Госпожа моего сердца

Глава 14

Его еще долго сотрясали рыдания. Она безмолвно лежала рядом, обнимая его. Он плакал так горько, словно потерял ребенка, близкого родственника и заодно все свое будущее. Затем он заснул, прижавшись к ней и навалившись всем своим весом так, что ей стало тяжело дышать, но она и не подумала отодвинуться, продолжая гладить его волосы.

Она ощущала ревность к этой глупой опасной жене, которую он так горько оплакивал. Но подумав, Меланта поняла, что горевал он не столько по жене, сколько по всем этим потерянным годам его жизни и по утраченным иллюзиям — чистой и возвышенной монахини, которой она жила в его воображении. У Меланты отложился совсем другой образ его жены: визгливой и агрессивной особы, занятой только собою и своими пророчествами. Ей даже захотелось напомнить ему об этом, но затем, к своему немалому удивлению, она вдруг поняла, что ей не так уж важно все это. А намного важнее было то, чтобы не причинить ему боль.

Сейчас ей было достаточно того, что она лежит рядом с ним. Это было новым ощущением, совершенно не похожим на то, как она спала со своим мужем Лигурио. И конечно, отличным от тех ночей, которые ей приходилось проводить с Аллегрето, в постоянном напряжении и ожидании интриг и опасностей. Лигурио был более нежным, не таким нетерпеливым, он был более обходительным с ней. Сейчас ей пришло в голову, что он уже начал болеть, когда замыслил их женитьбу. Собственно, в первый раз они вместе легли в постель, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Через год он стал приходить к ней очень редко, а вскоре перестал вообще.

Она провела пальцами по телу Руадрика, затем снова крепко обняла его. Она надеялась, что после сегодняшней ночи в ней уже зародился ребенок. И если король…

Да защити их Бог! Ни король, ни двор не должны знать об этом как можно дольше, чтобы она успела предпринять что-нибудь. Никогда раньше она даже и не помышляла о возможности секретного замужества, тем более с человеком такого положения, как у ее теперешнего мужа. Это было невозможно. Она бы издевалась и смеялась над любой женщиной, которая так глупо влюбилась бы в своего любовника, чтобы навлечь на себя и на свое имущество серьезные последствия.

Ни король, ни корона, ни церковь не могут оспорить ее право на замужество. Однако совершить замужество без разрешения короля и таким образом передать все свои вассальные земли человеку без высочайшего одобрения — это уже было очень серьезным проступком. Ни один суд не подтвердит ее имущественные права на земли в таком случае. Так что она воистину может оказаться бедной доброй хозяюшкой в результате этого ночного приключения.

И тем не менее, почему-то это ее не очень пугало. Если ей придется вот так проводить все оставшиеся ночи в своей жизни, лежа рядом, если она будет рожать его детей — ну что ж, в качестве платы за это она может и заняться хозяйством, если это так уж получится.

Она снова продела пальцы сквозь его волосы и стала размышлять дальше. С другой стороны, то, что сейчас совершилось, возможно, и не так уж страшно с точки зрения двора. Престарелого короля, самого далеко не безгрешного, при должном обращении можно убедить отнестись к ситуации с юмором. Что можно ожидать от слабовольной, влюбившейся по уши дамы? И ведь этот брак совсем не несет угрозы его королевской власти. Скорее, наоборот. Для него здесь были даже некоторые выгоды. Она не думала, что выйдет за — уж снова, потому что просто не представляла себе, что может в кого-то влюбиться. Конечно, ей в голову не приходила мысль, что она может выйти замуж за кого-то ниже себя. Не приходила ей в голову и возможность пожертвовать своими правами на землю ради замужества с более низким по статусу человеком.

Но сейчас, хорошенько все обдумав, она вдруг поняла, что такой неравноправный брак со всех точек зрения может выглядеть хорошим решением. Во-первых, она оказывается под защитой своего мужа. Во-вторых, корона получает ясное свидетельство того, что она уже не вступит в брак с сильным конкурентом и не укрепит позиции никаких крупных владельцев, знатных людей. Далее — этот Вулфскар, где бы это странное место не было расположено, о котором она никогда не слыхивала, но оно все-таки было и повышало его статус. Наверное, еще один Торбек — унылая, заброшенная усадьба у черта на куличках, из которой хочется как можно скорее убраться и которую хочется как можно скорее забыть.

Правда, был еще и Джиан… Но Аллегрето был мертв, Джиан потерял возможность контролировать ее действия. Все-таки он был очень далеко. Она покидала его, солнечно улыбаясь и обещая вернуться, как только подтвердит права на свои английские владения. Теперь пройдет немало времени, пока он догадается, что она и не собирается возвращаться. Может быть, он просто бросит ее, оставит в покое. У каждого человека, как бы умен он ни был, есть свое помешательство. Так учил ее Монтеверде. Помешательством Джиана была собственность Монтеверде. Если он узнает, что она отказалась от всей этой собственности, и еще узнает, кому она ее передала, то, может быть, он оставит ее в покое и переключится на нового владельца или найдет себе новый объект для своего помешательства. В любом случае даст ей возможность жить замужем с тем, с кем ей заблагорассудится.

Пожалуй, он не оставит ее в покое. Но уж все-таки он очень далеко, чтобы серьезно угрожать ей здесь. А ведь он совсем не тот человек, который будет тратить свои силы только на то, чтобы просто отомстить кому-то, если это не продвигает его к поставленной цели.

Да, конечно, обыкновенная женщина в какой — то глухой части далекой Англии, лишенная всех прав на наследство Монтеверде не будет представлять интереса для Джиана Навоны. А с королем все можно уладить. Сам он податлив, и его ближайшее окружение беспринципно и может быть подкуплено.

Меланта улыбнулась, расправила пальцем завиток волос своего мужа. Она поиграла с ним немного, но завиток так и не желал выпрямляться после того, как она отнимала пальцы. Меланта еще раз улыбнулась и погрузилась в сон.

Рассвет еще только начинал заниматься, когда Рук в конюшне приступил к обследованию своего коня. Вскоре он выяснил, что содержали его хорошо, сбруя и остальная упряжь были вычищены, конь накормлен и ухожен. Он дал конюху два пенса и попробовал было осмотреть копыта, но вынужден был отказаться от этого — голова страшно болела, а желудок выворачивало наружу.

Вспоминая вчерашнее, он готов был считать все наваждением или просто сном, но сегодняшнее самочувствие ясно свидетельствовало о реальности вчерашнего вечера. Тогда он подумал, а не пьяные ли это фантазии, но сразу же вспомнил, что сегодня утром он проснулся в одной постели с принцессой Мелантой. Ее волосы были разбросаны по подушке, а она сама лежала, прижавшись к нему, в его объятиях.

Он вышел из конюшни и стал смотреть на окно той самой комнаты, где они провели сегодняшнюю ночь, и где она еще до сих пор продолжала спать, теплая и тихая в своем сонном забытьи.

Когда он женился на Изабелле, ее отец устроил большой свадебный пир. Они все жили в его доме. Предполагалось, что последует целая серия праздничных обрядов, но Рук получил возможность отправиться во Францию в военный поход, и тогда они постарались как можно скорее завершить все формальности. Для того, чтобы все знали, что если его убьют, то что она леди и его законная супруга — вдова. Ее отец придавал очень большое значение тому, чтобы об этом узнало как можно больше народа.

Торговец очень хотел, чтобы его внуки были благородными людьми и буквально разъярился, когда узнал, что Изабелла оставила Рука и ушла в монастырь. Он притащил Рука на место их венчания и, обращаясь ко всем прохожим, заявлял, что отрекается от своей дочери. Потом Рук еще дважды навещал его, и всегда эти посещения оказывались очень тяжелыми для него. Когда же он приехал туда в третий раз, то узнал, что этот человек умер от лихорадки, и Рук не почувствовал из-за этого особой скорби.

Все в его первой женитьбе было открытым. Теперь это было не так. И тем не менее он знал, что по своей сути такая скрытность ничего не меняла. Он слышал, что у одного мужчины его брак признали недействительным только потому, это другая женщина под присягой показала, что когда-то обменялась с ним клятвами. Брак оставался браком, независимо от того, были ли при этом свидетели или нет, и был ли он заключен в таверне, под деревом или в постели.

Он оставался настоящим и должен был длиться до самой смерти.

Рук очень серьезно отнесся к нему.

И все же сейчас, страдая от жажды, боли в голове, чувствуя разбитость, он никак не мог понять, откуда у него вчера набралось столько смелости, нет, дерзости, чтобы решиться на это. Плохо повинующимися от холода пальцами он откинул назад свои волосы и грустно усмехнулся. А что, если она сейчас начнет насмехаться над ним? Что, если заявит, что признает эту женитьбу для себя, если он принесет ей святой Грааль, или что-нибудь подобное, чего в шутку требуют друг у друга крестьяне во время майских празднеств?

«Что ж, не важно», — мрачно подумал он. Он провел тринадцать одиноких лет после краткого мига счастья от первого брака, так что можно провести еще столько же лет и после второго.

Он кивнул одному молодому юноше, который шел через двор с кувшином эля. Тот улыбнулся в ответ и пихнул Рука в плечо, проходя мимо: «Долгая ночь на ристалище?»

Рук остановил юношу, отобрал кувшин и осушил его, не обращая внимания на вопли протеста. Затем, подумав, отдал кувшин назад, произнеся-:

— Grand merci.

Этот юноша был помоложе своих товарищей. Он неожиданно весело улыбнулся и, пожав плечами, ответил:

— Милости просим, на здоровье.

Рук помедлил. Волосы юноши были золотисто — песочного цвета, сам он был загорелый, свежий и доброжелательный.

— Послушай мое предупреждение, — проговорил он тихо. — Постарайся не быть здесь с ними, когда возвратится сэр Джефри.

Паренек недоверчиво посмотрел на него.

— Будет бой. — Рук кивнул в направлении зала. — Их разобьют.

— Что ты знаешь об этом? Рук потер глаза.

— Этого достаточно.

— Ты от сэра Джефри?

— Нет, это просто мой тебе совет. Моя благодарность за эль.

Он кивнул и пошел в зал.

Меланта была уже одета. Она проявила достаточную осторожность и не позволила всем этим «дамам» помогать ей, несмотря на их настойчивые предложения «починить» и «почистить» одежду. Меланта в ответ уверяла, что очень боится своего господина и не хочет рисковать, перепоручая эти заботы кому-либо другому. В итоге все согласились, что она проявит большее благоразумие, выполнив все поручения Зеленого Рыцаря сама.

Раздобыв пару ножниц, Меланта села за работу, распластав у себя на коленях полу накидки Рука и делая вид, что зашивает ее. Под покровом этой ткани на самом деле она обрезала бубенцы Гринголета и пришила их к концам воротника, похваляясь, что проявила достаточное внимание и вовремя заметила, что это украшение было пришито непрочно. Она вовремя оторвала его, а вот теперь уж пришьет понадежнее.

Женщины не проявили никакого интереса к бубенцам или же к обычной накидке. Их куда больше интересовали ее горностаевый мех и украшенные драгоценными камнями перчатки, которые они восхищенно разглядывали, даже гладили, решив между собой, что все это наверняка принадлежало какой-то знатной французской особе. Впрочем, вскоре их занятие было прервано властным призывом выйти наружу, и Меланта вскоре осталась одна со своим Гринголетом, если, конечно, не считать шпиона или шпионов, подглядывающих из глазниц.

Она была рада тому, что покидает это место и старалась как можно быстрее подготовиться к отъезду. Гринголет насорил и напачкал под креслом, но Меланте удалось скрыть это, перевернув тростниковый коврик. Кажется, сегоднй все-таки за ней не подглядывали. Наверное, все отсыпаются после вчерашних возлияний. Странно, что Рук умудрился подняться так рано, когда она сама еще крепко спала.

Он не мог уйти далеко, так как не надел доспехов и не захватил оружия. Поэтому она не волновалась, однако солнце уже поднялось достаточно высоко, во дворе слышались голоса слуг. Наконец он вернулся.

Она подняла голову, и ее сердце бешено заколотилось в груди. Она хотела улыбнуться, но не смогла этого сделать. Она даже не сумела посмотреть ему в глаза. Он бросил быстрый взгляд на потайные глазки и стал надевать свои доспехи.

Странное беспокойство охватило Меланту. Ей вдруг показалось, что она зашла с ним слишком далеко. А может быть, все произошло слишком стремительно? Она на самом деле замужем за этим человеком? Связана с ним навсегда, на все оставшееся тревожное время и неизведанное будущее?

— Мы отправляемся в путь, как только вы будете к этому готовы, моя госпожа, — промолвил он, надевая на себя кирасу. Его голос был строг и сдержан. Он явно говорил, как подчиненный со своей госпожой.

— Доброго утра тебе, — ответила она, — муж. Он замер. По его шее и щекам стал разливаться румянец. Тихо, но с чувством, он повторил:

— Муж. Да, я не шутил вчера, моя госпожа, хотя, быть может, вы горько пожалеете обо всем сегодня.

Она сжала губы. Ее охватил страх. Она вдруг по-настоящему осознала все значение происшедшего накануне. Того, какую власть она предоставила ему над собой. И теперь уже ничего нельзя было поделать. Она клялась вчера. Боже! И что еще хуже, она позволила себе влюбиться в него.

Он бросил на пол часть доспехов, которые еще не успел надеть, и резко отвернулся от нее.

— Если я признаюсь тебе, — голос Меланты дрожал, — что лелею твой образ и люблю тебя, что я напугана силой этого чувства и боюсь, как бы оно не раздавило меня, то ты сможешь тогда понять меня?

— Напугана! — произнес он. — Я так захвачен этим чувством, что до смерти боюсь даже взглянуть на тебя.

Она сделала небольшой шаг по направлению к нему.

— До смерти бояться простой девицы… и своей жены?

Он обернулся. Так и не посмотрев на нее, он протянул руку и привлек ее к себе. Он сильно сжал Меланту в своих объятиях. Меланта положила голову ему на плечо.

— Не знаю, что нам теперь надо делать, — пробормотал он. — Бог знает, что может получиться из этого.

— Давай сначала как можно скорее покинем это место.

Он отпустил ее.

— Да, моя госпожа. Я приготовил в дорогу еды, взяв из кладовой. Мы уедем отсюда и направимся в Боулэнд.

Меланта ничего не ответила ему. Она не сказала, что предпочла бы прожить всю оставшуюся жизнь с ним вдвоем в лесу. Разве он понял бы это? Он бы подумал, что ей не хочется к людям из-за него. Вместо этого она стала помогать ему застегивать пряжки и ремни на доспехах в тех местах, куда он не мог дотянуться.

Когда сэр Рук прощался во дворе, стоя рядом с Ястребом и умело находя любезное слово каждому из присутствующих, Меланта оставалась на крыльце перед входом в зал. В руках у нее был свернутый плащ, в который она завернула Гринголета. Он был слишком заметным и бросался в глаза, поэтому Меланта старалась не быть в центре общего внимания.

Ей было все равно, что подумают о ней все эти «рыцари», если к ним можно было применить такое название. Вообще-то, наверное, их лучше было бы называть бандитами, судя по их поведению и манерам держаться. Один из этой компании сейчас стоял совсем рядом с ней, пытаясь обратить на себя ее внимание, но Меланта только презрительно отвернулась от него. Он был юношей с красивыми чертами лица и вьющимися каштановыми волосами, явно привыкший к успеху среди женского общества. В Италии она бы буквально уничтожила его, осыпала бы такими оскорблениями и издевками, что он не смог бы больше показаться в обществе. Теперь же ей только хотелось быстрее убраться" отсюда.

Молодой ухажер приблизился к Меланте и, приняв позу, которая должна была во всей красе подчеркнуть его фигуру и стройные ноги, произнес:

— Мое сердце вовсе разбито от того, что вчера вечером ты, красавица-дева, не завернула к нам в залу. Сейчас же ты, увы, стремишься покинуть нас.

Меланта ответила презрительным взглядом. Она решила не делать никаких уступок, чтобы он не вдохновлялся и не стал ей мешать в момент отъезда.

Он обошел ее и зашел за спину в темноту входа.

— Только поцелуй на память во имя расставания и доброго пути, моя красавица. — Он положил ей на плечо свою руку. — Давай же, он не видит.

— Молокосос!

Его рука соскользнула с ее плеча. Она воспользовалась этим и быстро вышла из своего укрытия. Но прежде чем Меланта успела отойти, он схватил ее за руку. К несчастью, он выбрал именно ту руку, в которой она держала Гринголета, и Меланта никак не могла теперь освободиться без риска обнаружить сокола. Пока Меланта соображала, что ей следует сделать, он с силой потянул ее, затащил в прихожую и прижал к стене, обхватив за плечи.

— Попробуй кричать, — зашипел он. — Нас здесь пятнадцать против его одного. — Он осклабился. — Сдается мне, что я сейчас доставлю тебе большее удовольствие, чем просто прощальный поцелуй. Прямо тут.

Ее свободная рука уже лежала на кинжале. Краем глаза она заметила, как за спиной негодяя возникла мощная фигура, но Меланта все-таки решила проучить этого женского угодника. Еще мгновение, и он с воплем отскочил от нее, оказавшись в руках сэра Рука.

— Твоя уточка не хочет принимать твоих подарков, инфант, — произнесла она спокойно и холодно.

У нападавшего на нее кавалера была слегка надрезана кожа в верхней части бедра — рана пустячная, но она кровоточила, и это напугало «удальца». Сэр Рук, яростно глядя на него, заключил того в свои мощные объятия.

— Злобная сука! — ее кровоточащий кавалер сделал попытку вырваться, но не смог.

— Поблагодари меня еще за то, что я не проткнула тебя насквозь, — произнесла Меланта и соскользнула с крыльца.

— Сука! — позади нее послышались звуки борьбы. — Воровка и шлюха! Генри! Останови ее! В том ее свертке что-то есть!

Меланта остановилась. Со всех сторон ее обступили люди. Некоторые улыбались, другие оставались серьезными. Генри посмотрел на нее, затем перевел взгляд на крыльцо.

— В свертке? Послушай-ка, сэр, это так-то ты мне ответил на мое гостеприимство? Воровством?

Сэр Рук отпустил неудачливого ухажера и приблизился к ним.

— Никогда не допускал я такого бесчестия. Я принял от тебя только то, что было предложено мне за столом, да возблагодарит тебя Всевышний за твою любезность и щедрость. То, что несет она в руках, воистину не твое.

— Давай-ка взглянем на это.

— Я могу сам сказать тебе, что она держит, — ответил Рук. — Это сокол, которого я обнаружил в лесу. Мы хотим доставить его знакомому хозяину.

— Сокол! — было ясно, что он даже и не подозревал об этом. — Я желаю взглянуть на него.

Меланта посмотрела на сэра Рука. Тот кивнул.

— В таком случае, раскрой его.

Ей очень не хотелось делать этого, она была полна опасений. Очень осторожно приподняла она мантию, показывая собравшимся нацепленный на голову сокола клобучок. В то же время остальная часть сокола все еще оставалась скрытой. Меланта надеялась, что ей удастся обойтись и этим. Клобучок был явно соколиным, предназначенным для охоты — довольно простой, украшенный лишь серебряным листом и бело-зеленым плюмажем.

По стоявшим вдруг прокатилась волна уважительного благоговения. Гринголет почувствовал холодный воздух и раскрыл клюв.

— Господи Иисусе, какой сокол! Почему же ты молчал о нем? Мы бы поместили его в клетку. Кто его хозяин?

— Лорд из средней Англии, — коротко ответил Рук. — Пусть это не обидит тебя, сэр, но я не хотел сажать его с другими птицами.

Генри пожал плечами.

— Наши птицы в хорошем состоянии и все здоровы, — ответил он с легкой обидой в голосе.

— Он не мой, — заметил сэр Рук. — Я должен проявлять по отношению к этой птице повышенное внимание и осторожность.

— Да, конечно. За него дадут хорошее вознаграждение… — Генри запнулся. Затем ухмыльнулся и продолжил. — Чей же он?

Трудно было не заметить, как в его глазах загорелся огонь жажды наживы. Рук повернулся, подошел к своему коню, взял в руки поводок.

— Поехали, — обратился он к Меланте. — Сэр, я нашел сокола, и какая бы ни причиталась за него награда, она моя. Хотя, надо сказать, я не думаю, что получу более нескольких шиллингов и слова благодарности.

— А не из королевской ли это охоты? — требовательным голосом заявил Генри. — Придержи коня, Том!

— Нет, он не королевский!

Сэр Рук подхватил Меланту за пояс и поднял ее, но Генри рванулся к нему и потянул на себя. Рук пошатнулся. Меланта вместо коня рухнула на землю. Она сумела устоять на ногах, но взмахнула руками, чтобы удержаться.

Генри схватил ее за руку.

— Я сам хочу посмотреть на опутенки, — резко выкрикнул он.

Меланта прижала сокола к груди.

— Вот… — Она приподняла шерстяную материю, обнажив ремни и кольца, которые были одеты на ноги Гринголета и теперь свисающие из ее сжатой перчатки. — Вы сможете прочесть надпись, мой господин?

Генри бросил на нее злобный взгляд, поймал должик, отвел его и стал внимательно вглядываться в плоские кольца на путцах, на которых было написано ее имя. Как и клобучок, это были путцы, предназначенные для охоты. Кольца, хоть и были из серебра, но не имели никаких иных украшений.

— Что-то на латинском. При ..-. хм. Монт — верд? — Он отпустил поводок. — Никогда еще не слышал о таком имени. Где он живет? — Но прежде, чем кто-нибудь успел произнести хоть 'одно слово, он схватил кольца и снова стал рассматривать их. — Принс — и — писса? Он что — принц?

— Принцесса, — с готовностью пояснил раненый кавалер. — Иностранка.

Генри нахмурился.

— Иностранка?

— Разреши мне взглянуть. — Ее неудачный поклонник пробрался через толпу. — Боу… Графиня из Боу… и …

— Отдай мне птицу, девка, а сама садись на коня. — Рук протянул свою руку в толстой боевой рукавице. — Не стой тут, как вкопанная, словно ты уже пустила корни.

— Погоди! — Генри ухватил его за запястье. — Ты воспользовался моим гостеприимством со своей девкой, Зеленый Рыцарь, даже не проявив такой любезности, чтобы сообщить мне свое имя. Неужели же ты не хочешь теперь уделить мне хоть сколько-нибудь внимания в виде благодарности?

Рук рывком освободил свою руку.

— Если ты говоришь о соколе, то он не мой и подарить его не могу.

Генри улыбнулся.

— Да нет. Позволь мне только подержать его. Сокол принцессы. Когда еще у меня будет такой случай?

Сэр Рук внимательно посмотрел на него, затем на Меланту.

— Дай ему сокола.

Она втянула через зубы воздух, но не двинулась.

— Дай мне поводок, девка, и залезь на коня, — резко приказал Рук. — Делай, как тебе говорят!

Она позволила свернутому должику, который сжимала пальцами, развернуться и упасть.

— Подайте мне перчатку! — приказал Генри. — Быстро! — Слуга бросился со всех ног выполнять поручение. — Сними клобучок, я хочу взглянуть на него.

Меланта посмотрела на Рука, чувствуя, что ее сердце буквально вырывается из груди.

— Я не умею.

— Эй, хватит болтать глупости, — заявил он и шагнул к ней. Он сам снял клобучок, обнажил верхнюю часть тела Гринголета. Теперь, когда сокол получил возможность видеть, он взмахнул крыльями, и Меланта, испугавшись за его крылья, машинально откинула мантию. Та упала на землю.

Гринголет предстал перед взглядами потрясенных людей в полном своем великолепии. Его белое оперение, оттененное черными точками сияющих глаз, вызвало восхищение и замешательство. Воцарилась тишина, нарушаемая только яростными криками сокола, возмущенного таким обхождением. Даже бродившие по двору собаки затихли и тоже уставились на необычное зрелице. Сэр Рук первым нарушил всеобщее оцепенение. Как только сокол сложил крылья, он быстро взял его, прошептав Меланте: «Садись!» В этот момент сокол опять возмущенно закричал, и его слов не должно было быть слышно. Рук поднял сокола и так яростно посмотрел на Меланту, как только что сокол смотрел на своих мучителей. Подбежал мальчик, который принес перчатку и сокольничью сумку для Генри. Меланта протянула спутанный должик и с мольбой посмотрела на Рука, надеясь, что он придумает какой-нибудь способ защитить ее любимца и величайшее сокровище.

Но Рук только сердито посмотрел в ответ и кивнул в сторону своего коня.

Клянусь всем святым! — Он взялся за опутенки и должик. — А … клянусь небом, он прекрасен.

— Я слышал о наказании воров таких птиц, — сказал сэр Рук. — Из груди вора вырезают унцию плоти и скармливают ее соколу. — Он подхватил Меланту за талию и посадил на своего коня.

— Да неужели ты думаешь, что я могу украсть его? — произнес Генри с деланным возмущением. Он попробовал было распутать должик, но в этот момент Гринголет со страшной силой ударил его, почти оторвав тому кулак. Генри ужасно выругался и резко отстранил руку.

Сэр Рук все еще яростно смотрел на Меланту, которая под этим взглядом повернулась, перекинула ногу и теперь сидела на коне верхом.

— Я полагаюсь на твою мудрость, мой господин, — сказал он и сам сел на коня перед Мелан — той. — Теперь, когда ты уже подержал сокола, мы заберем его и отвезем настоящему хозяину.

Лорд из Торбека все еще пытался расправить должик. Опасаясь теперь подносить пораненную, незащищенную перчаткой руку, он растопырил пальцы той руки, которая была в перчатке, чтобы бечевка упала и распустилась сама. В этот момент Гринголет ударил опять. Его сильные крылья сделали мощный взмах — и он оказался на свободе, вырвав спутанный должик из неуклюжих в перчатке пальцев.

Генри было сжал их, но было поздно. Сокол уже летел, поднимаясь над конюшнями и стеной.

— Вабило! — заорал Генри. — Боже, сюда, быстрее!

Вслед за этим последовала дикая какофония свиста и призывных криков со стороны присутствующих. Сэр Рук потянулся и схватил запястье Meланты, сжав его с такой силой, что та застонала от боли вместо того, чтобы закричать, подзывая Гринголета, как она только что собиралась сделать.

— Ну, пожалуйста! — прохрипела она.

Гринголет повернул назад и стал лениво кружить над двором, проявляя некоторое беспокойство и недоумение из-за того, что его выпустили в таком месте, рядом с жильем, полным людей и собак.

— Все назад, освободите мне место! — Генри поднял кожаный вабило, на который срочно кое — как укрепили кусок мяса, взятый из клеток. Он закричал, затем засвистел и стал вращать вабило над головой. Все разбежались в стороны.

Сокол приблизился к приманке, игриво повернул от нее, не долетев совсем немного, и направился к крыше, затем опять стал кружить над двором.

Рук все еще держал запястье Meланты железной хваткой. Гринголет спикировал на вабило, нанес удар и рванулся к надвратной башне. Без бубенцов его полет был совсем буззвучным. По — видимому, сокол сейчас находился в игривом состоянии, взирая с высоты на компанию, лениво подлетая и отлетая, словно желал позабавиться.

Он в очередной раз развернулся, пролетел совсем низко над крышей башни, так что чуть не зацепился за нее свисающим должиком, и стал парить над ними, привлеченный их свистом и криками. Он с любопытством разглядывал орущих людей и оглядывался в поисках других ловчих птиц, которых эти люди, должно быть, подзывали таким странным образом. Меланта никогда не свистела ему, она всегда звала его своим обычным голосом.

Вабило крутился. Гринголет шаловливо пролетел рядом с ним, затем чуть приподнялся и стал описывать круги над головами собравшихся. После нескольких таких кругов он совсем потерял интерес к вабило и стал кружить вокруг Меланты.

Все, кто находился во дворе, замерли. В наступившей тишине сокол все ниже и ниже кружил возле нее, не обращая внимания ни на кого больше. Сейчас он спустился так низко, что она ощущала холодный поток от взмахов его крыльев. Сэр Руадрик все еще удерживал ее за запястье, не давая возможности поднять руку.

— Принцесса! — завопил каштановый щеголь — ухажер. — Заприте ворота! Глядите, да она же и есть принцесса! — Он бросился к надвратной башне. — Это ее птица!

Руадрик отпустил руку. Меланта немедленно подняла ее и закричала Гринголету, чтобы тот садился к ней на сжатый кулак. Рук ударил шпорами коня. К воротам уже бежали люди. Генри вопил, отдавая приказы. Везде поднялась суматоха. Слышались вопли: «Принцесса», «выкуп».

Гринголет опустился на руку Меланты в тот самый момент, когда конь пустился вскачь. Меланта успела ухватить спутавшийся должик. Тот натянулся, рванул сокола, который от этого рывка чуть не свалился. Он забил крыльями, помогая себе удержаться. Его когти с силой вцепились в перчатку, и он устоял.

Пара людей уже подбегала к воротам, опережая беглецов, но с ними неожиданно столкнулся блондин с песочным оттенком волос. Он с такой силой врезался в них, словно замыслил специально помешать им. Все трое покатились на землю, буквально в футе от того места, где мимо них проскакал Ястреб.

Его копыта ударили по дереву моста с таким звуком, словно груда каменных глыб рухнула с обрыва. Преодолев мост, он перешел на галоп, стремительно удаляясь от стен.

Сэр Рук уверенно правил конем, несущимся между деревьями. Они скакали достаточно долго по дороге из поместья Торбек, затем замедлили ход, чтобы Меланта могла навести порядок с путцами и должиком сокола, а заодно и поудобнее и надежнее устроиться самой. Затем он снова увеличил скорость, потом свернул с дороги, и Меланта поняла, что они, сделав полукруг, снова направились в сторону Торбека.

Они ехали молча. Меланта не знала, миновали ли они Торбек, и если да, то как близко от него проехали. Леса были густыми, и в них попадалось множество тропинок. Иногда он выбирал одну слева, иногда поворачивал вправо. Временами останавливался и, сложив козырьком руку, глядел на солнце, пробивавшееся сквозь голые ветви деревьев. В той суматохе, что произошла при их бегстве с Гринголетом, Рук потерял свою накидку. Теперь солнечные лучи сверкали на его броне, на которой выделялись зазубрины и царапины, не имеющие зеленого покрытия.

Они выехали на пустынную опушку и спустились на землю. Гринголет был измучен и голоден. Меланта чувствовала то же самое. Сэр Рук достал мешочек с едой.

— Присядьте, моя госпожа, и закусите немного.

Он кивком указал на пень, который имел форму, напоминающую трон. Меланта водрузила Гринголета на высокую «спинку», привязав должик к мощной ветви, которая росла, казалось, из — самых корней. Он запустил руку в мешочек и вынул оттуда сверток из бумазеи.

— Я и вправду украл кое-что у Генри, — сказал он.

Меланта вздохнула и взяла мешочек.

— По крайней мере, у нас имеется еда для сокола.

Он пожал плечами.

— Если бы мне пришлось выбирать, кого из вас двоих увезти оттуда… — он помедлил. — Скажу по чести, мысль о жене согревает меня больше, чем о соколе.

Сказав это, он сразу же отвернулся и, чтобы скрыть свое смущение, стал рыться в мешочке с едой.

Меланта тоже почувствовала какую-то непривычную для себя робость. Она достала одного цыпленка, положила его на перчатку и поднесла к Гринголету.

— Сэр Руадрик, я тут долго обдумывала наши брачные обстоятельства.

Его рука, которой он доставал сыр и хлеб, замерла. Затем он стал продолжать доставать еду, ничего не ответив ей. Он встал, преклонил перед ней колено и подал на белой скатерти еду, Меланта взяла ее к себе на колени.

— Нам следует обо многом подумать, — продолжила она. — О том, например, как теперь помириться с королем и задобрить его за то, что мы заключили брак без его разрешения.

— Моя госпожа и жена. — Он поднялся. — Я тоже думал об этом сам сегодня утром. Если на то будет твоя воля… — он стал смотреть куда-то вдаль мимо нее. Его лицо сделалось грустным и еще более серьезным, чем было. — Мы приносили клятвы без свидетелей, и я совсем не хочу пользоваться тем, что в спешке и себе во вред вы произнесли опрометчивые слова. Такое замужество слишком низко и недостойно для вас. От такого брака вся выгода — моя, хотя я хочу уверить вас, что не ищу богатства в нем и не прошу его от вас. И все же я знаю, что король во гневе вполне может лишить вас того, что по праву принадлежит вам. И посему я могу вполне освободить вас от любого вашего обязательства или клятвы, если вы того пожелаете. — Он поднял голову и встретился с ней своим взглядом. — Что же касается меня, то, раз я совершил такой поступок, то уж никогда не откажусь от своих клятв и обязательств и готов умереть за них.

Он повернулся к коню.

— Да сохранит нас Господь!

— Аминь, — произнесла она. — Я прошу тебя хоть немного поверить в мою хитрость и ум. Их у меня поболее, чем у короля.

Он слегка улыбнулся.

— Моя госпожа. Только посмотрите, к чему вы пришли… — Он покачал головой и развел руки, как бы охватывая ими поляну. — Пенек вместо стула, и я вместо мужа. Да в голове у павлина должно быть больше ума, чем у вас.

— Какое, однако же, обидное заключение о способностях нашего короля.

— Когда моя госпожа окажется в полной безопасности, я направлюсь к королю сам и любой для себя ценой попрошу его не лишать вас титула и владений из-за меня.

— Да нет уж, оставь уж короля мне. — Она задумчиво нахмурилась. — Я думаю, что Его Величество можно умилостивить, если все дело изложить деликатно и с умом. Но даже если этого и не удастся добиться, то что же, я не слишком дорожу своими владениями. Я даже могу жить в нищете и заниматься хозяйством.

Он приблизился к ней и обхватил ее лицо своими ладонями.

— Я не настолько беден, чтобы моя жена стала жить в крайних лишениях. Но я не желаю, чтобы из-за меня вы потеряли хотя бы шиллинг из своей законной собственности.

— Подумай об этом получше. Благосклонность короля дается не так легко и стоит отнюдь не дешево. Может быть, все-таки ты лучше откажешься от своих клятв?

— Я сказал, что не сделаю этого, даже ради спасения своей собственной жизни.

Меланта опустила глаза.

— Не надо говорить о такой страшной жертве. Мне она не нравится. — Она положила ему руки на шею и притянула к себе. — Достаточно об этом. Сядь рядом со мной, благородный рыцарь, и позволь мне покормить тебя своими руками.

Он сел, скрестив ноги, рядом с пнем, на котором она восседала.

— А знаешь ли ты точно, что я люблю тебя? — спросила она.

— По правде говоря, я никак не могу в это поверить. И еще меньше понимаю, за что.

Он умолк и устремил свой взгляд куда-то поверх деревьев.

— Я слышу гончих, — неожиданно сказал он. Затем вдруг вскочил и застыл, внимательно вслушиваясь. Меланта тоже услышала приглушенные звуки погони.

— Это тот пес. — Он бросился к коню. —

Господи Иисусе.

Они скакали, не останавливаясь, весь вечер я всю ночь. Единственная передышка, которую Рук вынужден был сделать, чтобы покормить своего коня, была очень короткой. В наступающих сумерках они долго ехали вдоль берега по реке, пока не стало совсем темно, и Рук был вынужден все же опять выехать на сушу. Сначала Меланта не могла поверить, что собаки могли идти по их следу — они же не звери. Но затем, вспомнив, как одного из псов тренировали на одежде, она догадалась, что оброненная накидка вполне могла служить источником запаха, чтобы гончие взяли след.

Вот уже как много часов назад Рук повернул на запад, прочь от Торбека, прочь от замка и гончих. Теперь вскоре перед ними должно появиться пустынное побережье, простирающееся на мили и мили. Что он собирается делать, оказавшись там? Но она слишком доверяла ему, чтобы задавать вопросы. Она ужасно устала, ей приходилось все время держаться за Рука, поддерживать Гринголета, да еще прислушиваться к дальнему лаю собак. Такое преследование показалось ей особенно ужасным. Когда они выехали на дорогу и поскакали галопом, она до предела напрягла свой слух, чтобы за тяжелым дыханием коня услышать, продолжалась ли погоня. Но вскоре они снова свернули в лес. Она боялась моря. Боялась, что их отрежут от леса гончие, что им останется только метаться вдоль водного пространства. Ей казалось, что конь уже не может поддерживать скорости, стал слишком медлительным, устал от двойной, чрезмерной нагрузки.

Рук и впрямь вскоре еще раз остановил коня для краткого отдыха и, даже не спросив ее, отвязал весь их багаж, что они везли с собой.

Они бросили все, включая еду. Теперь у них остались только Гринголет и те вещи, которые были на них: доспехи у него, платье и накидка у нее. Единственное исключение было сделано для соколиной сумки. И снова они на взмыленном коне отправились во тьму ночи.

Теперь она держала Гринголета у себя в подоле, закрывая его от жгучего холодного ветра. Она уже не слышала лая гончих. Не было слышно ничего вообще — только завывание ветра и шум моря, к которому они выехали-таки некоторое время тому назад. Спина коня под ней то вздымалась, то падала, словно палуба корабля. Меланта то начинала дремать, то пробуждалась, раскачиваясь, цепляясь, удерживая Гринголета. Все сплелось у нее в один жуткий кошмар.

Рук не переставал возносить хвалу Господу, который помог ему выбрать правильное направление. Когда они выехали к морю, он не имел ни малейшего представления, как далеко на юг они отклонились. Поскольку времени на раздумье не оставалось, он просто-напросто произнес молитву и отпустил поводья — Ястреб сам выбрал направление. Стараясь укрыться от ужасных порывов ветра за песчаными дюнами, он повернул направо, а не налево, таким образом решив их судьбу. Итак, они направились на север от той точки, где вышли к морю, и Рук стал с надеждой всматриваться вперед, ожидая найти то, что искал.

И он это нашел. Скрип и шум от ударов бьющейся на ветру ставни долетели до слуха Ястреба, который навострил уши. Ночь выдалась безлюдной, но песок и облака, как бы отражая друг другу свет, создали тусклое освещение, в результате чего можно было видеть неясные очертания предметов. Сейчас перед ними выступали очертания какого-то сооружения с темными пятнами окон. Рук соскочил с коня, оставив принцессу одну. Меланта, еще не придя в себя от полудремы, испуганно пробормотала: — Я слышу их.

— Нет, они далеко отстали от нас, — уверенно возразил он, хотя на самом деле совсем не был убежден в этом. Он надеялся, что песок и ветер должны сбить собак со следа, но не был в этом уверен.

Он перебросил ей поводья.

— Вот, держите.

Она поймала их. Рук подумал, что теперь она хоть не свалится с коня, если опять заснет. Ястреб стоял, опустив голову и хвост, словно не собирался делать больше ни одного шага. Рук повернулся и пошел, стараясь не попадать ногами в лужи и ямы, к одиноко стоявшей лачуге.