Госпожа моего сердца

Глава 7

Страх перед чумой у Аллегрето был так силен, что юноша впервые отказался от своего места рядом с Мелантой и предпочел расположиться недалеко от своего живого талисмана. При этом, он совсем по-детски, обнял одно из предплечий Рука. Что подумала его госпожа об этом предательстве, осталось неизвестным. Рук не видел ее. Как обычно, она покинула свой паланкин только после того, как был установлен ее шатер, чтобы переместиться из одной шелковой клетки в другую, стараясь не оставаться на виду.

Рук лежал в полумраке догорающего костра, глядел в пустоту бесконечного неба. Он с горечью подумал, что, пожалуй, переход Аллегрето из шатра к нему мог бы оказаться даже выгодным для него самого, если бы принцессе могли нравиться такие грубые люди, как он. Но ей такие люди не нравились. Аллегрето быстро заснул в своей голубой маске, сжимая по-прежнему предплечье Рука. Достаточно эффективная защита от него для своей госпожи.

Но той, вообще-то, и не требовалось никакой защиты.

Рук спал очень тихо. Ему снилось про чуму, про то, как он потерялся и не мог найти пути. От тяжелых сновидений его разбудил крик совы и волчьи завывания. Он поднял голову. Огонь совсем потух, и он нигде не видел признаков присутствия часового. Поднялся ветер, который разогнал туман. Судя по положению луны, можно было предположить, что сейчас три часа до рассвета. Пьер уже давно должен был разбудить его, чтобы они вместе вышли на караул в эти самые тяжелые предрассветные часы. Выругавшись про себя, Рук поднялся со своего нагретого места, сняв с себя руку Аллегрето.

Он приказал выставить двойной караул. Сейчас, в льющемся лунном свете, он мог хорошо разобрать все вокруг. Но часовых нигде не было. Весь отряд спал.

Он подошел к куче мехов, которые были накиданы на спящем Пьере, и слегка поддал ногой. Пьер не пошевелился. Рук нагнулся и откинул накидку. В нос ударил запах рвотных масс. Пьер лежал, ужасно выгнувшись. Его остекленевшие глаза вылезли из орбит, лицо было покрыто потом. Рук сглотнул слюну и положил накидку на место.

Он отвернулся и целую минуту стоял не двигаясь, жадно вдыхая свежий ветер. Сначала его охватил страх, что это и в самом деле была чума. Этот страх постоянно преследовал его — что все умрут, что он останется один и будет умирать последним…

Высоко в небе над ним висела луна, холодная и далекая. Он посмотрел на нее и постарался взять себя в руки.

Недалеко от него проснулся Аллегрето, который сразу же приподнялся и сел. Рук почувствовал, что юноша смотрит на него.

Неожиданно он вздрогнул и глубоко выдохнул.

Не чума. Это была не чума. Не тот запах.

Руку так много пришлось находиться совсем рядом с больными и умирающими от чумы, и их запах навсегда въелся в его память. А этот запах был совсем другим. Он имел какой-то сладковатый привкус. Он снова наклонился и теперь заметил то, что в первый раз не привлекло его внимания: на темной земле лежали скорлупки двух открытых ракушек.

Ужасно: Пьер поел испорченных ракушек, отправился и подавился собственной рвотой, не способный позвать на помощь. Но не чума! Не чума! Рук глубоко вздохнул. Теперь он только по-настоящему осознал, что потерял своего верного человека — того самого Пьера, который был с ним в течение тринадцати лет, который мог стащить какую-нибудь мелочь, но не дороже, чем на пенни, который научился быть хорошим оруженосцем, который всегда был для него загадкой: немногословный, верный как собака, но никогда не любящий кичиться этим.

Рук посмотрел на Аллегрето. Того теперь закрыло небольшое облачко тумана. Рук подумал, что было бы хорошо, если бы юноша снова заснул. Он нагнулся, чтобы собрать меховые шкуры, набросанные рядом с Пьером. Он стал думать о том, как лучше представить это происшествие и что нужно было скрыть, чтобы не вызвать паники. Поведение Аллегрето с его масками разнервиро-вало весь отряд, и Рук подумал, что сейчас нельзя допускать разговоров о чуме.

— Он мертв?

Приглушенный голос юноши заставил его вздрогнуть. Кто-то еще зашевелился.

— Съел испорченных моллюсков, — тихо ответил Рук. — Даже не смог позвать на помощь. Подавился. Упокой его душу, Господи, на том свете.

— Ты лжешь! — зашипел Аллегрето. — Я видел его, когда ты поднимал накидку! Он весь скрючился в агонии. У него появилась черная опухоль?

— Нет. Подойди и убедись сам. — Рук снова приподнял накидку. Теперь, когда он точно знал, что это не чума, запах уже не казался ему таким непереносимым.

Алдегрето отшатнулся и закричал. Кто-то заворочался и проснулся.

— Тихо! — зашептал Рук. — Послушай же меня. Здесь нет черных высыпаний. И запах не похож на чумный. Это просто рвота. Еще шесть часов назад он был здоров и бодр, как все мы. Он стащил ракушек у отшельника и съел их. Он ведь один из всех нас ел их?

Никто не ответил, хотя сейчас он знал, что все уже не спали. Он снова закрыл лицо Пьера.

— Он подавился, — продолжил Рук. — Он слишком быстро умер, не так, как если бы это была чума.

— Нет, я видел, как чума убила одного священника всего лишь за час, — раздался дрожащий голос откуда-то сзади. — И у него тоже не было черных высыпаний. Он просто упал замертво на человека, которого пришел отпевать.

— Сейчас, — сказал кто-то другой, — ракушки не должны так быстро портиться.

— Запах другой, — упорствовал Рук. Ему никто не ответил.

— Генри, — сказал резко, но негромко Рук, — ты покинул свое дежурство, не дожидаясь смены. — Он сделал шаг и, схватив виновного за воротник, вытащил его в середину. Прежде, чем Генри успел куда-нибудь юркнуть, Рук закатил ему такую затрещину, что тот полетел наземь. — Том Уолтер! — закричал Рук своему военному помощнику. Тот быстро поднялся на ноги. — Связать его и его напарника, Джона. Десять плетей, как только рассветет. Разжечь костры. И если кто-нибудь будет шуметь и разбудит ее величество, связать и дать двадцать плеток. — Он ткнул рукой в сторону Аллегрето. — Этого тоже стеречь.

Он сделал паузу, чтобы проверить, не последует ли неповиновение с их стороны, но Уолтер повернулся и пошел к Джону исполнять его приказание. Аллегрето неподвижно сидел в темноте.

Рук посмотрел на шатер и заметил, что между полосками ткани, прикрывавшими вход, показалось бледное лицо. Он понизил голос почти до шепота.

— Моя госопжа, ее никто не беспокоил?

— Побеспокоили, — ответил насмешливый голос принцессы. — Разве можно спать в этом шуме? Что происходит? Где Аллегрето?

Тот издал какой-то странный звук.

— Ваше величество, ничего особенного, — ответил Рук. — Прошу вас вернуться в шатер и отдыхать дальше.

Но вместо этого она накинула на себя накидку и вышла из шатра.

— Так в чем дело? — повторила она требовательно.

— Ночью умер мой оруженосец.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на него расширенными глазами.

— Моя госпожа! — Аллегрето стонал с какими-то жалостливыми интонациями, словно причитая. — Чума!

— Он умер не от чумы, ваше величество, — немедленно возразил Рук. — Запах совсем иной.

— Запах! — повторила она.

— Да, моя госпожа. Вам никогда раньше не был знаком чумный запах?

Она молчала некоторое время, затем решительно подняла руку.

— Откройте его.

— Зачем? В этом нет необходимости, — попробовал отговорить ее Рук. — Он съел испорченных моллюсков и подавился от рвоты.

— Откройте его, — отрезала она.

Рук наклонился. Раз ей так надо, пускай посмотрит. Нужно только следить за тем, как она это воспримет.

Однако она перенесла увиденное довольно стойко. Более того, чтобы лучше все рассмотреть, она потребовала огня.

Никто не двинулся. Рук сам взял факел и зажег его, затем подошел и стал светить. Она встала на колени и приподняла твердеющую руку Пьера.

— Бедняга, как ему было плохо, — наконец сказала она.

Руку показалось, что она говорила это от души. В ее голосе звучала неподдельная жалость и еще какое-то сожаление. Затем она встала и повернулась к Аллегрето.

— Пошли спать, мой дорогой. Ему уже не поможешь. — Она сделала шаг в его направлении. Аллегрето задохнулся от переполнявших его чувств и попятился в сторону. Из его горла вырвался какой-то хрип. Она поманила его.

— Пошли, не будь глупцом. Этот человек умер от ракушек. Пошли, ляжем рядышком.

— Госпожа… — жутким шепотом ответил тот.

Рук увидел, как она медленно стала приближаться к нему. Это привело Аллегрето на грань приступа. Сейчас она явно делала все только из жестокости. Конечно, как и Рук, она была уверена, что это не чума. В противном случае она не стала бы трогать Пьера.

— Ты не любишь меня, Аллегрето? — прошептала она обиженным тоном, продолжая приближаться к нему и протягивая ему руку. — А я вот все еще люблю тебя.

Аллегрето застонал и бросился от нее.

— Не трогайте меня! — завопил он. — Отойдите!

Она остановилась.

— Я не подойду, — ответила она искаженным голосом. — Я не стану подходить.

Принцесса Меланта слегка покачнулась и обернулась к Руку.

— Помоги мне… помоги дойти до моего шатра. Я чувствую слабость.

Прежде чем Рук сумел что-либо вымолвить, она рухнула на колени. Он бросился к ней, подхватил ее обмякшее тело, встал, держа ее в руках, и, потрясенный происшедшим, стал внимательно глядеть на ее обнаженную шею.

Страх с новой силой охватил его. Он понес ее в шатер, ничего не видя перед собой. В ушах у него звенело, глухо отдавались удары сердца. Он уложил ее на мягкие подстилки, позвал ее фрейлину — наверное, кричал при этом — но из-за сильного сердцебиения не мог расслышать, ответил ли кто-нибудь.

Нет, никто не ответил. В абсолютной темноте шатра ему совершенно ничего не было видно. Он пошарил рукой, нашел фонарь, высек искру, ударив кремнем по стали. Затем зажег фонарь. В его свете он увидел ее. Она улыбалась ему, опираясь на локоть и подняв палец, призывая молчать.

От удивления он буквально открыл рот, а затем его охватил гнев. Он резко встал, коснувшись головой шелкового потолка. Меланта подняла руку, точно собираясь удержать его, но Рук был слишком взбешен. Он схватил фонарь, рывком откинул полог и бросился наружу.

— Моя госпожа прекрасно себя чувствует, — проговорил он сквозь зубы и, кивнув в сторону Пьера, сказал: — Мне нужно два человека, чтобы похоронить его.

Никто не двинулся с места. Аллегрето скользнул в тень. И даже помощник Рука сделал шаг назад.

— Он будет являться к нам, — пробормотал кто-то.

— Будьте вы прокляты! — зарычал Рук. — Не нужно мне вашей помощи, шайка презренных трусов. Я сам похороню его с помощью монахов. — Он поднял тело Пьера и повернулся к своему коню. Коню не нравился груз, он раздувал ноздри, подозрительно втягивая воздух. Но, вообще-то, он был достаточно приучен перевозить мертвые тела, так что в конце концов успокоился. Рук взял его под уздцы и в неясном лунном свете повел его в сторону смутно вырисовывающихся вдали деревьев, прося прощение у Бога и у души Пьера за то, что собирался сделать.

Никаких монахов поблизости не было. Ближайший монастырь находился еще так далеко, что он ни разу не слышал колоколов его церкви. Он просто хотел избавиться от этих испуганных лиц, разговоров о чуме. Ему хотелось уединения и покоя, чтобы похоронить Пьера без суеты. Ему было необходимо самому копать землю, так, чтобы заныли мышцы и заболели руки — пусть болит его тело, а не душа.

Он совсем не боялся привидений. Он похоронил всю свою семью в неосвященную землю, и единственное, что посещало его с тех пор, это их слабые голоса, которые стонали в болезненном бреду. Бедный немой Пьер не имел даже этого.

Меланта спала. Она пыталась проснуться, но снова погружалась в сладкий сон без сновидений. Часть ее сознания, которая никогда полностью не засыпала, подсказывала ей, что нужно было срочно пробуждаться и вставать, но, кажется, она потеряла способность управлять своим телом. Снова и снова она погружалась в покой и уют забытья.

Весь шатер был залит светом, окрасив находящиеся в нем предметы в розовый цвет. Это удивило, а затем потрясло ее, и она все-таки заставила себя вернуться к действительности. Как трудно это оказалось. Труднее, чем когда-либо.

Что-то изменилось, но что, она никак не могла понять. Наконец Меланта совсем избавилась ото сна, и вдруг поняла, что она совсем одна. Не было Аллегрето, который никогда не отходил от нее, не было тихо снующей Кары.

Весь лагерь был каким-то необычайно тихим. Ее Зеленый Рыцарь всегда старался изо всех сил утихомирить отряд, чтобы, она это знала, дать возможность его госпоже насладиться утренними часами сна. Но сейчас он, кажется, преуспел сверх всякой меры. Ни разговоров, ни даже шагов, ни звуков загружаемых или разгружаемых вещей.

Значит, она всех переспала. Или же они все еще не отошли от ночных страхов и сидят в подавленном состоянии. Она вздохнула и потянулась, наслаждаясь свободой и покоем.

Меланта улыбнулась, вспомнив, как ее рыцарь, глаза которого выражали презрение, очень вежливо и обходительно говорил с ней. Да, он презирал ее. Презирал, но, все же, желал ее.

Это было совсем новое сочетание чувств для Меланты. Она не привыкла к презрению в свой адрес. По крайней мере, не от мужчин, испытывавших к ней страсть. Она бы даже хотела попробовать развить отношения с ним, если бы не Аллегрето. И не Джиан.

Накинув на плечи горностая, она поднялась и села. Снаружи все еще не долетело ни одного звука. И запаха костров тоже не было.

До ее сознания дошла вся необычайность ситуации, и она испугалась. Сердце глухо забилось в ее груди. Отравленные ракушки — кто-то еще пробовал их? Страшные предположения завертелись у нее в голове. Аллегрето, тайный убийца, готовый на любые преступления. Что, если в своем безумии из-за страха заболеть, он решил устранить все возможные источники болезни? А ведь здесь дикая местность, безлюдная! Как говорил ее рыцарь, место, неподвластное самому королю.

Она быстро оделась, схватила из-под подушки кинжал и, держа его на готове, присев, выглянула наружу.

В нескольких футах от себя она увидела башмак с тупым мыском. Она сделала щель, сквозь которую разглядывала пространство вокруг шатра. Теперь стали видны две ноги в латах. Кто-то неподвижно сидел на полусгнившем бревне в нескольких ярдах от шатра. Она прикрыла глаза, подготавливая себя к любому жуткому зрелищу, которое она могла сейчас увидеть: мертвец, привязанный так, чтобы напоминать живого, обезглавленное тело… Она подняла голову и заметила серебристо-зеленый герб.

Один мысок пошевелился, подцепив и отбросив ракушку на дюйм. Сначала туда, потом сюда.

Меланта почувствовала невероятное облегчение. Она ожидала, что увидит последствия кровавой бойни, разбросанные повсюду мертвые тела. Она даже сначала подумала, что эти ноги в наколенниках и наголенниках принадлежат мертвецу. Но раз они двигаются…

Да это же ее рыцарь, недовольный ее долгим сном. Вместе с облегчением к Меланте вдруг вернулось хорошее расположение духа. Неужели она так долго спала, что ему пришлось послать всех вперед, а самому оставаться и ждать, пока она проснется? Будет ли он бранить ее?

Странно, но эта мысль ей понравилась, однако она тотчас поняла всю ее абсурдность: на него совсем не похоже упрекать свою сеньору. Ведь раньше она уже предоставляла ему множество таких поводов.

Его конь, который стоял рядом с ним, при ее появлении навострил уши. Рыцарь продолжал сидеть почти неподвижно, с отсутствующим выражением лица. Свой шлем он держал на коленях. Наконец он поднял голову.

Впервые в ее жизни мужчина при ее появлении, не считая, конечно, ее отца и мужа, не встал, чтобы приветствовать ее. Это потрясло ее, и место, где они сейчас находились, поросшее высокой болотной травой, объятое сверхъестественной тишиной, стало казаться ей страшным и неестественным. Он посмотрел на нее без выражения.

— Они все удрали, — безучастно сказал он. Затем, по-видимому, он пришел в себя и с металлическим звоном поднялся. — Моя госпожа, прошу вашего прощения.

— Удрали? — повторила она его слова. — Все? Меланта стала озираться вокруг. Единственная лошадь, которую она увидела, была его. Они похитили все запасы и увели всех лошадей, побросав мешки.

— Аллегрето? — спросила она чуть дыша. Он нахмурил брови.

— И он исчез.

Она воткнула с силой кинжал в ствол дерева, не выпуская его рукоятки.

— Исчез.

Он кивнул головой, его презрительная улыбка стала заметнее.

— Он исчез? — она с трудом могла заставить себя говорить. — Как давно?

— Не знаю этого. Я отсутствовал два часа до рассвета, — он сделал движение рукой, указывая на землю. — Следы. Они разбрелись кто куда. Ваша дама — тоже. Эти разговоры о чуме — они взволновали их всех и вызвали панику.

Она осталась одна. Свободна. .Она достигла этого. Но она не полагала, что сумеет сделать это так скоро.

Она посмотрела в его зеленые глаза и увидела в них все, что он думает о ней. Пусть думает. Он стоял перед ней, совершенно не двигаясь, в доспехах, черноволосый и молчаливый, такая мощная и решительная сила этого пустынного и опасного места.

Аллегрето действительно исчез. Бежал. Оставил ее.

— Куда же он направился? Что с ним теперь будет? — она стала смотреть на горизонт.

— Мне трудно определить, где именно его следы, ваше величество. Мы можем подождать здесь. Может быть, кто-нибудь испугается и вернется.

Меланта продолжала смотреть на горизонт. Там ничего не двигалось.

— Я бы давно отправился за ними, моя госпожа, — снова прервал молчание Рук. — Но я боялся оставить вас одну.

— Не оставляй меня! — немедленно воскликнула она.

Он опустил свою темную голову и сказал:

— Не оставлю, ваше величество.

Она снова осмотрелась. Как странно: никогда еще за всю свою жизнь она не была одна. Никогда она еще не была без прислуги, никогда наедине с мужчиной, который даже не был пажем ее мужа. Солнце неожиданно показалось ей огромным, сияющим, а долина — бескрайней.

— Защити меня Господи! — прошептала она.

Как прекрасно было это одиночество. Как покойно на душе. Только ветер и птицы негромко перекликаются друг с другом где-то вдали, там, где серебристое небо касается земли.

— Может статься, они образумятся и вернутся к нам, — снова прервал молчание он.

Она поняла, что он пытается приободрить ее. Тогда она повернулась к нему и сказала:

— Нет, они не вернутся. Они побоятся чумы и наказания.

— Тогда им придется жить в качестве беглых преступников, — ответил он.

Его простота выражения странным образом очень соответствовали этому месту. Она сказала:

— Мне трудно представить себе Аллегрето в качестве преступника и беглого.

Он не ответил на ее улыбку. В его глазах она сразу увидела все, что он думал о возможности Аллегрето выжить в этой дикой местности.

— Что может угрожать ему? — быстро спросила она.

Он помедлил.

— Болото и зыбучие пески, — наконец ответил он. — Разбойники. Плохая вода. Ночью я слышал вой волков.

— Мне не хочется оставаться здесь, — сказала она, переходя на английский, так как ей почему-то было приятнее, когда он говорил на своем родном языке. Ей казалось, что тогда между ними возникала пусть тоненькая, но надежная нить, соединявшая их между собой.

— Я не желал бы оставаться здесь сам, — согласился он, из уважения к ней тоже переходя на английский, как это делал всегда в таких случаях. — Но мы, тем не менее, останемся здесь на один день, чтобы они могли, вернувшись, найти нас.

Меланта почувствовала озноб. Поднялся холодный ветер, и она плотно закуталась в свою мантию.

— Ты слишком милосерден, — возразила она. — Предатели не заслуживают такого внимания к себе.

Рук посмотрел на то, как она пыталась согреться на ветру, затем произнес:

— Никакого внимания к себе они не получат, ваше величество. Но ведь именно ваш лю… — он почти что сказал «любовник», но сумел оборвать себя. — …ваш придворный напугал их до смерти.

Она поняла, что он говорит неправду, вернее, не полную правду. Именно она довела всеобщую панику до предела своей выходкой, но он не сказал об этом.

— Когда они останутся одни без Аллегрето, то могут образумиться.

Она снова перевела взгляд и стала смотреть вдаль. Сейчас она показалась Руку намного меньше ростом, чем раньше. Менее элегантной и менее величественной.

— Аллегрето, — повторила она, плохо выговаривая это слово, как будто у нее что-то случилось с языком. Затем она расхохоталась каким-то странным смехом, но сумела остановиться, закусив свою нижнюю губу. У нее все поплыло в глазах, ноги стали подгибаться. Покачнувшись, она села на землю, продолжая смотреть вдаль. Затем вскочила и закричала:

— Я вижу его.

Рук резко обернулся. Он внимательно осмотрел тот участок болот, на который показывала она, и тоже заметил что-то. Там двигалось что-то желтое.

— Нет, ваше величество, это всего лишь птица. Ржанка. — Он снова посмотрел на нее и увидел, что она снова села на землю. Один завиток ее темных волос выбился из-под золотистой сеточки, которой ее прекрасные волосы были скреплены. Он опустился ей на щеку, и холодный ветер безостановочно шевелил его. Рук испугался, что ей станет плохо из-за мысли о том, что она потеряла своего любовника. Она была подавленной и совсем растерянной.

— Мы не будем оставаться здесь, — сказала она. — Мы никого не будем ждать.

— Но как же мы будем путешествовать без охраны и сопровождения? У моей госпожи ведь теперь нет даже служанки.

— Я говорю, что мы не будем никого ждать, — закричала она. Но когда она посмотрела на него, он увидел перед собой растерянное лицо, совершенно лишенное ее обычной внутренней силы. — Я никогда не могла подумать… Я не ожидала, что они все могут уйти!

Рук не ответил. Сейчас ее действия и слова были такими же бессмысленными, как ночью накануне, когда она жестоко забавлялась с Аллегрето, словно злой испорченный ребенок со своими маленькими друзьями, доводя их до слез. А затем, когда эти друзья покинули его, находится в состоянии гнева и обиды.

Беглецы захватили всех лошадей. Но в своей спешке не потрудились погрузить на них тяжелые вещи. Рук вытащил деревянную чашу из кучи брошенной посуды и наполнил ее элем из бочонка. Затем подошел к ней, все еще сидящей прямо на земле, и присел рядом.

— Не желаете ли вы утолить жажду, моя госпожа?

Она взяла чашу, сделала несколько глотков и отдала чашу назад. Он видел, как она дрожала под своей меховой мантией. Воздух был холодный, но не настолько, чтобы так дрожать.

— Не так уж трудно нас обнаружить, — сказала она, опасливо посмотрев на свой шатер, который ярким пятном выделялся на общем сером фоне.

Он допил эль и произнес:

— Да, нас легко можно заметить. В такой местности, как эта, лучше не обращать на себя внимания. Здесь надо таиться и быть внимательным.

Он встал, подошел к шатру и уже готов был войти внутрь, когда она неожиданно поднялась и проскочила вперед него. Затем она появилась из шатра, уже более медленно, неся свою птицу.

— Гринголет будет охранять нас. Принеси шест.

Ему понравилась ее мысль. Он взял длинный шест для шатра, заостренный в форме конуса, и загнал его в песок, прочно закрепив его там. Принцесса Меланта сняла с сокола путцы и, наклонившись, прошептала:

— Карауль своего любимца. Карауль Аллегрето.

Сокол взмахнул своими крыльями, белыми, как молоко. Его бубенцы зазвенели. Яркие темные глаза остановились на Руке, затем — на чем-то дальше за ним.

— Это благородная птица, — сказал он, произнеся похвалу, сам не желая того.

— Grant merci, sir, — сейчас, казалось, она уже пришла в себя. — Мне его подарил один скандинав! — она взглянула на Рука. — Он был таким же высоким, как ты, но со светлыми волосами.

Казалось, что этим она хотела выразить еще что-то. Он подумал, что, должно быть, этот высокий светловолосый скандинав был еще одним ее любовником. Эта мысль вызвала у него раздражение и злобу. То, что в качестве подарка ей можно было подарить такую ценную птицу, ему даже не приходило в голову.

— Он умер в постели, пронзенный кинжалом, — продолжала она так, будто делилась слухами со своей знакомой. — Мне кажется, что его душа перешла в Гринголета.

Услышав такое богохульство, Рук машинально перекрестился, но он не стал осуждать ее.

— Если Аллегрето появится, Гринголет немедленно сообщит нам об этом, — добавила она загадочно.

Очень хорошо. Значит сокол был не только помощником ведьмы, но еще и ревнивцем.

Рук решительно двинулся в шатер, ухватился за ручку тяжелого сундука и выволок его наружу. Затем он начал работать, собирая меховые накидки, складывая их на сундук. Он выбил все колья, на которых держалась материя шатра. Яркий шатер рухнул. Тогда он стащил свои рукавицы, помогая себе зубами, и присел, чтобы отвязать веревки. Взглянув на принцессу Меланту, он увидел, что она присела с другой стороны упавшего шатра и делает то же самое.

— Оставьте это, госпожа, — сказал он изумленно. — Я сам выполню эту работу.

Ей никак не удавалось развязать тугой узел. Он встал, ухватившись за веревку, и вытянул кол с веревкой из ее рук.

— Ваше величество, это недостойное для вас занятие, — сказал он с досадой. Затем подхватил ее за локоть, потянув вверх, заставил встать и отвел от упавшего шатра.

— Мне так не нравится наше ожидание, — сказала она, сцепив пальцы рук. — Неужели мы не можем отправиться сейчас же?

— Если никто не явится к утру, то ждать больше бессмысленно, — он переложил ее меха на бревно, открыл сундук, порылся в нем, нашел книгу и вручил ей. — Одной ночи вполне достаточно, чтобы отпала всякая охота разгуливать по Вирейлу в одиночестве.

Он преклонил перед нею колени, затем встал и снова принялся за работу, отвязывая веревки от кольев и затем укладывая концы шатра в середину, сворачивая его в тугой сверток. Краем глаз он наблюдал за ней. Она сидела на мехах, время от времени вздрагивая, и тогда книга в ее руках тоже отчаянно дрожала.

— Мы напрасно ждем, — неожиданно сказала она. — Случись даже так, что они перестанут опасаться чумы, они побоятся наказания и не вернутся к нам.

Он прервал свою работу и встал.

— Да, они опасаются этого. Но ранним холодным утром человек вспоминает, что у него есть жена и дети, и ему совсем не хочется жить беглым бродягой вдали от Господа и своего дома. Поэтому, моя госпожа, ему начинает казаться, что все бежали из-за трусости, а он — единственный храбрец — гнался за ними, чтобы остановить их и вернуть назад. Но в темноте, конечно, потерял дорогу. Сейчас же, с рассветом, не преуспев в погоне, возвращается к нам.

Она не смогла сдержать улыбки.

— Герцог сказал мне, что ты отлично знаешь людей.

Он пожал плечами.

— Я просто говорю о том, что сделал бы сам, будь я среди них.

— Нет, Зеленый Рыцарь, ты бы не сделал этого, потому что ты бы не удрал — это во-первых, — она отложила книгу. — И, во-вторых, у тебя есть дар читать души своих подчиненных.

Он не мог поверить в искренность ее комплиментов.

— Они же — воины, — сказал он. — И ближе мне по духу, чем моей госпоже.

Она смотрела на него своими глазами цвета пурпурных сумерек, словно видела его в первый раз. Она уже однажды смотрела на него так же, когда собиралась вывести его на турнир. Этот взгляд пронизывал его насквозь, словно ей нужно было знать все, что у него на душе.

— Может быть и так, — она снова засмеялась своим особенным смехом. — А может быть и нет. У меня талант узнавать, что на душе и в голове у низких умов и презренных трусов. И, мне кажется, он более сильный, чем у тебя.

Она снова улыбнулась, глядя в никуда поверх долины. Ветер растрепал еще несколько кудрей ее волос, и она стала элегантно заправлять их назад под меховой капюшон.

Рук понял, что стоит, не двигаясь, и наблюдает за каждым ее движением, будто ему больше нечего было делать, и будто он не знал, чем занять себя.

— Я всегда лгу, «зеленый человек», — сказала она, продолжая смотреть вдаль. — Всегда. Запомни, что я сказала тебе.

Он повернулся и прикрепил к седлу кое-что из пожитков, собранных им. Затем дернулся к работе и стал собирать вещи дальше, чувствуя жар в своем сердце и в своих жилах, и холод в еле гнущихся пальцах своих рук.

Они больше не говорили ни о чем. Он закончил свою работу и присел, опираясь на кучу собранных им вещей. Его конь стоял нагруженный, так что теперь они могли тронуться немедленно при малейшем свидетельстве опасности. Это лишний раз подчеркивало, чего именно он ожидал и чего опасался.

Меланта, казалось, не обращала на него никакого внимания, как до этого не обращал на нее внимания он, собирая их добро. Обстоятельства, пожалуй, были одинаково сложными для них обоих. Она стала подозревать, что он не чаще оставался один на один с женщиной, чем она с посторонним мужчиной.

Через несколько часов томительного ожидания ее разобрало любопытство. Она стала размышлять, какой мог бы быть его возраст. Затем подумала, могли ли быть у него дети, братья. Затем — что больше всего он любит есть. Она не стала расспрашивать его. Она никогда не спрашивала прямо. Она узнавала обо всем, что желала знать, другими способами. И это было очень важно. Мелкие детали жизни и привязанности мужчины. Они давали ей силу использовать его и играть им для своих целей. Но, правда, она не хотела играть Руком. Ей просто хотелось узнать о нем как можно больше.

И все же она постаралась подавить свое желание и держаться с ним церемонно, словно при королевском дворе. Она и так уже сказала лишнее, насчет своей лжи, например. Зачем она это сделала? Она просто сказала это. Но, услышав, что говорит, сразу изумилась этому.

Днем Рук собрал еду, разложил ее на скатерти на земле и предложил ей кувшин с розовой водой, которую он набрал из серебряного сосуда. Меланта окунула пальцы в холодную воду и быстро вытерла их. Стоя на коленях, он отрезал маленькие кусочки от всех продуктов, пробовал, и только потом предлагал ей. Она приняла этот торжественный ритуал. Конечно, все было странно. Огромная пропасть разделяла их, и, тем не менее, он знал, что она ела с ним так, словно они принимали пищу вместе не менее сотни раз.

После еды странная сдержанность охватила ее. Ей было трудно привыкнуть к мысли, что Аллег-рето не вернется, что Кары больше нет рядом. Что она свободна, наконец.

Она закрыла свое лицо руками и долгое время сидела так, ощущая дыхание холодного ветра и стараясь умерить свое бешено бьющееся сердце.

Она не могла планировать что-нибудь наперед, решив положиться целиком на своего рыцаря. До ее слуха долетели звуки его шагов и звон лат. Значит, он встал. Но она не могла оторвать рук от лица.

— Ваше величество, — сказал он тихо. — Я мог бы поспать сейчас, чтобы бодрствовать ночью, охраняя вас.

Она-таки оторвала руки от лица и посмотрела на него. Он стоял в нескольких футах от нее, держа в руке кувшин. Меланта почувствовала безумное желание расхохотаться. Ей стало смешно из-за того, как церемонно они держались, стараясь скрыть свое смущение. Вместо этого она кивнула, опустив глаза.

Больше не сказав ни слова, он встал на колени перед ней и протянул кувшин. Она церемонно опустила пальцы, отерла их о поданную ей скатерть, на которой находились еще остатки еды. Затем, засунув холодные пальцы в свою меховую мантию, она смотрела, как он в своих доспехах, положив рядом с собой меч и шлем, устроился недалеко от нее. Ей стало завидно. Он так легко и быстро заснул. Ей показалось, что никогда в жизни она еще не высыпалась.

Рук съел подаренный ему за обедом принцессой Мелантой апельсин в лунном свете и под завывание волков. В нескольких сотнях ярдов отсюда он мог видеть искры трех костров, которые разложил в их бывшем лагере, и куда он возвращался время от времени, чтобы подбросить в них сучьев и быстро осмотреть местность. Он был уверен, что многие из беглецов, которые еще будут в состоянии сделать это, обязательно вернутся сюда. Костры были зажжены, чтобы придать им больше уверенности, а для других — показать, будто здесь находится много людей. Он бы отошел намного дальше от костров, если бы поблизости сейчас не охотились волки. Он устроил постель для принцессы Меланты здесь же, в темноте. Пожалуй, холодно для нее, но больше шансов, что ее не найдут, если на него нападут бандиты. Что касается волков, то где бы она не спряталась, они обнаружат ее с одинаковым успехом.

Он сосал апельсин. Рук уже несколько раз ел эти фрукты в Аквитании на пирах и на Рождество. Но есть их каждый день, как это делала она, было для него совсем непривычным.

Он отвел свой взгляд от костров и стал смотреть в темноту. Она была там, совсем близко от него, но невидимая и неосязаемая сейчас.