали кеб, а не курьера на мотоцикле. Сами не повезут. Если не успеют вовремя — будет на кого свалить вину. А кеб выбрали еще и потому, что водители не носят касок и их легче опознать. Поэтому таксисты ошиваются у дверей, пока не отловят кого-нибудь, кто распишется в получении посылки. Это мотоциклисты обычно заскакивают внутрь, бросают посылку и выскакивают вон. Иногда даже зданием не ошибаются. С недавних пор банки и строительные общества начали требовать от мотоциклистов снимать шлемы перед входом в здание, чтобы видеокамеры могли засечь время.

Это был первый заказ сегодня. С диспетчерской компанией у меня были нелады, а значит, доход едва покроет стоимость завтрака. Слава богу, в «Макдоналдсе» хотя бы не берут чаевые.

Я посмотрел на свои «Систар» — в запасе еще полчаса. До «Флай-Бай» на Гоуэр-стрит ехать всего пять минут. Однако, взявшись за заказ, я застревал в районе Первой Западной, если только не подвернется что-нибудь местное. В последнее время мне особенно «везло», и, если сейчас поступил бы вызов в Хитроу (обычно тянет фунтов на двадцать), я не смог бы его принять, потому что телепался между Гоуэр-стрит и Домом вещания Би-би-си.

Дикость какая-то. С Гоуэр-стрит практически видно Портлэнд-плейс. Ну или могло быть видно, если бы не башня Почтового управления. И это за такие деньги?

Меня одолевала депрессия.

Появился Зверь с двумя стаканчиками дымящегося кофе. Крышечки, конечно, забыл.

Кажется, я слышал о каком-то философском течении, оправдывающем самоубийство. Нет, не мое — Зверя.

За ним вывалились еще два мотоциклиста, с ног до головы затянутые в кожу. Одного я знал — Кримсон, высокий черный юнец из конкурирующей фирмы, прирожденный байкер, лучшего я не видел. Второй парень работал на ту же компанию, но его лицо было мне незнакомо.

Зверь подал мне стаканчик и оседлал свой байк. Только тут я заметил на его бензобаке надпись «МОЛОТ ОДИН» — самоклеящимися буквами, какие лепят на ворота приморских курортных бунгало. Вроде как памятка. Забыть, что ли, боится?

Кримсон метнул убийственный взгляд в затылок Зверя, я пожал плечами в ответ.

— Как дела, Ангел? — спросил Кримсон, описав вокруг Зверя и его мотоцикла приличную дугу.

Пацан, что был с ним, подпрыгнул, посеменил ногами — прямо-таки танцевальное па — и провел пальцем в перчатке по заднему грязевому щитку Зверева «кавасаки», словно проверяя наличие пыли. Зверь этого не заметил, зато заметил Кримсона, отчего его губы искривились так, что, прихлебывай он кофе, бумажный стаканчик просто перекосило бы.

— Тяжко, Кримсон, тяжко.

— Тебе — и тяжко? Иди ты!

— Истинная правда. Точно люди говорят: жизнь — поганка, а потом сразу смерть.

— Да ты совсем скис, прямо яма какая-то.

Кримсон облокотился о капот «Армстронга». Мне пришлось повернуться, чтобы видеть его лицо. Пацан, что был с ним, отпрыгнул в сторону. Похоже, он не мог простоять смирно и двух секунд.

— А тебе-то что? — спросил я с искренним удивлением. Я был знаком с Кримсоном на уровне взаимных кивков при встрече, не более.

— Работой интересуешься?

— Работка ночна-а-а-я… — громко прошептал пацан и убедительно воспроизвел чечетку с разворотом на сто восемьдесят градусов а-ля Майкл Джексон.

Я иахмурился и перевел взгляд на Кримсона.

— Это Тигра, — смущенно сказал Кримсон.

Пацан ткнул пальцем правой руки себе в лоб.

— Привет, Тигра, — сказал я. В ответ он, заложив ладонь за голову, мягко заскользил на носочках по треснутой мостовой.

— Это что за шут? — рыкнул Зверь.

— Это аэробика, Тони, — бросил я через плечо.

Кримсон кивнул на «Армстронг», я понял намек и предложил:

— Зачем мерзнуть, садись — побазарим.

Я двинулся вокруг машины, Кримсон сгреб Тигру и пихнул его в заднюю дверь с другой стороны. Я взялся за откидное сиденье, и тут Зверь начал блажить:

— Эй, Ангел. Я тут был в овощном магазине в субботу, хотел мамуле купить хорошего винограда. Вижу — он из Южной Африки. Я им говорю: южноафриканский покупать не буду. Знаешь почему? От мысли, что эти черные уроды лапали своими руками мои фрукты, у меня мурашки ползут по коже.

— Молодец, Тони, хорошо пошутил. — Я захлопнул дверцу и посмотрел на Кримсона. Наши колени соприкасались. — Не обращай внимания. Он хвастается, что у него тоже есть мать.

— Да мне насрать. — Кримсону, конечно, доводилось слышать и не такое.

— А мне нет, — подал голос Тигра, опустив вниз спинку другого сиденья и закинув на нее ноги.

Я взглянул на его обувь — кроссовки «Найк», видавшие лучшие дни еще вчера. Потом медленно перевел взгляд на лицо. Он выдерживал мой взгляд несколько секунд, потом убрал ноги с сиденья, и спинка снова вернулась на место.

Я повернулся к Кримсону:

— Ну?

— У Тигры есть работа для водителя. Мне не подходит, работать надо ночью.

— Неужто у тебя аура из солнечного света? Тогда ты дневной человек.

— Чего?

— Извини, не обижайся. Наверное, новым веком[2] навеяло.

Кримсон все равно ничего не понял.

— Проехали. Так почему сам не хочешь? Спалиться можно?

— Работенка легальная, но не для членов профсоюза. Сечешь? — снова встрял Тигра. Он быстро засучил ногами, кожа его комбинезона поскрипывала в такт. С такой прытью парень мог бы выступать за олимпийскую сборную Англии.

— Так почему? — переспросил я Кримсона, игнорируя Тигру.

— Да я почти все вечера занят с партнером, и, кроме того, у меня в правах нет категории С. А у тебя есть.

У меня действительно были права на вождение грузового транспорта. Более того, в отличие от некоторых других бумажек эти были выписаны на мое настоящее имя и поэтому имели особую ценность.

— Ладно. На грузовичке, значит. Что возим и на какое расстояние? На СС я не подпишусь, ты же знаешь.

Кримсон понял, что я имел в виду, но Тигра — вряд ли. Парень, похоже, крепко задумался, потому что все части его тела замерли на целых полминуты.

— «Стой-сливай», — объяснил Кримсон. — Водители грузовиков дают наводку на свой маршрут плохим мальчикам, подставляются под грабеж, а потом входят в долю.

— Да ничего подобного, — возмутился Тигра, и я ему поверил, потому что он опять начал дергаться. — Водить надо исключительно в городских условиях, а груз не имеет продажной ценности.

Где он, интересно, нахватался таких слов?

— В чем же подвох?

— Да никакого подвоха нет. Разве что тебе придется взять меня попутчиком.

— Зачем?

— Затем, Ангел мой, что я совсем не умею водить, — просюсюкал он и слегка хлопнул меня по колену, глядя мне прямо в глаза. — Тебя действительно зовут Ангел?

— А тебя зовут Тигра?

— Тигра О'Нил, как есть. Наступит день, и меня все будут знать.

— Могу поспорить, что тебя уже знают в определенных кругах.

— Кто бы сомневался, — согласился Кримсон.

Тигра прекратил свои гейские ужимки.

— Слушай, любить ты меня не обязан, но без меня ничего не получится. Я буду грузить, ты — крутить баранку. Все по-честному, а? Тебя Кримсон предложил, а для меня этого достаточно.

Просто посидеть за углом я тоже был согласен, но ничего не сказал.

— Оплата — по сотне за вечер на нос. В неделю, может, будет по три ходки. Регулярная работенка, короче. Если берешься, так и скажи.

— Я подумаю.

Кримсон взялся за ручку двери.

— Вы уж тут без меня договоритесь, девочки.

— Где тебя найти? — спросил я Тигру.

— Нигде. Меня не находят. В Боу на Риммер-роуд есть паб «Гроздья». Знаешь?

— Найду.

— Будь на месте сегодня вечером, в восемь, отыщи человека, который будет раздавать конверты с получкой. Запомнил? С восьми до утра гуляет братва…

Мелькнула его рука, дверь молниеносно открылась и закрылась. Мы с Кримсоиом, разинув рты, наблюдали, как он, точно балерина на пуантах, прошелся мимо и прыгнул в сторону Зверя, сидевшего на мотоцикле.

Раскинув руки, Тигра сделал пируэт, поклонился, послал Зверю воздушный поцелуй и перелетел через мотоцикл, оттолкнувшись ногой от сиденья в опасной близости от промежности Зверя.

Он приземлился, потом, не оборачиваясь, побежал по Бейкер-стрит и вскочил на подножку автобуса тринадцатого маршрута.

Зверь настолько обалдел, что его стаканчик с кофе застыл на полпути ко рту. Потом он рявкнул «Эй!» и начал слезать с мотоцикла, но автобус уже ушел.

— Проявим тактичность, не будем упоминать об этом в присутствии Зверя, — сказал я.

— Ты же меня знаешь. Мне неприятности ни к чему.

Что-то все-таки не сходилось. Тигра был одет как курьер, вплоть до нагрудника с названием выдавшей его компании.

— А где мотоцикл Тигры?

— У него нет мотоцикла, — сказал Кримсон. — Просто он любит носить кожу.

Говорят, что швейцаров в Дом вещания Би-би-си набирают на работу из ветеранов войны. Спрашивается только — какой.

Посылку в рекламном агентстве «Флай-Бай» мне выдали строго вовремя. Как заметила секретарша Зандра, я приехал даже слишком рано. В посылке действительно были рисунки. У Зандры, Тельца по зодиаку, был перерыв на ланч, она зашла перекусить в вегетарианский винный бар за углом.

До Би-би-си я добрался за пятнадцать минут, поставил машину в зоне с двойной желтой полосой, будто ждал клиента из отеля, и потом двадцать пять минут пытался поймать кого-нибудь, кто бы расписался в приеме посылки.

Когда один из униформистов наконец отважился взять на себя столь серьезную ответственность, он настоял на указании фактического времени — 09.11 — и вписал его зеленой пастой. Это означало, что придется покупать зеленую ручку, чтобы исправить время, потому что на самом деле посылку я доставил раньше девяти. Но я решил, что ладно, сойдет и так, иначе с этой зеленой ручкой оказался бы в минусе.

Очевидно, от этих мыслей я вспомнил о предложении Тигры подработать. Какой бы он левак ни предложил, вряд ли это будет хуже, чем спорить до хрипоты со швейцарами Би-би-си, а потом с диспетчерской, и все из-за разницы в два или четыре фунта, или сколько там сейчас у них давали за своевременную доставку.

Утро шло, а дела не становились лучше. Сначала приключился инцидент с инспектором дорожного движения у станции «Гудж-стрит». Потом чмо со щупом из нефтяной компании потребовал, чтобы его отвезли на Лидфорд-роуд, и только на полпути выяснилось, что ему нужно на Лидьярд-роуд, причем платить разницу он отказался. После этого я должен был получить ящик с живыми почтовыми голубями в подозрительном доме в Фулхэме и отвезти птичек на Кингс-Кросс, чтобы оттуда отправить их «Красной звездой» в Донкастер. Или в Уоррингтон? Мне было уже все равно.

К обеду я созрел, чтобы поехать домой, малость поспать, а потом посмотреть, с чем Тигра пожалует сегодня вечером.

Я как подумал вначале, так и продолжал думать, что его зовут Тигрой, а все из-за его вертлявости. О том, что настоящее имя парня — Кристофер Робин О'Нил, я узнал позднее, когда прочитал в газете отчет о следствии по его делу.