- Тогда, получается, мы сможем увидеться только после захода солнца.
- Ага. Как две совы.
- Как две совы в темном лесу.
- Ты можешь один разок перенести выходной и на понедельник. В конце концов, ты же сама себе начальник, когда хочешь - тогда и отдыхаешь.
Она задумчиво наклонила голову.
- Это правда, я об этом обязательно подумаю.
Затем она сделала шаг ко мне, вытянула шею и нежно поцеловала меня в щеку. Совершенно естественно, как будто мы были знакомы уже очень давно. Ее мягкие губы оказались удивительно теплыми - наверное, потому что она всю дорогу прятала лицо за шарфом.
- Спасибо, что проводил меня домой. Как после свидания в школе. Такого приятного вечера у меня давно не было.
- Вот только школьники не пьют шабли и не рассказывают о своем разводе.
Она засмеялась.
- Ты прав.
- Спокойной ночи, - я вытащил из кармана пальто шерстяную шапку и надел ее. Она помахала мне рукой и закрыла дверь изнутри.
Я все еще чувствовал ее нежный поцелуй на своей правой щеке. Я натянул шарф до самых глаз, чтобы холод не отобрал у меня это приятное ощущение. На небе не было видно ни луны, ни звезд.
Видимо, северный ветер снова привел за собой тучи.
Видимо, я задумался настолько глубоко, что ноги сами принесли меня не к дому, а к библиотеке. Когда я очутился возле нее, часы показывали без двадцати десять.
После недолгих раздумий я решил зайти внутрь. Возможно, мне просто не хотелось идти домой, ведь там, в опустевшей комнате, я сразу почувствовал бы себя очень одиноким. А мне хотелось подольше сохранить ощущение близости этой женщины. Я все еще чувствовал ее мягкие губы на своей щеке. Я не испытывал подобного уже много лет.
«Как после свидания в школе», - сказала она. Мысль эта не казалась мне такой уж надуманной. Мы оба были в этом городке «новичками» и еще не успели физически и морально привыкнуть к новой обстановке. Наши движения и то, как мы разговаривали друг с другом, все еще были неловкими. Я действительно вел себя как школьник - не торопился идти домой только потому, что она слегка поцеловала меня в щеку в знак благодарности.
Я достал из кармана связку ключей, осторожно открыл железные ворота библиотеки, а потом так же осторожно закрыл их за собой. Поднялся по склону и отпер дверь веранды. В библиотеке было темно и прохладно. Только зеленые аварийные огоньки на стене тускло освещали интерьер. Это был мой третий ночной визит в библиотеку. Я нервничал гораздо меньше, чем в первый раз. После того, как мои глаза привыкли к темноте, я подошел к стойке и взял фонарик, который теперь всегда лежал там. Освещая пол перед собой, я направился в подвальную комнату в глубине коридора.
Когда я осторожно открыл дверь, там было темно, но в печи горел огонь. Не то чтобы он был очень ярким, но несколько толстых поленьев все же светились тусклым оранжевым светом. А в воздухе витал знакомый запах старых яблонь. От света печи оштукатуренные стены казались красноватыми.
Я огляделся вокруг. Кто-то положил в печь дрова и растопил ее. Наверняка это был Коясу - больше некому. Но его самого нигде видно не было. Только огонь тихо потрескивал в печи. Видимо, его разожгли достаточно давно, потому что комната успела неплохо прогреться. Я снял шарф, перчатки и пальто, и встал возле печи. Все-таки, я замерз гораздо сильнее, чем мне сначала показалось.
- Господин Коясу? - осторожно спросил я. Никакого ответа не последовало. Моему голосу не хватало силы, и он беспомощно растворялся в пространстве комнаты, не достигая ничьих ушей.
Знал ли Коясу, что в этот вечер я не захочу идти домой и в итоге окажусь здесь? Или это именно он намеренно меня сюда и направил? Потому что ему было что мне сказать? Конечно же, будучи живым человеком, я понятия не имел, какими способностями обладают призраки.
Но сколько бы я ни осматривал маленькую комнату, Коясу нигде не было. Без сомнения, я был в ней один. Стоял, молча глядя на оранжевое пламя, постепенно согреваясь и позволяя времени течь.
Тепло огня рождало во мне ощущение безопасности. Наши предки, сидевшие у костра в своих пещерах, должно быть, чувствовали то же самое, зная, что огонь защищает их от холода и диких животных. Пламя пробуждало коллективную память, заложенную в моих генах.
Я был уверен, что Коясу недавно был в этой комнате. Он положил в печь дрова, разжег огонь и отрегулировал тягу так, чтобы она не была ни слишком слабой, ни слишком сильной. Он позаботился о том, чтобы, когда я приду, здесь было тепло и комфортно. Никто, кроме Коясу, не мог этого сделать. И все же его здесь не было. Он оставил огонь в печи и исчез.
Возможно, у него появились неотложные дела? Я, конечно, не мог знать, какие именно неотложные дела могли появиться у призрака, но что-то, должно быть, помешало ему меня дождаться. Может быть, у него закончились силы, и он больше не смог сохранять свой человеческий облик?
Все, что я мог делать - это смотреть на пламя и ждать, когда что-нибудь произойдет. Вот я и ждал. Чтобы убедиться, что мой голос все еще обладает звучанием, я время от времени громко произносил его имя: «Господин Коясу!»
Но ответа не было. Никакого ответа. Комнату заполняла плотная и гнетущая тишина, и ни единого звука слышно было. Словно сюда внезапно опустилась тяжелая снежная туча с зимнего неба. Я открыл дверцу печи и подкинул дров.
Стоя перед печью, я думал о хозяйке кофейни. (Кстати, как ее зовут? Почему мне даже не пришло в голову спросить ее имя? И почему я не назвал ей свое? Разве не с этого принято начинать знакомство?) Я вспомнил ее стройную фигуру, прямые черные волосы, слегка подведенные брови, полные губы, которые она иногда кривила в ироничной улыбке. Что же в ней было такого, что меня очаровало? Ведь она не была особенно красивой женщиной, да и особенно молодой - тоже (но, по крайней мере, она была лет на десять моложе меня).
Но странное чувство поселилось в уголке моего сердца и не желало оттуда уходить. Может быть, она мне кого-то напомнила? Но как бы я ни пытался, я не мог понять, кого именно она могла мне напомнить. Наверное, никого. Она заняла свое собственное место в моем сердце.
Я честно и искренне спросил себя, нравится ли она мне как женщина?
Думаю, ответ должен быть «да». Как мужчина с нормальным либидо (по крайней мере, я считал его нормальным) я питал к ней сексуальный интерес. В этом не было никаких сомнений. Но мое желание уж точно не было настолько сильным, чтобы я не мог его контролировать. Оно не могло сподвигнуть меня на какие-то необдуманные поступки.
Я спросил себе еще кое о чем: влюбился ли я в нее?
Ответ, вероятно, был «нет». Я не влюбился в женщину из кофейни. Я чувствовал к ней симпатию, но это было нечто иное, нежели любовь. Мне казалось, что моя физическая и психологическая способность любить, то есть желание полностью отдаться другому человеку сердцем и душой, давно уже исчерпана. Как сказал мне Коясу: «Вы встретили идеального партнера на раннем этапе своей жизни.»
Наверное, это действительно было правдой. И некоторые не самые приятные события в моей жизни ясно показали это. Или, лучше сказать, они заставили меня в это поверить. Да, я испытал многое на собственном опыте - и заплатил немало за такое обучение. Я не хотел повторять этот опыт, если его было возможно не повторять. Опыт непреднамеренного причинения боли другому человеку и тем самым причинения боли самому себе.
И все же я не мог об этом не думать. Если бы я действительно захотел с ней переспать - она наверняка была бы не против. По крайней мере, мне так казалось. Я представил, как мы занимаемся любовью. Представил ее обнаженное тело и то, как я вхожу в нее. И тут же вспомнил, как в семнадцать лет сидел в поезде и фантазировал, как раздеваю девушку, с которой собирался встретиться через час. И снова почувствовал себя виноватым. Я не мог отделить свои нынешние сексуальные фантазии от прошлых. Они были слишком сильно связаны и переплетены внутри меня. Это меня смутило.
Я ДУМАЮ О ТВОЕЙ ГРУДИ И О ТОМ, ЧТО У ТЕБЯ ПОД ЮБКОЙ. Я СЕБЕ ЭТО ПРЕДСТАВЛЯЮ. ВОТ Я НЕУКЛЮЖЕ РАССТЕГИВАЮ ТВОЮ БЕЛУЮ БЛУЗКУ И БЮСТГАЛЬТЕР. ПРОСОВЫВАЮ РУКУ ПОД ТВОЮ ЮБКУ, ПРИКАСАЮСЬ К МЯГКОЙ ВНУТРЕННЕЙ СТОРОНЕ БЕДЕР, А ЗАТЕМ...
Я закрыл глаза и попытался отогнать образ, который так упорно возникал в моей голове. Или хотя бы переместить его туда, где я не мог бы его увидеть. Но образ не желал исчезать.
Нет, это был даже не настоящий образ. Это было что-то давно уже потерянное и исчезнувшее. Я просто смешал все в кучу и теперь не мог понять, что именно пытаюсь себе представить. Или же - чего пытаюсь не представлять.
Мои часы показывали около двенадцати. Я сидел в подвальной комнате пустой библиотеки перед пылающей жаром печью и грелся, погруженный в свои мысли. Громкий треск лопнувшего в огне полена эхом разнесся по комнате. Я посмотрел на пламя и снова огляделся по сторонам.
- Извините, что заставил вас ждать, - сказал Коясу.
55
- Извините, что заставил вас ждать, - сказал Коясу. Я оторвался от своих мыслей и поспешно обернулся. Коясу сидел в темном углу на одном из старых деревянных стульев. На нем был темно-синий берет, клетчатая юбка и твидовый пиджак. И тонкие белые теннисные туфли. Он выглядел так же, как и всегда. Пальто на нем не было.
- Я хотел прийти раньше, но кое-что меня задержало, поэтому вам пришлось немного подождать.
Я не знал, что сказать, поэтому просто молча кивнул. Повернувшись спиной к печи, я стоял и смотрел на Коясу. Лицо его было бледнее обычного, и на нем было какое-то очень одинокое выражение.
- Я давно не был в библиотеке, - сказал он, - И с вами тоже встретиться не удавалось. Мне становится все труднее принимать человеческий облик. Приближается тот момент, когда мне придется окончательно покинуть этот мир.
Теперь, когда он это сказал, облик Коясу действительно показался мне тусклым и расплывчатым. В какой-то момент мне даже почудилось, что я вижу сквозь него очертания спинки стула.
- Приятно видеть вас снова, - сказал я, - Я очень скучал по вам.
Легкая улыбка тронула уголки его рта. Выражение лица Коясу было настороженным.
- Я рад, что вы это сказали, но на самом деле я уже мертв. Так что наши встречи - не более чем мимолетная пауза. Что-то вроде отсрочки, предоставленной мне.
Что-то вроде отсрочки? Я повторил эти слова про себя. Отсрочки от чего? Но расспросы заняли бы слишком много времени, а мне нужно было сказать ему кое-что важное.
- Многое произошло, пока вас не было.
- Да. Я примерно в курсе, но, возможно, было бы лучше, если бы вы рассказали мне обо всем сами. Мы должны избегать любых недоразумений.
Я рассказал Коясу о своем разговоре с мальчиком в толстовке с желтой подводной лодкой. О том, что мальчик хочет покинуть наш мир и перебраться в город за стеной. Коясу слушал меня молча, скрестив руки на груди. Он не издавал ни звука и лишь время от времени кивал. Его глаза были закрыты, и я даже подумал, не заснул ли он. Но он, конечно же, не спал. Просто двигался как можно меньше, чтобы не тратить лишнюю энергию.
Когда я дошел до конца своего рассказа, Коясу продолжал думать, скрестив руки на груди. Он вообще не шевелился. Казалось, даже не дышал. Впрочем, он ведь и так был уже мертв, поэтому не было бы ничего удивительного, если бы он вдруг перестал дышать.
А, может быть, человек умирает дважды? Сначала телом, а потом - душой? Но, конечно, если такое и было возможно, то уж точно не для всех. Коясу был исключением.
- Я очень рад, что мальчик смог поговорить с вами, - наконец нарушил молчание Коясу, - Потому что он может делать это не со всеми.
- Поговорить - не самое правильное слово. Мы общались в основном посредством жестов и письменно. На самом деле он очень мало что сказал по-настоящему.
- Это его обычный способ общения. Со мной все было точно так же.
Внезапно из печи донесся звук, похожий на кошачье мурлыканье, и я обернулся. Но поленья не сдвинулись с места. Может быть, с вытяжкой что-то не в порядке? Я снова перевел взгляд на Коясу. Его глаза все еще были едва приоткрыты.
- Он очень хочет попасть в город за стеной, - сказал я, - В город, где я когда-то жил. Но чтобы попасть туда, ему придется исчезнуть из этого мира. Потому что человек, теряющий свою тень, теряет и всякую связь с ним.
Коясу кивнул.
- Да, я знаю об этом. Вы смогли вернуться в этот мир, вновь обретя свою тень, но мальчик полон решимости навсегда остаться в городе.
- Именно так.
- Как вы, наверное, понимаете, наш мир - не самое подходящее для него место. То есть, ему здесь вообще нет места.
- В определенной степени я понимаю, что у него здесь нет будущего. Но должен ли я действительно помочь ему попасть в город? Что, если он потом пожалеет об этом? Ведь вполне вероятно, что в какой-то момент он может пожалеть, что оказался там. В конце концов, ему всего шестнадцать, и я сомневаюсь, что в таком возрасте человек всерьез способен определять свое будущее раз и навсегда.
Коясу снова медленно кивнул, показывая, что точно понял, что я хотел ему сказать.
- Однажды войдя в город, покинуть его практически невозможно, - продолжал я, - Он окружен стеной, а стражник неустанно следит за единственными воротами. Да и к тому же я не могу сказать, что люди в этом городе живут счастливой жизнью. Видит Бог, это не рай на земле.
- Но вы все равно решили остаться там и жить той жизнью, которой так жаждали. Несмотря на то, что ваша тень умоляла вас покинуть город, вы не последовали за ней. Ведь так все было, да? Вы не собирались возвращаться в этот мир.
Я медленно вдыхал и выдыхал, как человек, только что вынырнувший из морских глубин.
- Именно так все и было. Но даже сейчас я не могу судить, какое решение было бы правильным. Остаться в городе или вернуться сюда. Но в конце концов мое решение все равно не имело значения, потому что меня вышвырнули обратно в этот мир против моей воли... Так что даже если мальчик доберется до города, неизвестно, что его там вообще ждет.
Коясу смотрел в угол потолка широко открытыми глазами, как будто там скрывалось нечто особенное. Я проследил за его взглядом. Но ничего необычного не увидел. Это был просто угол.
- И вы не знаете, как вам стоит поступить? - спросил Коясу.
- Не знаю. Что я должен сделать? Должен ли я выполнить желание мальчика? Должен ли я помочь человеку...
- Извините, но мне придется вас перебить, - Коясу подчеркнул свои слова, подняв указательный палец, - Могу ли я вам кое-что объяснить? Вам вообще не нужно об этом думать. Потому что вам не придется принимать никакого решения.
- Но он хочет, чтобы я отвел его в город. Потому что не знает, как туда добраться.
- Вы ведь все равно не можете этого сделать. Вы были в городе, но не знаете дороги туда.
- Не знаю, это правда.
- Так что вам не придется принимать никакого решения, - повторил Коясу спокойным голосом,
- Как вы думаете, можем ли мы выбирать, что именно нам приснится ночью?
- Нет, думаю, не можем.
- А можем ли мы выбирать, что приснится кому-то другому?
- Конечно же, нет.
- Вот это я и пытаюсь вам объяснить.
- Вы хотите сказать, что город за стеной мне только снился?
- Нет, совсем нет. Я просто использовал эту метафору. Город, вне всякого сомнения, существует. Все, что я хотел сказать - это то, что нет конкретного способа туда добраться. Потому что путь туда у каждого свой. Невозможно просто так взять мальчика за руку и отвести в город. Он должен сам найти этот путь.
- Поэтому я на самом деле вообще не могу помочь мальчику попасть в город. Вы имеете в виду это?
- Именно это я и имею в виду, - сказал Коясу, - Он должен сам найти дорогу в город. Вероятно, ему понадобится ваша помощь, но какая именно, он должен понять самостоятельно. В любом случае, вам не придется принимать решение за него.
Я думал о словах Коясу, но не мог до конца их понять. Где была логическая связь?
Коясу продолжил.
- Вы уже достаточно ему помогли. Потому что рассказали о городе за стеной. Город теперь пустил в нем корни. Для него он гораздо более настоящий, чем его реальный мир.
- Вы имеете в виду, что мои воспоминания о городе перешли непосредственно в его сознание? И теперь в нем существует точная копия города?
- Да, способность что-то точно копировать у мальчика врожденная - не забывайте, что у него фотографическая память. Возможно, и я тоже ему немного в этом помог.
- Но это не может быть точная копия. Потому что мое знание города не идеально, и я не могу утверждать, что моя память хранит лишь верные воспоминания.
Коясу кивнул.
- Город, который он создал в своей голове, может немного отличаться от того, в котором вы жили. Но основы те же, изменились лишь некоторые детали. Это нормально для города, который и без того постоянно менялся.
Это действительно было так. Пока я жил в городе, стена то и дело меняла свои очертания. Как оболочка живой клетки.
Коясу на мгновение сделал паузу, прежде чем продолжить.
- В любом случае, вам не нужно беспокоиться о том, какую сторону он выберет. Любой выбор будет правильным. Мальчик сильный, он обязательно выживет в среде, которая ему подходит. Так же, как вы живете в том мире, который выбрали для себя.
Коясу снова скрестил руки на груди и посмотрел мне в глаза.
- Вы уже достаточно сделали для мальчика. Вы дали ему шанс попасть в новый мир. Я твердо убежден, что это было для него большой радостью. Можно сказать, что вы передали ему свое наследие. Да точно. Точно так же, как эта библиотека - мое наследие вам.
Мне потребовалось время, чтобы осознать, что имел в виду Коясу. Наследие? Что, черт возьми, унаследует от меня мальчик с желтой подводной лодкой на толстовке?
Коясу положил руки на колени.
- Ну, мне пора идти. Мое время истекает. Боюсь, у меня не будет возможности увидеться с вами снова.
Фигура Коясу становилась все более прозрачной, и вскоре он полностью исчез. Просто растворился в воздухе, как дым. Остался только старый деревянный стул, на который я долго и пристально смотрел. Я надеялся, что Коясу появится снова и скажет что-то еще. Но сколько бы я ни ждал, этого не происходило. Только старый стул безмолвно стоял в углу комнаты.
Я понял, что Коясу больше нет. Он попрощался с этим миром окончательно. И это было невыносимо печально. Пожалуй, даже печальнее смерти живого человека.
Печка продолжала мурлыкать, будто кошка. А за окном свистел ветер. Я подождал, пока догорит огонь, затем вышел из библиотеки и направился домой.
56
На следующее утро, войдя в библиотеку, я почувствовал, что она неуловимо изменилась. Воздух слегка изменился, свет, проникающий свет окна, имел непривычный оттенок, и даже шумы стали звучать немного по-другому. Это все потому, что духа Коясу больше здесь не было, он исчез - абсолютно и навсегда. Но я, скорее всего, был единственным, кто об этом знал.
Хотя нет, мальчик с желтой подводной лодкой, вероятно, тоже это знал. Он очень многое воспринимал интуитивно и был тесно связан с Коясу. Поэтому должен был почувствовать, что его душа покинула этот мир. А, может быть, Коясу сам ему обо всем рассказал, так же, как и мне.
Но даже если бы я прямо спросил мальчика об этом, то, наверное, не получил бы никакого ответа. Ведь он говорил только то, что хотел сказать сам, и только тогда, когда хотел это сказать. Его фразы всегда были максимально краткими и зачастую символичными.
Соэда, похоже, тоже еще ничего не знала. Во всяком случае, когда мы увиделись в то утро, она вела себя так же, как и обычно. Коротко поздоровалась своей фирменной дружелюбной улыбкой и приступила к работе.
Это был вторник. Впервые за долгое время на улице светило солнце. Крыши блестели, а сугробы тут и там начинали таять.
Перед обедом я зашел в читальный зал и огляделся. Там было всего шестеро посетителей. Двое из них - пенсионеры, а остальные выглядели как студенты. Старшие проводили время за чтением, а младшие сидели перед своими тетрадями и справочниками, как на экзамене, каждый - с карандашом в руке. Но вот мальчика нигде не было видно. На его обычном месте сидел толстый седой мужчина.
Я подошел к стойке, чтобы поговорить с Соэдой. После того, как мы обсудили некоторые деловые вопросы, я спросил ее, будто это только что пришло мне в голову:
- Мальчик сегодня не приходил, да?
- Нет, и, видимо, уже не придет, - сказала Соэда, будто в этом не было ничего особенного. И действительно - это был далеко не первый раз, когда мальчик по какой-то причине не приходил в библиотеку.
Я собирался спросить ее о Коясу, но потом отказался от этой идеи, потому что подумал, что лучше пока не упоминать его имя, чтобы позволить его душе поскорее упокоиться с миром. Не знаю почему, но у меня возникло ощущение, что нужно поступить именно так. Возможно, и на кладбище мне в ближайшее время появляться не стоит.
Мальчик не пришел в библиотеку и на следующий день. И через день - тоже.
Когда в четверг утром его снова не оказалось на обычном месте, я спросил Соэду, что с ним могло случиться. В конце концов, он не появлялся уже три дня.
- Ему, видимо, снова нужно немного отдохнуть, - ответила она, - Возможно, он прочитал слишком много, и мозгу необходима передышка.
- Но прошло не так уж много времени с тех пор, когда он в последний раз делал передышку. Соэда поправила очки указательным пальцем.
- Да это верно. Мне тоже кажется, что это было совсем недавно.
- Может быть, тут и о не о чем беспокоиться, но я всегда волнуюсь, когда он не появляется в течение нескольких дней.
- Теперь, когда вы об этом сказали, я тоже забеспокоилась. Я позвоню его матери чуть позже и спрошу, как дела у мальчика, - сказала Соэда и поджала губы. А потом вернулась к своей работе.
После обеденного перерыва она пришла ко мне в кабинет.
- Я позвонила мальчику домой во время обеда, - сказала Соэда, - И поговорила с его матерью, но она мне толком ничего не объяснила.
- В каком смысле - толком ничего не объяснила?
- Я не поняла смысла сказанного ею. Но она казалась очень встревоженной. Как будто произошло что-то такое, о чем она не могла говорить по телефону. Думаю, мне стоит зайти к ним домой и пообщаться с ней лично.
- Хорошая идея, - сказал я, - Идите прямо сейчас, я подменю вас за стойкой.
- Большое спасибо.
Соэда вышла в коридор, надела пальто и быстрыми шагами направилась к выходу из библиотеки. Я занял ее место у стойки. В будние дни народу к нам заходило немного и делать там было особо нечего.
Соэда вернулась примерно через час. На ходу сняла пальто и подошла ко мне, ее щеки слегка покраснели, а голос звучал встревоженно.
- Если кратко, то мальчик исчез прошлой ночью.
- Исчез?
- Да. В понедельник у него поднялась температура, и он весь день пролежал в своей комнате, но, когда мать зашла туда сегодня утром, кровать была пуста, и мальчика нигде не было. Это почти все, что она смогла мне рассказать.
- Значит, он ушел из дома ночью?
Соэда покачала головой.
- Мать утверждает, что это практически невозможно. Мальчик был в одной пижаме и никакой другой одежды из дома не пропало. Ни пальто, ни свитера, ни брюк. Ничего. Ночью было очень холодно, он не мог выйти на улицу в пижаме, иначе уже замерз бы насмерть. Кроме того, все окна и двери в доме были наглухо заперты изнутри. В этом мать уверена. Она очень осторожна и перед сном всегда проверяет окна и двери. И, тем не менее, мальчик исчез. Он словно растворился в воздухе.
- Может быть, он прячется где-нибудь в доме?
Соэда снова покачала головой.
- Они обыскали каждый угол. Весь дом сверху донизу. Его нигде нет.
- Странное дело, - сказал я. - Они уже заявили о пропаже в полицию?
- Да, мать сразу обратилась в полицию. Но прошло всего несколько часов с тех пор, как он исчез, и нет никаких признаков похищения или чего-то в этом роде. Ей просто сказали продолжать поиски и держать их в курсе дела.
- Кстати, а его любимая толстовка с желтой подводной лодкой тоже осталась дома?
- Мать сказала, что вся одежда, кроме пижамы, осталась на месте.
Я был уверен, что, если бы мальчик решил сбежать, он обязательно переоделся бы в эту толстовку. Тот факт, что она осталась на месте, говорил о том, что он скорее всего не выходил из дома. Если он и в самом деле сбежал - то разве что в город за стеной.
Закрыв глаза и сжав губы, я изо всех сил старался взять себя в руки. Но мои чувства были настолько противоречивы, что я никак не мог их примирить между собой.
- Кстати, - сказала Соэда, - Отец мальчика хотел бы поговорить с вами, если это возможно.
- Со мной? - удивленно спросил я.
- Да, он очень хочет встретиться и поговорить с вами лично. Он зайдет к вам сегодня около трёх, если вы будете не против.
Я взглянул на часы.
- Хорошо. Проводите его в приемную на втором этаже.
Но что мне сказать отцу мальчика? Видит Бог, я не мог рассказать ему о городе за стеной. И о том, что его сын, вполне возможно, покинул наш мир, чтобы перебраться туда.
Мне отчаянно хотелось, чтобы Коясу был рядом. Больше всего мне сейчас были нужны его глубокая мудрость и бесценные советы. Но Коясу, вероятно, больше не существовало. Нигде. С глубоким вздохом я посмотрел на часы на стене.
Отец мальчика пришел ровно в три, и Соэда проводила его в приемную. Мы кратко представились друг другу и обменялись визитками.
Он был высоким мужчиной, почти на голову выше меня. Я предположил, что ему около пятидесяти. На носу у него были массивные очки в черной оправе. А правая и левая стороны лица обладали симметрией, граничащей с чудом. По крайней мере, таково было мое первое впечатление о его лице - идеально симметричное. Спину он держал прямо, и вся его осанка подчеркивала немалую силу воли. Из него получился бы хороший дирижер. Я не смог найти в чертах лица этого человека никакого сходства с чертами его младшего сына.
Отец мальчика снял пальто. Под ним были шерстяной джемпер с тонким узором и черная водолазка. Я предложил ему место на диване в приемной, и он сел. Я расположился напротив за журнальным столиком.
Соэда принесла нам чай, и, поклонившись, вышла из комнаты. После того, как она закрыла за собой дверь, мы некоторое время сидели молча друг напротив друга. Как будто для того, чтобы убедиться, что мы здесь действительно одни. Отец мальчика заговорил первым.
- Я имел честь знать вашего предшественника, господина Коясу, на протяжении многих лет. Мой сын часто посещал библиотеку, и господин Коясу очень о нем заботился.
- Я тоже очень сожалею о смерти господина Коясу - сказал я.
Отец посмотрел на меня немного удивленно.
- Вы знали его лично?
- К сожалению, нет. Но то, что я слышал от разных людей о господине Коясу, создало у меня впечатление, что он был выдающимся человеком как в профессиональном, так и в личном плане.
- Да, без сомнения. Он создал эту библиотеку ценой больших усилий и на свои личные средства. Наверное, в этом городе нет никого, кто мог бы сказать о нем что-то плохое, - отец мальчика сделал паузу, будто выбирал подходящие слова, - Хотя поведение господина Коясу и было несколько нестандартным. Пожалуй, его даже можно было назвать эксцентричным. Особенно после гибели жены и сына. Но, как бы то ни было, проблем это никому не доставляло.
Я уклончиво кивнул.
- Мой внезапный визит к вам связан с моим младшим сыном.
Я снова уклончиво кивнул.
- Думаю, вы уже многое узнали от госпожи Соэда, но я все же еще раз расскажу, что произошло. Если кратко, то прошлой ночью мой сын пропал. В последний раз мы видели его вчера вечером
около десяти часов, а когда моя жена вошла в его комнату сегодня около семи утра, то обнаружила, что кровать пуста. Она была измятой и влажной от пота. Видимо, всю ночь у него была высокая температура. Но самого его нигде не было. Мы с женой обыскали весь дом, но так и не смогли его найти.
Отец мальчика снял очки в черной оправе и смотрел на них какое-то время, словно проверяя толстые линзы.
- Он бесследно исчез. Двери и окна были заперты изнутри. Его одежда также осталась нетронутой. Поскольку жена внимательно следит за вещами нашего сына, в этом нет никаких сомнений. И это невообразимо, чтобы он вышел на улицу в пижаме в такой мороз.
Отец на мгновение замолчал, как будто повторяя факты, которые он мне описал.
- Значит, ваш сын каким-то образом ночью исчез из дома, но никто не знает, как и почему. Я правильно вас понял? - спросил я.
Отец кивнул.
- Да, он как будто растворился в воздухе.
- Случалось ли раньше, чтобы он исчезал так внезапно?
Отец покачал головой.
- Мой сын, как вы, наверное, заметили, с рождения обладает особым характером. Нельзя сказать, что он такой же ребенок, как и любой другой. Иногда он ведет себя по-настоящему странно. Но еще никогда не случалось такого, чтобы мы не знали, где он находится. Для него очень важен распорядок дня, и он всегда придерживается его, не отступая ни на шаг. Поэтому, как я уже сказал, еще никогда не случалось такого, чтобы мы не знали, где он находится в данный момент.
Я покачал головой.
- Это делает его исчезновение еще более загадочным.
- Да, очень загадочным. Как и зачем он выбрался из дома без одежды и обуви, не открывая при этом ни двери, ни окон? И все это - ночью посреди зимы в сильный мороз. Мы, конечно, позвонили в полицию, но они ничего не предприняли и просто попросили немного подождать. Вот почему я пришел к вам. Я хотел спросить, не знаете ли вы чего-то такого, чего не знаю я.
- Но почему именно я могу это знать?
- Я слышал, что вы общались с моим сыном.
Я тщательно подбирал слова.
- Да, я действительно перекинулся несколькими словами с вашим сыном два или три раза. Но это даже нельзя было назвать настоящим разговором. В основном мы общались с помощью жестов и заметок.
- И мой сын обратился к вам первым, правильно?
- Да, он сам обратился ко мне.
Отец вздохнул и потер свои большие ладони, будто перед воображаемым костром.
- Мне стыдно в этом признаться, но я не разговаривал с сыном уже много лет. Когда я ему что- то говорил, он никогда не отвечал и уж точно не заговаривал со мной сам. Он, очевидно, время от времени перебрасывался несколькими словами с матерью, но их содержание ограничивалось сугубо практическими вопросами. Если мой сын действительно с кем-то и разговаривал, то это был господин Коясу. Не знаю почему, но, видимо, он доверял только ему. А господин Коясу, в свою очередь, любил его, как собственного ребенка. Мы были ему за это очень благодарны, ведь он помогал нашему сыну поддерживать хоть какой-то контакт с внешним миром.
Я кивнул.
- Я не знаю, о чем разговаривали мой сын и господин Коясу, - продолжал отец мальчика, - И никогда не пытался это выяснить, потому что чувствовал, что эти разговоры должны оставаться их личным делом. Но прошлой осенью господин Коясу внезапно скончался, и мой сын снова перестал с кем-либо общаться. Поскольку он не посещал школу, то проводил все дни напролет в библиотеке. Как я уже говорил, ему не хватает многих навыков, необходимых для нормальной жизни, но в качестве компенсации у него есть способность, позволяющая читать книги с необычайной скоростью и хранить в голове огромные объемы знаний. Однако я не понимаю, что привлекает моего сына в этом занятии и зачем он вообще это делает. Я даже не уверен, что от постоянного чтения может быть больше пользы, чем вреда. Господин Коясу, вероятно, имел какое-то представление о том, что происходит с моим сыном, и, возможно, мог бы рассказать о нем что-то важное. Но сейчас, когда его больше нет в живых, мне, к сожалению, некого об этом спросить. А вот теперь мой сын исчез. И я представления не имею, где он находится.
Я молча ждал, пока он продолжит.
- Вы сменили господина Коясу на посту директора библиотеки. И судя по тому, что моя жена узнала от госпожи Соэда, вы, очевидно, чем-то заинтересовали нашего сына. Я хотел бы знать, о чем вы говорили с ним. Могло ли содержание ваших разговоров иметь какое-то отношение к его исчезновению? Или, по крайней мере, хотя бы дать нам какую-то подсказку?
Что я должен был ему ответить? Я оказался перед неразрешимой дилеммой. В конце концов, я не мог просто солгать в лицо человеку, который (очевидно) очень серьезно переживал за своего сына. С другой стороны, я не мог сказать ему правду. Она была слишком запутана и далека от того, что принято называть здравым смыслом. Я ломал голову, пытаясь найти слова, которые были бы хоть немного близки к истине.
- Я рассказал вашему сыну своеобразную притчу об одном городе. Вымышленном городе. Мой рассказ не был очень точным и реалистичным, - по большому счету, это был всего лишь пересказ сна. Я не рассказывал ему этого специально, он просто меня подслушал. Но, в любом случае, ваш сын, похоже, очень заинтересовался этим городом.
Это была вся «правда», которую я мог ему сказать. Но, по крайней мере, я не сказал никакой лжи.
Отец сидел с таким видом, будто его заставили проглотить огромный снежный ком.
- По словам моей жены, сын несколько дней сидел за столом, усердно рисуя что-то вроде карты. Он был так ею поглощен, что даже забывал есть и спать. Может ли это иметь какое-то отношение к вашему рассказу?
Я неопределенно кивнул.
- Да, естественно. Думаю, он нарисовал карту города на основе того, что услышал от меня.
- А вы видели эту карту?
Я мгновение поколебался, но затем кивнул. Все-таки, я не мог ему лгать.
- Да, он показал ее мне.
- И это действительно была карта того вымышленного города?
- Да, причем на удивление точная. А ведь я описывал город лишь в общих чертах.
- У моего сына есть такой дар. Он может создать точную общую картину из крошечных, разрозненных фрагментов почти за считанные секунды, например, в кратчайшие сроки собрать сложный пазл из тысячи деталей. Я видел это много раз, когда он был совсем маленьким. Но с возрастом сын становился все более и более осторожным и старался максимально скрыть эту свою способность от других.
Почему, интересно, мальчик тогда не пытался скрыть от других умение определять день недели, в который кто-то родился?
- Я не хочу вас обидеть, но не могли бы вы сказать мне откровенно, что думаете на этот счет? - продолжил отец, - Как вы считаете, есть ли связь между этим городом, о котором сын узнал от вас, и его внезапным исчезновением?
- С точки зрения здравого смысла я не вижу никакой связи, - ответил я, тщательно подбирая слова, - Город, о котором ваш сын узнал из моего рассказа - вымышленный. И то, что он нарисовал, было картой города, которого на самом деле не существует.
С точки зрения здравого смысла.
Большего я рассказать не мог. Но, к счастью, отец мальчика, похоже, был человеком, живущим в мире, которым правит исключительно здравый смысл. Поэтому мысль о том, что его сын действительно мог оказаться в каком-то «воображаемом городе», казалась ему абсурдной. И это сильно облегчало мое положение.
- Но у моего сына определенно был сильный интерес к этому городу, не так ли? Судя по тому, что вы рассказали, он был им почти что одержим, вы так не считаете?
- Возможно. Но сам он ничего мне об этом не говорил.
- Итак, ваше общение с моим сыном касалось вымышленного города. А были ли какие-то другие темы?
Я покачал головой.
- Нет, никаких. Его единственным интересом был этот вымышленный город.
Отец молчал. Он выглядел задумавшимся о чем-то, но его мысли, видимо, блуждали по кругу и никуда его не приводили. Чай на столе совсем остыл, никто из нас к нему даже не прикоснулся. Наконец, мой собеседник разочарованно опустил плечи и глубоко вздохнул.
- Многие люди наверняка считают меня плохим отцом, - признался он, - Не хочу оправдываться, но я никогда не был бессердечным. Я просто не знал, как вести себя с сыном. Я старался как мог, чтобы стать к нему ближе, но ничего не получалось. Я как будто разговаривал с каменной статуей.
Он потянулся за чашкой, сделал глоток остывшего чая и, слегка нахмурившись, поставил ее обратно на блюдце.
- Это был мой первый подобный опыт. У меня трое сыновей, но двое старших росли совершенно нормальными мальчиками, хорошо учились в школе и почти не доставляли нам проблем. Они выросли и переехали в столицу, чтобы устроить свою жизнь. Но младший с рождения был другим. Я знал, что он обладает уникальными способностями, но понятия не имел, как помочь ему с ними разобраться. Что я должен был делать и как его воспитывать? Я достаточно опытный педагог, и мне стыдно признаваться, что я подвел собственного ребенка. Но больше всего меня ранило то, что мой сын не интересовался мной. Хоть мы и жили под одной крышей всей семьей, он, кажется, даже не замечал моего существования. Похоже, кровное родство не имеет для него никакого значения. Честно говоря, я иногда завидовал господину Коясу и с грустью задавался вопросом, что в нем есть такого, чего нет во мне.
Я мог только посочувствовать этому человеку. Возможно, мы даже находились в похожей ситуации, если так можно сказать. Ведь мальчик интересовался не мной лично, а только городом, в котором я когда-то побывал. Для него я был не более чем остановочным пунктом на пути в этот город.
- Я отнял у вас слишком много времени, - сказал отец мальчика, глядя на часы, - Сейчас я пойду в полицию и снова попрошу их найти моего сына. Не могли бы вы связаться со мной, если вдруг вспомните что-то важное? Номер моего мобильного телефона указан на визитной карточке.
Он встал, надел пальто и поклонился мне.
- Мне жаль, что я не смог вам помочь, - сказал я.
Отец беспомощно покачал головой.
Я проводил его и вернулся в приемную. Некоторое время смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Тощая кошка осторожно пробиралась через сад. Я вспомнил о том, как мальчик с желтой подводной лодкой на толстовке неустанно наблюдал за ней и ее потомством.
Вскоре в комнату вошла Соэда с подносом и убрала чайный сервиз с журнального столика.
- Как прошел ваш разговор? - спросила она.
- Отец, очевидно, очень переживает за мальчика, но я не смог ему ничем помочь.
- Возможно, ему просто был нужен был кто-то, с кем можно поговорить. Тяжело оставаться наедине с такими заботами.
- Надеюсь, мальчик найдется.
- Я тоже, но это очень странно, что он исчез посреди ночи. Особенно в такой мороз.
Я молча кивнул. Я чувствовал, что Соэда опасается того же, чего и я. Что мальчик никогда не вернется. Я понял это по звуку ее голоса.
57
Мальчик так и не вернулся.
Полиция расследовала его исчезновение, и в рамках этого расследования была проведена поисковая операция, но в конечном итоге никаких его следов так обнаружено и не было. Записи камер наблюдения на вокзале показали, что он не выезжал из города ни на поезде, ни на автобусе. Мальчик буквально «растворился в воздухе», как выразился его отец. Со слов матери было известно, что ее сын не взял с собой ни одежды, ни вещей, а если у него и были деньги - то лишь несколько монет, которых хватило бы в лучшем случае на один завтрак.
Вероятно, я был единственным, кто имел хотя бы какое-то представление, куда он мог пропасть. Мальчик нашел путь в город за стеной (я уж не знал, как именно) и отправился туда. Так же, как в свое время и я, он попал в другой мир неведомым маршрутом, существовавшим лишь в его сознании.
Конечно, это было всего лишь мое предположение. Никаких доказательств или логических объяснений этого предположения я предоставить не мог. Но мальчик так или иначе очутился в городе за стеной, в этом я не сомневался. Это было единственным возможным объяснением его бесследного исчезновения. Он искренне и всем сердцем желал попасть в город, он жаждал этого, и, вероятно, его необыкновенные способности позволили ему сделать это сознательно. Я был уверен, что дело обстояло именно так - мальчик сумел добраться до города, потому что понял, как это сделать. Он не попал туда в бессознательном состоянии, как это случилось со мной.
Я представил себе мальчика, входящего в город. Стражник встретил его у ворот, отрезал тень и провел операцию на глазах точно так же, как он проделал все это со мной. Городу требовался читатель снов, и он, вероятно, немедленно назначил мальчика моим преемником. Без сомнения, этот парень станет куда более толковым читателем снов, чем был я. Ведь он способен моментально рассмотреть сон во всех подробностях, ни на секунду не теряя концентрации. А учитывая тот колоссальный объем информации, который мальчик способен хранить в памяти, он в какой-то момент сможет вообще заменить собой весь архив старых снов.
Я представил, как мальчик в толстовке с желтой подводной лодкой читает в библиотеке старые сны. Интересно, а девушка тоже там? Растопила ли она печь перед его приходом? И приготовила ли травяной чай, чтобы успокоить боль в его глазах? При мыслях об этом я ощутил легкую грусть. Она тихо просочилось в мое сердце, как бесцветная талая вода.
Поздно утром в понедельник мне позвонили. Поскольку у меня был выходной, я все еще валялся в постели. Уже несколько часов не спал, но все никак не мог заставить себя встать. Яркий солнечный луч пробивался сквозь щель в занавесках, словно упрекая меня за эту лень.
Телефон у меня дома почти никогда не звонил. Кто вообще может мне позвонить? Громкий сигнал, разносившийся по квартире в это утро, показался мне нереальным. Поэтому я даже не подумал встать и взять трубку. Просто лежал и слушал, как надрывается телефон. После двенадцатого звонка он наконец сдался и замолчал.
Но через минуту звонок раздался снова. На этот раз звук был еще громче и пронзительнее - впрочем, возможно, мне это просто почудилось. На этот раз первым сдался я. Примерно после десятого звонка я встал с кровати и взял трубку.
- Привет, - сказал женский голос.
Я не сразу понял, кто это. Голос был ни молодым, ни старым. Ни высоким, ни низким. Он показался мне знакомым, но я некоторое время не мог понять, кому именно он принадлежит. В конце концов, что-то у меня в голове щелкнуло, и я догадался. Это была моя новая знакомая, хозяйка кофейни.
- Доброе утро, - ответил я.
- У тебя все нормально? Голос какой-то странный.
Я откашлялся.
- Все в порядке, спасибо. Я просто сегодня еще ни с кем не разговаривал, и забыл, как это вообще делается.
- Такое бывает, когда живешь один.
- Ты тоже когда-нибудь это чувствовала?
- Всего пару раз. Я ведь еще новичок в том, что касается одиночества.
Наступило короткое молчание.
- Сегодня утром ко мне зашли выпить кофе два очень приятных молодых человека.
- Похоже на начало рассказа Хемингуэя, - сказал я.
Она хихикнула.
- Но эта история не потянет на крутой рассказ. На самом деле они пришли не ради кофе. Хотели со мной поговорить. Кофе заказали постольку-поскольку.
- Итак, два очень приятных молодых человека хотели с тобой поговорить, - сказал я, - Может быть, ты им понравилась, и они решили познакомиться поближе?
- Нет, к сожалению, дело было не в этом. Да и в любом случае они были для меня слишком молоды.
- И сколько им было лет?
- Я бы сказала, что одному было около двадцати пяти, а другому - примерно двадцать.
- Ненамного моложе тебя.
- Спасибо за комплимент, - сказала она невозмутимым тоном.
- И о же чем они хотели с тобой поговорить, если не собирались знакомиться?
- Это были два старших брата того странного мальчика, которого ты знаешь.
Я взял телефон в другую руку и глубоко вздохнул.
- Его братья приходили к тебе в кафе? Но зачем?
- Они искали мальчика. Он исчез. Когда они об этом рассказали, я сразу вспомнила, что рано утром уже видела их возле вокзала. Они показывали прохожим его фотографию и спрашивали, не знает ли его кто-нибудь и не встречал ли в последнее время.
- А потом они пришли к тебе в кофейню, заказали кофе и спросили о том же самом?
- Да, и я рассказала им все, как было. Что он заходил сюда, спрашивал меня о дате рождения, а потом сказал, что я родилась в среду. Что и подтвердилось, когда я проверила это позже. Однако все это произошло до того, как его похитили. Так что я, вероятно, не сильно помогла им в поисках.
- Похитили?
- Именно так они и выразились. Их младший брат исчез из дома, но не просто сбежал или что- то в этом роде. Он бесследно исчез посреди ночи безо всякой на то причины. Как будто его похитили. Вот что они сказали. Ты, наверное, уже и так об этом знал, да? Я имею в виду, что мальчик пропал.
- Да, конечно, знал.
- Они были весьма удивлены моей историей. Их брат - очень застенчивый подросток, который редко выходит из дома, особенно в незнакомые места. Почему он пришел в кофейню в тот день? «Наверное, потому что новый директор городской библиотеки сидел здесь за стойкой и пил кофе», - сказала я им. Мальчик, должно быть, увидел тебя через окно снаружи и вошел, потому что хотел что-то тебе сказать.
Я не знал, что ответить, поэтому промолчал.
- Я сказала что-то такое, чего не стоило говорить?
- Нет, совсем нет. Он действительно увидел меня в кафе и вошел. Может быть, он даже следил за мной в то утро.
- Кстати, братья рассказали мне, что вопрос о дате рождения - это просто что-то вроде приветствия. На самом деле для мальчика не имеет значения, в какой день недели ты родился.
- Очень необычный способ приветствия...
- Еще им было очень интересно, почему он захотел пообщаться именно с тобой. Их брат, как правило, не заговаривает с людьми сам, а уж тем более - с теми, кого не слишком часто видел раньше.
- Видимо, я стал исключением из его правил.
- Вообще мне показалось, что братья не слишком-то многое знают о мальчике. Хотя они и сказали, что выросли под одной крышей, я не думаю, что между ними было какое-то дружеское общение. Впрочем, это просто мое личное впечатление.
- А ты наблюдательный человек.
- Когда работаешь в таком месте, как кофейня, у тебя развивается умение быстро понимать, что перед тобой за человек. Люди приходят и рассказывают мне всякое. А я просто слушаю и киваю. Сами рассказы быстро забываются, но впечатление остается.
- Я понимаю, что ты имеешь в виду.
- Так что я уверена, что эти двое молодых людей обязательно скоро придут к тебе в библиотеку, чтобы узнать побольше о своем младшем брате.
- Я не против, пусть приходят. Просто я, скорее всего, не смогу помочь им в поисках.
- Потому что его похитили?
- Этого я не знаю, - сказал я, - Но слышал, что его уже повсюду искали. И родители, и полиция.
- Как только братья узнали о его исчезновении, то сразу примчались из Токио. Старший взял отпуск на работе, а младший - в университете. Кажется, они пока не слишком продвинулись в своих поисках, но занимаются ими очень усердно. Как будто им есть что терять.
Как будто им есть что терять.
Наверное, это было очень уместное выражение. Когда я разговаривал с отцом мальчика, мне пришла в голову ровно та же мысль.
- Сегодня понедельник, так что библиотека закрыта, верно?
- Именно поэтому я сейчас и дома.
- Действительно. Кстати, я хочу тебе сказать кое-что очень важное.
- И что же?
- Только что принесли свежие кексы с черникой.
Перед моим мысленным взором возникли чашка дымящегося черного кофе и теплый, мягкий черничный кекс. Эта картина меня окончательно пробудила. Наконец-то я снова ощутил себя в реальном мире. Как потерявшаяся кошка, которая вдруг нашла дорогу домой.
- Я буду у тебя через полчаса, - сказал я, - Приготовь мне два черничных кекса. Я съем один в кафе, а другой возьму с собой.
- Будет сделано. Два черничных кекса. Один - с собой.
58
Когда я вошел в кофейню, за маленьким столиком у окна сидели две женщины лет тридцати пяти и тихонько о чем-то разговаривали. Судя по всему, они встретились здесь после того, как отвезли детей в школу или детский сад, чтобы пообщаться в уютной обстановке.
Я сел за стойку и, как всегда, заказал чашку черного кофе и черничный кекс. Кекс был еще немного теплым и очень мягким. И стал он моей плотью, а кофе - моей кровью.
Я принялся наблюдать за своей подругой, которая вертелась возле посудомойки. Как всегда, ее волосы были завязаны сзади в хвост, а поверх одежды на ней был красный клетчатый фартук.
- Значит, братья показывали людям у вокзала фотографии мальчика?
- Да, мне показалось, что они делали именно это, - сказала она, отрываясь от посуды.
- Но никто им ничего нового не рассказал?
- Видимо, мальчика никто не видел. Его исчезновение так и остается загадкой.
- Да уж, и вправду загадочное событие.
- Он показался мне странным ребенком с самого начала.
Я кивнул.
- У него есть некоторые удивительные способности. Он видит мир совершенно иначе, нежели мы.
Она отвлеклась от мытья посуды и на мгновение посмотрела мне в глаза.
- Я хочу поговорить с тобой кое о чем после закрытия кафе. Конечно, если у тебя есть время.
- Конечно, у меня есть время, - ответил я. Все, чем я обычно занимался после захода солнца, - это читал книгу или слушал классическую музыку по радио.
- Я закрываюсь, как обычно, в шесть.
- Хорошо, - сказал я. - Тогда я приду сюда в начале седьмого.
- Спасибо.
Она положила черничный кекс в бумажный пакет, чтобы я мог взять его с собой.
Первое, что я сделал, вернувшись домой, - это постирал скопившееся за неделю белье. Пока крутилась машинка, пропылесосил и помыл ванну. Потом вымыл окна и перестелил постель. Когда белье было постирано, я развесил его сушиться в саду. После этого погладил несколько рубашек, слушая по радио «Струнный квартет №2» Александра Бородина. Ведущий на радио сказал, что Бородин более известен в России как химик, нежели как музыкант. Звучание квартета, впрочем, не вызывало у меня абсолютно никаких ассоциаций с химией. Хотя, если хорошенько подумать, можно сказать, что сочетание плавных мелодий и жизнерадостных гармоний вызывало у меня в мозгу некоторые химические реакции.
Закончив гладить, я взял большую сумку и отправился в продуктовый магазин. Купил все необходимые продукты и вернулся домой, чтобы приготовить что-нибудь на обед. Овощи помыл и положил в холодильник, а мясо и рыбу переупаковал и сунул в морозилку. Потом я приготовил тыквенно-морковный суп на курином бульоне. Занимаясь этими бытовыми делами, я постепенно обрел необходимое спокойствие.
Если судить по моим ограниченным познаниям в классической музыке, Александр Бородин принадлежал к так называемой «Могучей кучке». Кто еще в ней был? Мусоргский, Римский - Корсаков... Других я вспомнить не мог. Пока загружал холодильник, попытался это сделать, но ничего не вышло. Впрочем, это и не имело особого значения.
В половину шестого я вышел из дома. Днем погода была мягкая и уже предвещала весну, но вечером внезапно подул такой холодный ветер, будто зима пыталась отвоевать утраченные позиции. Засунув руки в карманы пальто, я направился в сторону вокзала. А по пути представлял, как Бородин исполняет прекрасную мелодию, при этом одновременно проводя сложный химический эксперимент.
Посетителей в кофейне уже не было, и моя подруга занималась уборкой. Она сняла красный клетчатый фартук, и осталась в белой блузке и узких джинсах. Ее стройная, подтянутая фигура выглядела очень привлекательно.
- Может быть, тебе чем-то помочь? - спросил я.
- Нет, спасибо. Я привыкла работать одна. Да и уже почти все закончила. Посиди пока просто, отдохни.
Я сел на стул возле стойки и наблюдал, как она ловко и быстро выполняет свою работу. Судя по всему, она тоже четко следовала установленному распорядку дня. Вытерла намытую посуду и поставила ее в шкаф, выключила всю технику, сняла кассу и, наконец, опустила жалюзи.
После закрытия в кафе стало как-то неуютно тихо. Эта тишина была чрезмерно глубокой. Днем, когда кофейня была открыта, она казалась совершенно другим местом.
Закончив работу, она тщательно вымыла руки с мылом, вытерла полотенцем каждый палец по отдельности и села на табуретку рядом со мной.
- Ты не против если я покурю?
- Конечно нет. Я не думал, что ты куришь.
- Только одну в день, - сказала она, - После закрытия я сажусь за стойку и курю. Для меня это небольшой ритуал.
- Но в прошлый раз ты его не соблюдала.
- Постеснялась. Я подумала, что тебе это может не понравиться.
Она достала из кассового ящика пачку длинных ментоловых сигарет, сунула одну в рот и зажгла ее спичкой из бумажного коробка. Прищурив глаза, с удовольствием затянулась и выдохнула дым. Судя по всему, это были очень легкие сигареты. Если она курит не часто, то они вряд ли могут сильно навредить.
- Поужинаем у меня, как в прошлый раз?
Она слегка покачала головой.
- Я не голодна. Может быть, перекушу позже, но сейчас ничего не хочется. Если ты не против, я хотела бы поговорить с тобой здесь.
- Конечно, - сказал я.
- Ты пьешь виски?
- Иногда пью.
- У меня есть хороший односолодовый виски. Составишь мне компанию?
- Разумеется, - сказал я.
Она зашла за стойку и взяла с полки бутылку двенадцатилетнего «Боумора». Бутылка была наполовину пуста.
- Первоклассный виски, - сказал я.
- Это мне подарили.
- Виски для тебя - тоже своего рода ритуал?
- Да, именно так. Это - мои маленькие секретные ритуалы. Я курю сигарету с ментолом и выпиваю стакан виски каждый день. Ну, время от времени - еще бокал вина.
- Одиноким людям нужны такие маленькие ритуалы, чтобы проще было пережить день.
- У тебя они тоже есть?
- Несколько, - сказал я.
- Например?
- Я глажу рубашки. И готовлю себе ужин. И еще качаю пресс.
Казалось, она собиралась что-то сказать, но потом передумала.
Я тоже промолчал.
- Я буду виски без льда, - сказала она наконец, - Только добавлю немного содовой. А ты? Если что, лед в холодильнике есть.
- Сделай мне так же, как и себе.
Она налила каждому из нас по двойному виски, добавила немного содовой и размешала коктейльной трубочкой. Мы чокнулись и сделали по глотку.
- Какой замечательный терпкий вкус, - сказал я.
- Говорят, виски с острова Айлей пахнет торфом и морским воздухом.
- Может быть и так, - согласился я, - Впрочем, я не знаю, как на самом деле пахнет торф.
Она засмеялась.
- Я тоже не знаю.
- Ты всегда так его пьешь - просто с небольшим количеством содовой?
- Иногда пью и в чистом виде или со льдом, но чаще всего - так. Это хороший виски, и вкус у него очень стойкий.
- И всегда - только один стакан за раз?
- Да, только один стакан. Изредка позволяю себе еще один перед сном, но не более того, иначе могу не остановиться. Жить одному - это большой риск. А я все еще новичок в этом деле.
Некоторое время в кофейне стояла полная тишина. Эта тишина, которая появилась здесь сразу после закрытия, давила на меня. Чтобы ее нарушить, я спросил первое, что пришло в голову.
- Ты знаешь «Могучую кучку»?
Подруга слегка покачала головой. Дым от ментоловой сигареты все еще медленно кружился в воздухе, хотя сама сигарета уже давно потухла в пепельнице.
- Нет, не знаю. Это какая-нибудь анархистская группировка или что-то в этом роде?
- Нет, они не имеют никакого отношения к политике. Это пять русских композиторов девятнадцатого века.
Она посмотрела на меня с удивлением.
- И... что насчет них?
- Да на самом деле ничего. Я просто хотел что-то у тебя спросить. Я помню фамилии троих из этих композиторов, но никак не могу вспомнить двух других. А ведь раньше я их знал. Это беспокоило меня весь день.
- Пять русских композиторов, - повторила она, весело засмеявшись, - Странный ты человек.
- Днем ты сказала, что хочешь о чем-то поговорить со мной.
- Да, но теперь я уже не уверена, что стоит это делать.
Я сделал глоток виски. Наслаждаясь ощущением, как он течет по моему горлу, я молча ждал, пока она продолжит.
- Если я расскажу тебе то, что собиралась, ты, возможно, разочаруешься и не захочешь больше со мной видеться.
- Я не знаю, о чем идет речь, - сказал я, - Но по моему скромному опыту, если тебе подвернулся подходящий момент что-то сказать, то следует им воспользоваться. Чем дальше, тем сложнее будет это сделать.
- Думаешь, сейчас - подходящий момент?
- Рабочий день окончен, выкурена ритуальная сигарета, сделано несколько глотков первоклассного виски - какой момент может быть более подходящим?
Легкая улыбка появилась на ее губах, словно луна, поднимающаяся над горным хребтом. Она откинула волосы со лба. У нее были длинные, тонкие и красивые пальцы.
- Наверное, ты прав. Я расскажу то, что собиралась рассказать. Может быть, ты будешь разочарован, а может быть, нет. Может быть, просто уйдешь, а мне будет стыдно.
Стыдно?
Но я ничего не сказал. Просто ждал, что она расскажет.
- Это то, что я обычно держу при себе.
Термостат кондиционера на потолке внезапно издал неожиданно громкий щелчок. Я молчал.
- Можно я сначала задам тебе один личный вопрос?
- Конечно.
- Я нравлюсь тебе как женщина?
- Да, нравишься.
- И в сексуальном смысле тоже?
- Пожалуй.
Она слегка нахмурилась.
- А конкретнее?
- Сегодня днём я заправлял постель и подумал о том, есть ли шанс, что ты будешь лежать здесь сегодня вечером. Эта мысль показалась мне очень заманчивой.
Она покрутила стакан с виски в руке.
- Я рада, что ты это сказал.
- А я рад, что ты рада это услышать. Но... почему-то мне кажется, что разговор на этом далеко еще не исчерпан.
- Действительно. - она подбирала слова медленно и тщательно, - К сожалению, я не могу оправдать твоих ожиданий в этом плане. Хотя мне, наверное, и хотелось бы это сделать.
- У тебя есть кто-то еще?
Она решительно покачала головой.
- Нет. Никого. Дело не в этом.
Я молча ждал, пока она продолжит. Она снова медленно покрутила стакан в руке.
- Проблема - в самом половом акте, - после небольшого вздоха она продолжила, - Проще говоря - я не могу заниматься сексом. Мне не доставляет это никакого удовольствия. Только боль.
- А как же ты жила с мужем?
- Честно говоря, у меня ни разу не было секса, пока я не вышла замуж. Был парень, но до этого дело не дошло. Мы пытались несколько раз, но ничего так и не получилось. Боль была слишком сильной. Впрочем, я была уверена, что все наладится, когда я выйду замуж. Но, к сожалению, и после свадьбы ничего не изменилось. По просьбе мужа у нас были регулярные супружеские отношения. Потому что так положено. Но я не чувствовала ничего, кроме боли. И в какой-то момент отказалась это продолжать. Наверное, излишне говорить, что это также стало одной из причин нашего развода.
- А ты знаешь, из-за чего это у тебя?
- Нет, даже идей в голову не приходит. В детстве у меня не было никаких травмирующих переживаний, которые могли бы оказать подобное воздействие. У меня нет предрасположенности к гомосексуализму, нет моральных запретов или ограничений. Я была обычной девчонкой, выросшей в нормальной семье. Мои родители хорошо ладили, у меня было много друзей, и в школе я училась неплохо. Моя жизнь была настолько нормальной, насколько это возможно. Вот только сексом я заниматься не могла - а это уже ненормально.
Я кивнул. Она поднесла стакан ко рту и сделала небольшой глоток.
- Ты никогда не обращалась к врачу по этому поводу? - спросил я.
- В Саппоро я дважды ходила к психотерапевту по просьбе мужа. Один раз мы были у него вместе, а еще раз я пошла одна. Но это не помогло. И, честно говоря, было пыткой говорить о чем-то столь личном с незнакомым человеком. Пусть даже она и являлась экспертом в этой области.
Внезапно я вспомнил свою подругу из юности. Я до сих пор точно помню, что она сказала тем майским утром, когда мне было семнадцать. Я все еще отчетливо слышал ее голос и дыхание в своих ушах.
Я ХОЧУ БЫТЬ ТВОЕЙ. БЫТЬ С ТОБОЙ ЕДИНЫМ ЦЕЛЫМ. ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
- Ты разочарован?
Я поспешно стряхнул с себя наваждение и вернулся в реальный мир.
- Разочарован ли я тем, что у тебя нет интереса к сексуальным отношениям?
- Да.
- Ну, пожалуй, немного разочарован, - честно ответил я, - Но я рад, что ты так откровенно мне обо всем рассказала.
- И ты не перестанешь со мной общаться?
- Нет, конечно, - ответил я, - Мне нравится с тобой болтать. Да и в любом случае, других знакомых у меня в этом городе нет.
- Я чувствую то же самое, - сказала она. - Но не могу не думать о том, что тебя это разочаровывает.
- Я сделаю все возможное, чтобы постараться не обращать на это внимания.
- Знаешь, - сказала она, как будто доверяя мне что-то важное, - Мне и самой обидно, если честно. Возможно, даже сильнее, чем ты думаешь.
НО МЫ ЖЕ НЕ СПЕШИМ, ДА? СЕЙЧАС МОИ РАЗУМ И ТЕЛО РАЗДЕЛЕНЫ. ОНИ НАХОДЯТСЯ В РАЗНЫХ МЕСТАХ. ВОТ ПОЧЕМУ Я ХОЧУ, ЧТОБЫ МЫ ПОДОЖДАЛИ. Я ПОКА НЕ ГОТОВА. МНЕ НУЖНО ВРЕМЯ. ПОНИМАЕШЬ?
Я закрыл глаза и подумал о времени. Тогда, в семнадцать лет, время казалось буквально неисчерпаемым. Как огромный бассейн, полный воды. Так что я о нем не волновался. Но сейчас все было уже не так. Время, которое у меня оставалось, было ограничено. И чем старше я становился, тем чаще думал о времени. Потому что часы неумолимо тикали.
- О чем ты думаешь?
- О «Могучей кучке», - ответил я без колебаний, почти рефлекторно, - Почему я не могу вспомнить их имен? Раньше я знал их наизусть. Мы проходили это на уроке музыки в школе.
- Странный ты человек - сказала подруга, - Почему тебя это так беспокоит сейчас?
- Я всегда беспокоюсь, когда не могу вспомнить что-то, что должен знать. Разве ты не чувствуешь то же самое?
- Меня больше беспокоит, когда я не могу забыть то, чего не хочу помнить.
- Все люди разные, - сказал я.
- Может быть, Чайковский входил в эту «кучку»?
- Нет, группа образовалась как реакция на творчество Чайковского. Как объединение композиторов, отрицавших западную музыку.
Мы надолго замолчали. В какой-то момент именно она нарушила это молчание.
- Такое ощущение, будто у меня внутри что-то застряло. И именно поэтому все постоянно идет не так.
- Зато теперь у тебя есть кому об этом рассказать.
Она на мгновение задумалась над моими словами.
- Так ты собираешься продолжать встречаться со мной?
- Конечно.
- «Конечно» - это твое любимое слово?
- Возможно.
Я поднял одну руку со стойки и положил на ее ладонь. Пять гибких пальцев нежно переплелись с моими. Будто разные времена сплетались и объединялись в одно. Внутри меня, как лиана, раскинулось чувство, очень похожее на грусть, но совершенно другого рода. Это чувство напоминало мне о том, что происходило раньше. Вероятно, во мне было что-то такое, о чем я и сам еще не знал. Пространства, в которых я еще не успел побывать.
«Балакирев», - прошептал мне кто-то на ухо. Как хороший друг, который сидел рядом и подсказывал ответы на экзаменационные вопросы. Точно, Балакирев. Теперь их было четверо. Четверо из пяти. Не хватало только одного.
- Балакирев, - громко сказал я. Так четко, будто писал его фамилию в воздухе. Я посмотрел на подругу, но она, похоже, меня не услышала. Она закрыла лицо обеими руками и тихо плакала. Слезы текли между ее пальцев. Я спокойно положил руку ей на плечо и сидел так очень долго. Пока ее слезы не высохли.
59
На визитной карточке молодого человека было написано название известной юридической фирмы: «Хирао, Хавакубо и Янагихара». Его собственного имени там указано не было.
- Я действительно юрист, но пока - всего лишь помощник. Что-то вроде ученика или мальчика на побегушках, - объяснил молодой человек, улыбаясь и глядя мне в глаза. Эта скромность показалась мне скорее заранее обдуманной, нежели искренней. Я предложил своим гостям расположиться на диване в приемной. Они садились на него с такой осторожностью, будто не были уверены, что диван их выдержит.
- Это - мой младший брат, - представил мне юрист своего спутника, - Он изучает медицину в Токийском университете. Скоро у него уже начнется первая практика.
- Я очень рад с вами познакомиться, - вежливо сказал младший брат и низко поклонился. Он казался чрезвычайно воспитанным.
Старший брат был высоким и щуплым, а младший - довольно коренастым. Но черты их лиц были очень похожи - правильные, четкие и интеллигентные. Оба были одеты по-городскому.
Старший - в темно-синий облегающий костюм, белую рубашку с галстуком в зелено-синюю полоску и черное шерстяное пальто, а младший - в приталенную серую водолазку и бежевые брюки чинос. Волосы у обоих были аккуратно подстрижены и уложены гелем.
Моя подруга из кофейни очень точно описала их как «приятных молодых людей». Оба были очень вежливы и выглядели интеллигентно, но при этом в них не было никакого высокомерия, и они определенно умели произвести хорошее впечатление. Им бы крем после бритья по телевизору рекламировать.
Первым заговорил старший.
- Это правда, что вы общались с нашим братом?
- Он каждый день приходил в нашу библиотеку и усердно читал, - сказал я, - Его внезапное исчезновение очень нас обеспокоило. Надеюсь, его скоро найдут.
- Как члены его семьи, мы делаем все, что можем. Уже несколько дней распространяем повсюду листовки с его фотографией. Но пока никакого результата нет. Никто не видел мальчика. Это странно, потому что в таком маленьком городке посреди гор, он не смог бы далеко уйти. Тем более - без денег. Если бы он убежал из дома, его бы обязательно кто-нибудь увидел.
- Все это действительно выглядит очень странно, - согласился я.
- Наш отец боится, что его похитили.
- Похитили?
- Да, подобные вещи время от времени случаются. Маленькие дети бесследно исчезают и не возвращаются. Таких историй немало. Наш отец задается вопросом, не могло ли произойти что- то подобное. Потому что никакого более убедительного объяснения у нас нет.
- Предположим, что это действительно так, - сказал я, - Но что ваш отец собирается предпринять в таком случае?
- Он попросил своего друга-священника ежедневно молиться в храме за возвращение сына. Он молится богам, чтобы они вернули ребенка. Конечно, это всего лишь легенды, но отцу нужно за что-то держаться. Ему ничего не остается, кроме как молиться.
- Как вы, наверное, знаете, наш младший брат - не совсем обычный подросток, - сказал студент-медик. - Ему не хватает определенных навыков для того, чтобы вести нормальную жизнь в обществе. С другой стороны, как бы в качестве компенсации, он родился с некоторыми выдающимися способностями. Способностями, которые обычному человеку сложно себе представить. Думаю, отец считает, что за это мальчик особенно любим богами или, наоборот, что боги разгневаны его даром.
- То есть, ваш отец думает, что его младший сын ближе к богам, нежели к обычным людям, вы это имеете в виду?
- Да, думаю, можно сказать и так, - согласился студент, - Я считаю, что то, что говорит наш отец, не так уж далеко от истины. Если, конечно, считать истиной сам факт существования богов.
Старший брат взглянул на него, но ничего не сказал. Судя по всему, их мнения по этому поводу расходились.
- Как гипотеза, эта история очень интересна, но я думаю, что пока нам следует быть немного более прагматичными, - сказал он.
С точки зрения практикующего юриста этот молодой человек был абсолютно прав. Конечно, в суде, такое утверждение, как, например, «особенно любим богами», не имело бы никакой силы. Просто потому, что его невозможно ничем доказать.
- Но от чего бы мы ни отталкивались, нам в первую очередь нужны конкретные зацепки, что-то, что прольет свет на тайну необъяснимого исчезновения нашего брата. Ведь чем больше времени проходит, тем сложнее становятся поиски. Вот почему мы хотели поговорить с вами. Извините, что вторгаемся к вам таким наглым образом, вы, должно быть, очень заняты.
- У меня достаточно времени. И я готов помочь вам всем, чем смогу, - ответил я.
Старший брат несколько раз кивнул и дотронулся до галстука, будто убеждаясь в его наличии на своей шее.
- Я так понимаю, что наш брат имел к вам некоторое доверие, - сказал он.
Я слегка пожал плечами.
- Не знаю, можно ли назвать это доверием. Потому что он почти никогда со мной не разговаривал. Как я уже говорил вашему отцу, мы общались в основном письменно или посредством жестов.
- Это уже достаточно необычно, - вмешался студент, - Ведь с нами он не общался даже таким образом, хотя мы выросли с ним под одной крышей. И с нашим отцом - тоже. Разговаривал только с матерью, да и то крайне редко.
Старший брат кивнул.
- Именно так. Он никогда ни к кому не обращался первым. Всегда жил изолированно в своем собственном мире. Как устрица на дне моря. Но с вами он стал общаться по собственной инициативе.
- Да, это правда, - сказал я, - Он стал общаться со мной по собственной инициативе.
- Даже зашел в кафе около вокзала, потому что увидел вас там. Для такого человека, как наш младший брат, подобное практически невозможно представить.
- Но, видимо, не абсолютно невозможно.
Братья какое-то время молчали. Я тоже ничего не говорил и ждал, пока они продолжат.
Первым заговорил старший.
- Простите за вопрос, но каким образом началось ваше общение? Мы знаем, что наш брат доверял господину Коясу и часто с ним разговаривал. Но его он знал с детства. Господину Коясу мальчик очень нравился, и он заботился о нем. Так что неудивительно, что брат к нему привязался. Казалось, между ними существовала какая-то эмоциональная связь. Но вы совсем недавно приехали сюда из Токио и были для него абсолютно чужим человеком. Чем же вы его так привлекли?
- Я уже говорил об этом вашему отцу. Я рассказывал кое-кому о воображаемом городе, и ваш брат, кажется, меня подслушал.
- Да, это мы знаем. Он очень интересовался этим городом и даже нарисовал его карту, не так ли?
- Именно так.
- Вы сами придумали этот город?
- Да. Я придумал его, еще когда был молод. Город, которого на самом деле не существует.
- У вас сохранилась эта карта?
- Нет, мальчик забрал ее себе, - соврал я. На самом деле карта лежала дома, в ящике моего стола, но мне почему-то совершенно не хотелось ее показывать.
Братья переглянулись.
- Не могли бы вы рассказать нам об этом воображаемом городе? - спросил старший.
Студент его поддержал.
- Мы хотели бы понять, что интересовало мальчика перед его исчезновением.
Я вкратце описал им город за стеной. Эти двое так отчаянно пытались найти своего брата, что я не мог им отказать.
Я рассказал об устройстве и основных особенностях города, еще раз сделав акцент на том, что все это - выдумка. (Конечно, я не рассказал им всего. Я вскользь упомянул о девушке, которая работала в библиотеке, но не сказал о потере своей тени, операции на глазах или об омуте, потому что не хотел, чтобы моя история звучала слишком жутко.) Братья слушали с интересом и по большей части молча, но все же задали несколько коротких и точных вопросов. Оба явно обладали острым умом и богатым воображением. Но когда я закончил свой рассказ, они погрузились в унылое молчание.
Первым его нарушил студент.
- Я думаю, что наш брат очень хотел каким-то образом попасть в этот город. Судя по тому, что вы нам рассказали, я в этом почти уверен. Как только он задумывал что-то, то проявлял такую силу воли, которую обычный человек даже представить себе не может. А мысль о городе, должно быть, по-настоящему очаровала его.
И снова повисла тишина. Тяжелая, цепкая тишина, в которой нечего было искать. Я тщательно обдумал свой ответ.
- Но что бы вы ни говорили, это - вымышленный город, созданный в моем сознании. Его не существует на самом деле. Как бы ваш брат ни хотел этого, он не мог туда попасть.
- Но все-таки он исчез, - сказал студент, - Морозной зимней ночью, в пижаме и почти без денег. Его исчезновение настолько необъяснимо, что нам приходится рассматривать даже самые невероятные варианты.
- А что говорит полиция? - спросил я, пытаясь изменить направление разговора.
- Полицейские предполагают, что он оделся ночью, когда все спали, выскользнул из дома с деньгами и нашел способ уехать из города. Например, автостопом. Они говорят, что мальчики в его возрасте часто убегают из дома. Возражения нашей матери, что он не взял ни одежды, ни денег, видимо, не были восприняты всерьез. Потому что, как бы это сказать, она сейчас в шоке и ведет себя немного истерично.
- В полиции говорят, что он вернется, как только у него закончатся деньги, - добавил студент.
- Они говорят то, что принято говорить в таких случаях, - сказал старший брат и вздохнул.
- Но я так не думаю. Наша мама очень точна во всем и обращает внимание даже на мелочи. Особенно, если дело касается денег. Даже если она очень взволнована, то все равно никогда не ошибается в таких вещах.
- Видимо, полиция считает, что мальчик смог нас всех обмануть - сказал юрист, - Это - самое рациональное объяснение. Поскольку наш отец - уважаемый гражданин, они, конечно, делают вид, что занимаются поисками его сына, но не более того.
- Я просто надеюсь, что он однажды вернется - сказал я.
- Да, мы все на это надеемся. Но не можем сидеть сложа руки. Как я уже сказал, у мальчика нет никаких социальных навыков, и он не сможет выжить один в незнакомом месте.
- Давайте вернемся к воображаемому городу за стеной, - вмешался студент, - Как вы думаете, что больше всего очаровало его в вашем городе?
Я растерялся. Что я мог на это ответить?
- Я тоже этого не знаю. Он же мне ничего не рассказывал. Просто нарисовал эту карту с максимально возможной точностью. Но, по моему личному мнению, мальчик интересовался городом, потому что те социальные навыки, о которой вы говорите, там ему были бы не нужны. В городе он мог бы целыми днями сидеть в библиотеке и читать. То есть, заниматься тем, чем он действительно любит заниматься. И там никто не требовал бы от него большего. В городе чтение - самое важное занятие.
- А что он там читал бы? - задал самый очевидный вопрос юрист, - И почему это так важно для города?
Я вздохнул. Непонятно с чего вдруг, но я внезапно вспомнил тощую кошку, медленно бредущую по библиотечному саду. И то, как мальчик в толстовке с желтой подводной лодкой без устали наблюдал за ней и ее пятью котятами. Было такое ощущение, будто все это происходило очень давно.
- Я не могу толком объяснить, что он там читал бы и почему это так важно.
- Но ведь этот город был создан вами, разве нет? - спросил студент.
- Да, мной, - согласился я, - Однако, многое из того, что там происходит, я не могу объяснить логически. Ведь город я придумал очень давно. Тогда я был просто мечтательным подростком.
На самом деле город был создан не мной одним. Но упоминать об этом я, естественно, не стал. Наш разговор и так становился все запутаннее с каждой минутой.
Братья молча о чем-то думали. Затем младший сказал:
- Могу я сделать одно предположение насчет города?
- Конечно, пожалуйста.
- Я считаю, что стена, окружающая его, - это сознание, которое определяет вас как личность. Вот почему эта стена может менять форму по собственному желанию. Человеческое сознание похоже на айсберг. То, что выступает над поверхностью воды, - лишь очень малая его часть. Большая же часть всегда остается невидима.
- Вы сказали, что изучаете медицину, - ответил я, - Какова ваша специализация?
- Хирургия. В идеале я хотел бы стать нейрохирургом. Вот почему меня интересует еще и психиатрия. Я прослушал несколько курсов по этой теме, поскольку она тесно переплетается с нейрохирургией.
- Понятно, - сказал я, - А повлияло ли на ваш выбор состояние вашего брата?
- Пожалуй, да. Но это было не единственной причиной.
В этот момент юрист вмешался в наш диалог, показавшийся ему, видимо, чересчур личным.
- Разумеется, мы не верим, что наш брат действительно оказался в этом вымышленном городе. Это слишком фантастично, чтобы быть правдой. Пожалуйста, не думайте, что мы каким-либо образом обвиняем вас или возлагаем на вас ответственность. Но, так или иначе, мне кажется, что именно ваше описание города послужило толчком к его исчезновению.
- Что вы имеете в виду?
- Например, он мог вообразить себе, что увидел дорогу, ведущую в город. Ведь в тот момент у мальчика была высокая температура. Он увидел эту дорогу, встал с постели и вышел из дома. Я не знаю точно, как он выбрался из запертого дома, но он это сделал. В одной пижаме. А ночь была чрезвычайно морозная...
- И, возможно, он побежал в ближайший лес и потерял сознание от холода, - продолжил студент-медик, - Мне это кажется наиболее вероятным.
- Вы обыскали окрестности? - спросил я.
- Да, мы исходили все вдоль и поперек. Но, конечно, смогли охватить лишь очень ограниченную территорию. Кругом ведь сплошные горы. Было бы лучше собрать поисковую группу и расширить территорию поиска, но сделать это почти нереально, - сказал старший брат, - Разумеется, мы останемся здесь еще на несколько дней и продолжим его искать, но в какой-то момент, как бы ни было жаль, нам придется вернуться в Токио.
Я понимающе кивнул. Вырваться сюда даже на неделю, стоило, уверен, немалых усилий для них обоих. Студент достал из кармана блокнот, что-то написал в нем шариковой ручкой, оторвал страницу и протянул мне.
- Это номер моего мобильного телефона. Если вспомните что-нибудь еще о городе за стеной - звоните мне в любое время, каким бы неподходящим оно вам ни казалось.
- Договорились.
После минутного колебания он повернулся ко и мне серьезным тоном добавил:
- Если выражаться метафорически, то я уверен, что мой брат все-таки смог попасть в этот город. Находящийся в пространстве вашего сознания. На его темной стороне, если можно так сказать.
Конечно же, я ничего ему не ответил. Просто молча смотрел куда-то перед собой.
- Возможно, там мы смогли бы найти мальчика. Вот только мы не знаем, как туда попасть.
Я подумал, что даже если бы они и смогли найти там своего брата, он, скорее всего, не захотел бы возвращаться в свой старый мир. Но сказать это вслух я, разумеется, не мог.
Братья вежливо поблагодарили меня и тихо вышли из комнаты. Когда эти «два очень приятных молодых человека» ушли, я уставился в окно и долго рассматривал пустынный сад. Птицы садились на голые ветви, звонко чирикали, а затем разлетались в поисках обеда.
«Если выражаться метафорически», - сказал студент-медик.
Нет, в этом не было ничего метафоричного. Одна лишь незыблемая реальность. Я видел настоящего мальчика в настоящей толстовке с желтой подводной лодкой, идущего по настоящим улицам города за стеной. И скучал по ним. И по мальчику, и по городу.
Той ночью мне приснился длинный сон. Или что-то похожее на сон.
Я шел один по тропинке через лес. Стоял пасмурный зимний день, и в воздухе танцевали маленькие снежинки. Я не знал, где именно нахожусь. И просто бесцельно бродил по лесу. Как будто что-то искал, но сам не понимал, что именно. Впрочем, меня это не сильно беспокоило. Я знал, что как только найду это «что-то», то сразу все пойму.
Со всех сторон меня окружал темный густой лес, и все, что я мог видеть вокруг - это толстые стволы деревьев. Под ногами громко шелестели листья, в кронах щебетали птицы, но в остальном не было слышно ни звука. Ветра тоже не было.
В конце концов я вышел через просвет между деревьями на открытую ровную поляну. Там стояла старая, заброшенная хижина, напоминавшая охотничью сторожку. Судя по всему, за хижиной годами никто не ухаживал, потому что деревянная крыша провалилась, а стены были изъедены насекомыми и наполовину сгнили. Я поднялся по трем шатким ступенькам на крыльцо и толкнул рассохшуюся дверь. С сухим скрипом она отворилась. В хижине было темно и пахло пылью.
Я с первого взгляда понял, что пришел туда, куда и должен был прийти. Именно для того, чтобы добраться до этой хижины, я и проделал долгий путь через лес, пробиваясь сквозь заросли и пересекая вброд ледяные ручьи под тревожные крики птиц.
Я внимательно осмотрелся. Окна были настолько пыльными, что я едва мог что-то сквозь них разглядеть, но ни одно не было разбито (что казалось чудом, учитывая, насколько ветхим было все вокруг). Хижина была очень простой и состояла всего из одной комнаты. Кто ее построил и с какой целью мне было неизвестно. Я встал посередине комнаты и подождал, пока мои глаза привыкнут к тусклому освещению.
Внутри было абсолютно пусто. Ни мебели, ни вещей, ни даже мусора. При каждом моем шаге доски пола прогибались и громко скрипели, будто хотели о чем-то предупредить лесных обитателей.
Хижина показалась мне смутно знакомой. Должно быть, я бывал здесь раньше... но не мог вспомнить, когда именно. Это ощущение дежавю мгновенно меня парализовало. Как будто неведомый яд попал в кровь.
В стене напротив входа была небольшая деревянная дверь. Скорее всего, она вела в кладовку или какое-то другое подсобное помещение. Я решил открыть эту дверь. Поскольку я не знал, что за ней скрывается, то предпочел бы этого не делать, но все-таки я должен был ее открыть. Ведь я пришел сюда не просто так. Я что-то искал. И не мог уйти, не открыв эту дверь. Я подошел к ней как можно тише, остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Успокоившись, решительно схватил ржавую металлическую ручку и медленно потянул ее на себя.
Дверь отворилась с сухим скрипом. За ней, как я и ожидал, находилась кладовка. Она была узкой и такой длинной, что полоса света, проникавшая внутрь через дверной проем, не доходила до противоположной стены. Видимо, кладовку очень давно не открывали, и воздух там был спертым и затхлым. В темноте я смог разглядеть куклу. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это действительно была большая кукла, вырезанная из дерева. Ростом чуть больше метра. Она сидела, прислонившись к стене, и выглядела как уставший человек, присевший отдохнуть на пол. Когда мои глаза окончательно привыкли к темноте, я увидел, что на кукле была зеленая толстовка с изображением желтой подводной лодки.
Я наклонился поближе, чтобы разглядеть ее лицо. Краски сильно выцвели, но на дереве явно было нарисовано лицо мальчика. Это действительно было его лицо, но выглядело оно карикатурным и напоминало гримасу клоуна. У куклы было такое выражение, будто она собиралась рассмеяться, но на полпути передумала.
И тогда я все понял. Вот, что я искал. Несомненно. Именно чтобы найти эту куклу, я взбирался по крутым склонам и брел через густой лес, не обращая внимания на хищные взгляды из темноты. Я смотрел на куклу, затаив дыхание.
Это была пустая оболочка, оставшаяся от мальчика. Он бросил свою плоть в этой хижине, и она превратилась в старую деревянную куклу. А его душа вырвалась из тюрьмы собственного тела и поселилась в городе за стеной. Теперь я был в этом уверен.
Но что мне делать с этой деревянной куклой, с этой пустой раковиной? Стоит ли мне забрать ее и отдать братьям или лучше оставить здесь? Или, может быть, я должен ее похоронить? Я не мог этого решить. Наверное, лучше всего было бы оставить куклу в хижине. Возможно, мальчику она еще когда-нибудь пригодится.
Потом я вдруг заметил, что рот куклы шевелится. Было очень темно, поэтому я сначала подумал, что это - оптическая иллюзия. Но все было не так. Когда я присмотрелся внимательнее, то убедился, что рот действительно едва заметно двигался. Как будто кукла хотела что-то мне сказать. Но звуков я не слышал, рот просто безмолвно открывался и закрывался, как у Щелкунчика.
Я напряг слух и сосредоточился, чтобы все-таки услышать, что пытается сказать кукла, но все, что доносилось до моих ушей - это свист ветра, похожий на звук старых изношенных мехов. Однако потом мне показалось, что свист постепенно принял форму слова.
- Еще...
Я затаил дыхание и прислушался.
- Еще. - тихий, хриплый голос повторил то же самое слово - или неопределенный звук, очень на него похожий.
Возможно, я ослышался. Возможно, это было какое-то другое слово. Но для моих ушей оно звучало как «еще».
- Еще? - спросил я у куклы, - Чего ты хочешь еще?
- Еще. - повторила кукла тем же тоном.
Может быть, она хотела, чтобы я наклонился к ней поближе? Возможно, меня ждало важное послание из далекого мира. Я смело наклонился к деревянному рту.
- Ещё. - прозвучало снова. Немного громче, чем раньше.
Я прижался ухом к холодному дереву.
В этот момент кукла неожиданно дернулась вперед и укусила меня так сильно, что я испугался, что остался без уха. Боль казалась нестерпимой.
Я проснулся от собственного крика. Вокруг было абсолютно темно. Лишь спустя некоторое время я понял, что видел сон. Или что-то похожее на сон. Я был у себя дома, в своей постели. На самом деле ничего не произошло. Однако мочка правого уха все еще сильно болела. Это было не мое воображение. Она действительно пульсировала от боли.
Я встал, пошел в ванную, включил свет и посмотрел в зеркало на свое правое ухо. Но сколько бы я его ни разглядывал, следов укуса видно не было. Мое ухо выглядело таким же ровным и гладким, как и прежде. Но боль оставалась. Это была настоящая боль. Деревянная кукла - или кто-то, принявший форму этой куклы - укусила меня за ухо. Быстро и очень сильно. Но произошло ли это во сне или в «пространстве на темной стороне моего сознания»?
Часы показывали половину четвертого. Я снял пижаму и потное нижнее белье, свернул их и положил в корзину для белья. Потом выпил несколько стаканов холодной воды. Вытер пот полотенцем, достал из ящика свежее белье и пижаму и надел их. Это меня немного успокоило, но сердце все еще колотилось, будто кто-то стучал молотком по железному листу. Каждый мускул моего тела был твердым и напряженным от воспоминаний о сне и моем собственном громком крике. В сознании оставался яркий образ, который я помнил во всех подробностях, и острая боль не утихала со временем.
Мальчик, должно быть, укусил меня за ухо, чтобы передать послание. Именно поэтому он и заманил меня к себе - другого я и представить не мог. Но что именно он хотел этим сказать? Должен ли я чувствовать угрозу? Или то, что он укусил меня за ухо, было особым проявлением близости? Я не мог этого понять.
Но, несмотря на боль в мочке уха, где-то глубоко в сердце я почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то я нашел его. Посреди глухого леса, в старой, почти развалившейся хижине. «Тело», которое оставил мальчик с желтой подводной лодкой. А точнее - его оболочку. Это был важный ключ к пониманию загадочного исчезновения мальчика.
Однако я не мог рассказать об этой находке братьям мальчика. Это их только смутило бы. Ведь мне (наверное) просто все приснилось. Хотя на самом деле они имели право знать о том, что произошло. Несколько раз я доставал из кармана пальто бумажку с номером телефона, которую дал мне студент-медик, вертел ее в руках и клал обратно. Но так ему в итоге и не позвонил.
На следующий день во время обеденного перерыва я пошел в кофейню возле вокзала. Там было куда больше народа, чем обычно. Я сел на свое привычное место и заказал черный кофе и кекс. Моя подруга крутилась за стойкой, ее волосы, как обычно, были туго стянуты в хвост.
Боль в мочке уха значительно утихла, но не исчезла полностью. Она продолжала тихо, но ощутимо пульсировать в такт моему сердцебиению.
Из динамиков звучало соло Джерри Маллигана. Я часто слышал его раньше. Потягивая горячий кофе, я порылся в своей памяти и вспомнил название произведения. «Walkin' Shoes». В исполнении квартета без фортепиано с Четом Бейкером на трубе.
Когда толпа рассосалась и у моей подруги появилось немного времени, она подошла ко мне. На ней были узкие джинсы и простой белый фартук.
- Ты, должно быть, очень занята? - спросил я.
- Прямо сейчас - нет, - ответила она и улыбнулась, - Хорошо, что ты пришел. У тебя сейчас обед?
- Да, поэтому у меня мало времени, - сказал я. - Ты не могла бы оказать мне небольшую услугу?
- Какую?
Я указал пальцем на свое правое ухо.
- Можешь внимательно его осмотреть? Нет ли там каких-нибудь следов? А то мне плохо видно.
Она оперлась локтями на стойку, наклонилась вперед и осмотрела мое ухо под разными углами, как домохозяйка рассматривает брокколи на овощном прилавке. Потом снова выпрямилась.
- Я ничего не увидела. А что там вообще могло быть?
- Например, след от укуса.
Она подозрительно нахмурилась.
- Тебя кто-то укусил?
- Да вроде нет, - я покачал головой, - Во всяком случае, я этого не заметил. Но, когда проснулся сегодня утром, у меня сильно болела мочка уха. Вдруг ночью меня кто-то ужалил? Какое-нибудь ядовитое насекомое.
- Ну, я никаких следов не увидела.
- Вот и хорошо.
Она улыбнулась.
- Если не возражаешь, не могла бы ты дотронуться до моего уха?
- Конечно, с удовольствием.
- Подруга протянула руку через стойку и несколько раз нежно погладила мочку моего правого уха.
- У тебя замечательные уши, - сказала она с восхищением, Я тебе завидую. Мои - слишком маленькие и твердые. Как-то даже обидно.
- Спасибо, - сказал я, - Теперь я чувствую себя намного лучше.
И это не было ложью. После того, как она нежно погладила меня кончиками пальцев, боль в ухе исчезла без следа. Как утренняя роса в лучах солнечного света.
- Ты поужинаешь со мной еще как-нибудь?
- Обязательно, - сказала она, - Ты только приглашай.
Зачем мальчик с желтой подводной лодкой так сильно укусил меня за ухо ?
Я не мог прекратить думать об этом. Этот вопрос мучил меня весь день. Зачем мальчик с желтой подводной лодкой так сильно укусил меня за ухо?
В этом должно было быть какое-то послание. Чтобы передать его, он и завел меня в этот глухой лес.
А может быть, мальчик хотел просто оставить какой-нибудь след в этом мире? След настолько болезненный, чтобы я никогда не смог его забыть.
Но зачем? Его существование так или иначе уже запечатлелось в моем сознании. Я все равно никогда его не забуду. Даже если мальчик уже навсегда исчез из этого мира.
Я поднял голову и посмотрел по сторонам. Я был на втором этаже библиотеки, в кабинете директора. Потолок, стены и пол выглядели как обычно. А в высокое окно светило вечернее солнце.
Из этого мира.
Глядя на комнату, я вдруг заметил, что ее размеры постепенно менялись. Да, потолок становился то слишком широким, то чересчур узким. Стены сжимались и разжимались будто под давлением толщи воды снаружи. Вся комната, казалось, двигалась и пульсировала, как чья- то сердечная мышца. Оконные рамы выгибались, а стекла вибрировали.
Сначала я подумал, что началось землетрясение. Но дело было не в этом. Это меня самого трясло изнутри. А комната просто дрожала вместе со мной. Я положил локти на стол, и закрыл лицо руками. Сидел так какое-то время и терпеливо ждал, пока дрожь утихнет.
Когда я убрал руки от лица и открыл глаза странное ощущение уже исчезло. Комната была неподвижна.
Но ее обстановка показалась мне немного иной, нежели раньше. Как будто после перестановки мебель вернули на прежнее место, добросовестно пытаясь расставить в точности так же, как было до нее, но все-таки не сумели избежать небольшой погрешности. Другие люди, вероятно, не заметили бы разницы. Но я заметил.
Или, может быть, мне это просто показалось? Возможно, мои нервы еще не оправились от ночного кошмара? У меня не было уверенности, что грань между сном и реальностью действительно существовала.
Я осторожно дотронулся пальцем до мочки правого уха. Она была мягкой и теплой и больше не болела. Боль оставалась только в моем сознании. Наверное, память о ней не исчезнет никогда. Так мне тогда показалось. Да, эта боль была похоже на клеймо, поставленное раскаленным железом. И это клеймо останется со мной до конца моих дней.
61
Ближе к вечеру я позвонил в кофейню и пригласил подругу поужинать вместе.
- Как твое ухо? - спросила она, - Все еще болит?
- Нет, уже прошло, спасибо.
- Смотри, больше не позволяй никому себя кусать!
- Постараюсь, - ответил я, - Так ты придешь на ужин?
- С удовольствием, никаких планов у меня нет. Зайдешь за мной после работы?
- Конечно!
Я повесил трубку, заглянул в холодильник и стал думать, что можно приготовить из имевшихся там продуктов. В итоге остановил свой выбор на салате из мидий.
Думая о таких простых и конкретных вещах, как приготовление еды, я всегда начинаю чувствовать себя спокойнее. Они хорошо отвлекают от разных назойливых мыслей. Таких, как, например, безуспешные попытки вспомнить название произведения, которое исполнял квартет Джерри Маллигана.
Когда я незадолго до закрытия библиотеки встретил в читальном зале Соэду, она рассказала мне, что братья мальчика планируют вернуться в Токио на следующий день.
- Конечно, они очень раздосадованы тем, что так и не смогли найти никаких его следов. Но у них есть работа и учеба, и оставаться здесь дольше они не могут.
- Полиция тоже так ничего и не обнаружила?
Соэда покачала головой.
- Нет. Я не хочу сказать, что местные полицейские некомпетентны, но в таком маленьком городке, как наш, редко пропадают дети, и полиция просто не имеет достаточно опыта в расследовании подобных происшествий.
- Знаешь, что не дает мне покоя, - сказал я, - Если бы мальчик решил сбежать из дома, он бы обязательно надел толстовку с желтой подводной лодкой. Для него она - как вторая кожа, он бы ни за что ее не оставил, разве не так?
- Ты прав. Если бы он убежал, то обязательно захватил бы толстовку с собой.
- Но он этого не сделал.
- По словам его матери - не сделал. Она утверждает, что все вещи остались на месте. Я специально несколько раз это у нее уточнила.
Когда я пришел в кофейню, на часах была уже половина шестого. Долгая зима постепенно подходила к концу, солнце уже садилось достаточно поздно, и на улице было еще совсем светло. Смерзшиеся сугробы на обочинах дорог за день подтаяли и заметно уменьшились в размерах. Река же, наоборот, разлилась намного шире обычного из-за обилия талых вод.
На стеклянной двери кофейни висела табличка «Закрыто», а жалюзи были задернуты. Я открыл дверь и вошел. Моя подруга сидела на табурете у стойки и читала книгу. Это была не какая- нибудь маленькая книжка в мягкой обложке, а толстый том в твердом переплете. Она закрыла книгу и улыбнулась мне.
- Что читаешь? - спросил я, сняв пальто и повесив его на крючок возле двери.
- «Любовь во время чумы», - ответила она.
- Тебе нравится Маркес?
- Да очень. Я прочитала у него почти все. Но этот роман мне нравится особенно. Уже второй раз перечитываю. А тебе?
- Я много его читал, но это было уже достаточно давно.
- Мне очень нравится вот этот отрывок, - она открыла книгу, отодвинула закладку в сторону и начала читать вслух.
Фермина Даса и Флорентино Ариса оставались на капитанском мостике до самого обеда, а незадолго до того они прошли мимо селенья Каламар, в котором всего несколько лет назад звенел неумолкавший праздник; теперь порт лежал в развалинах, а улицы были пустынны. Единственное живое существо, которое они увидели с парохода, была женщина в белом, махавшая им платком. Фермина Даса не поняла, почему они не подобрали ее, она казалась такой огорченной, но капитан объяснил, что это призрак утопленницы и делала она обманные знаки, чтобы сбить пароход с правильного курса на опасные водовороты у другого берега. Они проплыли так близко, что Фермина Даса прекрасно разглядела ее, такую четкую под сверкающим солнцем, и не усомнилась в том, что она существует на самом деле, правда, лицо показалось ей знакомым.
- В его произведениях реальное и нереальное, живое и мертвое, смешиваются воедино, - сказала она, закончив читать, - И это происходит так естественно, как нечто само собой разумеющееся.
- Стиль Маркеса называют «магическим реализмом», - сказал я.
- Да, точно. Но мне кажется, что это для читателей и критиков в нем есть что-то магическое, а сам Маркес ни о чем подобном не думал. В мире, в котором он жил, реальное и нереальное действительно были неразделимы, и он просто описывал вещи такими, какими их видел.
Я сел на табуретку и задумался.
- Ты имеешь в виду, что Маркес действительно жил в каком-то другом мире, где различия между реальным и нереальным не существовало? - спросил я.
- Да, возможно. По крайней мере, мне так кажется, когда я его читаю.
Моя подруга стянула резинку, стягивавшую волосы в хвостик, и они рассыпались по ее плечам. Я обратил внимание, что в ее ушах - маленькие серебряные сережки. И сами уши тоже очень маленькие и твердые на вид.
Наш разговор про романы Маркеса напомнил мне о Коясу. Наверное, если бы она встретила его призрак, то вряд ли сильно удивилась бы. Это же очень в духе «магического реализма».
- Ты много читаешь? - спросил я.
- В детстве и юности читала очень много. А сейчас слишком занята для этого, но когда есть время, то стараюсь что-нибудь почитать. Вот только с тех пор, как я сюда переехала, мне совершенно не с кем поговорить о книгах. И меня это очень расстраивает.
- Может быть, я смог бы стать подходящим собеседником?
Она улыбнулась.
- Возможно. В конце концов, ты - директор библиотеки.
- Кстати, а что насчет ежедневной сигареты и стакана виски?
- Сигарету я уже выкурила. А вот виски - еще впереди.
- Может, пойдем ко мне и поужинаем? Я уже придумал, что могу приготовить сегодня.
Подруга слегка наклонила голову, прищурилась и задумалась.
- Если ты не возражаешь, может быть, просто закажем сюда пиццу и выпьем пива? Сегодня мне хочется именно этого.
- С удовольствием! От пиццы я тоже не откажусь.
- Тебе какая нравится, «маргарита»?
- Мне без разницы, выбирай сама.
Она набрала номер пиццерии и заказала для нас пиццу с ветчиной и грибами.
- Привезут через полчаса.
- Отлично!
Следующие полчаса мы просидели за стойкой в ожидании пиццы, болтая о недавно прочитанных книгах и потягивая односолодовый виски.
- Хочешь посмотреть комнату, в которой я живу? - спросила подруга, когда мы управились с едой.
- Ту, которая на втором этаже?
- Да, она маленькая, потолок там низкий, а мебель дешевая, но меня вполне устраивает.
Она убрала пустую коробку из-под пиццы в мусорное ведро и погасила свет в кофейне. Потом вышла через заднюю дверь и поднялась по узкой лестнице. Я отправился следом. Комната на втором этаже оказалась не настолько уж убогой, как она ее описывала.
Места там действительно было мало, да и потолок очень низкий, но зато внутри было чисто и уютно. В комнате стояли диван-кровать, простой рабочий стол у окна, комод и шкаф. И еще была небольшая полка с книгами. Телевизор и радиоприемник отсутствовали. Ванная оказалась вообще размером с телефонную будку, но принять душ там все-таки было можно.
- Почти вся мебель уже была здесь до меня. Я купила только новое постельное белье. Готовить еду можно внизу, стирать одежду - в прачечной, а если захочется принять горячую ванну, поблизости есть общественная купальня. В общем, о роскоши речи не идет, но жить можно.
- И до работы далеко идти не надо.
- Да, это очень удобно. Вещи и оборудование для кофейни я обычно заказываю в интернете, с доставкой, так что на улицу можно вообще особо не выходить. Такая жизнь напоминает мне о фильме «Дневник Анны Франк». Каморка в Амстердаме с низким потолком и крохотным окошком...
- Но за тобой никто не охотится, и тебе не обязательно прятаться. Ты можешь жить так, как захочешь.
- Но, когда живешь в таком маленьком замкнутом пространстве, все равно неизбежно появляется ощущение, что тебя кто-то преследует.
Подруга достала из маленького холодильника две банки пива и разлила их по стаканам. Мы сели на диван и принялись пить. Это был не лучший диван на свете, но уж точно и не худший.
- Было бы здорово послушать музыку, но у меня нет никакого проигрывателя, - сказала она.
- Ничего страшного. Тишина - это тоже хорошо.
Я обнял ее и поцеловал.
Она не стала сопротивляться и положила голову мне на плечо. Но я знал, что дальше она заходить не хочет. Я просто держал ее в объятиях и нежно прижимал свои губы к ее губам. Прошло очень много времени с тех пор, как я в последний раз кого-то целовал. Ее губы были мягкими, теплыми и немного влажными. Да, я слишком давно не ощущал тепла человеческого тела в своих объятьях.
Мы долго сидели так, прижавшись друг к другу и погрузившись каждый в свои мысли. Я гладил ее спину, она гладила мою.
При этом я не мог не заметить, что под одеждой на ней было что-то вроде корсета. Не из металла, конечно, но из какого-то очень плотного материала.
Я собрал все свое мужество и все-таки решился задать вопрос:
- Что на тебе такое надето? Бронежилет?
Она засмеялась.
- Нет. Просто специальное плотно облегающее белье.
- Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но разве удобно в таком ходить?
- Неудобно, но я уже привыкла.
- То есть, ты каждый день в него облачаешься? В это специальное нижнее белье?
- Да. Конечно, я снимаю его, когда отдыхаю или сплю, но в остальное время ношу всегда.
- Но ты стройная и у тебя хорошая фигура, какая есть необходимость носить что-то подобное?
- Нет никакой необходимости. Мы же не во времена Скарлетт О'Хара живем. Но в такой одежде я чувствую себя в безопасности. Надежно защищенной, так сказать.
- Защищенной? Например, от меня?
Она снова рассмеялась.
- Нет, ты здесь ни при чем. Не думаю, что ты стал бы заставлять кого-то делать то, чего он делать не хочет. Просто защищенной, в общем смысле этого слова.
- В общем смысле?
- Да, как бы это сказать... от гипотетической опасности.
- Специальное нижнее белье, защищающее от гипотетической опасности? Звучит немного странно.
Она рассмеялась, и я почувствовал, как ее плечи тихонько затряслись в моих объятиях.
- Если кратко - то раздеть тебя просто так не получится, да?
- Да. Конечно, никто еще не пробовал, но это определенно будет непросто.
- Потому что на тебе «Специальное нижнее белье, защищающее от гипотетической опасности»?
- Точно.
Наступило долгое молчание, во время которого мое сознание спонтанно перенеслось в те времена, когда мне было семнадцать. Как человека, потерпевшего кораблекрушение, уносит течением к неведомым берегам.
Я ДУМАЮ О ТВОЕЙ ГРУДИ И О ТОМ, ЧТО У ТЕБЯ ПОД ЮБКОЙ. Я СЕБЕ ЭТО ПРЕДСТАВЛЯЮ. ВОТ Я НЕУКЛЮЖЕ РАССТЕГИВАЮ ТВОЮ БЕЛУЮ БЛУЗКУ И БЮСТГАЛЬТЕР. ПРОСОВЫВАЮ РУКУ ПОД ТВОЮ ЮБКУ, ПРИКАСАЮСЬ К МЯГКОЙ ВНУТРЕННЕЙ СТОРОНЕ БЕДЕР, А ЗАТЕМ... НЕТ, Я НЕ ХОЧУ ОБ ЭТОМ ДУМАТЬ. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. НО И ПЕРЕСТАТЬ ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ НЕ МОГУ. ПОТОМУ ЧТО ТАКИЕ ВЕЩИ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ ГОРАЗДО ПРОЩЕ, НЕЖЕЛИ ВЕЧНОСТЬ.
- О чем ты думаешь? - прошептала мне на ухо подруга.
Моё сознание вернулось в маленькую комнату на втором этаже кофейни. Мы сидели, обнявшись, на диване, в полной тишине.
- Да ни о чем не думаю, на самом деле.
- Мне жаль, что я ничего не могу для тебя сделать, - сказала она, - Ты мне очень нравишься. Но я действительно не могу.
- Я готов ждать.
- Чего ждать? Думаешь, со мной что-то может измениться к лучшему в этом смысле?
- Я не имел в виду, что ты мне что-то должна.
- Но все-таки надеешься, что у меня получится изменить свое отношение к сексу?
Я кивнул. Она некоторое время молчала, глядя на свои руки, а потом подняла глаза на меня.
- Мне приятно это слышать, но я не представляю, сколько это может занять времени. Если что- то вообще может измениться. Ведь я даже не знаю причины того, что со мной происходит.
- Я привык ждать.
Она снова задумалась.
- Но стоит ли так терпеливо ждать именно меня?
- Не знаю, - сказал я, - Но в ожидании тоже есть своя прелесть.
Ничего не говоря, она поцеловала меня в щеку. Ее губы были теплыми и мягкими и, в отличие от остального тела, на них не было никакой защиты от гипотетической опасности.
Домой я шел, погрузившись в мысли о мягких и теплых губах подруги и об остальном ее теле, затянутом в корсет. Стояла прекрасная лунная ночь, и я был слегка пьян от виски и пива.
«Я привык ждать», - сказал я ей. Но было ли это на самом деле правдой? Белый пар от моего дыхания застыл вопросительным знаком в холодном воздухе. Может быть, на самом деле я вовсе даже и не привык ждать, просто у меня никогда не оставалось другого выбора?
Кроме того, чего я вообще собрался ждать? Понимал ли я это сам? Вся моя жизнь была похожа на матрешку, внутри которой прячется еще одна точно такая же матрешка, только немного поменьше. А в ней - еще одна. И еще, и еще... Я открывал их одну за другой, и постепенно эти матрешки становились все меньше. И оставалось их с каждым днем все меньше. Чем больше я думал об этом, тем хуже понимал, где все началось и может ли вообще хоть чем-то закончиться? Я не знал, внутри своей жизни я нахожусь, или снаружи. Да, это было самое подходящее определение для моего состояния. Холодный лунный свет освещал стремительную реку, широко разлившуюся от обилия талого снега. В мире существует множество разных видов воды, но все они текут сверху вниз. Естественно и неудержимо.
Или я всю жизнь ждал именно ее?
Эта мысль пришла ко мне внезапно.
Может быть, я действительно ждал именно ее? Женщину лет тридцати пяти, которая работает в безымянной кофейне возле провинциального вокзала и заставляет себя носить тесный корсет, чтобы защититься от гипотетических опасностей, якобы скрывающихся вокруг, и которая по неизвестным ей самой причинам не может заняться со мной сексом?
Она мне понравилась, и я ей понравился. В этом не было никаких сомнений. Мы (наверное) искали друг друга и, наконец, нашли в этом маленьком горном городке. И все же что-то нас разделяло - что-то жесткое. Например, корсет. Или высокая кирпичная стена.
Ждал ли я все это время встречи с кем-то вроде нее? Или все, что сейчас происходит между нами - просто очередная матрешка, точно такая же, как и все предыдущие?
Конечно, мои чувства к ней были не такими, какие я испытывал к девушке, когда мне было семнадцать. Я никогда больше не познаю такой всепоглощающей, концентрированной любви, как тогда (а если бы и познал, то, вероятно, сам бы не смог с ней совладать). Мои чувства к женщине из кофейни были намного проще и спокойнее. Чувства, укрощенные мудростью и опытом.
И еще немаловажным фактом было то, что я не хотел от нее всего. Я уже далеко не семнадцатилетний мальчик. Тогда у меня впереди было все время мира. А время, которое у меня оставалось сейчас и мои возможности его использовать были очень ограничены. Сейчас мне хотелось просто ощущать спокойное тепло ее тела, скрывающегося под корсетом. И ровное биение сердца.
Не слишком ли мелкими и незначительными стали мои желания? Или же я, наоборот, хочу слишком многого?
В этот момент я вспомнил о Коясу. Если бы он был здесь, я мог бы многое ему рассказать, и он бы мне обязательно помог, дал бы какой-нибудь полезный совет. Двусмысленный, загадочный совет, какие и подобает давать призраку. И я бы вцепился в этот совет, как исхудавшая собака вцепляется в брошенную ей кость.
Да, хотя Коясу и был уже мертв, когда мы познакомились, в нем все равно оставалось больше жизни и света, чем во всем окружающем меня мире. А что с ним стало теперь? Существовал ли Коясу хоть где-то и хоть в каком-нибудь обличье? Или уже окончательно растворился в небытие?
Фермина Даса не поняла, почему они не подобрали ее, она казалась такой огорченной, но капитан объяснил, что это призрак утопленницы и делала она обманные знаки, чтобы сбить пароход с правильного курса на опасные водовороты у другого берега.
Колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес не делал различия между живыми и мертвыми. Да и существует ли это различие на самом деле? Существует ли та стена, которая отделяет реальное от нереального?
Наверное, все же существует. Нет, она точно существует. Просто в зависимости от ситуации она изменяет свое положение в пространстве и времени. Как живое существо.
62
Той ночью я прошел сквозь эту стену. Или, лучше сказать - проскользнул, словно сквозь дымовую завесу.
Это был не сон. Окружавший меня мир был логичным, понятным и гармоничным во всех отношениях. Я четко различал все до мельчайших деталей. Я находился в реальности. Просто не обязательно именно в той реальности, в которой привык находиться.
Сейчас лето. Солнце нещадно палит, а местность вокруг наполнена неистовым стрекотанием кузнечиков. Лето в самом разгаре - наверное, начало августа. Я иду через реку. Засучив штанины до колен и держа в руке белые кроссовки, шагаю прямо по воде. Она течет откуда-то с гор, холодная и прозрачная. Я ощущаю течение своими ногами. Река совсем мелкая. В ней есть небольшие запруды, но я легко могу их обойти. В этих запрудах резвятся стаи маленьких серебристых рыбок. А иногда по поверхности воды скользят тени низколетящих птиц. Воздух наполнен ароматами летних трав.
Река была мне знакома. Я играл здесь в детстве. Рыбачил или просто резвился в воде. Но сейчас я уже не был ребенком. Я был самим собой и просто шел в одиночестве вверх по течению реки. На голове у меня не было никакой шляпы или панамы, и солнце припекало мне затылок, но я не потел и пить мне тоже не хотелось. Я шел, ступая очень осторожно, чтобы не поскользнуться на покрытых водорослями камнях. Вдали, прямо над горизонтом, виднелись маленькие тучки, но небо надо мной было безоблачным.
Я не шел куда-то конкретно. Не было никакого места, до которого мне хотелось бы дойти. Целью была сама прогулка. Мне просто нравилось идти босиком по воде и смотреть на знакомый пейзаж вокруг.
Но вдруг я кое-что заметил. По мере того, как я шел все дальше и дальше, внутри меня, что-то постепенно изменялось. Это изменение не касалось сознания, восприятия или еще чего-то абстрактного. Оно было абсолютно конкретным и осязаемым. Я менялся физически. И с каждым шагом эта метаморфоза становилась все ощутимее. Она не была плодом моего воображения или галлюцинацией, я чувствовал ее собственным телом.
Сначала я не понимал, в чем именно заключается это превращение. Но когда приложил руки к лицу, то заметил, что моя кожа стала более гладкой, чем раньше, а контуры лица - более четкими. Взглянув на свои руки и ноги, я увидел, что и на них кожа вновь обрела былую упругость и эластичность. На ней почти не было морщин. И все мои немногочисленные шрамы тоже исчезли.
Не было никаких сомнений - я стал выглядеть заметно моложе, чем еще несколько минут назад. И тело казалось таким легким, будто с меня сняли тяжеленный рюкзак. Постоянное напряжение в плечах, которое так долго мучило меня, исчезло, и они двигались легко и плавно. А воздух в легких стал свежее и чище. Даже звуки я стал различать более отчетливо.
«Вот бы у меня было зеркало», - подумал я. Тогда бы я смог узнать, насколько сильно изменился. Наверняка в отражении я увидел бы совсем молодого человека. Лет двадцати пяти или максимум тридцати. Здорового, беззаботного и, наверное, немного глуповатого, но зато с пышной шевелюрой, четко очерченным подбородком и без морщин. Вот только зеркала у меня под рукой, конечно же, не оказалось.
Естественно, мой разум не был способен понять, что именно и почему со мной происходило в этот момент. Я мог только предположить, что с каждым шагом вверх по течению реки я становлюсь все моложе. Никакого другого объяснения у меня не было. Я осмотрелся вокруг, взглянул вверх на голубое безоблачное небо, а затем снова вниз на кристально чистую воду, омывающую мои ноги. Но так и не увидел там ничего странного или удивительного.