Город Ангела

12

— Вампир Крааля принимает жертву! — возвестил Тигра и, выключив фонарик, вернул его мне, вполголоса добавив: — Иди за мной, здесь можно смыться через черный ход.

Сзади, у входа в пещеру вампира, бравые участники похода, кажется, передрались.

— Жертва! ББВ принесли в жертву!

— Фигня! Такого нет в правилах.

— Из нечистой силы только вампир может преступать законы смертных.

— Только не на четвертом уровне. У кого есть «Путеводитель по Нижнему миру»?

— А вампиру нельзя предложить за ББВ выкуп?

— Это тебе не долбаный «Хрустальный лабиринт».

— Время, замри! Время, замри! — вмешался руководитель игры.

К этому моменту мы уже свернули за угол, Тигра шел впереди, я слепо следовал за ним. Какой-то свет все-таки там был, и я только через минуты две сообразил, что он исходит от самого Тигры. Его свитер для регби был украшен звездами и пентаграммами, намалеванными светящейся краской. Их дополнял фосфоресцирующий макияж. Счетчик Гейгера на нем бы зашкалило.

— Как ты меня здесь нашел? — спросил Тигра, не повышая голоса.

— Ли что-то долдонил про подземелье, но я сначала подумал, что он это про Кольцевую линию.

Тигра по-прежнему шагал впереди меня, ступая по неровному полу пещеры куда увереннее, чем я.

— Странно, обычно он даже не помнит, какой сегодня день недели. Я не рассказывал ему слишком много ради его же пользы. У него не язык — помело. Он с деньгами светился?

— При мне нет.

Тигра бросил на меня взгляд, полный серьезности, несмотря на всю бутафорию.

— Ты его не тронул?

Я обиделся на целую минуту.

— Конечно, нет. С чего бы? Он понятия не имел, где тебя искать. Сказал только, что ты ушел монстровать, а мне повезло — попался человек, знакомый с вашей тусовкой. Без балды.

Он только ниже наклонил голову. Каменный пол пошел на подъем, и наши лица овеяло холодным ветерком. Здесь было уже намного светлее, но я пока не выключал фонарик.

— Ты не спросил, почему я тебя искал. Или думаешь, что я собирался охотиться на вампиров весь уик-энд?

Он то ли фыркнул, то ли усмехнулся.

— Я всегда беспокоился за Ли. Болтает много. Поэтому по возможности я его не вмешивал. Он никогда не спрашивал, откуда берутся деньги. Да он бы и не смог ими распорядиться. По крайней мере, остальными деньгами. По-своему он очень привязан.

— Во что не вмешивал? Какие деньги?

— Вот не думал, что они пошлют тебя, Ангел. Хороший ход, мы как бы на одной волне.

— Тигра, о чем ты жужжишь? Я всего лишь пришел передать сообщение от Берта Басотти.

По сравнению с этим разговором в переговорах с вампиром Крааля было намного больше смысла.

— Берт хочет, чтобы ты вернул его фургон. Скажи мне, где он, отдай ключи — я сам отгоню. Никаких заморочек, ладно?

— И ты думаешь… — Он остановился. — Слышишь?

— Ничего я не слышу.

И тут я услышал. Кто-то кричал: «Прочь с дороги, нечистый дух…» или что-то похожее.

— Новый поход. Они опережают график. Давай, твоя очередь быть монстром.

Прежде чем я успел что-либо ответить, он выхватил у меня пластмассовый меч и скрылся из виду. Я судорожно зашарил по стенам лучом фонарика. Его кроссовки мелькнули за поворотом впереди. Я побежал за ним, светя себе под ноги.

— Внезапная атака! — завопил кто-то. — Воины, выдвинуться вперед! Это — зомби!

Я узнал голос Тигры.

За углом туннель оказался набит мечущимися, орущими людьми. У некоторых игроков имелись пальчиковые фонарики, их лучи беспорядочно скрещивались, напоминая световые эффекты в сцене поединка на мечах с Дартом Вадером.[45]

Я выключил свой фонарик, чтобы не упустить светящуюся футболку Тигры. Он от души забавлялся, размахивая мечом и прокладывая себе дорогу в толпе наивных исполнителей ролей, пытавшихся реагировать в соответствии с прейскурантом. Если ему удастся пробиться сквозь них, он даст тягу, и второй раз мне его ни за что не отловить. Я был уверен, что одному мне просто не найти выход из пещеры. Как бы сейчас пригодились инфракрасные очки, которыми в наше время экипированы все маньяки-убийцы. Не придумав ничего лучшего, я наклонил голову и ринулся вперед.

Я уже почти миновал это маскарадное сборище, когда на меня налетел троглодит. Ошибиться было трудно — размахивая большой пластмассовой дубиной, он то и дело выкрикивал «Аг!».

Папаша Кантаты здорово возбудился, когда от первого удара я пошатнулся и врезался в стену. Потом, кажется, я запутался в собственных ногах, а он стоял надо мной и молотил меня по спине.

Я потерял терпение не столько оттого, что он упивался вымещением досады на нечистой силе (несправедливо оговоренном меньшинстве), сколько из-за не прерывающегося победного карканья. Чтобы обогатить скудный словарный запас фальшивого троглодита, я ткнул ему фонариком между ног. Когда он поперхнулся очередным «Аг!», а его пластмассовая дубина стукнулась о землю, я уже был на ногах и бежал прочь.

Руководитель игры в крайнем смущении выкрикнул: «Время, замри!», но я уже свернул за угол и снова включил фонарик. Туннель тянулся еще двадцать метров, но Тигры нигде не было видно. На полу валялись его футболка и пластмассовый меч.

Я побежал дальше, прикинув, что если новая группа пришла отсюда, то до входа оставалось недалеко. Еще через пятьдесят метров я рискнул выключить фонарик. Света было достаточно, и я узнал то место, где мы собрались перед игрой, корча из себя наемников в салуне «Последняя надежда». Интересно, бар еще открыт?

Впереди показались фигуры, успевшие, судя по тому, как они шатались и натыкались на стены, нешуточно принять на грудь. Но тут я заметил, что натыкалась на стены только одна фигура, а вернее, ее об стену колотили другие.

Подойдя ближе, я стал отчетливо различать глухие удары тела Тигры о стену и слова тех, кто его избивал.

— Молодец, выскочил прямо на нас. Мы бы тебя там и за месяц хрен нашли.

Раздался еще один глухой удар и за ним крик Тигры, когда он, отскочив от стены, налетел на кулак. Тигра сложился пополам, но успел выдавить: «А пошел ты…» — прежде чем упасть на колени.

Даже в полумраке было заметно, что тот, кто обрабатывал Тигру, получал от этого истинное удовольствие. Второй, повыше, стоял в стороне.

— Без синяков, Сэмми, — предупредил высокий. — Мистер Хаббард сказал, чтобы без синяков.

— Тогда поднимай и тащи его из этой крысиной норы. От этих уродов меня озноб пробирает.

Высокий подошел к Тигре и рывком поставил на ноги, ухватив его, судя по визгу, за волосы. Я стоял так близко, что мог бы столкнуть их головами, однако они не походили на госчиновников, играющих в троглодитов в свободное от работы время. Эти троглодиты были настоящие.

— Прошу прощения, вы не из четвертого похода? — спросил я погромче, чтобы не дрожал голос, и навел на них фонарик. — Вам нельзя отставать, иначе потеряете баллы на игровой карточке.

Почти в тот же самый момент я понял, что уловка не удалась.

Высокий чертыхнулся и закрыл глаза рукой. Низкий прищурился и отвернул лицо, но я успел разглядеть его профиль. Этого хорька я видел раньше. Сэмми, управлявший экскаватором на стройплощадке у Басотти.

— Урой его, — сказал Сэмми, и до меня дошло, что говорят обо мне.

Дойти-то дошло, но увернуться я не успел.

Что-то свистнуло в воздухе. Момент удара в лицо я не запомнил, скорее удивился, почему это моя голова отделилась от тела. Потом я уже ни о чем не думал. Я катился по полу. Пол — я знал — был сплошной камень, но мне он показался Северной Атлантикой. Вся моя вселенная вспухла и катилась вместе со мной, кувыркаясь на гигантской и холодной водяной кровати. К горлу подступила рвота. Если вывернуло бы, то прямо в нейлоновый чулок. А может, уже вырвало, потому что рот и подбородок были мокрые и липкие.

Еще я слышал голоса — удаляющиеся крики. Нет, кричал только один человек Я его знаю. Это же Тигра.

Я приехал сюда найти Тигру. Я попытался встать, но мир был сделан из ртути и уплывал в сторону раньше, чем я успевал найти твердую опору. Фонарик потерялся, но, кажется, раньше здесь не было так темно.

Маска! Чулок все еще был на мне. Вот почему ничего не разглядишь. Я попытался стащить его, но руки вмиг стали мокрыми и соскальзывали. Я ощупал скулу. Вроде все на месте, но и лицо было как бы не мое. Я ничего не узнавал.

Потом стало светло. Я мог видеть свои ноги, и это было хорошо. Значит, я встал и двигался. Из света навстречу мне бежали фигуры. Сколько здесь монстров! Я с ними не справлюсь. У меня подкосились ноги, и, падая, я ударился головой, на этот раз больно.

— Ангел? Ангел, что с вами?

Мистер Гудсон склонился надо мной так низко, что его островерхая шапка чудом не свалилась на землю.

— Долго же вы шли, — произнес я довольно отчетливо.

— Что? Я не понял, что вы сказали. Бог ты мой! Что у вас с зубами?

Люди в местном поселке не очень удивились, когда мимо проехал черный «остин», управляемый волшебником при полных регалиях. Если бы они могли видеть меня, болтающего головой на заднем сиденье, как сувенирная собачка, они бы позвали добровольных помощников полиции.

Я мельком увидел свое лицо в зеркальце, когда мистер Гудсон грузил меня в машину, и сразу понял, что чулок лучше даже не пытаться снимать. Вся шея была залита кровью — явный признак, что с лицом случилось что-то нехорошее, и мне не хотелось искать новых подтверждений.

— Куда вы меня везете? — спросил я, но получилась совсем другая фраза.

— Не волнуйтесь, — невпопад ответил мистер Гудсон. — Я хороший водитель. Однажды прошел курс вождения в сложных дорожных условиях при Автомобильной ассоциации государственных служащих.

Сколько же талантов у этого человека? И все скрытые. Я решил не спорить и стал думать о люке на крыше «Армстронга», который так и не установил. Теперь бы пригодился, шапка мистера Гудсона торчала бы наружу, а не перегибалась, упираясь в потолок. Разумеется, он мог бы ее снять или я мог бы напомнить, но боль начала усиливаться, и мне вдруг очень захотелось чего-нибудь принять.

В бардачке я обычно на всякий пожарный держу четверть бутылки водки, но при последнем осмотре я ее вроде бы не видел. Надо попросить мистера Гудсона проверить, но он, конечно, не одобрит пьянство за рулем. Вот черт, я же не за рулем.

— Посмотрите в бардачке. — Мне показалось, что получилось довольно отчетливо. — Там должен быть пузырь — для медицинских целей, разумеется.

— Заканчивается в шесть часов, но я на вашем месте об этом бы не волновался.

О чем это он? Родного языка не понимает, что ли?

Я сдался и обмяк на сиденье. Мы ехали по городскому району, за окном мелькнула надпись «Больница». Вообще-то видна была одна буква «Б», но я хорошо знал город. Будем надеяться, что люди в больнице попадутся покладистые, потому что с моим видом и нашим камуфляжем пришлось бы долго объяснять. Оказалось, меня никто ни черта не понимает, и я решил плыть по течению.

Костюмы, наоборот, избавили нас от лишних расспросов, и мной занялись довольно быстро. Начальственная матрона в травматологии (смиренных там не держат), с таким же зеленым лицом, как ее халат, бросила лишь один взгляд на волочившего меня мистера Гудсона и взорвалась:

— Держите меня! Опять эти чертовы «Подземелья и драконы». Мало нам нормальных людей, нуждающихся в медицинской помощи из-за вполне прозаических причин и болезней, в которых нет их вины. Нет, нам доставляют этих психов, калечащих друг друга за свои же деньги. Постыдились бы, в их-то возрасте.

Последнее замечание адресовалось мистеру Гудсону, но ему, однако, было не до споров. Мои же возражения могли прозвучать как заказ блюд в китайском ресторане, так что я промолчал. Мистер Гудсон поддерживал меня, не сдавая позиций, и мудро позволил старой ведьме выплеснуть раздражение, после чего она позвала дежурного врача.

Помню, как меня везли на каталке, помню темноволосую черноглазую сестру (потом оказалось, что ее, как королеву фей, зовут Маб и что с помощью баночки увлажняющего крема и богатого воображения она умеет вытворять удивительные вещи), больше ничего не помню.

Еще я успел подслушать обрывок разговора между мистером Гудсоном и младшим врачом, который снял с меня маску-чулок, прихватив изрядный лоскут кожи.

Доктор спросил, что со мной случилось, а мистер Гудсон, проявляя чудеса дипломатии — звание великого визиря за просто так не дают, — врал как сивый мерин. Такого еще не случалось, говорил он. Еще как случалось, отвечал врач, иногда в воскресенье здесь настоящий Бейрут. Мистер Гудсон пытался убедить эскулапа, что игроки пользуются только безобидным оружием из пластмассы и пенопласта, и, разумеется, был прав.

С другой стороны, в арсенале Нижнего мира не было спроса на шерстяные носки, набитые крупнозернистым строительным песком и осколками кирпича.

Помню, как Маб раздевала меня и облачала в операционный халат.

Я пожаловался, что голоден и что меня не покормили, но никто не мог догадаться, что мне нужно. Матрона прорычала приказ выдать мне блокнот и карандаш в том случае, если я не потеряю сознание и опять начну их доставать. К счастью, она не поняла моего вопроса насчет ее прежней службы в войсках СС.

Помню, как меня везли по коридору в лифт и как кто-то привязал на мое запястье прозрачную пластиковую бирку с единственным словом — «Ангел». Вряд ли вид ангела на каталке мог сильно воодушевить других пациентов и их родственников, однако моего мнения не спросили.

На пороге операционной надо мной склонился еще один белый халат (их там было уже шесть) и, подержав меня за подбородок, пробормотал: «Ц-ц-ц, мама дорогая…»

Потом он же пообещал:

— Ничего, мы тебя скоро отремонтируем. В наше время мы чудеса творим.

Я знаком попросил дать мне блокнот и карандаш. Медбрат полез в карман, но матрона перехватила его руку и посмотрела мне в лицо:

— Не будешь больше рисовать неприличные рисунки?

Я покачал головой и сказал «нет».

— Обещаешь? — ледяным тоном спросила она.

— Клянусь, — промычал я, кивая изо всех сил.

Она отпустила руку медбрата, и я взял блокнот. Когда я писал, она сказала в пространство:

— Я сразу поняла, что с ним хлопот не оберешься.

Я написал: «Смогу ли я играть на трубе после операции?»

— Не обращайте внимания, — фыркнула матрона. Когда кто-то спросил почему, она ответила: — Шутка с бородой. Вы ему пообещаете, что да, конечно, вы сможете играть на трубе после операции. А он напишет, что это настоящее чудо, потому что до операции он играть не умел. Я таких ухарей здесь перевидела уйму. Им лишь бы позубоскалить.

Да нет же, это чистая правда, подождите…

Все твердили, что повреждения оказались не так страшны, как выглядели, и, наверное, это так и было, жаль только, что они не могли взглянуть на это моими глазами.

Щека разошлась до самой скулы, что и заметил сначала мистер Гудсон. Все зубы оказались на месте, но некоторые стали короче. Одна из сестер радостно прощебетала, что за штуку фунтов дантист-косметолог что угодно исправит.

Говорить я несколько дней не мог, так как вся правая сторона лица раздулась и напоминала беременного хомяка после недели обжорства. И посинела. Потом почернела. А еще на щеке расплылись изящные малиновые разводы.

У них было подозрение на трещину какой-то там кости, и меня заставили носить пластмассовую защитную маску телесного цвета, вот только рожа моя под маской была отнюдь не розового оттенка. Даже думать не хотелось, что люди скажут, увидев меня в этой маске.

Надо отдать должное мистеру Гудсону — за все воскресенье он единственный не ляпнул вслух банальность о моем дурацком виде. С другой стороны, он был послан своими сообщниками, магами и вурдалаками, прощупать почву, не подам ли я на них в суд за инцидент. Я накатал для него пространный отказ от претензий, но не стал объяснять, что именно случилось. Великий визирь остался вполне доволен, а с ним и весь Нижний мир. В больнице тоже решили не проявлять излишнего любопытства. Если честно, им не понравились мои прежние ответы на дежурные вопросы о рационе питания и подкладном судне. Вряд ли они стали бы вызывать копов по мою душу.

— Я приехал на вашей машине, — говорил мистер Гудсон, нервничая. — Надеюсь, вы не в обиде. У меня есть страховка и все прочее, горючее я заправил.

Промямлив, что все хорошо, я написал, что благодарен ему за то, что он довез меня до больницы.

— Я не знал, следовало вызывать полицию или нет. Не столько из-за вас, сколько из-за вашего друга.

— «Какого друга?» — написал я.

— Я думал, вы его знали. Которого запихали в красную «альфа-ромео». Он не хотел ехать и кричал во весь голос. Но тут вы появились, шатаясь как…

Его речь сама собой иссякла, когда он заметил, что я что-то царапаю в блокноте.

— Да, я уверен, что это была красная «альфа-ромео». Я состою членом Автомобильной ассоциации государственных служащих уже пятнадцать лет. А что?

Я покачал головой, как бы говоря «ничего особенного». Однако в моем подсознании к общей картине добавилась еще одна черточка. Говоря, что Басотти ждет меня в «Макдоналдсе», Зверь Востока упомянул красную «альфа». При мне Басотти всегда ездил на старой «сьерре». По моим догадкам выходило, что хорек Сэмми и его крупногабаритный друг просто ждали, пока я выведу их на Тигру в Нижнем мире. Меня подставили, чтобы я подставил Тигру.

— Вам действительно от меня больше ничего не потребуется? — спросил мистер Гудсон.

Я написал: «Как насчет дать кое-кому пару уроков вождения?»

После мистера Гудсона пришли Данкан с женой Дорин. Только взглянув на пластмассовую маску, они хором выпалили: «Как фантом оперы!» Я засчитал их восклицание за два отдельных.

Данкан еще раз наведался в понедельник, и с ним — Зайчик.

Я не виделся с Зайчиком после нашего концерта маренги в клубе на Оксфорд-стрит. Он сказал, что хочет пригласить меня на новые выступления. В действительности Зайчик пришел не ко мне — его как магнитом тянуло к медсестрам. Он с азартом поведал мне, что все они носят черные чулки с подвязками.

Неправда, написал я ему. Ни одна не носит. Я проверял.

Зайчик сразу же скис.

Дуги и Миранда тоже заскочили, произнесли дежурную фразу о фантоме оперы (двадцать шестую по счету) и съели все фрукты, которые принесли с собой.

Почему в больницу всегда носят фрукты? Когда человек лежит на больничной койке, ему хочется врезать чего покрепче и покурить, а они тащат фрукты. Есть профессионалы, которым платят за проявление заботы о здоровье пациента, любители не должны мешаться под ногами.

Я получал открытки от людей, которые не могли знать моего адреса, не говоря уже об адресе больницы. Я получал открытки от людей, от которых специально скрывал свой адрес. «Мистер Спрингстин» оставил на автоответчике сообщение, из которого я узнал, что у него хороший аппетит, — голос, кажется, был Фенеллы, — а Нассим, наш дорогой хозяин, разрешил не вносить пока квартплату за текущую неделю ввиду особых обстоятельств. Какая щедрость!

Я уже почти мог говорить нормально и начал требовать выписки, предлагая освободить койко-место, когда ко мне приехал Кримсон. Я был не против увидеться, но очень удивился.

— Как раз был рядом по работе, — сказал он, чтобы я не зазнавался. — Вот и подумал: дай заеду. Боже, да у тебя вид как у…

Сто тридцать четвертый повтор.

— Не сюсюкай. Что надо?

— Слушай, уже и к другу по-нормальному в больницу съездить нельзя? Разве тебе не полагается сидеть на кровати в ожидании и смотреть на часы каждые пять минут? Я так хорошо все спланировал.

— Выпить принес?

— Не-а.

— Наркоту?

— Ты что? В больницу? У тебя не сотрясение мозга?

— А виноград?

— Чего?

— Бананы, ананасы, киви, маленькие мерзкие рогатые дыньки, которые продают в супермаркете, и никто не знает, как их есть?

— Не, фрукты не принес.

— Тогда от тебя больному нет ни-ка-ко-го проку. Меня все равно выпишут не завтра, так послезавтра. Не надо продлевать мою агонию.

Он неуверенно улыбнулся и сунул руку в кожаную байкерскую куртку:

— Я привез тебе газету.

Последние слова были сказаны без тени иронии.

Это оказалась «Ивнинг стандард», вчерашний послеобеденный выпуск, хотя какая разница. Кримсон раскрыл ее на пятой полосе и ткнул пальцем в колонку кратких новостей: вдруг до меня еще не дошло, что он не шутит.

Газета сообщала о начавшейся (и тут же приостановленной на время дорасследования) судебно-медицинской экспертизе. Обнаженное тело Кристофера Робина О'Нила было обнаружено после прилива в субботу вечером у моста Блэк-фрайарс. Под куцым сообщением имелась пометка «см. стр. 14».

В статье на четырнадцатой полосе, написанной каким-то задрипанным ученым, говорилось об опасностях, которыми изобилует жизнь бездомных наркоманов, и о том, что метод приблизительного анализа лучше полного исследования. Из текста напрашивался вывод, что все лондонские бездомные, во-первых, конченые наркоманы, во-вторых, ждут не дождутся своей очереди, чтобы раздеться догола и сигануть с моста в Темзу.

Я читал, пока мог бороться с отвращением. На долгую борьбу меня не хватило. В статье задавался вопрос: вот из реки достали тело шестнадцатилетнего мальчика, которого смогли опознать, так как он состоял на учете в полиции как наркоман, так не пора ли кому-нибудь что-нибудь сделать? Еще бы не пора!

Я посмотрел Кримсону в глаза:

— Этот парень — Тигра? Ты это пришел сказать?

— Вряд ли второй такой еще где-то есть. Я тут подумал: ты о нем все расспрашивал, вас водой было не разлить, может, ты знаешь, что с ним случилось?

— Не знаю. Но, кажется, знаю человека, который должен знать.