Горящее небо Аорна

Глава 15

Посол Гардара в Дорингвуше, крохотном тропическом государстве, насторожился, зайдя в свой кабинет — газеты на столе разбросаны. Посол был аккуратным человеком, и, уходя домой, сложил их стопочкой. Кто газеты трогал? Уборщица? Она себе такого не позволит. В кабинете кто-то побывал. Двенадцать лет в разведке под дипломатическим прикрытием научат не игнорировать такие «мелочи».

Он подошел поближе и присмотрелся. Прямо перед ним лежало «Утро Дорингвуша». Всю первую полосу газеты занимала статья о варварском, неспровоцированном авианалете на городок соседней, небольшой республики, практически лишенной ВВС и ПВО. Сквадрон бомбардировщиков Коалиции практически стер городок с лица земли! Нападению не предшествовали дипломатические требования, угрозы, требования, ультиматумы… Ни-че-го! Постфактум не последовало объяснений.

Перепуганный президент страны забился в бомбоубежище и слал депеши лидерам Союза: возьмите под защиту. Ответа он пока не получил…

Но кто читал его газеты?

— Господин посол!

Он развернулся на прозвучавший голос, готовясь отразить удар. Возбуждение и боевой азарт мгновенно улеглись при виде оборванца, забравшегося в кабинет. Этот не противник…

— Как ты попал сюда, бродяга?!

— Твоя охрана из местных полицейских весьма беспечна, — ответил непрошенный визитер. — Выбираться из-под завалов после бомбежки пришлось сложнее.

Он указал на «Утро Дорингвуша».

— Выметайся!

— Да, господин посол. Но перед этим ты по срочному каналу уведомишь начальника разведки и контрразведки ВВС Союза, что Макш жив. Что за ним охотятся убийцы из Коалиции, готовые разнести на камни целый город, подозревая, что он — там.

В разведке часто происходят неожиданные вещи, порой нелепые, но не бесполезные. Это происшествие на подобное не походило. Седой, со шрамами на физиономии, оборванный мужчина лет тридцати пытается уверить, что из-за него уничтожен целый городок? Санитары! Смирительную рубашку прихватите.

— Вон! Или вызову охрану.

В ответ бродяга вдруг прислушался.

— В посольстве есть бомбоубежище? — спросил.

— Конечно, но…

— Бежим!

Сумасшедший оборванец железной хваткой вцепился послу в руку и выволок его в приемную, крикнув секретарше: «За нами, сейчас объявят воздушную тревогу!»

Посол решил не возражать. В конце концов, бомбоубежище — это бункер. Там он запрет и обезвредит психа, вообразившего себя бог знает кем.

Миловидная, сексапильная секретарша из местных увязалась следом. Вряд ли поверила в воздушную тревогу, но, видно, беспокоилась за босса, не пожелав оставить его одного со странным оборванцем.

Они сбежали вниз по лестнице, когда внезапно где-то далеко завыла мерзкая сирена. «Сигнализация на чьем-то лимузине», — решил посол.

— Сотрудников в посольстве больше нет? — осведомился псих и, получив кивок, добавил: — Отлично. Дверь открой!

Когда посол стал отворачивать штурвальчик тяжелой двери, неподалеку грянул гром. Но не бывает грозы такой силы, чтобы здание вздрогнуло до фундамента, а наверху послышался звон разбитого стекла.

Лестница за дверью уводила вниз, в подвал. Посол и секретарша ринулись по ней, уже все поняв. Следом топал оборванец. В подземелье, защищенные метрами железобетона, они отдышались.

Посол спросил:

— Как ты узнал про нападение?

— Я — летчик, звук авиационных двигателей не спутаю ни с чем. А поскольку знаю, что на меня охотятся… Простите, господа, что бомбардировщиков на вас навел. Надеюсь, наверху не слишком много ценного?

— Косметичка и… — секретарша прервалась, потому что рядом бухнуло. Пыль с потолка просыпалась на них. — И бусики!

— Кто ты, Макш, за которым якобы охотятся? — спросил посол.

Подземелье снова вздрогнуло от очередного «якобы», заставившего качнуться лампочку под потолком. Разрывы явно приближались к их убежищу. Оборванец оттащил посла в сторонку.

— Не могу сказать сейчас, — шепнул ему на ухо. — Твоя секретарша не допущена к секретам такого уровня.

— Ерунда, — таким же шепотом сказал посол. — Она глупа. Полезная, приятная — и только. Включу, пожалуй, принудительную вентиляцию.

Он скрылся за соседней дверью, забыв ее прикрыть, как видно, от волнения. В бомбоубежище находился пункт связи — резервный. Он не пострадал, и посол связался с Гардаром. Макс слышал разговор. Всех слов не разобрал, но понял: посол докладывал о нежданном визите и последовавшей за ним бомбежке города. Наконец-то…

— Не волнуйся, сейчас закончится! — седовласый оборванец аккуратно стряхнул пыль с розовой блузки секретарши. С огромными зелеными глазищами, круглыми нарумяненными щечками, густыми волосами, залитыми лаком, она напоминала куклу в рост человека. Только кукол не выпускают с выражением ужаса на лице и в сверхкоротких обтягивающих юбчонках, едва прикрывающих трусики у основания стройных ножек.

Посол вернулся скоро.

— Похоже, улетели, — сообщил и поднялся по лестнице. Подергал дверь и возвратился. — Завалило выход, — сказал расстроено. — Схожу, проверю запасной, заодно узнаю, что творится наверху. Мийша, присмотри за гостем. Он очень нужный господин.

Как только дипломат отчалил, седой напомнил секретарше:

— Мийша, я спас вам жизнь.

— Конечно! — девушка кивнула.

— Значит, поцелуй я заслужил.

Пока Макс прижимался к накрашенным губкам посольской секретарши, в доме генерала по прозвищу «Лубянка» раздался зуммер телефона. Начальник контрразведки спал: на долготе столицы Гардара еще не рассвело. Генерал нашарил трубку.

— Слушаю!

В наушнике раздался скрип и треск, возвещавший о включении защиты от прослушивания. Поэтому голос собеседника различался не вполне. Но «Лубянка» понял. Он вскочил и по селектору велел подать машину. Сев в нее, велел водителю гнать в Министерство авиации. Привести себя в порядок он не успел, что говорить о завтраке?

Дорогой размышлял. Самолеты Коалиции нанесли двойной удар по городам нейтралов. Зачем? Единственное объяснение: охотятся на Макша. Топорно, грубо, словно с топором на комара. Круша им все, где видят насекомое. Так поступают только от отчаяния.

Выходит, Коалиция и их союзники в Геруме видят в лже-Борюше опасность большую, чем думали в Союзе. Им следовало перебежчика упрятать тщательней, чем золотой запас страны. Ошиблись, надо исправлять.

В этой ситуации всем глубоко плевать на суверенитет нейтралов. У ВВС теперь задача — вывезти инопланетянина из Дорингвуша. При необходимости — захватить и оккупировать столицу. Ну, подумаешь, учения… Извинились и ушли.

Генерал принялся отдавать приказания прямо из машины, осознавая, что времени у него совсем-то ничего. Противник, если он узнает, что Макш не пострадал, не остановится. Повторит налет, забросит в Дорингвуш по воздуху отряд спецназа, поднимет на охоту за землянином всю агентуру… Да что угодно!

«Лубянка» не ошибся: противник не дремал. Будь на Аорне интернет, из здания посольства, частично уцелевшего, могло уйти бы донесение, доставленное в тот же миг. Но его отправили с ближайшей почты, поэтому оно и запоздало:

«Девятый — Первому. Объект Макш жив. Эвакуирован спецотрядом противника в Союз».

Если бы у агента спросили, что еще известно о беглеце, она бы сообщила — мужчина привлекателен. Но только эта вот подробность неинтересна резиденту. Макс не предполагал, что «кукла» у посла работает на Коалицию. Он радовался, что наконец-то вырвался из западни. Самолет, высланный за ним, сел на бетонку базе ВВС под Гельбом. Сопровождавшие его спецназовцы по пути молчали. Все понимали — их самолет является приоритетной целью для противника. И более доступной, чем человечек, растворенный в муравейнике людей. Этот вот субъект был маячком, способным притянуть ракету с ненароком залетевшего вглубь союзной территории вражеского перехватчика. К счастью, не случилось.

— Полетал, пилот? — приветствовал землянина «Лубянка». — Теперь ты долго не увидишь неба. Или никогда. Как устроился?

— Хреново, — Макс вздохнул. — Не могу долго в закрытых помещениях.

Максу выделили келью в подземном бункере в духе Гитлер-Рейхсканцелярии, отлично подходящую для умерщвления плоти и перехода к нетленной святости. Чем еще занять себя на пятачке в два на два с половиной метра, кроме как постом с молитвой?

«Лубянка» хмыкнул.

— Какого хрена ты сбежал?

— Спасался. Власти на местах утратили контроль над ситуацией. Для начала там восстали зэки. А Панкия прислала ликвидаторов убить меня. Они спокойно посетили лагерь, затем заехали в поселок, где застрелили капитана в доме, где я прежде проживал. Мы просто чудом разминулись. Мне ничего не оставалось, как бежать, что я и сделал.

— Один бежал?

— С напарником.

— Кто он?

— Сакуш, летчик-истребитель из авиабазы Тангшер, военнопленный. Был в лагере, где опознал меня. Мог сдать. Проще было забрать его с собой. Вдвоем и пересекли пустыню.

— Почему не сообщил о нем разведке? — возмутился «Лубянка». — До бунта заключенных. Какой был бы козырь для обмена! А ты позволил ему слинять, совершив тем самым преступление.

Максим даже комментировать не стал. После обстрела авиабазы ракетами с Рейнджера, уничтожения «Дракона», убийства двух полицаев, похищения автомобиля и оружия пижонистого капитана, не говоря о мелочах, это обвинение — просто детская лопатка песку на Эверест его грехов.

— Как вы удрали? — спросил генерал, не получив ответа.

Рассказ занял около пяти минут. Когда дошел до пребывания за границей, Максим запнулся.

— Ты прав, генерал — Сакуша брать не стоило. Он меня и сдал. Представь, просыпаюсь в гостинице один. Его нет. Трезвонит телефон. Снимаю трубку, слышу его голос. Уверяет, что поступил как патриот. Мне ничего плохого не будет, выходи, мол, ждут тебя наши люди. Я за револьвер — нет револьвера. Твою мать…

— Странная история. Могли взять тебя сонным, тепленького.

— Ничего странного, господин генерал. Это же панкийцы, голубая кровь. В смысле — благородные. Перед тем, как привести громил, офицер счел своим долгом поставить меня в известность.

— Как ты вывернулся?

— Окно, крыша, соседняя улица. Они не подготовились как следует. Там не было спецназа. Кого нашли в чужом городе, того и отрядили на захват. Но вот что странно. Оторвался, скрылся. А они меня находят все равно. Две бомбардировки по местам, где я скрывался. На мне висит радиомаяк?

— Да нет его, — снизошел до объяснения «Лубянка». — Они получили образец твоего генетического кода. Например — волос на подушке в гостинице, где ты ночевал с вражеским пилотом. Герум имеет технологию поиска любого живого существа по ДНК.

— Как она работает?

— Понятия не имею. Это за пределами возможностей нашей науки. У Содружества такая технология тоже есть.

— Почему ты не обратился к консулу Содружества и не попросил о моей защите? — едва не взвыл Максим. — У вас же моя кровь! Выдернул бы меня гораздо раньше, обошлось бы без бомбежек. Тысячи людей погибли ни за что!

— А кому ты был нужен? Пока в руководстве Коалиции не начали истерить по твоему поводу и крушить города, твоя значимость оценивалась так…

«Лубянка» соединил большой и указательный пальцы, показывая мизерный зазор. Мог сказать и проще: ниже плинтуса. А ведь каждый индивидуум — целая вселенная. Но только для себя самого.

— Ладно, виноват, — вздохнул Максим. — Навел бомбардировщики на здание посольства. Знал бы, не пошел. Домик уцелел?

— Дешевле строить заново. Второй этаж как слизнуло.

— Бусики и косметичка… — пробурчал Максим.

— Что?!

— Не важно. Итак, я у вас. Что дальше?

— Дальнейшее зависит от наших дипломатов и упертости консульства Содружества.

— Гребаные инопланетяне… Прости, генерал, ты для меня — тоже инопланетянин. Там хотя бы гуманоиды?

— Большинство — как мы с тобой или с небольшими отличиями. Подумаешь, хвост, шесть пальцев. Вот в Геруме — сплошь нелюди.

— Нелюди бывают ничего, — задумчиво сказал Максим. — Как учитель Йода. «Велика темной стороны сила есть…» Это из фильма на моей планете.

— Нам не до фильмов, Макш, — отрезал «Лубянка». — Всем придется поработать. Ты встретишься с офицером по связям с общественностью. Рассказ о преступлении Герума и Коалиции запишет в самом лучшем виде. Когда из-за тебя снесли два города… Тысячи людей погибли. Готов?

— Куда деваться… Я надеюсь, этот офицер не окажется посланцем от Герума? Еще задушит меня в камере…

— Маловероятно. Это моя дочь.

И здесь семейственность! Максим вздохнул. Конвой доставил его в камеру. Похоже, эта процедура для летчика становится рутинной. «Украл, выпил — и в тюрьму». Хотя он ничего не крал, спиртным не увлекался… Макс не успел обдумать это, как появилась офицер.

М-да… Макс невольно вспомнил слова «агента Смита» о женщинах Аорна: они тебе понравятся. Хотя бы тут он не соврал.

— Я — старший майор Хейша, — заявила жгучая брюнетка, стриженая а-ля «солдат Джейн», что ей очень шло. Красавица! Милое лицо с правильными чертами. Стройная фигура в мундире, сшитом на заказ. Все прелести подчеркнуты одеждой. С таким фасадом уместней появляться на приемах, а не в казармах, где мужики с восторгом пялятся на любую бабу… — Мне приказано снять с тебя показания.

А тон сухой, официальный, слова казенные. Что означает: даже не мечтай! Не для тебя красавица, убогий.

— Охотно их представлю, — кивнул Максим, — но при одном условии. Я два дня не мылся и не менял белье четыре дня. От меня воняет. Надеюсь, тебя не затруднит распорядиться: пусть мне дадут возможность привести себя в порядок и одолжат чистую одежду.

— Затруднит! — скривилась девушка. — Сначала дело, а подмоешься потом.

— О деле и волнуюсь! — сообщил Максим. — Как я могу сосредоточиться на разговоре, когда сознание заполнено единственною мыслью: не имею права так пахнуть при красавице! Да еще майоре, старшем.

— Я — журналист и писатель, регулярно посещаю полевые лагеря. Там еще не так смердит.

Смердит? Да, уж, приложила…

Почувствовав, что перебить ее упрямство можно только еще большим, Максим мгновенно переложил слова известной песенки на язык Аорна и тут же их пропел:

Увидев, что старшая майор изволила насупиться, добавил:

— Про вора и свинью — слова такие в песне[16], их не выбросишь. Так распорядишься? Клянусь, я быстро.

Хейша сдалась. Максиму принесли таз воды, мыло, полотенце, одежду и даже новые солдатские ботинки. Бритвы не нашлось, и ладно. С щетиной Макс выглядел солидней и брутальнее.

Вернулась Хейша.

— Начнем с прибытия на Аорн, — начала допрос. — Тебя вылечили от увечий, что не запрещено. Изменили внешность?

— Незначительно. Я и без того чертовски привлекателен.

— Вот не сказала бы… — хмыкнула майор. — Дальше. Ты вынужден был исполнять роль актера эротических картин и бабника в обычной жизни?

— Хочешь откровенно? — Максим прищурил глаз. Если вдруг она — ханжа, то тему не раскроешь.

— Меня удивить сложно.

— Тогда терпи и слушай. Наверно, каждый хоть раз смотрел порнофильм. Ну или жесткую эротику, как у Борюша, здесь грань тонка. Со стороны покажется: не жизнь, а праздник. На самом деле — тяжкий труд. Если видела какой-то фильм с его участием, то должна запомнить: там в каждой серии есть эротическая сцена. Специфика кино: шесть-восемь дублей за половину съемочного дня. Все должен делать сам. Мне приходилось соответствовать образу Борюша. Если ты имеешь в виду, испытывал ли я страдания, то нет. Порою даже близость с женщинами притупляла чувство одиночества. Но осадок оставался — Борюш был тем еще скотом. Поневоле теряешь самоуважение.

— Для иска в арбитраж Содружества такое не подходит, — заключила офицер. — Давай поговорим о том, как ты служил на авиабазе.

Она раскрыла свой блокнот и принялась записывать авиационные подробности — все эти «срыв потока», «угол атаки», «кабрирование», «глиссада», «тангаж», без которых невозможно объяснить, почему летчик, прошедший переподготовку на авиабазе Российской Федерации, уделал местных асов на их же технике.

Максим, уже рассказывавший об игре в Борюша и о службе в ВВС, старался излагать доступно. Перемежал технические подробности смешными авиационными байками.

— Во Всевышнего ты веришь? — спросил.

— Не особо, — ответила Хейша.

— Значит, не летала в турбулентности. После нее в кабинах не остается атеистов.

Хейша покачала головой и вернула разговор в накатанное русло.

— Давай определимся по итогам разговора. На Рейнджере ты сбил Дракон. Победа над Сакушем… Во что все это могло вылиться?

— Допустим, я передал бы знания, умения, полученные на Земле, пилотам Коалиции. Та же Чакра Фролова, примененная на истребителях с изменяемым вектором тяги двигателя, как у их Рыцарей, позволила бы уходить от вражеских ракет. Представь, Рыцарь выходит на бой со стальным мечом, а наш — с бумажным.

— Хорошая метафора! — она послушно записала.

— Но мне уготовили иную роль. Изображать пилота, каким был прежний Борюш — неумеху.

— А как же поддержание репутации секс-символа?

— С этим было хуже, но результат получен. Мне рассказали… Две телепередачи с ожившим Борюшем имели невиданный успех. Героическая смерть, на самом деле предполагавшаяся от мины, заложенной в мой самолет, стала поводом для основания патриотического движения в Панкии и Кашпирре. Ты в курсе? «Любить как Борюш, воевать как Борюш».

Девушка прикусила кончик ручки и задала вопрос, неожиданно бестактный:

— Романы с женской частью персонала базы были? Говори!

Максим откинулся на койке, прислонившись к стене.

— Мне неприятно отвечать, но я скажу. Да, случилось. С одной. И это было чувство, настоящее. Не ради репутации Борюша в роли секс-гиганта. Мы таились от других.

— Кто она?

— Командующая авиабазой, генерал.

— Тогда понятно, — офицер кивнула. — Зачем ей портить репутацию связью с актеришкой из любовного кино? Ты по ней скучаешь?

— Иногда.

Хейша приподняла бровь.

— Почему же, скрывшись с места ссылки, ты не вернулся к ней в Кашпирр? Она бы помогла.

— Вишева погибла при налете на ваш аэродром, получив ракету в двигатель. Я видел ее смерть — сопровождал в полете. Надеялся помочь. Не смог…

— Мстить не пытался?

Максим грустно усмехнулся.

— Увидав падение ее штурмовика, я развернул свой самолет и сел на аэродром Союза, где заявил о сдаче в плен.

— Чушь какая-то! — Хейшу распирало негодование. Женская солидарность с погибшей летчицей, преданной любовником через минуту после ее смерти, затмила другие чувства. — Ты свалил за горизонт, увидев, что спать больше не с кем?

— Ее убила, по большому счету, не ракета, а война. Выпустив шасси перед ВПП аэродрома Союза, я, конечно, думал о своем спасении. В Тангшере меня прикончили бы в тот же день. Мне о том сказала Вишева, когда я сопровождал ее подбитый Гладиатор. Она же посоветовала сдаться в плен — терять ей было нечего, коммандер знала, что погибнет. Уверила, что летчиков у вас не убивают, как говорили нам в Тангшере. Замечательная женщина… — Максим вздохнул. — Теперь же, зная обстановку, я хочу убить войну. Чтобы не гибли такие как она, как ты, другие женщины, мужчины, дети… Я пытался дать шанс твоему отцу представить меня консулу Содружества еще тогда, как сдался. Но он не оценил возможность. В результате погибли люди…

— Ты не знаешь! — Хейша обиделась. — Некоторые вещи делаются медленно и длятся месяцами. Он сразу заявил протест Содружеству, но бюрократия у инопланетян шевелится неспешно. Никто предположить у нас не мог, что так завертится и дойдет до бомбардировок городов.

Хейша спрятала блокнот в планшет и встала.

— Все я понимаю, — сказал Максим. — Но вот люди умирают быстро — каждый месяц. И каждый день. А могли бы жить… Закончили? Не затруднит сказать, чтоб принесли поесть? В самолете проглотил спецназовский сухпай, вчера весь день и маковой росинки… Не присоединишься?

— Нет. Прощай.

Она вышла из клетухи Макша и прижалась спиной к ее бронированной двери. Мозг Хейши бурлил. Если даже половина услышанного — правда, за толстым слоем стали ждет ужина совершенно необыкновенный человек. Как минимум, фантастически живучий. Должен был погибнуть в авиакатастрофе у себя на Родине, минимум раз десять — на Аорне. Увидев жизнь со всех ее неприглядных сторон, пройдя через предательство, сам предав Коалицию, должен стать прожженным циником… Не стал. Переживает за убитых мирных граждан, за тех, кто гибнет на фронтах. А кто они ему? Чужие… Нет, Макша не понять. Одно слово — инопланетянин.

Вечером, за ужином, отец, о чем-то размышлявший за едой, вдруг ее спросил:

— Как ты считаешь, почему землянин так похож на нас?

— Есть объяснение… — Хейша отодвинула тарелку — есть расхотелось. — Почему древние морские рептилии, современные водные млекопитающие и рыбы имеют схожую форму тела? Из-за одинаковых условий обитания. Так и люди. Прямоходящие на двух конечностях, с развитыми верхними и крупным мозгом. А четыре, пять или шесть пальцев на руке — дело случая.

— Знаю, — кивнул отец. — Эволюционистская теория. Но есть другая. Всевышний создавал людей по своему образу и подобию.

— С кариесом, облысением и радикулитом? Прости, но я не верю.

— Тогда как объяснишь, что ДНК землянина совпало с нашим? Мы получили заключение Содружества. Да, по нему установили, что Макш, возможно, прилетел с другой планеты, но доказательством того код ДНК служить не может. По генотипу он ближе к нам или панкийцам, чем некоторые народы за экватором! Я знаю, есть теория панспермии, мол, все мы — одного происхождения… Что не дает ответа на вопрос, что делать с этим типом по окончании комбинации с Содружеством.

— А есть проблемы? — Хейша отложила вилку.

— Он застрелил двух наших полицейских, в чем признался сам. Уверял, что защищался. Я склонен верить — мог ведь промолчать. Только все равно убийство, и по закону он преступник. И я б легко отдал приказ предать его суду, не будь он нужен как свидетель нарушения Герумом правила Содружества. Инопланетянин, тайком доставленный на наш Аорн. Но тут узнал, что он такой же, как мы…

— И даже симпатичный. Хотя совершенно не в моем вкусе.

Генерал едва не подавился. Его дочь, прошедшая огонь и воду на фронтах, где была дважды ранена, потерявшая там мужа, к двадцати семи дослужившаяся до старшего майора без протекции отца, что-то слишком уж ненатурально сказала про «не в моем вкусе».

С Макшем нужно разбираться. Двойник Борюша не подходит дочке. Точней — она не для него.