Город и его ненадежные стены

- Коясу закрыл глаза, видимо, пытаясь получше вспомнить тот момент, - Я не знаю почему, но следующим, что я увидел, был небольшой ковшик, которым я пытался вычерпать воду из тонущей лодки. Я был в лодке один посреди большого озера. И в днище этой лодки была течь, через которую проникала холодная вода. Я не знаю, почему мне пришел в голову именно такой образ, когда я умирал, лежа на твердой земле в окружении гор. В любом случае, мне нужно было добраться до берега. Иначе я бы утонул вместе с лодкой. Это была моя последняя мысль. Очень странная, если вдуматься. Неужели это - все, что осталось от моей жизни? Никаких чувств, никаких воспоминаний. Только старая весельная лодка, которая едва держалась на поверхности озера, да жалкий ковшик - и все.

Коясу замолчал.

- Значит, это была быстрая смерть?

- О да, очень быстрая, - подтвердил он, - Насколько я помню, я почти не чувствовал физического дискомфорта. Смерть пришла совершенно неожиданно и - как бы это сказать - прошла так легко, что я даже толком не понял, что произошло. Только то, что я умер и теперь меня больше нет в живых.

- А что происходило между теми моментами, когда вы умерли и когда стали призраком? Было какое-то переходное состояние? - спросил я его.

- Нет, не было никаких переходных состояний. Сначала я был живым человеком, а потом стал призраком. Вот и все.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в том, что сказал Коясу. Но на самом деле разбираться было не в чем, мне ничего не оставалось, кроме как принять его заявления как факты.

- Вы остались в этом мире, потому что есть что-то такое, чего вы не успели сделать? Или вы о чем-то жалеете и хотели бы изменить?

- Да, я знаю, существует расхожее мнение, что люди становятся призраками именно по таким причинам, но я ни о чем не жалею. Я принял свою жизнь такой, какой она была, со всеми взлетами и падениями. И нет ничего такого, чего я не успел бы сделать.

- То есть, вы стали призраком, сами того не желая, верно?

- Верно. Я этого не выбирал. Но, возможно, это как-то связано с моей любовью к библиотеке. Хотя и там нет ничего, что осталось бы незавершенным.

- Так или иначе, здесь, в городе, все считают, что вы мертвы и вас больше нет среди людей, не так ли?

- Это правда. Все думают, что я умер. Лишь пара человек могут меня видеть.

- Госпожа Соэда, кажется, знает, что вы иногда бываете в библиотеке, да?

- Да, она в курсе, что я превратился в призрака. Мы знакомы очень давно и во многих отношениях глубоко понимаем друг друга, так что она воспринимает мое присутствие, как естественное явление, не задавая лишних вопросов и не говоря об этом. Но поначалу, конечно, и она была немало удивлена.

- А помощницы не могут вас видеть?

- Нет, кроме госпожи Соэды, меня можете видеть только вы. Она тоже не всегда видит меня, только, когда это необходимо. Все остальные считают, что я мертв и исчез навсегда. Вот почему я не разговариваю ни с вами, ни с госпожой Соэдой, когда рядом есть другие люди. Было бы слишком странно, если бы кто-нибудь наблюдал за тем, как мы это делаем.

Коясу весело рассмеялся.

- Значит, вы остались здесь после смерти и продолжали управлять библиотекой, как и раньше?

- Да, всякий раз, когда госпожа Соэда обращалась ко мне за советом, я предлагал ей решение, которое, на мой взгляд, было подходящим. Как и до моей смерти, когда я был директором библиотеки.

- Но, разумеется, если мертвец управляет настоящей библиотекой в виде призрака, не обойтись без кого-то, кто занимает это место официально, да? Поэтому вы и решили нанять нового директора, то есть человека из плоти и крови?

Коясу несколько раз кивнул, как будто был рад, что я нашел подходящие слова за него.

- Да, совершенно верно, так все и было. Когда вы пришли на собеседование, я с первого взгляда понял, что в вас есть что-то особенное. Я знал, что вы сможете принять меня таким, какой я есть. Это была неожиданная и чудесная встреча.

Пока Коясу грел свою маленькие ладони возле печи, он смотрел на меня, будто очень умный кот. В его глазах на мгновение вспыхнул огонек.

- Однако сначала я был очень осторожен и внимательно следил за тем, что вы говорите и как себя ведете. Я не знал, должен ли сказать вам правду, потому что это очень деликатный вопрос, который в прямом смысле слова касается жизни и смерти. Как вы, я уверен, понимаете, нелегко рассказать кому-то, что на самом деле ты - призрак. Я должен был немного подождать. Так закончилось лето, прошла короткая осень в горах, и, когда зима вступила в свои права и пришло время разжечь печь в этой комнате, я, наконец, убедился: вы - именно тот, кто должен занять мое место.

Я молча смотрел на его безмятежное лицо. Лицо господина Коясу, который на самом деле был всего лишь призраком.

38

Коясу долго сидел, склонившись перед печью, с закрытыми глазами и не произносил ни слова, словно глубоко задумавшись.

- Вы ведь знаете, что значит потерять свою тень? - нарушил он наконец молчание. Потом выпрямился и посмотрел на меня.

- Откуда вы узнали, что я терял свою тень?

Коясу пожал плечами.

- Я - призрак. Сознание без тела. Поэтому я вижу и понимаю то, чего не могут увидеть и понять обычные люди. Мне все было ясно с первого взгляда.

- Но что на самом деле происходит, когда человек теряет свою тень?

Коясу прищурился, словно ослепленный ярким светом, и внимательно посмотрел на меня.

- Вы тогда этого так и не поняли?

- Нет, я действительно не понял, что именно произошло. И сейчас не понимаю. Я просто плыл по течению и не сопротивлялся ему. На какое-то время я был отделен от своей тени, не понимая, что это значит. Ни у кого из людей, живших там, где я был, не было тени.

Коясу молча потер подбородок. А затем медленно продолжил.

- Как я уже сказал, даже мне, призраку, очень многое неизвестно. К сожалению, я вынужден признать, что человек не становится мудрее только от того, что он уже умер. Поэтому я не могу однозначно ответить на ваш вопрос. В этом мире есть вещи, которые невозможно объяснить так просто.

Коясу поднял левое запястье и взглянул на часы без стрелок. Судя по выражению лица, ему казалось, что они все равно смогут ему что-то сообщить. Или, может быть, это была просто привычка, которая осталась с тех пор, когда он еще был живым.

- Мне пора идти, - сказал он, - Я не могу сохранять свой облик слишком долго. Ночью это получается делать лучше, чем днем, но время все равно ограничено. Давайте потом еще раз встретимся и поговорим. Конечно, только если вы этого захотите. Если вам будет некомфортно, я не буду больше приходить.

- Нет-нет, - поспешно ответил я, несколько раз покачав головой, чтобы подчеркнуть свои слова,

- Никаких неудобств вы мне не доставите. Я действительно хочу увидеть вас снова. Мне нужно очень многое с вами обсудить. Когда вы придете?

- К сожалению, я не могу являться вам, когда захочу. Мои возможности ограничены. Вот почему я не знаю заранее, когда смогу прийти. Потому что обретение облика не зависит от моей воли. Если хотите, я могу позвонить вам домой, как сегодня. И мы встретимся в этой комнате. Вероятно, это будет ночью. Как я уже сказал, мне легче сохранять облик, когда темно. Вас это устроит?

- Да, конечно. Время суток не имеет значения. Пожалуйста, звоните мне когда угодно.

Коясу на мгновение задумался, затем поднял голову, как будто вспомнил что-то важное.

- Вы читали Священное Писание?

- Священное Писание? Вы имеете в виду Библию?

- Да, Библию.

- Нет. Никогда не читал. Я не христианин.

- Я тоже не христианин, но, вне зависимости от религиозных взглядов, мне нравится ее читать. Даже будучи подростком, я время от времени брал Библию в руки, когда у меня было время. И в какой-то момент это вошло в привычку. Такое чтение заставляет задуматься, и я многому научился и многое понял благодаря этому. В Псалтире есть такой стих: «Человек подобен дуновению; дни его - как уклоняющаяся тень».

Коясу прервался, открыл дверцу печи и пошевелил дрова кочергой. Затем он медленно повторил псалом, как будто говоря сам с собой: «Человек подобен дуновению; дни его - как уклоняющаяся тень».

- Человек - ни что иное, как мимолетное дуновение, и то, что он делает в течение своей жизни, исчезает, как простая тень. Ах, эти слова всегда пленяли меня, но полностью я понял их смысл только после смерти. Да, мы, люди, всего лишь мимолетное дуновение, и теперь, когда я мертв, у меня нет даже тени, которая могла бы всегда быть со мной рядом.

Я посмотрел Коясу в глаза, не говоря ни слова.

- Вы еще живы, - сказал он, - Цените это. Ведь ваша тень всегда рядом.

Коясу встал, взял со стола берет и надел его. Затем обмотал вокруг шеи шарф.

- Мне нужно идти. Мой облик совсем теряет силу. До скорой встречи.

Я быстро проговорил ему вслед:

- Господин Коясу, в городе, где у людей не было теней, я тоже работал в библиотеке. Это была такая же маленькая библиотека с точно такой же печью.

Коясу оглянулся и кивнул, показывая, что он меня услышал, но промолчал. Он поднялся по лестнице и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Мне показалось, что я услышал его шаги, но, возможно, мне это просто показалось. Может быть, на самом деле я ничего не слышал. А если даже и слышал, шаги эти были очень тихими.

После ухода Коясу я некоторое время сидел один в комнате. Я подумал, что его появление могло быть всего лишь галлюцинацией. Возможно, я все время сидел здесь один и бредил. Но нет, галлюцинацией это не было, что доказывали две пустые чашки на столе. Из одной пил я, а из другой Коясу - или его призрак.

Вздохнув, я положил руки на стол, закрыл глаза и прислушался к ходу времени. Но, конечно же, слышно не было ничего, кроме треска поленьев в печи.

39

У меня были вопросы к Коясу, и мне хотелось многое ему сказать. То, что должен знать я, человек, и то, что должен знать он, мертвец. Но сначала мне нужно было кое -что прояснить в собственной голове.

По словам Коясу, время, в течение которого он мог представать передо мной в человеческом облике, было ограничено. И он не мог обретать этот облик каждый раз, когда ему того хотелось. За это короткое время нам нужно было обсудить много важных вещей. Большинство из них находились за пределами реального и логика их была неясна. Поэтому мне пришлось заранее привести в порядок свои мысли, чтобы составить план нашего разговора. Иначе я бы просто вслепую бродил во мраке мира, полного загадок.

На следующий день, вскоре после полудня, я попросил Соэду прийти в мой кабинет на втором этаже. Мне нужно кое-что с ней обсудить, сказал я.

Мы с Соэдой всегда обсуждали административные вопросы, касающиеся библиотеки, за стойкой на первом этаже, но там у нас не было возможности вести личные беседы. Не то чтобы она намеренно избегала таких возможностей, но уж точно не искала их. Возможно (оглядываясь назад, я думаю именно так), она также не хотела, чтобы темой нашего разговора стал Коясу.

Соэда была одета в светло-зеленый жакет поверх белой блузки и серо-голубую шерстяную юбку. Туфли на плоской подошве были темно-коричневыми. Одежда ее выглядела не слишком роскошно, но и не дешево. Вся она была очень аккуратной, безукоризненно чистой и без единой складки. А макияж Соэды - тонкий и ненавязчивый, только брови были густо подведены тенями, как бы подчеркивая ее неукротимую волю.

Я сел за свой стол, а она - в кресло напротив. На лице Соэды не было заметно ни малейшего напряжения. Губы, окрашенные в элегантный нежно-розовый цвет, образовывали абсолютно прямую линию, как будто она была полна решимости не говорить ничего лишнего.

За окном тихонько моросил дождь, а в кабинете было сыро и прохладно. Маленький обогреватель не мог его прогреть. С самого утра шел непрерывный дождь, но, учитывая температуру воздуха, не было бы ничего удивительного, если бы он в какой-то момент превратился в снег. В кабинете было темно, и холодный свет ртутной лампы, казалось, только подчеркивал эту темноту. Можно было подумать, что уже вечер, хотя был всего лишь час дня.

- На самом деле, я хотел бы поговорить с вами о господине Коясу, - сказал я без лишних предисловий. Потому что подумал, что с Соэдой лучше говорить напрямую. Она кивнула, не меняя выражения лица. Ее губы оставались плотно сомкнуты.

- Господин Коясу уже скончался, не так ли? - спросил я.

Соэда помолчала какое-то время, а потом взглянула на меня со смиренным вздохом. Ей явно было трудно отвечать на этот вопрос.

- Да, это правда. Господин Коясу покинул нас некоторое время назад.

- Но даже после смерти он иногда обретает свой облик и появляется в библиотеке таким, каким был при жизни. Я прав?

- Да, - сказала Соэда, приподняв руку, чтобы поправить очки.

- Вы можете его видеть, - сказал я, - И я тоже могу.

- Да, насколько мне известно, мы с вами единственные, кто может видеть и разговаривать с господином Коясу после его смерти. Для остальных сотрудников он остается невидимым и неслышимым.

Соэда, казалось, испытала небольшое облегчение от того, что наконец смогла поделиться с кем- то секретом, который так долго хранила. Должно быть, для нее это было тяжким бременем. Возможно, она уже даже усомнилась в своем здравом уме.

- Честно говоря, я узнал, что он - призрак, только вчера вечером, - сказал я, - Все то время, с тех пор как меня наняли, я думал, что господин Коясу - живой человек. Никто мне ничего не сказал. Только вчера вечером я услышал это из его собственных уст и, конечно, был весьма удивлен и шокирован.

- Могу себе представить, - сказала Соэда, - Но как бы мне ни было жаль, вы не могли узнать от меня, что господина Коясу больше нет в этом мире.

Я простыми словами рассказал Соэде о том, что произошло прошлой ночью. Коясу внезапно позвонил мне в десять часов и попросил прийти в библиотеку. А потом лично признался в маленькой комнатке в подвале у теплой печи за горячим ароматным чаем (который сам заварил), что он уже умер.

Соэда молча выслушала меня от начала до конца. Она пристально смотрела сквозь очки прямо мне в глаза, будто пытаясь прочитать то, что могло скрываться за моей историей.

- Я думаю, вы очень нравитесь господину Коясу, - сказала она спокойным тоном, когда я закончил, - И он беспокоится о вас или о чем-то, что вы в себе храните.

«О том, что вы в себе храните», - повторил я про себя.

- Насколько мне известно, до того, как я начал здесь работать, вы были единственным человеком, которому господин Коясу являлся после своей смерти. Это так?

- Да, скорее всего, я была единственной, кто мог его видеть. Всякий раз, когда господин Коясу появлялся в библиотеке, он общался только со мной. Но поскольку я не могла разговаривать с невидимым человеком в присутствии других сотрудников, мы общались только тогда, когда были одни. Обсуждали в основном вопросы, касающиеся управления библиотекой, - В этот момент Соэда сжала губы, будто пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях, - Господин Коясу не может расстаться с библиотекой, - продолжала она, - Хотя номинально это «городская библиотека», в реальности она - его собственная. Господин Коясу практически все здесь создал сам. После его скоропостижной смерти в прошлом году для него не нашлось преемника, и я постаралась взять все дела на себя. Но одна я справиться не могла. Поскольку я - всего лишь библиотекарь, мне не хватает знаний в административных вопросах, и есть вещи, которые я просто не умею делать. Я предполагаю, что господин Коясу не мог этого не замечать, и именно поэтому продолжал приходить мне на помощь после своей смерти.

- Значит, после смерти господина Коясу вы управляли библиотекой вместе с ним, или, как бы это лучше сказать, вместе с его призраком?

Соэда молча кивнула.

- Но в какой-то момент я стал его преемником на посту директора библиотеки.

Соэда снова кивнула.

- Честно говоря, я была удивлена, когда этим летом господин Коясу пригласил вас на личное собеседование. Или нет, на самом деле не столько удивлена, сколько сбита с толку. Потому что с первого момента было понятно, что он намерен рассказать вам всю правду. А ведь он всегда был очень осторожен и не показывался никому, кроме меня. Мне было интересно, что происходит. Но, наблюдая за ним, я почувствовала, что вы действуете на него успокаивающе, хотя и не знала причин этого. Кажется, в вас есть что-то такое, что вселило в него доверие и заставило его захотеть вам открыться.

Я молча выслушал ее, и Соэда продолжила.

- У вас с господином Коясу состоялся долгий разговор, после которого вас назначили новым директором библиотеки, и все стало так же, как было до его смерти. Огромное бремя свалилось с моих плеч, и я почувствовала облегчение. Судя по всему, у вас с господином Коясу сложились хорошие отношения. Я была этому особенно рада. Однако не могла рассказать вам, что господин Коясу уже умер. Мне это казалось лишним. Если бы господин Коясу хотел, чтобы вы знали, что он - призрак, он бы сам вам сказал. Тот факт, что он этого не делал, означал только то, что время еще не пришло. Поэтому последние несколько месяцев я молча наблюдала за развитием событий со стороны. Как бы я смогла был объяснить вам, что господин Коясу - это не живой человек?

- Вы все сделали правильно. Господин Коясу хотел рассказать мне обо всем лично. Он просто ждал подходящего момента. То, что вы молчали, совершенно точно не было ошибкой.

Мы некоторое время ничего не говорили. Я выглянул в окно, чтобы убедиться, что там все еще идет дождь, а не снег. Дождь лил спокойно и тихо, напитывая собой землю, камни и стволы деревьев. Даже течение реки стало более бурным.

- Что за человек был господин Коясу? - спросил я у Соэды, - Он рассказал мне, что родился в этих краях, но не рассказал, как рос, где работал и как возникла эта библиотека. Я почти ничего не знаю о нем как о человеке. Много раз пытался спросить, но он всегда уходил от ответа. Как будто не хотел говорить о себе. Поэтому я перестал спрашивать его о чем-то личном.

Руки Соэды были сложены на коленях, а тонкие пальцы переплетены, словно в вышитом на ткани узоре.

- На самом деле, я тоже мало что знаю о господине Коясу. Я работаю в библиотеке уже десять лет, но на личные темы общалась ним редко. Как ни странно, я узнала его ближе только после его смерти. Когда он был жив, то всегда источал, как бы это сказать, некоторую отстраненность, как будто мысли его были где-то в другом месте. Господин Коясу никогда не был холоден или высокомерен, всегда был дружелюбным и обходительным, но казалось, что он не интересовался окружающей действительностью и держался на расстоянии от других людей. Но после смерти, когда он стал призраком, то начал иногда говорить о своих чувствах. Возможно, это прозвучит странно, но призрак господина Коясу казался мне более живым и человечным, нежели он сам. Я думаю, что многое из того, что он скрывал внутри, вышло на поверхность после его смерти.

- Как будто стена, скрывавшая его сердце, была разрушена?

- Примерно так, - согласилась Соэда, - Как по весне тает снег и все понемногу оживает... Я жила в Мацумото, в префектуре Нагано, пока не вышла замуж, и ничего не знала об этих краях. Хотя мой муж родом из Фукусимы, он вырос и жил в Корияме. Мы переехали сюда, потому что он устроился на работу в местную школу. Большую часть того, что я знаю о господине Коясу, я знаю из слухов. Со временем люди многое мне поведали. Конечно, это всего лишь слухи, и я не могу оценить, насколько они правдивы. Но если хотите, я расскажу вам то, что знаю.

По словам Соэды, господин Коясу был старшим сыном в одной из самых богатых семей города. Еще у него была младшая сестра. Его семья уже несколько поколений успешно управляла пивоварней. Окончив местную среднюю школу, он поступил в частный университет в Токио, чтобы изучать экономику. Однако учеба не вызывала у него особого энтузиазма, и на ее завершение потребовалось семь лет. На самом деле он хотел изучать литературу, но отец упорно не позволял ему это делать, потому что позже Коясу должен был взять на себя семейный бизнес, и заставил его изучать деловое администрирование. Поэтому Коясу безразлично относился к учебе, а вместо этого вместе с группой друзей основал литературный кружок и писал повести, одну из которых даже опубликовали в серьезном литературном журнале. После окончания учебы он несколько лет занимался писательством в Токио и наслаждался этим занятием, пока его отец не потерял терпение, не перестал отправлять Коясу деньги и тем самым не заставил его вернуться в Фукусиму.

Он должен был возглавить пивоварню и стал учиться делам у своего отца, который жил одной только работой, но Коясу с ним совершенно не ладил, потому что ему было не интересно управлять пивоварней, а жизнь в провинции он считал невыносимой. Единственной его радостью было чтение книг и написание рассказов в свободное время.

Как единственному сыну из богатой семьи, ему сватали многих девушек, но всех их Коясу отверг и долгое время оставался холостяком. Из приличия и потому, что отец присматривал за ним, в родном городе он вел себя сдержанно, но, по слухам, время от времени ездил в Токио, где отрывался по полной.

Когда Коясу было тридцать два года, его часто выпивавший отец перенес инсульт и оказался прикованным к постели, возложив на него практически все управление бизнесом. Но в реальности делами в основном занимались бухгалтер и несколько клерков, поэтому Коясу ограничивался тем, что сидел в кабинете, отдавал распоряжения и выполнял представительские задачи, такие как встречи с деловыми партнерами и обеды с важными людьми, которым необходимо было засвидетельствовать свое почтение. Такая жизнь казалась ему скучной, но, по крайней мере, отец больше не мог им командовать. Да и дела шли хорошо, хоть он и не прилагал для этого особых усилий. В свободное время Коясу по-прежнему читал любимые книги или писал повести, но творческий порыв постепенно угас после того, как ему исполнилось тридцать. Словно он, сам того не осознавая, пересек какой-то важный водораздел. Со временем он стал писать все меньше и меньше.

Повести, рассказы... Коясу больше не знал, о чем ему писать. Раньше таких вопросов даже не возникало, потому что предложения вырывались из него, как родник из трещины в скале. Пока Коясу сидел здесь, в провинциальном городке, в Токио каждый день что-то происходило, и ему казалось, что он находится вдали от жизни. Но обмен письмами со старыми друзьями- писателями из столицы становился все более и более редким и в конечном итоге прекратился совсем.

И вот после долгих лет скуки и безделья - ему было уже тридцать пять - Коясу встретил прекрасную девушку, моложе его на десять лет, в которую тотчас же влюбился. Он почувствовал страсть, такую жгучую, какой он никогда не испытывал в своей жизни. Эта любовь была настолько сильна, что потрясла его до глубины души. Как будто все, чем он раньше дорожил, внезапно лишилось своего значения и превратилось в мусор. Ради чего он вообще до сих пор жил?

Она была уроженкой Токио, племянницей его знакомого, родилась и выросла неподалеку от станции Яманотэ. Изучала французскую литературу в христианском миссионерском университете, свободно говорила по-французски и работала секретарем в посольстве то ли Туниса, то ли Алжира. Она была умной, образованной, и хорошо разбиралась в литературе и музыке. Сколько бы Коясу ни говорил с ней на эти темы, это никогда ему не надоедало. В беседах с ней он почувствовал, как дремавшее в нем столько лет любопытство снова пробудилось. Он был этому очень рад.

Они познакомились, когда девушка посетила Ц** во время летних каникул. После того, как они несколько раз встретились, пообщались и сблизились, он стал регулярно ездить в Токио, чтобы видеться с ней чаще (кстати, тогда Коясу не носил юбку, но одевался очень стильно).

Через несколько месяцев он набрался смелости и сделал ей предложение, но она приняла его не сразу. «Извини, но мне нужно время подумать», - сказала она.

Он ей очень нравился, и она считала его заслуживающим доверия. Ей было приятно общаться с Коясу, и в целом она не возражала против того, чтобы выйти за него замуж (она недавно рассталась с мужчиной, с которым у нее были отношения, что было благоприятным обстоятельством для Коясу). Однако ей не хотелось отказываться от работы, приносящей удовольствие, на которой она могла использовать все свои умения и от комфортной жизни в столице ради того, чтобы стать женой пивовара из провинциального городка в далеких горах Фукусимы.

После долгих обсуждений они наконец решили, что после свадьбы она сохранит свою нынешнюю работу и будет приезжать в Ц** по выходным и праздникам, или Коясу будет ездить в Токио, когда у него будет время. Конечно, его не устраивало такое положение дел, и он старательно пытался ее переубедить, но в итоге сдался. Коясу не хотел ее терять, поэтому в конце концов у него не осталось другого выбора, кроме как принять ее условия. Они справили очень скромную свадьбу в доме родителей Коясу. Были приглашены лишь несколько близких родственников и знакомых, а торжеств не было вообще, поэтому многие в городе даже не сразу узнали, что Коясу женился.

Он, конечно, предпочел бы бросить пивоварню, разорвать все связи со своим старым, скучным городом и жить свободно и беззаботно с женой в Токио (где он, наверное, был бы действительно счастлив). Но Коясу не мог оставить прикованного к постели отца и свою семью, которая от него зависела. Нравилось ему это или нет, но у Коясу были социальные обязательства. И несмотря на то, что судьба возложила их на него безо всякого на то согласия, он не мог просто так от них избавиться.

Существовала и практическая проблема: чем зарабатывать на жизнь в Токио, без практических навыков, без опыта реальной работы, без таланта (в который он уже не верил)?

Так что у Коясу не было возможности отвергнуть ее предложение о «супружестве на расстоянии». С этим ничего нельзя было поделать. Но разве не все в жизни является в конечном счете результатом компромисса? И поэтому на протяжении почти пяти лет Коясу вел очень странную жизнь. Его жена приезжала поездом в пятницу вечером или в субботу утром и возвращалась в Токио в воскресенье. Или же он сам туда ездил на выходные. Они могли подолгу бывать вместе только во время отпусков. Если бы отец Коясу был здоров, он, конечно, постоянно ругался бы на сына из-за выбора невесты, но, к счастью (можно так сказать), он уже почти не мог говорить. Мать же Коясу была мягкой по натуре женщиной, и главной целью ее жизни было не доставлять никому неудобств. Так Коясу смог на протяжении почти пяти лет вести такую странную жизнь без каких-либо упреков со стороны родителей.

На самом деле он по-своему наслаждался этой жизнью, которая со стороны могла показаться не слишком удобной. Хотя он мог видеть свою жену только один или два дня в неделю, Коясу был рад и этому, и время, которое они проводили вместе, было самым счастливым в его жизни. Фактически, эти ограничения даже усиливали его эмоции. Дни, когда он не мог ее видеть, он проводил в состоянии пьянящего ожидания, мечтая о предстоящих выходных.

Коясу ездил в Токио либо на поезде, либо на машине. На самом деле он не был особенно хорошим водителем, но ради того, чтобы увидеться с женой, был готов и на это. Одна только мысль о том, чтобы километр за километром приближаться к городу, где она жила, окрыляла его сердце. К нему как будто вернулась юность. Но даже в юности он не чувствовал к кому-либо такой безусловной любви.

Эта череда необычных, но насыщенных дней закончилась вскоре после того, как Коясу исполнилось сорок. Его жена забеременела. Изначально они не планировали заводить ребенка и пользовались противозачаточными средствами, но однажды неожиданно выяснилось, что госпожа Коясу ждет ребенка. Они долго и серьезно обсуждали с глазу на глаз и по телефону, как поступить в этой ситуации. В конечном итоге он уступил ее желанию не прерывать беременность. На самом деле Коясу не хотел детей (ему было хорошо и вдвоем с женой), но, раз уж все так получилось, то он принял судьбу такой, какая он есть. После долгих обсуждений они решили, что ей следует бросить свою работу в посольстве, переехать в Фукусиму и готовиться к родам.

Жена согласилась, тем более что старого посла, с которым у нее были хорошие взаимоотношения, сменил новый, с которым они уже не были на одной волне. Кроме того, еженедельные поездки между Токио и Фукусимой стали для нее слишком утомительными, а беременность еще больше усложняла ситуацию.

Росло и ее желание жить под одной крышей с мужем. Теперь у нее сложились хорошие отношения с его родственниками, и, хотя люди в городе были очень консервативными, они могли жить там мирно и без каких-либо серьезных проблем. А если бы даже и случилась какая- нибудь неприятность, муж смог бы ее защитить. Она очень доверяла Коясу. С самого начала ее отношение к нему характеризовалось скорее человеческой признательностью, нежели любовью. Вместо страсти она искала стабильные отношения с минимумом неожиданностей.

Коясу и его семья были очень рады, когда его жена переехала к ним. Он построил недалеко от дома своих родителей новый красивый дом, в котором могли бы жить уединенно. Для него и жены стало облегчением то, что они наконец смогли вести нормальную семейную жизнь. Хотя отношения на расстоянии и были по-своему захватывающими, Коясу всегда боялся, что однажды жена бросит его, потому что не был так уж уверен в своей привлекательности как мужчины.

Наблюдая, как день ото дня растет живот его жены, и нежно поглаживая его, Коясу представлял, каково это - иметь ребенка. Каким человеком он вырастет? Какой у него будет характер и о чем он будет мечтать? Хотя Коясу так и не смог до конца понять смысла своего собственного существования, больше это не имело особого значения. Он получил генетическую информацию от своих родителей и теперь с некоторыми дополнениями передавал ее ребенку. В конце концов он оказался всего лишь промежуточным этапом, звеном в длинной цепи, которая будет тянуться вечно. Но и этого ему было достаточно. Даже если он не создал ничего значимого или ценного в своей жизни, какое теперь это имело значение? Он мог дать шанс своему ребенку, даже если это был всего лишь шанс. Разве одно это не придавало жизни Коясу больше смысла, чем все, что он когда-либо сделал?

Это ощущение было для него совершенно новым; подобные мысли никогда раньше не приходили ему в голову. Но они принесли Коясу облегчение. Его сомнения и печали исчезли, и он - возможно, впервые в жизни, обрел нечто вроде душевного покоя. Отбросил все тайные амбиции и мечты и вел солидную жизнь пивовара среднего класса в четвертом поколении в маленьком провинциальном городке. Коясу уже не был недоволен тем, что его жизнь была скучной и однообразной. Внутреннее беспокойство, которое всегда мучило его, когда он чувствовал себя оторванным от столичной жизни, исчезло. У него была достойная работа, хороший дом, где ему всегда были рады, и, женщина, которую он любил, и во чреве которой жил его наследник.

Одним словом, он вошел в царство средних лет, которое представлялось ему плодородной долиной с великолепными видами.

Коясу предавался размышлениям над именем своего будущего ребенка. Его прежнее горячее желание написать книгу, который изменила бы мир, исчезло. Поиск имени для ребенка стал для него важнейшим «творческим актом». Его жена охотно возложила эту обязанность на Коясу. «Я рожаю здорового ребенка, а ты даешь ему красивое имя», - сказала она.

После того, как Коясу долго ломал голову и раздумывал над возможными вариантами, решение наконец было принято.

Если это будет мальчик, его назовут Шин - «лес», а если девочка, то Рин - «роща». Это были подходящие имена для ребенка, который родился в маленькой деревне, окруженной горами и лесами.

Коясу написал имена черными чернилами на белом листе бумаги и повесил его на стену в своей комнате. Утром и вечером он рассматривал иероглифы и представлял себе лицо своего будущего ребенка.

Его жена согласилась, что это очень красивые имена, и приняла его предложение. «Они кажутся очень гармоничными», - сказала она, - «Было бы идеально, если бы у меня родились близнецы, мальчик и девочка, но, учитывая размер моего живота, это маловероятно. Кого бы ты хотел больше? Мальчика или девочку?»

Коясу ответил, что его устраивает и то, и другое. Если ребенок родится здоровым, то ему все равно, мальчик это будет или девочка.

Он искренне так думал. Важно было лишь то, чтобы ребенок вырос счастливым человеком.

40

Родился мальчик, - продолжала Соэда, - И его назвали Шин Коясу, как и планировалось. Роды прошли легко, малыш был совершенно здоров. Будучи первым внуком семьи Коясу, он проводил свое детство, окруженный любовью и заботой. Для господина Коясу и его жены каждый день был счастливым. Жизнь протекала спокойно, и госпожа Коясу чувствовала себя в городе как дома. Поскольку я в то время здесь не жила, то знаю об этом лишь из рассказов. Но люди, которые мне об этом рассказали, заслуживают доверия. Словом, на жизнь господина Коясу не падало ни малейшей тени, и все шло благополучно.

В этот момент Соэда замолчала и бесстрастно посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. На безымянном пальце ее левой руки блестело простое золотое кольцо.

Но, видимо, эти счастливые дни продлились недолго. Так уж мне показалось. Потому что уголки рта Соэды слегка задрожали, как будто она хотела сказать мне именно это.

«Но эти счастливые дни продлились недолго».

- К сожалению, эти счастливые дни продлились недолго, - произнесла Соэда, будто прочитав мои мысли.

В середине мая мальчик отпраздновал свой пятый день рождения, и по этому поводу устроили большую вечеринку. На день рождения Шину подарили маленький красный велосипед. На самом деле он хотел большую лохматую собаку, но, поскольку у его матери была аллергия на собачью шерсть, им пришлось отказаться от этой идеи и вместо этого они купили велосипед. Малыш был в восторге. Каждый день, приходя домой из детского сада, он с радостью катался по двору на этом маленьком красном велосипеде. Шин был музыкальным ребенком и во время катания всегда пел песенку, которую сочинил сам.

Однажды вечером, госпожа Коясу готовила ужин на кухне, и слушала, как ее сын поет за окном. Должно быть, для нее это был очень счастливый момент.

Но пока она готовила, в солонке закончилась соль, и она так увлеклась поисками банки, что не заметила, как голос сына вдруг стал звучать намного тише. А потом она услышала скрип тормозов. И глухой стук. Затем наступила зловещая тишина, которая, казалось, поглотила все остальные звуки. Жена Коясу рефлекторно выключила газ, надела сандалии, выбежала за дверь и поспешила к воротам.

Там она увидела грузовик, стоявший посередине дороги и красный детский велосипед, с перекрученными «восьмеркой» колесами. Ее сына нигде видно не было.

«Шин!» - крикнула она, - «Шин!»

Но ответа не последовало. Дверь грузовика открылась, и из нее вышел водитель, мужчина средних лет. Он был бледен как полотно, и его била дрожь.

Ребенка отбросило метров на пять в сторону. Должно быть, удар был такой силы, что он отлетел от грузовика как резиновый мячик. Его рот был приоткрыт, будто он хотел что-то сказать, но не мог этого сделать. Из уголка рта стекала струйка слюны. Мать бросилась к сыну, взяла на руки и торопливо осмотрела его тело. Насколько она могла увидеть, крови нигде не было, и она даже на секунду успокоилась. По крайней мере, крови нигде нет.

«Шин!» - крикнула жена Коясу. Но сын ничего не ответил. Глаза у него были плотно закрыты, и он не шевелился. Его руки безжизненно болтались. Она не понимала, дышит ли он. Не понимала, бьется ли его сердце. Она поднесла ухо ко рту сына и попыталась почувствовать его дыхание. Но дыхания не было.

В какой-то момент к ней подошел водитель грузовика, но он был слишком взволнован, чтобы что-либо сделать или сказать. Он просто стоял и дрожал.

Она зашла в дом с сыном на руках, уложила его на кровать и вызвала скорую помощь. Ее голос звучал на удивление спокойно. Она назвала точный адрес и объяснила, что перед ее домом только что сбили пятилетнего мальчика. Через некоторое время с воем сирен и блеском мигалок приехали машины скорой помощи и полиции, мать и ребенка срочно доставили в больницу. Двое полицейских вернулись к водителю грузовика, чтобы осмотреть место происшествия.

«Выключила ли я газ?» - думала жена Коясу, сидя рядом с сыном. Она не могла этого вспомнить. «Но сейчас это не имеет значения. Сейчас это не имеет никакого значения», - повторяла она сама себе, снова и снова энергично качая головой. Это действительно не имело никакого значения. И все же она продолжала думать о газе. И ничего не могла с собой поделать.

После трехдневного пребывания в коме у мальчика отказали сердце и легкие, и он скончался. В результате аварии он ударился затылком о бордюр, что и стало причиной смерти. Ран или других видимых повреждений на теле не было. Он умер, не приходя в сознание и перед смертью не мучился. Можно сказать, что это была милосердная смерть. Но это, конечно же, не могло утешить родителей.

По словам водителя грузовика, ребенок выехал на велосипеде из ворот прямо перед ним. Он тут же нажал на тормоз и принял вправо, но было уже слишком поздно, и мальчик ударился об угол бампера. Водитель сказал, что не превышал скорость, но из-за того, что красный велосипед появился на дороге так внезапно, не смог вовремя остановиться. Ему был невероятно жаль. У него самого подрастала дочь, и поэтому он прекрасно понимал боль родителей Шина. «Я могу только попросить у вас прощения от всего сердца», - сказал он. Когда полицейские осмотрели тормозной след на асфальте, показания водителя подтвердились. Он ехал не слишком быстро.

Ему было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве, но суд не признал водителя виновным, поскольку правонарушение не было доказано. По какой-то причине малыш внезапно выехал за ворота и оказался на дороге. То ли он слишком заигрался, то ли не смог справиться с велосипедом. Улица перед домом была не очень оживленной, но родители все же предупреждали мальчика, чтобы он всегда оставался во дворе, и строго-настрого запрещали выезжать на дорогу. К тому же, обычно ворота были закрыты и заперты на замок.

Надо ли говорить, что горе родителей было безмерным. У них внезапно отобрали любимого ребенка. Молодая, здоровая жизнь, ее тепло, ее смех и веселый голос вдруг погасли, как пламя, задутое порывом ветра в самый неподходящий момент. Их боль была так велика, а отчаяние настолько подавляющим, что они так и не смогли пережить смерть своего сына. Когда мать узнала о ней, она от ужаса упала в обморок, а потом плакала несколько дней не переставая.

Коясу был убит горем не меньше, чем его жена, но в то же время пытался о ней позаботиться. Казалось, она потеряла всякую волю к жизни, и ему необходимо было спасти ее. Конечно, все уже никогда не будет прежним, но он должен был помочь ей вернуться к нормальной жизни настолько, насколько это было возможно. Они не могли оплакивать своего ребенка вечно. В конце концов, жизнь - это борьба. Как бы ни были велики горе и отчаяние, им необходимо было смотреть вперед. И двигаться вперед, шаг за шагом.

День за днем Коясу пытался утешить свою жену и ободрить ее. Он всегда был рядом с ней и говорил самые нежные слова, какие только мог придумать. Он любил ее и желал, чтобы ей стало хоть немного лучше. Он хотел снова увидеть ее улыбку.

Но, как бы Коясу ни старался, ее сердце оставалось в глубокой, темной бездне, из которой не могло найти выхода. Как будто она закрылась одна в комнате и заперла дверь на тяжелый засов. С утра до вечера она молчала. И что бы Коясу ей ни говорил, слова ударялись о твердую броню и отскакивали от нее. Когда он касался ее руки, тело жены напрягалось, а мышцы становились твердыми, как дерево. Как будто к ней неуместно прикоснулся незнакомый мужчина. Такие вещи сильно огорчали Коясу. Для него это была двойная боль: сначала он потерял любимого сына, а теперь ему грозила опасность потерять еще и любимую жену.

Коясу начал опасаться, что она не просто скорбит, а страдает психическим расстройством из-за сильного потрясения. Как ему следовало поступить в такой ситуации? Он даже не мог обратиться к врачу, потому что считал, что невозможно найти такого человека, который сумел бы решить проблемы его жены, настолько глубоко они укоренились в ее психике. Только он, как главный спутник ее жизни, мог залечить эту рану. И жаждал сделать это, независимо от того, сколько времени на это уйдет и сколько потребуется усилий.

После того, как жена Коясу непрерывно молчала около месяца, она вдруг начала говорить. Так неистово, будто в нее вселился демон. И не могла остановиться.

«Надо было купить ему собаку, как он и хотел», - произносила она тихим, глухим голосом, - «Если бы мы исполнили его желание, то не купили бы велосипед. Мы сделали это только потому, что у меня аллергия на собачью шерсть. Этот чертов красный велосипед. Он был еще слишком маленьким. Конечно. Нам следовало подождать до школы. Он погиб из-за меня. Если бы у меня не было аллергии, он бы не умер. Он был бы с нами, живой и здоровый».

«Это не так», - пытался убедить ее Коясу, - «Ты ни в чем не виновата. Я помню, как сам сказал, что мы должны купить ему велосипед вместо собаки. Это была моя идея. Произошло то, что произошло. И никто в этом не виноват. Это просто стечение обстоятельств. Судьба. Даже если ты сейчас взвалишь всю вину на себя, это не вернет нашего сына.»

Но жена его совершенно не слушала. Ни одно из его слов, казалось, не доходило до ее ушей. Она повторяла свои утверждения бесконечно, точно так же как он бесконечно пытался переубедить ее. «Если бы мы купили собаку, как хотел наш сын, мы бы не купили велосипед, и он бы не погиб...»

Еще она постоянно вспоминала о соли, которая закончилась во время готовки. «Я должна была знать, что соли не хватит, что соль скоро кончится, и должна была подумать об этом. Всё из-за моей невнимательности. Я отвлеклась, потому что в солонке кончилась соль, и не заметила, что больше не слышу его голоса. Все потому, что, когда я жарила рыбу, закончилась соль. Из-за этого наш сын погиб. Я даже не помню, выключила ли я газ».

«Даже если бы у тебя не закончилась соль, ты не смогла бы предотвратить несчастный случай. И ты точно выключила газ». Но сколько бы раз Коясу не объяснял ей этого, она ничего не понимала. Бесконечно говорила о собаке, велосипеде, соли и газе. На самом деле, она разговаривала не с ним. Она говорила сама с собой. Ее слова были лишь эхом. Эхом, разносившимся из темной пустоты, открывшейся внутри нее. И Коясу не мог добраться до этой пустоты, для него там не было места.

Он понимал, что все идет неправильно. Что бы он ни делал, ничего не помогало. Коясу понятия не имел, что мог сделать еще, и узнать это было не у кого. Его жена бесконечно говорила об одном и том же, игнорировала все слова утешения и ободрения, и не обращала на него никакого внимания. Она не позволяла Коясу прикоснуться к себе даже пальцем. И почти не спала.

Коясу был готов ждать сколько угодно. Наверное, только время могло помочь их горю. Сам он был бессилен. Но, к сожалению, время тоже оказалось не на его стороне.

В конце июня несколько дней шли сильные дожди. Река разлилась так широко, что возникла опасность наводнения. Спокойная, тихая река на окраине города превратилась в бурный мутный поток, с ревом несущий вниз по течению коряги и бревна.

Когда однажды Коясу проснулся около шести часов утра (это было воскресенье), его жены не было рядом. Дождь громко барабанил по крыше. Забеспокоившись, он обыскал весь дом, но ее нигде не было. Он громко звал жену по имени, но не получал никакого ответа. Его сердце колотилось. Он не мог себе представить, чтобы она вышла из дома так рано утром, но и дома ее нигде не было.

Он вышел на улицу в плаще и шляпе. Ветер, дувший с гор, завывал в кронах деревьев. Коясу тщетно искал ее в саду и на соседних улицах. Но и там ее нигде не было. Поэтому у Коясу не осталось другого выбора, кроме как вернуться домой и ждать ее возвращения. В такую бурю она не могла бы уйти далеко. Рано или поздно ей пришлось бы вернуться.

Но она не вернулась. Он зашел в спальню и откинул с кровати одеяло. И тут увидел, что под ним лежали две луковицы. Свежие и блестящие. Видимо, жена положила их туда. Это шокировало и напугало Коясу.

Почему луковицы?

В этом было что-то странное и болезненное. Что она хотела сказать ему этим? Непонятное зрелище поразило Коясу до глубины души.

Он немедленно позвонил в полицию. Офицер, который ответил на звонок, был его старым знакомым, и Коясу вкратце рассказал ему, что произошло. Он проснулся рано утром, а жены нигде нет. И он понятия не имеет, куда она могла уйти. Тем более - в шесть утра воскресенья, да еще и в такую погоду. Коясу не стал рассказывать офицеру о луковицах, чтобы не смущать его. В конце концов, эта информация все равно не имела для полиции никакого значения.

«Я понимаю, что вы волнуетесь, господин Коясу, но, возможно, у вашей жены возникли какие- то неотложные дела? Она обязательно скоро вернется. Давайте просто немного подождем», - сказал полицейский.

«Если нет доказательств совершения преступления, полиция все равно ничего делать не будет», - подумал Коясу. Он поблагодарил офицера и повесил трубку. Часто бывает такое, что женщины убегают из дома после семейных ссор. И в большинстве случаев они возвращаются, когда их гнев утихает. Полиция и не должна заниматься подобными вещами.

Но даже после восьми часов жена Коясу так и не вернулась. Он снова вышел из дома в плаще и шляпе. Под порывами ветра он бесцельно бродил по окрестностям, но ее нигде не было. В такую погоду, а уж тем более - воскресным утром, улицы были пусты. Даже птиц не было. Все живое, казалось, пряталось где-то под крышами, ожидая, когда закончится буря. Что ему еще оставалось, кроме как пойти домой, сесть на диван и каждые пять минут смотреть на часы, ожидая ее возвращения? Но она не возвращалась.

И Коясу подумал, что уже никогда ее не увидит. Вернее, теперь он точно это знал. Она ушла. Навсегда.

- Было около двух часов дня, когда пожарные, наблюдавшие за уровнем воды в реке, обнаружили тело госпожи Коясу, - сказала Соэда. - Видимо, она бросилась в воду и ее тело застряло в корягах возле опоры моста в двух километрах ниже по течению от их дома. Ноги были связаны нейлоновой веревкой, которую она, предположительно, обмотала вокруг них сама, прежде чем броситься в реку. На ее теле были многочисленные раны от камней и бревен. При вскрытии в желудке были обнаружены снотворные. Они были прописаны врачом и сами по себе опасности не представляли, но она приняла все имевшиеся таблетки разом, прежде чем связала себя и бросилась в реку. Причиной смерти стало утопление, и полиция сочла это самоубийством. Поскольку было хорошо известно, что после случайной гибели сына жена господина Коясу страдала от тяжелой депрессии, не было никаких сомнений в том, что это было самоубийство.

- Она утопилась в реке, которая течет через город?

- Да. Как вы знаете, это неглубокая, спокойная речка, в которой обычно мало воды. Но во время сильных дождей она переполняется и за очень короткое время превращается в бушующий поток. Словно ангел, в одно мгновение оборачивающийся демоном. Трудно представить, насколько опасной может быть ее течение, если вы не видели этого своими глазами.

Я действительно с трудом мог представить себе эту тихую речку в роли бушующего потока.

- Всем было очень жаль господина Коясу, - продолжала Соэда, - Его семья казалась такой счастливой. Нет, не просто казалась, она действительно была счастливой. У него была красивая молодая жена и здоровый сын, и были деньги. Все шло просто прекрасно. Но внезапно эта идиллия рухнула. Сначала господин Коясу потерял сына, а меньше, чем через шесть недель - жену. И ни в чем из этого не было его вины. Вообще ничьей вины не было. Беспощадная судьба забрала у него всех и оставила господина Коясу одного.

В этот момент Соэда остановилась и замолчала.

- Сколько лет с тех пор прошло? - спросил я, нарушив это молчание, - Когда погибли его сын и жена?

- Это было тридцать лет назад. Господину Коясу в то время было сорок пять. И он оставался холостым до самой смерти. Конечно, он мог в любой момент снова жениться, но не стал этого делать. Решил жить один. У него не было даже помощника по дому, всю работу он выполнял сам. Пивоварней управлял без проблем, но и без энтузиазма. Просто спокойно за всем следил и лишний раз не вмешивался, чтобы не нарушить отлаженные процессы. Господин Коясу избегал любых контактов с людьми, насколько это было возможно, и почти никогда не выходил из дома, кроме как на работу. А после нее - сразу же возвращался обратно. Каждый месяц в день смерти жены и сына он посещал их могилы, но в остальном жители города видели его редко. Он так и не оправился от своего горя.

Потом после продолжительной болезни умер его отец, и господин Коясу решил продать пивоварню крупной корпорации, которая уже давно ею интересовалась. Поскольку пивоварня была достаточно известна в стране и производила качественный продукт, то продать ее удалось за значительную сумму. Все, что осталось у господина Коясу - это деньги от продажи, старое здание пивоварни, давно уже не использовавшееся, и его дом.

- После того, как господин Коясу наконец избавился от пивоварни, он вел очень замкнутую жизнь, - продолжила Соэда, - Он был еще не был стар, но жил совершенно один и ни с кем не общался. Держал дома несколько кошек и проводил дни за чтением. Часто гулял в лесу, чтобы немного размяться. Его общение с людьми оставалось очень ограниченным. Если ему случалось встретить на улице кого-то знакомого, он здоровался с ним более или менее дружелюбно, но не шел на дальнейший контакт. А потом... потом господин Коясу внезапно начал превращаться в очень эксцентричного человека.

Я невольно поднял брови при слове «эксцентричного».

- Да, «эксцентричный» - пожалуй, слишком сильное определение, - добавила Соэда после некоторых размышлений, - В большом городе его, вероятно, охарактеризовали бы как «немного странного». Но в нашем маленьком городке его считали настоящим чудаком. Все началось с того, что он стал носить этот берет. Его привезла племянница из поездки во Францию. Господин Коясу сам ее об этом попросил. С тех пор он надевал этот берет всякий раз, когда выходил из дома, даже на пять минут. Конечно, само по себе это не особенно эксцентрично, но берет придавал господину Коясу ауру, которая казалась очень странной. Во всем городе нет больше никого, кто носил бы такую вещь, как берет. Но выделялся господин Коясу не только этим. Казалось, что когда он стал носить этот берет, то превратился в кого-то другого... Это звучит довольно расплывчато, я знаю, но вы понимаете, что я имею в виду?

Я не мог ответить на этот вопрос. Поэтому просто уклончиво покачал головой, как будто не знал, что сказать. И все же мне казалось, что я смутно понимаю, что она имеет в виду.

Честно говоря, этот берет не слишком-то хорошо смотрелся на человеке с таким лицом, как у Коясу. Временами мне казалось, что это не Коясу носит берет, а берет носит его. Но Коясу это, очевидно, нисколько не беспокоило. Напротив, он как будто даже приветствовал такое положение дел - словно надеялся, что сам он в какой-то момент исчезнет, а берет останется.

Но что еще хуже, потом Коясу начал носить юбки вместо брюк. Это вызвало всеобщий ужас. Конечно, не существует закона, запрещающего мужчинам носить юбки, ведь это личное дело каждого. Известно, что мужчины в Шотландии носят юбки. Даже король Англии в некоторых случаях ее надевает. Мужчины в юбках не причиняют никому вреда и не доставляют никаких неудобств. Нет причин запрещать им это делать. Но в нашем маленьком городке это стало настоящим потрясением. Коясу - почтенный человек, которому было уже за шестьдесят, - прохаживался по городу в юбке.

Люди не понимали, почему он это делает. За спиной ходили слухи, что Коясу, возможно, сошел с ума. Или, по крайней мере, близок к этому. Но, конечно, никто никогда не спрашивал его прямо, почему он ходит по улице в юбке, а не в брюках. В конце концов, Коясу был богатым и уважаемым гражданином, который во многом способствовал экономическому процветанию города. Он был хорошо образован и очень популярен благодаря своему дружелюбному и мягкому характеру. Нельзя было просто так задать ему столь бестактный вопрос. Поэтому люди оставались в недоумении и могли только гадать. Что же случилось с господином Коясу?

Конечно, было очевидно, что главной причиной его так называемого «эксцентричного поведения» было горе, вызванное смертью любимого ребенка и жены. Потому что до этого он одевался абсолютно нормально и выглядел как обычный человек. Но вот что было особенно странно: когда Коясу начал носить берет и юбку, он изменился, и его характер стал более веселым. Словно давно закрытое окно распахнулось, и весеннее солнце осветило некогда темную и унылую комнату.

Он снова начал выходить из дома, гулять по городу и по собственной инициативе заговаривал с людьми, которых встречал на пути. Было похоже, что период его добровольного отшельничества закончился. Многие жители города приветствовали это неожиданное изменение. Было облегчением и радостью видеть его таким. Поскольку Коясу стал веселым и даже беззаботным, и начал вести дружеские беседы с окружающими, его несколько странное одеяние при этом никого не напрягало. Казалось, что глубокая скорбь по поводу потери двух близких людей со временем утихла. Это были хорошие новости. Время лечит все раны, думали люди или, по крайней мере, хотели так думать - даже если это было неправдой.

Поэтому окружающие смирились с его эксцентричной внешностью, рассматривая ее как легкую причуду и при этом причуду совершенно безобидную. Встречая его на улице, они старались не смотреть слишком пристально, но и не отводили взглядов. И запрещали детям показывать на Коясу пальцем, громко говорить о его странной внешности или приставать к нему.

Тем не менее, он, казалось, привлекал детей. Стоило ему только появиться на улице, как за ним тут же увязывались дети, как за Крысоловом в сказке. И самому Коясу это, похоже, нравилось. Когда они в восторге бежали за ним следом, он улыбался. Возможно, они напоминали ему о собственном сыне, погибшем в результате несчастного случая. Однако он никогда не разговаривал и не играл с детьми, которые увязывались за ним.

- В конце сказки Крысолов украл всех детей. Так же было дело? - прервал я рассказ Соэды.

- Да, именно так, - в уголках рта Соэды заиграла легкая улыбка, - Хотя жители Хамельна поручили Крысолову уничтожить всех крыс в их городе, и он это сделал, они не заплатили ему обещанных денег. В качестве мести он использовал свою волшебную флейту, чтобы заманить всех детей города в глубокую пещеру. Остался только один мальчик, который не мог следовать за ним, потому что хромал. Таким образом, в конце концов Крысолов превратился в злого волшебника. Разумеется, господин Коясу никогда не имел желания причинить кому-либо вреда. Он просто вел себя так, как ему хотелось. Никаких зловещих намерений за этим не стояло. Его совершенно не заботило, одобряли ли люди его внешний вид, восхищались ли они им или высмеивали. По мере того, как менялся наряд господина Коясу, менялся и остальной его внешний вид. Изначально он был очень человеком (по крайней мере, так говорили). Но когда я познакомилась с ним, он уже не был стройным. После того, как он стал носить темно-синий берет, бороду и юбку, господин Коясу набрал вес и располнел, становясь постепенно все круглее и круглее. Как будто использовал свою новую внешность как возможность превратиться в другого человека.

- Может быть, он действительно хотел стать кем-то другим? - сказал я, - Чтобы попрощаться со своей старой жизнью и забыть болезненные воспоминания.

Соэда кивнула.

- Да, может быть. Вскоре после этого господин Коясу фактически начал новую жизнь. Когда ему исполнилось шестьдесят пять, он подарил городу старое неиспользуемое здание пивоварни, которым все еще владел, и превратил его в библиотеку. Это было около десяти лет назад. Примерно в то же время мне посчастливилось переехать сюда.

Дальнейшую историю я уже в общих чертах знал, но прерывать рассказ Соэды не решился.

Здание, в котором раньше располагалась городская библиотека, было ветхим и уже непригодным к использованию, но у города не было денег на его ремонт. Это ранило сердце Коясу, и он решил за свой счет основательно отремонтировать старую пивоварню и превратить ее в библиотеку. Также он решил пожертвовать библиотеке большую часть своей собственной книжной коллекции. Хотя здание пивоварни тоже было старым, это было прочное строение с толстыми стенами и перекрытиями, поэтому оно очень хорошо сохранилось. Реконструкция и переоборудование повлекли за собой высокие расходы, которые Коясу пришлось покрыть практически в одиночку. Зарплаты сотрудников библиотеки тоже в значительной степени финансируются из основанного им фонда. Конечно, зарплаты невысокие, но эксплуатационные расходы очень значительны. Ведь необходимо покупать новые книги, а стоимость электричества и отопления просто запредельна. Город дает субсидию, но она почти ничего не покрывает.

Поэтому библиотека на самом деле стала личной собственностью господина Коясу, но он не хотел, чтобы ее так воспринимали, и настоял на вывеске «Городская библиотека Ц**».

Официально ею управляет совет директоров фонда, но на самом деле это всего лишь формальность. Совет собирался только дважды в год, а все представленные Коясу проекты и предложения не подвергались обсуждению и подписывались автоматически. Все решения всегда принимал лично Коясу, и никто не имел на них никакого влияния. Ведь без его инициативы и поддержки библиотеки бы просто не существовало.

Тот факт, что он лично оплатил все расходы, вероятно, объяснялся главным образом тем, что его тайной мечтой всегда было владеть и управлять тем, что он считал идеальной библиотекой. Создать особое комфортное место, собрать там огромную коллекцию книг и дать возможность их прочитать как можно большему количеству людей - таковы были его представления об идеальном маленьком мире. В юности он сам страстно хотел стать писателем, но после того, как отказался от этого желания, а его жена и ребенок погибли, библиотека, казалось, была единственным, чем он хотел заниматься. Единственным, что было для него важно.

К тому же у Коясу не было родственников, которым он мог бы оставить свое состояние. У него не осталось ни жены, ни ребенка, а единственная сестра вышла замуж за богатого человека и жила в Токио, и, поскольку она уже получила часть доходов от продажи пивоварни, то не претендовала на остальное имущество. Сам Коясу никогда не интересовался роскошью, он жил очень скромно. Большую часть денег от продажи пивоварни вложил в фонд управления библиотекой, директором которой сам и стал. Другими словами, он осуществил давнюю мечту, создав собственный маленький мир.

Последние десять лет Коясу был директором этого маленького мира, но была ли его жизнь в это время по-настоящему счастливой, сказать сложно. Хотя он всегда вел себя дружелюбно и внимательно по отношению к окружающим, никто не знал, что творилось у него внутри на самом деле.

- Конечно, господин Коясу обожал свою библиотеку, и она, несомненно, была смыслом его жизни, - рассказ Соэды подходил к концу, и я заметил, что она уже изрядно утомилась, - Я уверена, что здесь он был счастлив. Тем не менее неизбежно возникает вопрос, действительно ли ему этого было достаточно? Я никогда не могла полностью избавиться от ощущения, что внутри него оставалась глубокая пустота, которую ничто не могло заполнить.

Соэда замолчала и задумчиво сжала губы.

- Вы работаете здесь с момента открытия библиотеки, верно?

- Да, прошло уже почти десять лет. Когда мы переехали сюда из-за работы моего мужа, я узнала, что новой городской библиотеке требуется библиотекарь, и немедленно подала резюме. До того, как выйти замуж, я какое-то время работала в университетской библиотеке и поэтому имела необходимую квалификацию. К тому же, мне нравилась эта работа. Я люблю книги и по натуре человек ответственный. Работа в библиотеке меня устраивала. Господин Коясу провел со мной собеседование здесь, в этом кабинете, и, очевидно, я ему понравилась. С тех пор я работаю здесь как единственный постоянный сотрудник. Эта работа приносит мне удовольствие, а в нашей библиотеке достаточно много читателей для такого маленького города, так что оно того стоит. Вообще, люди, живущие в регионах с продолжительной и суровой зимой, обычно много читают. В любом случае для меня это были десять очень приятных лет.

- Но год назад господин Коясу внезапно скончался...

Соэда медленно кивнула.

- Да, к сожалению, год назад господин Коясу внезапно скончался.

- Его смерть стала для нас полной неожиданностью, - сказала Соэда, - Господин Коясу всегда выглядел таким здоровым и полным сил. Ему было семьдесят пять, но он никогда не жаловался на какие-то недомогания. Да, у него было немного лишнего веса, но он следил за питанием и регулярно проходил осмотры в больнице Кориямы. И часто совершал долгие прогулки по горам. Поэтому мне было трудно поверить, когда я узнала, что у него внезапно случился сердечный приступ во время одной из этих прогулок, и он умер. Да и для всех остальных эта новость стала настоящим шоком.

Господин Коясу всегда очень нравился мне как человек. И я переживала, что он так одинок. Конечно, это не мое дело, но я думала, что ему следовало бы снова завести семью. Он заслуживал жизни в любящем доме. И, я уверена, мог бы такую жизнь иметь. Очень грустно, что он закончил свои дни в полном одиночестве. Думаю, он так и не смог до конца оправиться от того удара, который нанесла ему смерть жены и сына.

Хотя он никогда этого и не показывал, но постоянно носил эту боль в своем сердце. А еще я, если честно, волновалась о том, что же будет с библиотекой после смерти господина Коясу. Конечно, возможная потеря работы стала бы и моей личной проблемой. Но, думаю, что мы смогли бы какое-то время сводить концы с концами и на зарплату моего мужа. Так что дело было не только в этом. Мне не хотелось, чтобы эта прекрасная маленькая библиотека оказалась в руках неподходящих людей или вообще прекратила существование. Мысль об этом была для меня невыносима.

Но спустя некоторое время после его похорон произошло кое-что странное. Однажды господин Коясу явился мне во сне. Это был длинный и очень реалистичный сон. Когда я проснулась, то долго не могла поверить, что это действительно был всего лишь сон. Но тогда других вариантов мне в голову не пришло.

Господин Коясу в этом сне выглядел так же, как и всегда. В своем обычном темно-синем берете и клетчатой юбке он сел у изголовья моей кровати и внимательно посмотрел мне в лицо. Как будто терпеливо ждал, пока я проснусь.

И я проснулась, потому что почувствовала чье-то присутствие. А когда заметила, что господин Коясу сидит рядом со мной, то попыталась встать, но он меня остановил.

«Не надо, не надо, лежите», - сказал он очень вежливо. И я легла обратно.

«Я пришел немного поболтать с вами», - сказал господин Коясу, - «Как вы прекрасно знаете, я уже умер. Но я не злой дух или что-то в этом роде. Я - тот самый Коясу, которого вы так хорошо знаете. Так что вам не нужно меня бояться. Хорошо?

Я молча кивнула. И действительно, господин Коясу, который вообще-то был уже мертв, совершенно меня не напугал. Видимо, в тот момент у меня не было ни малейшего сомнения в том, что я сплю.

«Я действительно уже мертв, но все-таки смог к вам явиться, потому что хочу сказать кое-что важное», - извиняющимся тоном произнес господин Коясу, - «Речь идет о библиотеке. Вот почему мне пришлось разбудить вас посреди ночи. Простите, что побеспокоил в такой поздний час».

Я покачала головой.

«Пожалуйста, не переживайте об этом. Если вам нужно сообщить что-то важное, вы можете являться ко мне в любое время. Я буду рада вам помочь».

«Мне кажется, вы очень тоже беспокоитесь о будущем библиотеки. Я это прекрасно понимаю»,

- сказал господин Коясу. - «Но не волнуйтесь, госпожа Соэда. Я все предусмотрел. Ведь в моем возрасте человека в любой момент могут позвать на небеса. Возле моего стола в кабинете есть небольшой сейф, который открывается трехзначным кодом. Код - 4-9-1. Как только завтра утром придете на работу, пожалуйста, откройте сейф. Там вы найдете важные документы - свидетельство о праве собственности на здание библиотеки и мое завещание с указаниями по управлению имуществом. Сходите к моему адвокату доктору Инуэ - вы его знаете - и отдайте их ему лично в руки. Он знает, как нужно будет с ними поступить. Там же находится синий конверт с инструкцией по назначению моего преемника на посту директора библиотеки. Его нужно будет вскрыть и зачитать эту инструкцию в присутствии совета директоров фонда. Доктор Инуэ поможет организовать его заседание. Вы запомнили, что нужно сделать?»

«Вы хотите, чтобы я созвала заседание совета директоров, вскрыла инструкцию и зачитала ее содержание?»

«Да, именно так» - господин Коясу решительно закивал, - «Все члены совета собираются вместе и в присутствии адвоката зачитывают мои указания. Вот в чем суть дела».

«Хорошо, я сделаю все так, как вы сказали. Код от сейфа - 4-9-1, верно?»

«Да, верно. Пока на этом все. Еще раз извините за позднее вторжение, но этот вопрос был очень важен для меня».

«Вам не нужно извиняться. Я была очень рада снова увидеть вас и иметь возможность поговорить даже при таких обстоятельствах».

«Я навещу вас снова, если понадобится», - сказал господин Коясу, - «Но уже не ночью, когда вы спите, а днем, в реальной жизни. В этот момент только вы сможете видеть и слышать меня. Если, конечно, вам это не покажется некомфортным или пугающим, госпожа Соэда. В этом случае я попробую придумать другой способ».

«Нет, в этом нет необходимости. Пожалуйста, являйтесь мне, когда захотите. Это меня совсем не пугает. Наоборот, я была бы очень признательна, если бы смогла получать от вас указания таким образом».

«Спасибо. Мне очень приятно это слышать. И да, наверное, излишне об этом упоминать, но, пожалуйста, никому не рассказывайте о наших встречах. На самом деле я мертв, поэтому о моем появлении никто не должен знать».

«Я понимаю. Я никому об этом не расскажу».

Затем господин Коясу исчез из сна Соэды. Не в силах снова заснуть, она лежала под одеялом до рассвета, повторяя про себя то, что он велел ей сделать.

- А потом вы пошли в кабинет директора и заглянули в сейф, да? - спросил я Соэду.

- Да, первое, что я сделала на следующее утро, это открыла сейф.

Я тоже обращал внимание на этот сейф в директорском кабинете, но он был не заперт и пуст.

- Я ввела цифры, которые он мне сказал, открыла дверцу и обнаружила именно то, что и должна была обнаружить. Видит Бог, это не мог быть сон. Господин Коясу действительно вернулся в этот мир. Даже после смерти его главной целью было обеспечить существование библиотеки. Хоть он и был призраком, я его не боялась. Было очень приятно общаться с ним в любом качестве, и я благодарна за то, что он помогал мне в работе.

- Затем вы созвали заседание совета директоров фонда и зачитали всем присутствующим инструкции господина Коясу?

- Да, я сделала все именно так, как он мне сказал. На встрече адвокат сначала огласил завещание господина Коясу. Согласно которому, все, чем он владел - деньги, акции и недвижимость - переходило в собственность фонда, который обязан использовать их для содержания библиотеки. Хотя смерть господина Коясу стала для нас неизмеримой утратой, она в то же время значительно улучшила финансовое положение библиотеки.

Затем правлению было зачитано письмо, в котором содержались конкретные инструкции по выбору преемника на посту директора. Некоторые пункты были выделены особо. После смерти господина Коясу вакансия директора библиотеки должна быть опубликована в нескольких газетах. Конечный выбор оставлен за мной.

Когда я это услышала, то очень удивилась. Почему он поручил такое ответственное задание простому библиотекарю? Я уверен, что члены совета тоже были удивлены, но поскольку указание было четко изложено в инструкции, поступить по-другому мы не могли. Конечно, совет должен был утвердить мой выбор, но это была чистая формальность.

- По указанию господина Коясу вы опубликовали вакансию директора библиотеки, я подал резюме, и вы остановили свой выбор именно на мне. Верно?

- Официально - да. Но на самом деле все было немного иначе. Это господин Коясу выбрал вас из множества кандидатов, приславших резюме. Он выдвинул вашу кандидатуру, а я представила этот выбор совету директоров как свой собственный. Ведь мертвец не может сам выбирать себе преемника. Совет дал согласие, и вы были назначены директором библиотеки. Моя функция заключалась только в том, чтобы донести до совета решение господина Коясу. Как он меня заранее попросил, я собрала все присланные резюме и сопроводительные письма и положила на этот стол. Видимо, господин Коясу внимательно их изучил и выбрал вас. Однажды он пришел ко мне и сказал, что именно вы должны будете взять на себя управление библиотекой. Разумеется, у меня не было причин ему противоречить. Судя по всему, еще когда господин Коясу был жив и здоров, он все предусмотрел. Поэтому в итоге формальности не отняли много времени.

- Но почему именно я? Что его так во мне привлекло?

Соэда пожала плечами.

- Этого я не знаю. Господин Коясу не рассказывал, почему он выбрал вас. Просто поставил перед фактом.

- Часто ли вам являлся призрак господина Коясу?

Соэда слегка покачала головой.

- Не очень. Только если это было необходимо. Тогда он появлялся и с улыбкой указывал на дверь своего кабинета. Как я уже сказала, я была единственной, кто мог его видеть и слышать. Я поднималась по лестнице и заходила в кабинет так, чтобы этого никто не заметил. Закрывала дверь, и мы общались. Все было точно так же, как когда он был жив. Господин Коясу сидел с одной стороны стола, а я с другой. Его берет, как всегда, лежал рядом. В эти моменты я даже не задумывалась о том, что он уже мертв. Когда я разговаривала с господином Коясу, грань между жизнью и смертью стиралась.

Мне было прекрасно знакомо это ощущение.

- Я была уверена, что у вас с господином Коясу сложились прекрасные отношения, - сказала Соэда, - Я чувствовала это. Но, как я уже упоминала, я не могла вам сказать, что человек, с которым вы общались, был не живым господином Коясу, а его призраком. Ну а раз уж у вас сложились с ним такие теплые отношения - значит, на то была какая-то причина.

- Но и остальные люди, с которыми я общался почему-то ни разу не упомянули при мне, что господин Коясу мёртв. Кто-то ведь мог бы сказать: «О, кстати, покойный господин Коясу...» или что-то в этом духе. Почему этого ни разу не случилось?

Соэда снова пожала плечами.

- Почему? Я не знаю. Вы думаете, что это - не просто случайность?

Я огляделся, пытаясь понять, нет ли сейчас в комнате Коясу. Или чего-то такого, чем он в данный момент мог являться. Но не ощутил в прохладном дневном воздухе совершенно ничего потустороннего.

- Может быть, остальные тоже смутно о чем-то догадывались? - спросил я. - Я имею в виду, о том, что господин Коясу не полностью исчез из этого мира. Возможно, даже если они его не видели, то все равно каким-то образом чувствовали его присутствие?

- Да, вполне возможно, - ответила Соэда, как будто это было самой естественной вещью на свете.

42

Коясу - или, точнее, его призрак - не являлся мне уже довольно давно. Сидя в своем подвальном кабинете, я занимался повседневной работой. Время от времени, конечно, поднимался в читальный зал, разговаривал с Соэдой или с кем-нибудь из других работавших там женщин или наблюдал за посетителями, читавшими журналы или книги, но большую часть времени проводил именно в кабинете. Помимо выполнения мелких административных задач, моим основным занятием была сортировка, систематизация и внесение в каталог огромной коллекции книг. Поскольку Коясу был категорически против использования компьютеров (и после его смерти ничего не изменилось), эта работа отнимала много времени и сил. От постоянной писанины у меня даже начало побаливать правое запястье. С другой стороны, отсутствие компьютера создавало особую атмосферу на рабочем месте, и я испытывал странное чувство, будто оказался в каком-то другом мире.

В то же время иногда мне все же приходилось вносить некоторые изменения в работу библиотеки. И это тоже было непростой задачей. В прошлом это была личная библиотека Коясу, и все в ней делалось так, как он считал нужным. Любое его решение не подвергалось никаким обсуждениям. Но теперь, когда Коясу больше не было в живых, все шло не так гладко. Мне приходилось убеждать сотрудников в необходимости нововведений. А я не был мастером в таких делах.

Разбираясь с ворохом ежедневных обязанностей, я время от времени вспоминал наш разговор с Соэдой, в котором речь шла о Коясу, и отмечал наиболее важные моменты в блокноте, чтобы ничего не упустить и не забыть. Просматривая эти заметки, я обдумывал каждый пункт. И многих из них не понимал. А точнее сказать - большинство. Знал ли Коясу заранее, что он скоро умрет? Предвидел ли он свою смерть и именно поэтому оставил инструкцию по поиску нового директора в ящике своего стола? Принял ли он эти меры именно для того, чтобы быть в состоянии (хотя и будучи уже мертвым) самостоятельно выбрать преемника?

Предвидел ли он, или, возможно, даже знал наверняка, что я пришлю свое резюме?

Все это оставалось мне неизвестным. При взгляде на заметки в блокноте я каждый раз тяжело вздыхал. Порядок вещей был где-то нарушен. Я не мог понять, что являлось причиной, а что - следствием. В последний раз, когда я встречался с Коясу, он сказал, что я обладаю определенными способностями, потому что однажды уже потерял свою тень. Я не мог вспомнить точную формулировку, но звучало это примерно так. С тех пор слово «способности» прочно засело у меня в голове. Оно звучало угрожающе. «Способности», думал я. В чем же заключаются мои способности?

Я растапливал печь, и, глядя на мерцающее пламя, ждал появления призрака Коясу. Было много вещей, о которых мне нужно было его спросить. Я оказался здесь не просто так, что-то меня сюда привело. Без сомнения - я это чувствовал. Но не мог понять, что именно это было. В чем смысл моего появления в этой библиотеке? Вот о чем я хотел его спросить в первую очередь. Но получу ли я ответ на этот вопрос, я не знал.

Вот только мое ожидание было напрасным, Коясу - или его призрак - не появлялся. Телефон, по которому он обещал мне позвонить, тоже молчал. Могут ли призраки являться кому-либо по своей собственной воле и исключительно благодаря собственным усилиям? Или им необходима «помощь свыше» - что бы это ни означало?

Конечно, я не мог этого знать. До встречи с призраком Коясу я никогда не видел привидений и уж тем более с ними не общался. Я представления не имел, через что должен пройти умерший человек, чтобы превратиться в призрака, или где и как он приобретал «способности» к этому, но был почти уверен, что далеко не все мертвецы могут стать призраками. В конце концов, это были не те вопросы, на которые можно было ответить при помощи логического мышления. Во- первых, я даже не знал точно, что такое «призрак». У меня было смутное представление о том, что призрак, если допустить, что они существуют, являлся чем-то бесформенным, прозрачным и парящим в воздухе. Но, это, конечно, было не более чем предположение, основанное на стереотипах, вроде: «Бог - это седой бородатый старик с тростью и в белых одеждах». Когда Коясу был жив, то обладал разумом, который направлял его действия. В этом не могло быть никаких сомнений. Он сам привел это определение: сознание - это ощущение разумом своего физического существования.

Но при этом он сомневался, что призрак, у которого уже не было разума, все еще может иметь сознание и действовать в соответствии с ним. Можно сказать, что он сам был сбит с толку. Даже призрак не знал, чем именно он является. Тогда как я, будучи живым человеком, мог это знать? Прикованный к своему хрупкому телу в реальном мире, я мог только терпеливо ждать, что Коясу явится мне, когда ему позволят это сделать обстоятельства. В подвальной комнате царила полная тишина, только слегка потрескивали поленья в печи.

Но Коясу не появлялся. С момента нашего разговора с Соэдой в директорском кабинете прошло около недели. Зима тем временем становилась с каждым днем все суровее. Всего за одну ночь выпал почти метр снега. Я никогда не видел такого количества снега, так как большую часть своей жизни провел в мягком климате Тихоокеанского побережья. Все утро я расчищал склон от ворот до входа в библиотеку большой алюминиевой лопатой. Мне никогда раньше не доводилось чистить снег. Но кроме меня в библиотеке работали одни женщины. Я был здесь единственным мужчиной. И мне было даже приятно думать о том, что ты иногда можешь оказаться чем-то полезен просто в силу этого обстоятельства. Утро было великолепным, воздух - свежим и морозным, и на небе не было видно ни облачка. Густые тучи, принесшие снег, ушли дальше или просто рассеялись, высыпав на землю все свое содержимое.

Занятие физическим трудом впервые за долгое время подарило мне неожиданную ясность мыслей. Вскоре моя рубашка промокла насквозь от пота. Я снял куртку и чистил снег, щурясь от яркого утреннего солнца. Небольшая птичка с желтым клювом чирикала, сидя на соседнем дереве, и время от времени я слышал, как комья снега, тяжелые и влажные, падают с широких сосновых ветвей на землю, будто выскальзывая из чьих-то рук. С водосточных желобов свисали почти метровые сосульки, сверкавшие на солнце, будто наточенные пики. Втайне я хотел, чтобы снег сыпал и дальше. Тогда мне не пришлось бы размышлять о разуме, призраках и тому подобных вещах, а можно было бы просто махать лопатой до самого вечера с абсолютно пустой головой. Возможно, это было именно то, в чем я нуждался в данный момент - конечно, только до тех пор, пока мои мышцы были способны выполнять такую тяжелую работу.

Закидывая снег в кузов грузовика, я думал о зверях, погибших от голода и холода. После каждой зимней ночи некоторые из них оставались лежать под белыми сугробами за стеной. Как люди, принявшие смерть за грехи других. Снега в городе было, конечно, не так много, как здесь, но он все равно приносил смерть.

Стоя среди сугробов и глядя на голубое небо надо мной, я снова и снова терял ориентацию в пространстве. Какому миру я теперь принадлежу?

Я НАХОЖУСЬ ВНУТРИ СТЕНЫ ИЛИ СНАРУЖИ?

В понедельник библиотека не работала, и с утра я, взяв нарисованную для меня Соэдой карту отправился на кладбище, чтобы посетить могилу Коясу. В руке у меня был небольшой букет, купленный в цветочном магазине возле вокзала.

Когда я шел по пустым утренним улицам с цветами в руках, то ощущал себя кем-то другим. Например, я представил, что мне семнадцать лет, и я иду к дому своей подруги в день ее рождения. Это было странное чувство, будто я пытался сбежать от своей нынешней реальности в другое время и пространство.

Или, может быть, я на самом деле был где-то в другом времени и пространстве? И тот, кого я видел утром в зеркале, вовсе не являлся мной. Он всего лишь выглядел так же, как я. У меня не получалось избавиться от этих мыслей.

Кладбище находилось на окраине города, у подножья горы. Мне пришлось подняться по шестидесяти каменным ступеням, местами очень скользким, потому что снег, который лежал там уже несколько дней, смерзся в плотную корку. Могилы семьи Коясу находились на пологом склоне за храмом в задней части кладбища. Они были богатыми и ухоженными, что указывало на статус Коясу как знатной и уважаемой в городе семьи. Одна из могил принадлежала супругам Коясу и их сыну.

Как и сказала Соэда, эта могила была заметна издалека благодаря большому новому памятнику. После смерти Коясу прах всех членов его семьи был перезахоронен и установлено новое надгробие. Коясу наконец-то смог воссоединиться со своей семьей, что, вероятно, было его самым большим желанием. Я был за него даже рад. (Наверняка это он тоже спланировал заранее.)

Памятник был очень простым и не имел никаких украшений. Плоский и гладкий, как монолит из фильма «Космическая одиссея 2001 года». С первого взгляда было понятно, что сделан он из очень дорогого мрамора. На памятнике были выгравированы три имени: «Коясу Тацуя», «Коясу Мири» и «Коясу Шин».

Я несколько раз тихо повторил имя жены Коясу: «Мири». Оно имело глубокий смысл: «познавшая истину». Было грустно думать о том, что женщине, носившей такое имя, пришлось покончить с собой.

Под каждым из трех имен были выгравированы годы рождения и смерти. Мать и сын умерли в один и тот же год. Как я узнал от Соэды, они покинули этот мир очень быстро. Мальчика сбил грузовик, а мать бросилась в бушующую реку. Коясу был единственным членом семьи, оставшимся в живых, и умер намного позже, в прошлом году. Я долго стоял перед надгробием и смотрел на цифры, которые так красноречиво обо всем этом говорили. Иногда цифры объясняют все гораздо лучше слов.

Итак, никаких сомнений быть не было - Коясу уже не было в живых. Я встречался и разговаривал с его призраком. Стоя перед его могилой, я наконец принял это как непреложный факт.

Я положил букет, который принес с собой, на могилу и молча стоял перед ней, закрыв глаза и сложив руки. В соседнем лесу громко щебетали птицы, названий который я не знал. Внезапно из моих глаз потекли слезы. Он катились по лицу до подбородка, а затем падали на землю, как капли дождя. Я давно так горько не плакал. Точнее, я вообще не мог вспомнить, когда в последний раз плакал. Уже успел забыть, что такое слезы. Но сейчас они текли из меня, как кровь из свежей раны.

Внезапно я подумал, не наблюдает ли за мной сейчас откуда-нибудь Коясу. Странная мысль. Обычно люди приходят на кладбище, чтобы пожелать умершему упокоиться с миром. Но Коясу, хоть уже и умер, упокоиться с миром пока что точно не мог. Видимо, ему еще было что сказать. Что же тогда следовало делать, стоя перед его могилой?

Осторожно, шаг за шагом, чтобы не поскользнуться, я спустился по каменным ступеням храма и вернулся в город.

Прогуливаясь по торговой улице возле железнодорожного вокзала, я заметил небольшое кафе между галантерейной лавкой и мебельным магазином. Я, должно быть, много раз проходил мимо этого кафе, но почему-то никогда его не замечал. Возможно, просто был слишком погружен в мысли (со мной такое часто бывает). В этом небольшом кафе, как я смог увидеть снаружи, кроме табуретов у стойки, было всего три маленьких столика. На двери не было написано ничего, кроме слова «Кафе». Внутри было пусто, ведь сегодня будний день. За стойкой стояла женщина.

Я открыл стеклянную дверь и вошел. На кладбище я сильно замерз и очень хотел поскорее согреться. Сел на один из табуретов возле стойки и заказал горячий кофе и черничный кекс.

Из маленького динамика на потолке звучал старый джазовый стандарт Коула Портера, в исполнении квартета Дэйва Брубека. Соло Пола Десмонда на альт-саксофоне навеяло на меня мысли о чистом горном источнике. Хотя я хорошо знал это произведение, я не мог вспомнить его названия. Но и без названия это была идеальная музыка для такого тихого утра. Красивая, приятная мелодия из прошлого, выдержавшая испытание временем. Некоторое время я рассеянно слушал ее, ни о чем не думая.

Кофе, поданный в простой белой чашке, был горячим, крепким и немного горьковатым, а черничный кекс - мягким и свежим. Через десять минут холод, пронизывавший меня до глубины души, совершенно исчез.

- Если вы закажете еще кофе, это будет всего за полцены, - сказала женщина за стойкой.

- Спасибо, но не нужно, - ответил я, - Кстати, черничные кексы у вас просто отличные.

- Они очень свежие, из пекарни за углом.

Я расплатился, стряхнул с колен несколько крошек от кекса и вышел из кафе. Женщина в клетчатом фартуке за прилавком улыбнулась мне на прощание. Это была теплая улыбка, очень подходившая к такому солнечному зимнему утру, а не просто дежурная улыбка вежливой сотрудницы.

Хозяйке на вид было около тридцати пяти лет. Стройная, с приятными чертами лица, хотя и не красавица. На ней был легкий макияж. Она легко могла бы выглядеть моложе, если бы захотела, но, видимо, не слишком заморачивалась на этот счет. Мне это понравилось.

«Знаете, я только что был на кладбище. На могиле человека, который еще по-настоящему не умер», - чуть было не сказал я ей, когда мы прощались. Мне хотелось кому-нибудь рассказать об этом. Кому угодно. Но я, конечно, не мог этого сделать.

43

В тот вечер я, как обычно, лег спать около десяти вечера. Но заснуть никак не получалось, что со вообще-то мной случается редко. Обычно я засыпаю сразу, как только ложусь. У изголовья всегда лежит книга, но я редко ее открываю. И почти всегда просыпаюсь сразу, как только светает. Возможно, я просто родился под счастливой звездой. Ведь я столько раз слышал, как люди жалуются на бессонницу.

Но в ту ночь я заснуть почему-то не мог. Возможно, был слишком взволнован.

Чтобы заполнить пустоту в голове, я закрыл глаза и стал вспоминать могилу семьи Коясу. Простое надгробие из безукоризненно гладкого, блестящего камня, с выгравированными на нем датами рождения и смерти трех членов семьи. Вспомнил маленький букет, который принес с собой, пронзительное щебетание птиц, порхавших в ветвях деревьев и ведущие к храму скользкие обледеневшие ступени. Я представлял эти образы один за другим, как будто просматривал слайды.

И тут ни с того ни с сего, так внезапно, будто птица выпорхнула из зарослей у моих ног, я вспомнил название стандарта Коула Портера, который услышал в кафе возле вокзала: «Just one of those things». И его мелодия зазвучала в моей голове, повторяясь снова и снова.

Электрический будильник на тумбочке показывал половину двенадцатого. Я отказался от попыток заснуть, встал с постели, надел кофту поверх пижамы, зажег газовую плиту, достал молоко из холодильника, подогрел его в маленькой кастрюле и выпил. Еще я съел несколько имбирных булочек. Затем сел в кресло и открыл книгу. Но сосредоточиться на чтении не получилось. В моей голове проносились бессвязные образы и звуки, как сообщения из разных миров, не имевшие никакого смысла. Будто безликие посыльные оставляли эти сообщения у моего порога и тут же растворялись в воздухе.

Смирившись, я закрыл книгу и, сидя в кресле, сделал несколько глубоких вдохов. Словно пытался заменить весь воздух в легких и тем самым успокоить свой разум. Но все было тщетно.

Вокруг меня царила ночная тишина. Мимо дома не проезжала ни одна машина. Ни одна собака не лаяла. Я не слышал ничего, кроме мелодии - мелодии, которая непрерывно повторялась в моей голове.

Мне отчаянно хотелось заснуть, но я уже понимал, что, как бы ни старался, сделать этого не получится. Даже виски или бренди тут не помогут. Я это знал. Что-то не позволяло мне заснуть той ночью. Что-то.

Я снял пижаму и переоделся. Накинул пальто поверх толстого свитера, повязал вокруг шеи кашемировый шарф, натянул шерстяную шапку и толстые перчатки. И вышел на улицу. Потому что не мог больше сидеть на одном месте и каждые пять минут смотреть на часы. Лучше уж было бесцельно бродить по городу.

Выйдя из дома, я почувствовал, что ветер усилился и небо затянули облака. Ни луны, ни звезд не было видно. Тусклые фонари заливали пустынную улицу холодным светом. Порывы ветра, налетевшего с гор, завывали в голых ветвях деревьев. Ветер был холодный и влажный. Наверняка скоро опять пойдет снег.

Выдыхая облака белого пара, я бродил по городу. Мои тяжелые зимние ботинки неестественно громко скрипели при каждом шаге. Река уже наполовину замерзла, но я все равно слышал ее шум. Ночной холод постепенно принес мне облегчение. Он проник в мое сознание и парализовал, хотя бы на время, скучные и бесполезные мысли. От ледяного ветра у меня слезились глаза, зато он заглушал мелодию, бесконечно звеневшую в ушах. Может быть, у холодных северных зим все-таки есть свои преимущества?

Пока я шел, то ни о чем не думал. В голове была приятная пустота. Холод сковал мое сознание железными тисками. Ничто другое туда проникнуть не могло, холод не оставлял для этого ни малейшего места. И прежде, чем я успел что-то осознать, мои ноги сами по себе направились в сторону библиотеки. Как будто у моих зимних ботинок была более твердая воля, чем у их владельца.

В кармане пальто я всегда носил связку ключей от библиотеки. Самым большим из них я открыл железные ворота на входе. Потом поднялся по небольшому склону и отпер дверь на веранду. Часы показывали половину двенадцатого. Здание, естественно, было пустынным и темным. Только зеленые лампочки аварийного освещения на стене излучали слабый свет.

Следуя за этим светом, я медленно, чтобы ни на что не наткнуться, подошел к стойке, и взял фонарик, который теперь всегда оставлял там на всякий случай. Светя им прямо перед собой, я пошел дальше. В маленькую подвальную комнату с печью.

44

Как я втайне и надеялся, там меня ждал Коясу.

Огонь в печи тихо потрескивал, и в комнате было тепло. Красное пламя, облизывавшее поленья, не было ни слишком ярким, ни слишком тусклым. Судя по всему, Коясу догадался (или даже знал заранее), что я приду, и предварительно прогрел комнату. Как чуткий хозяин, ожидавший важного гостя.

- О, вот и вы! Добро пожаловать. - Коясу с улыбкой поприветствовал меня, когда я открыл дверь, - Я вас ждал.

Он был одет так же, как и всегда. Темно-синий берет лежал на столе. На Коясу был серый твидовый пиджак, юбка, толстые черные колготки и белые теннисные туфли на тонкой подошве. Пальто нигде видно не было. Должно быть, он никогда не выходил на улицу в такие холода, так что зимние ботинки и пальто ему вообще были не нужны.

- Рад вас видеть, - Коясу потер руки и просиял, - Пожалуйста, садитесь.

Я снял перчатки, пальто и шарф и сел на один из стульев.

- Вы знали, что я приду этим вечером?

Коясу слегка склонил голову.

- Вы, наверное, заметили, что я никогда не покидаю библиотеку. Точнее, я не могу ее покинуть

- ни в человеческом облике, ни как-либо еще. У меня просто было предчувствие, что вы сегодня придете, поэтому я сделал все, что мог, чтобы оказать вам теплый прием.

- Не знаю почему, но я никак не мог заснуть. Подумал, что нужно прогуляться, и в итоге оказался здесь.

Коясу задумчиво кивнул.

- Сегодня утром вы посещали нашу могилу?

- Да, я взял на себя смелость посетить вашу могилу. Надеюсь, вам это не показалось навязчивым?

- Нет, совсем нет, - Коясу весело покачал головой, - Я глубоко благодарен за такое внимание. Вы даже цветы принесли.

- Ваша могила произвела на меня неизгладимое впечатление, - сказал я, хотя было немного странно хвалить покойника за его собственную могилу, - Вы сами выбирали камень?

- Да, все было выбрано и оплачено еще при жизни. Я поручил каменщику - он мой хороший друг - выгравировать только три наших имени и даты рождения и смерти, больше ничего. Все указания были выполнены. Странное ощущение, когда после смерти смотришь на собственное надгробие.

Коясу весело усмехнулся, и я улыбнулся тоже.

- Можно сказать, что вы воссоединилась со своей семьей в этой могиле, верно?

Коясу слегка покачал головой.

- Было бы хорошо, если бы я мог относиться к этому именно так, но на самом деле я не могу. В конечном итоге в могиле лежат лишь останки трёх человек, кости и души которых не имеют ничего общего друг с другом. Кости костями, а души душами: одно материально, а другое - нет. Душа, потерявшая тело, вскоре исчезает. Поэтому, хотя я мертв и нахожусь в загробном мире, я так же одинок, как и при жизни. Моих жены и сына больше нет. Теперь мы - всего лишь три имени на надгробии. Настанет время - и я тоже уйду в небытие. То, что мы называем душой, в конечном счете тоже не вечно. Или нет, лучше сказать не так. Оно выходит за рамки понятий о вечном.

Я думал, что сказать, но в голову ничего не приходило. Но поскольку Коясу долго молчал, у меня не было другого выбора, кроме как прервать это молчание.

- Должно быть, все это очень тяжело для вас.

- Да, одиночество всегда тяжело и болезненно, неважно, жив ты или мертв. Но у меня остались сильные и яркие воспоминания о том, как я любил кого-то всем сердцем. Тепло этих чувств до сих пор со мной. После смерти для души имеет большое значение, сможет ли она почувствовать это тепло.

- Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду.

- У вас тоже есть яркие воспоминания о человеке, которого вы когда-то сильно любили. В поисках души этого человека вы отправились в очень далекое место, а потом вернулись обратно.

- Так вы знаете об этом, господин Коясу?

- Да, знаю. Как я уже говорил, человека, однажды потерявшего свою тень, я могу узнать с первого взгляда. Конечно, таких людей не много. Особенно среди тех, кто еще жив.

Я молча смотрел на огонь. Было такое ощущение, что время внутри меня остановилось, как будто его течение было заблокировано неким препятствием.

- Вы же знаете, как трудно живому человеку попасть туда, где вы побывали, а потом вернуться обратно, не так ли? - сказал Коясу, - Это почти что невозможно.

- Но я не знаю, как и почему я вернулся, - честно признался я, - Моя тень попрощалась со мной, нырнула в глубокий омут и была затянута в эти ужасные подземные пещеры. Она была полна решимости вернуться в этот мир, даже несмотря на то, что путь таил в себе огромную опасность. Я же после долгих раздумий решил остаться в городе за стеной. Но когда очнулся, то снова был здесь. И моя тень снова стала моей тенью. Как будто ничего не случилось. Как будто я просто видел очень долгий и очень реалистичный сон. Но это был не сон. Я это знаю точно. Даже если кто-то и пытался убедить меня, что я спал.

Коясу внимательно слушал меня, скрестив руки на груди и закрыв глаза. Я продолжил.

- Я понятия не имею, почему так произошло. Я решил по собственному желанию остаться в другом мире. И все же вернулся против своей воли. Как будто мощная пружина выбросила меня сюда. Я много думал об этом и в конечном итоге могу только предположить, что была и другая воля, куда более сильная, чем моя. Только я не имею представления, чья это была воля. И какую цель она преследовала.

- Может быть, именно эта воля, чьей бы она ни была, и позволила вам сначала войти в этот окруженный стеной город?

- Вполне возможно, - сказал я. - Однажды я проснулся от глубокого сна и обнаружил себя в яме, не представляя, как туда попал. Яма находилась прямо перед воротами города. Стражник заметил меня и спросил, хочу ли я войти внутрь. Я сказал «да». Может быть, в яме я очутился и по чьей-то чужой воле. Но «да» на вопрос стражника точно ответил по своей собственной.

Коясу на мгновение задумался, прежде чем снова заговорить.

- О, я тоже не могу знать наверняка, чья это была воля и какие цели она преследовала. Я - всего лишь призрак, и даже смерть не наделила меня особенной мудростью. Из вашей истории я могу только заключить, что всего этого вы действительно желали сами. Это было желание вашего сердца - и именно потому все так и произошло. Возможно, вы со мной не согласитесь. Ведь вы утверждаете, что решили остаться в этом загадочном городе по собственному желанию. Но было ли это вашим истинным желанием? Может быть, в глубине души вам хотелось покинуть город и вернуться в этот мир?

- Вы хотите сказать, что эта воля, которая оказалась сильнее моей, находилась не где-то снаружи, а внутри меня самого?

- Это, разумеется, всего лишь ничем не подкрепленное предположение. Но услышав вашу историю я не могу представить себе другого варианта. Вероятно, вы оказались в городе по собственному желанию и вернулись назад тоже по собственному желанию. Эта неведомая воля, та пружина, которая выбросила вас сюда, находится внутри вас самих. Где-то очень глубоко, в пространстве, недоступном для вашей логики и разума.

- Откуда вы это знаете, господин Коясу?

- Это всего лишь предположение. И, вполне возможно, оно неверно. Но мне почему-то кажется, что все обстояло именно так. Жопой чую, вы уж меня извините за подобное выражение. Хотя я даже не уверен, что у меня, как у призрака, действительно есть жопа.

- Я хочу вас кое о чем спросить, - сказал я, немного подумав.

- Спрашивайте.

- Вы любили своих покойных жену и сына всем сердцем, не так ли?

Коясу кивнул.

- Да, так и было. За всю свою жизнь я никого не любил больше, чем их. В этом не может быть никаких сомнений.

- Вы создали прекрасную семью и подарили ей любовь. Настоящую и безусловную любовь.

- Возможно, это звучит немного помпезно, но вы правы. Конечно, не все было идеально в нашей маленькой семье. Случались и всякие неприятные мелочи. Но если отбросить такие мелочи, то это была настоящая и безусловная любовь. Именно так.

- Это действительно прекрасно. К сожалению, у меня все было по-другому. Я встретил девушку, когда мне было семнадцать, и сразу в нее влюбился. Такое часто случается с парнями в этом возрасте. К счастью, она тоже в меня влюбилась. Ей было на год меньше, чем мне. Мы гуляли, держались за руки, целовались. Для меня это было похоже на сбывшуюся мечту. Но мы не жили вместе и даже ни разу не занимались сексом. Честно говоря, я вообще ничего о ней не знал наверняка. Она мне многое рассказывала, но в конце концов это были лишь слова. Я не могу знать, насколько они соответствовали истине. Ей тогда было шестнадцать, а мне семнадцать, и, конечно, мы мало что знали о мире, да и о себе самих тоже. Но я чувствовал к ней глубокую и сильную привязанность. Настолько сильную, что не мог думать ни о чем другом. Это была чистая, но неопытная любовь. Не та зрелая и взрослая любовь, которая была у вас, господин Коясу. Просто юношеская любовь, которая не выдержала испытания временем, и не прошла проверку реальностью. Она оказалась очень мимолетна. С тех пор прошло почти тридцать лет. Однажды эта девушка исчезла, ничего не сказав и даже не попрощавшись. С тех пор я больше никогда ее не видел. И не получал от нее никаких сообщений. И вот теперь огромная часть моей жизни уже позади. Как вы думаете, в здравом ли уме находится человек, который провел столько лет в поисках утраченных желаний своей юности?

Коясу скрестил руки и глубоко вздохнул.

- Я тоже хочу вас кое о чем спросить, - сказал он.

- Пожалуйста, спрашивайте все, что угодно.

- Любили ли вы с тех пор какую-нибудь другую женщину так же сильно, как эту девушку?

Я сделал вид, что задумался. Но на самом деле думать тут было не о чем.

- За свою жизнь я встречал множество женщин. С несколькими из них у меня были интимные отношения. Но я никогда не чувствовал того, что чувствовал тогда, в семнадцать лет. Ни разу больше не было такого, чтобы я полюбил кого-нибудь всем сердцем. Думаю, я всегда ждал, что это чувство абсолютной влюбленности вернется. Или вернется девушка, которая вызвала во мне такое чувство.

- Со мной было то же самое, - тихо сказал Коясу, - После смерти жены я общался с несколькими женщинами. Их было немного, но они были. Они знакомились со мной сами. Мне еще не исполнилось и пятидесяти, когда умерли моя жена и сын, и все вокруг были уверены, что я обязательно должен жениться снова. Многие женщины в городе были бы не против стать моей супругой. Но не было никого, к кому я испытывал бы такие же чувства, как к своей покойной жене. Какими бы красивыми и очаровательными ни были эти женщины, никто из них не мог бы заставить меня забыть о ней. И тогда я стал носить юбки. Здесь, в провинции, люди очень консервативны, и ни одна женщина не осмелилась бы выйти замуж за человека, который ходит по городу в юбке, - В этот момент Коясу усмехнулся. Но затем снова стал серьезным и продолжил, - Я хочу сказать следующее: у того, кто однажды по-настоящему любил, сердце перегорает, как старая лампочка. Особенно если эту любовь у него по какой-то причине отобрали. Такая любовь является одновременно величайшим счастьем и самым ужасным проклятием. Вы понимаете, что я имею в виду?

- Думаю, да.

- Возраст, время или опыт в таких случаях не играют большой роли. Единственный важный вопрос - абсолютная ли это любовь. Любовь, которую вы испытали к этой девушке в семнадцать лет, была абсолютной. Вы встретили своего идеального человека на раннем этапе своей жизни,

- Коясу замолчал, наклонился и задумчиво посмотрел на огонь. Пламя отражалось в его глазах,

- Но потом она внезапно исчезла, не оставив ни следа. Вы даже не подозревали, в чем может быть причина этого. У меня все было примерно так же. После того как наш единственный сын погиб в результате несчастного случая, моя жена покончила жизнь самоубийством, не оставив мне даже прощальной записки. Я нашел только две луковицы под одеялом. Она положила их туда специально. Как будто вместо себя. Понял ли я в итоге, что означали эти луковицы? Конечно же, не понял. Это так и осталось для меня загадкой. Я до сих пор помню эту картину: две луковицы на простыне. Почему именно луковицы, почему это были именно луковицы? Если бы мне когда-нибудь посчастливилось встретить свою жену в загробном мире, я бы обязательно спросил ее именно об этом. Но, конечно же, я никогда ее не встречу. И тайна навсегда останется тайной.

Коясу на мгновение закрыл глаза, будто желая еще раз взглянуть на те две луковицы. Затем снова открыл их и продолжил:

- Когда моя жена ушла, не сказав мне ни слова, она глубоко меня этим глубоко ранила. Вы не видите, но у меня есть страшная рана, которая доходит до самого сердца. И все же я не умер и прожил еще много лет. Просто потому, что не сразу понял, что эта рана смертельна. А когда я это понял, было уже поздно, - при этих словах на губах Коясу заиграла легкая улыбка, - С тех пор я стал другим человеком. Мир больше не интересовал меня. Потому что мое сердце перегорело. А в груди зияла глубокая рана. Всю оставшуюся жизнь лишь библиотека вызвала во мне хоть какой-то интерес. Моя маленькая домашняя библиотека много лет поддерживала меня. Вот почему я так хорошо понимаю вашу боль. Возможно, это звучит претенциозно, но она как будто моя собственная.

- Именно поэтому вы выбрали меня на должность директора библиотеки?

Коясу решительно кивнул.

- Да, я все понял с первого взгляда. Что вы были тем человеком, который должен стать моим преемником в библиотеке. Потому что это - не обычная библиотека. Это не просто помещение, в котором хранится много книг. Прежде всего, это - особое место, где может найти приют сгоревшее сердце.

- Иногда я не понимаю себя, - откровенно признался я Коясу, - Или, может быть, следует сказать по-другому: я теряю себя. Я не чувствую, что живу своей жизнью. Мне кажется, что я - всего лишь собственная тень. В такие моменты я становлюсь настолько неуверенным в себе, будто я - манекен, пытающийся притвориться человеком, и все вокруг об этом догадываются.

- Настоящий человек и его тень на самом деле являются двумя сторонами одной и той же сущности, - сказал Коясу спокойным тоном, - Человек и тень могут меняться местами в зависимости от обстоятельств. Только за счет этого мы иногда и выживаем. Бывают ситуации, в которых притворяться необходимо. Не волнуйтесь. Вы - тот, кто вы есть. Здесь и сейчас.

В этот момент Коясу замолчал и внезапно поморщился, как будто проглотил что-то несъедобное. Затем несколько раз повел плечами и издал долгий, глубокий вздох.

- С вами все в порядке? - спросил я.

- О, да, - сказал Коясу после того, как отдышался, - Все в порядке, не беспокойтесь. Но думаю, я слишком заболтался. Извините, но мне пора идти. Пока я могу сказать вам только одно: будьте уверены в себе. Если вы будете в себе уверены, правильный путь сам вас найдет. И это поможет избежать падения. Или, по крайней мере, смягчить его последствия.

Поможет избежать падения? Какого падения? Что это вообще значит?

- Но мы ведь увидимся снова, господин Коясу? Мне так о многом нужно еще вас спросить. Коясу взял со стола свой берет и, как всегда, расправил, прежде чем надеть.

- Да, мы еще увидимся. Если вам это нужно, я буду рад помочь. Но я не могу точно знать, когда у меня появится такая возможность в следующий раз. Течение уносит меня все дальше из этого мира, и чтобы поговорить с вами лицом к лицу, как мы это делаем сейчас, требуется все больше сил. Но я уверен, что мы еще обязательно увидимся.

Вся фигура Коясу, казалось, теряла резкость и становилась все более нечеткой, пока он это говорил. Я почти что мог видеть его насквозь. Но, возможно, это была всего лишь иллюзия, вызванная недостатком освещения в комнате.

Коясу открыл дверь и вышел. Я услышал, как она с грохотом захлопнулась за его спиной. Затем наступила глубокая тишина. Звука шагов Коясу я не услышал.

45

Я стоял между полками и сортировал книги, когда со мной заговорил мальчик. Было около одиннадцати утра. На мне был бежевый свитер с круглым вырезом и оливковые брюки. На шее висел пластиковый бейдж, удостоверяющий, что я являюсь сотрудником библиотеки. Я снимал с полок потрепанные книги и заменял их новыми.

Мальчик был невысоким и худощавым, лет шестнадцати-семнадцати, и одет в зеленую толстовку с капюшоном, светлые джинсы и черные кроссовки. Вся одежда выглядела поношенной и была ему не по размеру. Возможно, это были чьи-то старые вещи из секонд- хэнда. На передней стороне толстовки была изображена желтая подводная лодка из фильма группы The Beatles «Yellow Submarine». А на носу у мальчика были очки в тонкой золотистой оправе, похожие на те, которые носил Джон Леннон. Они были слишком большими для его узкого лица и сидели немного криво. Мальчик выглядел так, словно перенесся из в наше время из шестидесятых.

Я несколько раз видел его раньше в читальном зале. Он всегда сидел на одном и том же месте у окна с серьезным выражением лица, глубоко погрузившись в чтение. Я удивлялся тому, что он сидел в библиотеке с утра до вечера. Неужели ему не нужно ходить в школу?

Однажды я спросил о нем у Соэды. Она покачала головой.

- Он не ходит в школу, а вместо этого сидит в библиотеке. Его родители в курсе.

Судя по всему, мальчик был на домашнем обучении. Поэтому я больше не задавал вопросов. Если ребенок не ходит в школу, но при этом почти каждый день посещает библиотеку и читает книги - значит, родителей это вполне устраивает.

Но в этот день он впервые не сидел за столом у окна, а ходил взад и вперед между полками, как будто о чем-то думая.

- Извините, пожалуйста, - мальчик остановился и обратился ко мне.

- Да, я вас слушаю, - ответил я, держа в руке стопку книг.

- Не могли бы вы назвать мне дату вашего рождения? - спросил он. Мальчик говорил слишком вежливо для своего возраста. Как будто зачитывал текст, заранее написанный на листке бумаги.

Со стопкой книг в руках я повернулся к нему и внимательно рассмотрел. У него были ровные, приятные черты лица. Только уши казались слегка великоваты. Судя по всему, он недавно был у парикмахера, поскольку волосы были аккуратно подстрижены, а кожа над ушами казалась бледнее, чем на остальном лице. Он был невысокого роста и светлокожий, шея и руки - длинные и тонкие. Никаких следов загара. Мальчик выглядел так, будто никогда в жизни не занимался спортом. Когда он посмотрел прямо на меня, я заметил странный блеск в его глазах, Резкий, сосредоточенный блеск. Как будто он пристально рассматривал что-то в глубокой бездне... или, может быть, он действительно рассматривал меня, находившегося в глубокой бездне?

- Дату моего рождения? - переспросил я.

- Да, год, месяц и день вашего рождения.

Немного подумав, я назвал ему эту дату. Я не понимал, зачем это нужно, но вряд ли могло случиться что-то плохое из-за того, что я скажу ему дату своего рождения.

- Среда, - сразу ответил мальчик.

Я нахмурился. Выражение моего лица, казалось, его встревожило.

- Вы родились в среду, - повторил он. Его тон был резким, как будто он не желал вдаваться в подробности. И, не сказав больше ни слова, мальчик вернулся в читальный зал, сел за стол у окна и продолжил читать.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что произошло. Потом меня внезапно осенило. Мальчик, вероятно, обладал необычайными способностями к календарной арифметике, связанными с синдромом саванта. Все, что вам нужно было сделать, это назвать ему любую дату в прошлом или будущем, и он сразу мог сказать, на какой день недели она приходится. Персонаж фильма «Человек дождя» был одним из таких людей. Они часто имеют когнитивные нарушения, но исключительно талантливы в таких областях, как математика или искусство.

Мне захотелось проверить в Интернете, действительно ли мой день рождения приходится на среду, но, поскольку в библиотеке не было компьютеров, я не смог этого сделать. (Но когда вспомнил об этом дома, то убедился, что действительно родился в среду.)

Я подошел к Соэде и незаметно указал на мальчика, сидевшего за столом.

- Видишь этого парня?

- А что с ним не так?

- Он немного странный.

Соэда посмотрела на меня.

- Он спросил у вас дату рождения?

Я рассказал ей, что случилось.

Соэда слушала меня безо всякого интереса.

- Да, он иногда спрашивает у людей дату рождения. И затем называет им точный день недели. Ну и что? Он никому не мешает и не доставляет никаких хлопот. И, кстати, всегда спрашивает только один раз.

- Он спрашивает дату рождения у всех, кого встречает?

- Нет, не у всех. Выборочно. У кого-то спрашивает, кого-то нет. Я не знаю, по какому принципу.

- Понятно, - сказал я.

Несмотря на то, что это было достаточно необычно, никаких проблем, похоже, действительно не было. Речь шла просто о датах рождения.

- Кстати, в какой день недели вы родились?

- В среду, - сказал я.

- Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн, - медленно, почти по слогам, произнесла Соэда. - Вы знаете это стихотворение?

Я покачал головой.

- Это старая английская песенка:

В понедельник кто рождён, будет с праведным лицом.

Кто во вторник появился - благодатью наградился.

Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн.

- Никогда раньше этого не слышал, - сказал я.

- Не обращайте внимания. Я родилась в понедельник, но выгляжу не особенно праведно, - сказала Соэда со своим обычным серьезным выражением лица.

- Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн, - повторил я.

- Это всего лишь детская песенка.

- Почему он не ходит в школу? Над ним там издеваются или что-то в этом роде?

- Нет, он просто туда не поступил, - Соэда отложила ручку и поправила очки, прежде чем продолжить, - Прошлой весной он окончил среднюю школу, но не смог перейти в старшую. Видимо, из-за плохих оценок. Он получил высший балл по предметам, в которых хорошо разбирался, но провалился по всем остальным. Хотя этот мальчик и может запомнить содержание любой книги, он не умеет анализировать информацию и, следовательно, не может применить ее на практике. К тому же он отказался посещать занятия по физкультуре. Поэтому его не взяли в старшую школу.