Граф, Мак и Стром

Стром, Разрушитель

Жаркий душный воздух вопреки всем законам физики медленно стекал в подвал, делая пребывание в нем совершенно невыносимым.

Сара-Энн пошевелилась и села на подстилку из подгнившей соломы, ощущая, как отлипает от влажной кожи ткань одежды, и мысленно удивилась тому, что в ее нынешней ситуации еще приходят в голову какая-то физика. Лекции доктора Шарлатье, казались настолько далекими и несвязанными с жизнью… Девушка обхватила колени руками и тихонько всхлипнула.

Мысли путались, от жары. Или от произошедшего. Ведь каким все казалось простым и расписанным на годы вперед еще два дня назад. Она, вместе с Жаном, своим женихом, ехала в поезде через Степь на западное побережье, чтобы там построить свой дом и жить долго и счастливо.

«Долго и счастливо» продолжалось ровно неделю.

Позавчера, когда поезд остановился на станции, чтобы взять дров и воды… Такой маленький городок, одна улица, два ряда домов, и три центра цивилизации: банк, храм Светлой Белы и кабак. Ах, да, еще городская ратуша и тюрьма. Жители живут тем, что… Да только Инви, бог случайности и злокозненности, знает, чем они живут, возможно тем, что грабят проходящие поезда. Скажем, каждый пятый…

Видимо, их поезд был пятым.

Ночью в купе, где они с Жаном… В общем, Жан оказался не готов к вторжению незнакомцев. В черной одежде, лица замотаны платками, они напоминали бы опереточных грабителей, если бы… если бы вели себя забавно…

Они застрелили Жана! Просто выстрелили ему в грудь и все! И Жан умер!

Сара-Энн не выдержала и заплакала. Ее жених, любовь всей ее жизни, просто лежал мертвым, в белом белье и на рубашке расплывалось огромное черное пятно с алыми краями. И никто, ни один человек во всем этом проклятом поезде не только не пришел на помощь — никто даже не выглянул наружу, когда троица бандитов и убийц тащила ее к выходу. Она визжала, она брыкалась, она кусалась и царапалась, но никто, никто…

Трусы! Жалкие трусы!

Девушка яростно вытерла слезы, чувствуя, как они засыхают грязными разводами на пыльном лице. Слезы не помогают.

Все-таки, наверное, не стоило бросаться обвинениями в адрес тех, кто не пришел на помощь. Похоже, для ее похищения поезд заколдовали.

У железнодорожной насыпи, рядом с которой замер вагон, похитителей встречал четвертый. Главарь. Вот он-то, похоже, и был тем самым колдуном. На его вытянутой руке курилась плоская стальная чаша, из которой поднимался дымок, закручиваясь спиралью и втягиваясь в вентиляционные решетки вагона. И шепот, тихий, еле слышный шепот, который неумолчно звучал, казалось, отовсюду…

Сара-Энн содрогнулась, уж очень жуткой была та картина. Темнеющее вечернее небо, только на западе, над далекой цепью гор — красная полоса заката. Плоская степь, замерший поезд, застывший, безмолвный, нависающий над ними. Три похитителя с револьверами в руках и похищенной девой на плече. Их главарь, с колдовским предметом в руке и шрамом на тыльной стороне предплечья — девушка на всю жизнь запомнила этот шрам, похожий одновременно на ядовитую змею и на букву «S».

И шепот…

Ее оттащили в город, пронесли, прямо в ночной рубашке по безлюдной ночной улице и бросили в камеру в подвале городской тюрьмы. И держат тут уже второй день. А может, и третий: время Сара-Энн определяла исключительно по тому, как часто приносят еду, но последнее время ей начало казаться, что приносят ее все-таки не регулярно, а когда вспомнят о своих пленниках.

Городок был небольшой, поэтому и тюремный подвал — крошечный: широкий коридор и четыре камеры, с толстыми коваными решетками вместо дверей. Постояльцев и вовсе — только два, она и старик, который сидит в камере напротив, а, вернее, наискосок, на противоположной стороне, ближе к выходу, чем камера Сары-Энн. Старик, похоже, давно смирился с заточением и все время, пока здесь находилась девушка, лежал в углу камеры, свернувшись в комок и закутавшись в свои лохмотья. Разве что, когда приносили еду — подползал к решетке за своей порцией…

Послышались шаги. Ага, еду несут.

Она встала и прижалась лицом к решетке. Даже металл был теплым…

По коридору шагал один из ее похитителей: сапоги, черная крутка, широкополая шляпа, повязка на лице. То, что он скрывал лицо, давало девушке слабую надежду на то, что ее отпустят хотя бы живой. Хотя, как известно, есть участь и куда страшнее, чем простая смерть…

В одной руке похититель удерживал за края две глиняные миски с едой, кукурузной кашей с мясом, во второй — два кувшина с водой. Длинная тень прыгала по полу, керосиновая лампа висела под потолком в начале коридора. Иногда гасла, пока не зальют топлива.

Похититель шагнул в проход между камерами и старик прыгнул.

Разбились, упав на пол, тарелки и кувшины.

Сара-Энн видела все произошедшее от начала и до конца, и все равно в первый момент ей показалось, что все произошло без промежуточных этапов: вот старик лежит в своем углу на своем привычном месте — и вот он уже держит за горло похитителя.

Потом, в более спокойной обстановке девушка вспомнила случившееся еще раз и тогда смогла разложить действия своего спасителя на составляющие.

Похититель подходит к камерам.

Его сапог опускается на утоптанный земляной пол.

Старик разворачивается.

Одним длинным прыжком он подлетает к решетке.

Рука коброй проскальзывает между прутьями и хватает не ожидавшего такого сюрприза похитителя за шею.

С хрустом ломается гортань, и старик подтягивает к себе тело, как тигр, закогтивший некрупного оленя. С пояса мертвеца тут же оказались сняты револьвер и связка ключей. Лязгнул замок, и старик вышел на свободу.

Старик?

Когда свет керосинки упал на него, девушка поняла, что ошиблась. Ее вел в заблуждение светлый, почти белый, цвет растрепанных волос, который она в полумраке приняла за седину.

Стойгмарец.

Стойгмарцы, северяне, походили на место своего обитания, исчезнувший остров Стойгмар: крепкие и суровые, как его гранитные утесы, светловолосые, как заснеженные верхушки гор, бородатые, как лесные склоны… Увидеть стойгмарца было практически чудом: большая часть и без того немногочисленного народа погибла, когда их родной остров взорвался в результате чудовищного извержения вулкана.

Лязг!

Стройгмарец бросил Саре-Энн связку ключей, не удосужившись не только предупредить ее об этом, но даже посмотреть в сторону девушки. После чего пропал за поворотом коридора.

Девушка протянула руку, подтащила ключи и наконец-то открыла себе путь на свободу. Вышла и остановилась.

А что дальше?

Раньше Саре-Энн как-то не приходилось решать такие сложные вопросы самой. У нее был отец, братья, впоследствии — Жан, всегда был кто-то, кто говорил ей что делать. Сейчас — не было никого. Даже северянин скрылся.

Она переступила с ноги на ногу — земляной пол холодил ноги — и осознала, что стоит босиком, в одной ночной рубашке, с растрепанными волосами, грязная, в коридоре тюрьмы, набитой бандитами и убийцами. Причем последние не сидят за решеткой, а управляют тюрьмой. Возникает вопрос: что бандиты и убийцы могут сделать с обнаруженной в своем логове полуобнаженной девушкой?

Сара-Энн подавила малодушный порыв вернуться обратно в камеру и закрыться и, решительно шлепая пятками, зашагала к выходу. Если бы ее хотели изнасиловать — то уже давно бы это сделали.

Мертвого охранника она обошла по широкой дуге.

Каменные плиты пола холодили босые ноги, как Сара-Энн не старалась поджимать пальцы. Голые подошвы то и дело наступали на острые камешки, на мерзко хрустящий мусор, на…

Ай-ий!

На лужу крови.

Сара-Энн, подпрыгивая на одной ноге, принялась оттирать вторую от крови, одновременно с любопытством разглядывая труп. В анатомическом театре доктор Шарлатье показывал им тела умерших от различных болезней, но убитого выстрелом в голову девушке еще не приходилось видеть. Так близко.

Это явно был один из похитителей, его можно было легко узнать, несмотря на то, что его шляпа откатилась в сторону, повязка сдвинута, обнажая лицо — довольно неприятное лицо, надо признать: дыра во лбу никого не красит — и сапоги куда-то пропали.

В приоткрытой двери рядом с телом что-то зашуршало. Сара-Энн осторожно заглянула внутрь и увидела исчезнувшие сапоги.

В них был обут пропавший стройгмарец…

…Он что, надел обувь мертвеца?!…

…который, очевидно, не пропал, а спокойно рылся в каких-то вещах, лежавших грудами на деревянных полках. Судя по всему, комната была кладовой или чем-то вроде того.

Стройгмарец действительно нашел себе сапоги — может быть даже и с мертвеца — зато сбросил тряпье, которое заменяло ему рубашку и теперь Сара-Энн могла полюбоваться широченной мускулистой спиной…

…как интересно развиты дельтовидные мышцы…

…и внушительной коллекцией шрамов. На кирпично-красной от прочно въевшегося загара можно было рассмотреть следы и от ножа и от сабли и несколько пулевых ранений и тонкие росчерки плетей…

…Его наказывали?!…

Сара-Энн сглотнула и поняла, что сейчас не время вспоминать лекции доктора о типах и разновидностях ранений. Стоило бы вспомнить лекции по языковедению, чтобы хотя бы поздороваться. Однако по-стройгмарски девушка помнила только две фразы, одна из которых была приветствием, а вторая — грязным ругательством. А вот какая чем…

— Э… Простите? — в конце концов, он должен знать айварский…

Гигант повернулся, держа в каждой руке по пистолету.

Ведь должен же, правда?

Девушка испуганно прижалась к стене, чувствуя грубый камень сквозь тонкую ткань ночной рубашки, но стройгмарец обратил на нее до обидного мало внимания. Он рассматривал револьверы.

…модель 340, фабрики Крукса, шесть зарядов, граненый ствол, отсутствие мушки — флотская модель, мощная, но обладающая крайне низкой точностью стрельбы. Среди авантюристов Степи очень популярна…

Судя по недовольному лицу стройгмарца, он не был авантюристом. Либо же не следовал традициям своих собратьев.

Не сказав ни слова, стройгмарец положил пистолеты на полку и отвернулся.

— Меня зовут Сара-Энн Паркер, — произнесла девушка в мускулистую спину, — А вас?

— Стром.

Сара-Энн впервые услышала голос своего товарища по заключению: негромкий и одновременно гулкий, рокочущий, как обвал в горах. Красивый…

— Стром… А дальше?

— Не Стром Адальше. Просто — Стром.

Вообще-то, у стройгмарцев БЫЛИ фамилии…

— Стром… Э… Стром… Здесь, случайно, нет женской одежды?

К ногам девушки шлепнулась огромная клетчатая сумка.

ЕЕ сумка!!! Уиии!!!

Сара-Энн схватила свой багаж и рванулась искать место, где можно переодеться.

Вот так! Отлично!

Сара-Энн застегнула последнюю застежку на ботинках и притопнула каблуком. Теперь она чувствовала себя культурной, цивилизованной девушкой, а не героиней романов.

Она протерлась духами, избавляясь от запаха немытого тела, она причесалась и, самое главное…

ОНА ОДЕТА!!!

В эту минуту она была готова на все, даже схватиться в одиночку со всеми своими похитителями вместе взятыми. Тем более что два из них уже мертвы.

Сара-Энн еще раз с удовольствием оглядела себя: длинная шерстяная юбка темно-зеленого цвета, кремовая рубашка, восхитительно чистая, застегнутый под самое горло жакет, плоская соломенная шляпка, прочные ботиночки на подошве из буйволовой кожи. В таком виде она готова к любым приключениям. Например…

Ну, например, сбежать из этого города и отправиться к следующей станции пешком по шпалам. Если повезет — то она дойдет и сядет на поезд. Если ОЧЕНЬ повезет — то поезд подберет ее по дороге. Ну, а если…

Если НЕ повезет: то тут уже будет неважно, наткнутся на нее зеленошкурые, поймают похитители — эти или другие — встретят грабители, изловят жрецы забытых богов… Конечный итог будет один. Различаться будет только путь к нему.

Разве что попросить помощи у стройгмарца… Как там его, Стром?

Тоже рискованно. Во-первых, он явственно не горит особым желанием помогать кому бы то ни было. Во-вторых — он сам по себе личность, не внушающая доверия. Помимо многочисленных шрамов на теле, Сара-Энн рассмотрела и бледные шрамы, окольцовывающие запястья. Следы от кандалов. А на каторге приличные люди встречаются редко. И то, в основном, на страницах все тех же романов.

Сара-Энн осторожно выглянула из каморки, в которой переодевалась. А вот и Стром.

Гигант стоял посередине коридора, о чем-то думая. За то время, пока девушка меняла одежду, путаясь в ткани и моля светлую Белу, чтобы никто — НИКТО — не увидел ее голой, северянин тоже приоделся.

Сапоги он сменил на другие, более грубые, с тяжелыми квадратными носами и литыми медными пряжками. Штаны оставил прежние, рубашку тоже не надевал, просто накинул на голый торс длинную кавалерийскую шинель.

…голубое сукно, серебряное шитье в виде дубовых листьев, серебряные эполеты — семнадцатый драгунский полк…

Белые волосы Стром стянул в хвост, кажется, даже свою короткую бороду слегка подстриг. Девушка неожиданно осознала, что показавшийся ей в первую встречу стариком стройгмарец на самом деле очень молод, от силы двадцать пять.

На плече северянина висела набитая брезентовая сумка, из тех, что носят золотоискатели, в левой руке он держал длиннющее ружье, правая, опущенная вдоль туловища сжимала револьвер.

— Стром…

БАБАХ!

Девушка завизжала — в первый момент ей показалось, что северянин выстрелил ПРЯМО В НЕЕ — но звук падающего тела за ее спиной дал понять: мишенью была не она.

Стром зашагал к черневшему проему, на ходу откусывая кончик толстой сигары.

— Умеешь стрелять?

— Ну…

Северянин убрал револьверы в карманы шинели, чиркнул спичкой об обшлаг шинели и закурил, все так же широко шагая. Девушка вприпрыжку поскакала за ним.

— Куда мы идем?

…

— Что мы будем делать?

…

— Ты будешь стрелять?

…

— Кто нас похитил?

…

— Зачем?

…

— Почему ты не отвечаешь?

…

За время пути наружу Сара-Энн поняла две вещи.

Во-первых, стало понятно, почему на выстрелы в тюрьме никто не прибежал. Камеры располагались в старых шахтах, которые пролегали ОЧЕНЬ глубоко. Стром мог бы стрелять не только из револьверов — из пушек, снаружи никто не услышал бы ни звука.

Во-вторых: северянин был ОЧЕНЬ неразговорчив. Он просто спокойно шагал вперед, не обращая никакого внимания на вопросы девушки. Нет, бывают, конечно, мужчины, которые умеют терпеть женскую болтовню, но Стром, такое впечатление, ее ПРОСТО не слушал.

Низкая дверь, обитая стальными полосами, раскрылась с таким скрежетом, как будто заржала пара коней. Стром шагнул вперед и замер.

Сара-Энн запрыгала на месте, пытаясь увидеть, что там.

Темное помещение, только лунный свет падает сквозь частый переплет окна. Стойка… Стулья… Сейф в углу…

Эй, да это же кабинет шерифа!

Стройгмарец осторожно шагнул вперед, тихо и для такой громадины удивительно бесшумно. И все-таки — что его насторожило?

В романе следопыт, наткнувшись на подозрительный след в лесу, непременно разъяснил бы НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮЩЕЙ ДЕВУШКЕ, в чем дело! Вообще-то, в жизни бы тоже: Саре-Энн еще не попадались люди, упустившие бы возможность похвастаться перед симпатичной — хотелось бы надеяться — девушкой своими талантами. Впрочем, люди, похожие на Строма, ей тоже еще не попадались.

Упомянутый Стром, все так же не издавая ни звука, и неприятно напоминая крадущегося медведя, прошел через темное помещение к двери. Опущенный вниз ствол ружья как будто вынюхивал добычу, огонек сигары выглядел как горящий глаз прищурившегося хищника.

Девушка старательно старалась скопировать стелющуюся походку строймгардца, однако получалось плохо. Критически рассматривая саму себя, Сара-Энн признала, что она больше напоминает лошадь, вдруг решившую встать на задние ноги и подкрасться к кому-нибудь.

Дверь бесшумно приоткрылась. Стром, на мгновение закрыв собой светлеющий проем, выскользнул наружу, следом за ним двинулась крадущаяся лошадь по имени Сара-Энн…

— Так-так-так…

Стром успел выстрелить два раза прежде, чем Сара-Энн поняла, что их поймали.

Лязгнул затвор, вторая гильза, блеснув при свете круглой луны латунными боками, отлетела в сторону.

— Стой, где стоишь, — спокойно произнес Стром.

— Мне совершенно не нравится, когда мои жертвы разбегаются, — произнес человек в черном, небрежно стряхнув с неуловимо знакомой одежды расплющившиеся пули, — И тем более это не понравится Тиффу.

Сердце девушки ледяной крошкой просыпалось в живот.

Тифф. Черный бог, властелин ада, боли, смерти, требующий непрестанных кровавых жертв. Так вот ЗАЧЕМ их похитили! Ей придется окончить свою жизнь под ножом проклятого культиста, распяленная голой на каком-то противном камне!

Стройгмарец не сказал ничего, но навряд ли такая перспектива понравилась и ему.

— Жрец Тиффа… — свистящим шепотом произнес он.

— Совершенно верно, — скучающе произнес колдун (эй, это же тот самый предводитель похитителей!), — и сегодня ночью мне нужны две жертвы: невинная девушка и преступник. Так уж получилось, что выигрышный билет достался именно вам двоим. Возвращайтесь в камеры и больше не шалите…

С этими словами черный человек поднял руку, в которой обмершая Сара-Энн увидела ту самую колдовскую чашу, с помощью которой усыпили пассажиров ее поезда.

Послышался тихий свистящий шепот, навевающий…

Выстрел.

Колдун замахал рукой, с неудовольствием пытаясь разглядеть, куда отлетела искореженная пулей тиффова штуковина.

— Ну что ж, — прошипел он, — Значит, по-другому.

Колдун раскинул руки в стороны, неестественно широко, как огромный питон, разинул рот и издал звук… Ну, этот звук был похож одновременно и на шипение, и на тонкий пронзительный свист, и в то же время — не похож ни на то, ни на другое. В ушах девушки засвербело.

— Надо бежать, — произнесла она, невоспитанно ковыряясь пальцем в ухе.

«Строймгардцы не убегают от врага». Наверное, именно это сказал бы Стром, если бы соизволил объяснить свои мотивы Саре-Энн. По крайней мере, с места он не двинулся.

— Мы можем укрыться в храме Свет…

— Не можем, — северянин длинным прыжком метнулся к поющему колдуну, но тот, не прекращая издавать этот мерзкий звук, взлетел вверх метров этак на десять.

Стром произнес одно из двух известных Саре-Энн строймгардских слов. И, скорее всего, это было не приветствие…

— Мы можем укрыться…

— Ты что, женщина, ослепла? — раздраженно бросил северянин, — Это же и есть жрец Белы.

Девушка охнула. Точно! Смутно знакомая одежда колдуна — это длиннополый сюртук жреца. А это означает…

Храм осквернен. Спасти негде.

Заметив краем глаза какое-то шевеление в сумраке улицы, Сара-Энн оглянулась. И чуть было не завизжала.

Из домов выходили люди. Один за другим. Мужчины, женщины, дети.

Слуги колдуна. Так вот кого он призывал.

Все население городка было превращено в кукол Тиффа. Живых мертвецов.

— Ну что, каторжник? — прокричал с высоты своего полета колдун, — Вернешься добровольно в клетку — и обещаю, я убью тебя быстро!

Стром молча достал из своей сумки динамитный патрон и поджег запальный шнур от сигары.

Край неба чуть розовел. Наступало утро.

Сара-Энн и Стром сидели на лавочке, стоявшей на перроне и молча смотрели на рассвет.

С этого места открывался просто восхитительный вид: еще темная степь, острые верхушки далеких гор уже светлеют под лучами солнца, ясное, чистое, как невеста в храме, небо, полное безветрие. И тишина… Восхитительная тишина.

Была и вторая причина, почему они сидели именно здесь.

Кроме лавочки и перрона от городка больше ничего не осталось.

Девушка поморщилась, вспомнив события безумной ночи.

Накатывающиеся на них волны мертвецов…

Грохот взрывов: сумка Строма была набита динамитом…

Разлетающиеся в стороны ошметки тех, кто не успел подойти близко…

Выстрелы, вышибающие мозги тем, кто подойти успел…

Взмахи ножа — и взлетающие головы мертвецов, подобравшихся особенно близко…

Хруст шеи колдуна. Он спустился слишком низко и Стром сумел поймать его в прыжке…

Рушащиеся от взрывов здания…

Оскверненный храм, на который Стром потратил остатки динамита…

За спиной северянина остались только дымящиеся развалины.

Стром, все так же глядя на рассвет, протянул руку, поднял бутылку и отпил пару глотков. Сара-Энн тоже потянулась. Пить из горла — ужасно некультурно, но немного виски сейчас не помешает.

— Можно? — спросила она.

— Нет.

— Тебе что, жалко?!

— Это каменный самогон.

С этими словами Стром поднял бутылку, продемонстрировав горсточку камешков на дне бутылки.

— Его что, делают из камней? — в Саре-Энн проснулся естествоиспытатель. Она никогда не слышала о каменном самогоне.

— Нет. Его называют так, потому что он растворяет камни.

— Не ври! Там внутри плавают камни!

— Я не сказал, что он растворяет их мгновенно.

С этими словами северянин сделал еще один глоток из бутылки.

Девушка с сомнением посмотрела на выпивку, но решила, что именно сейчас она не хочет ее пробовать. Может быть, потом… Когда рядом будет врач… И нотариус, чтобы составить завещание…

— Откуда у тебя шрамы от кандалов? — то ли от самогона, то ли от удачно завершившейся битвы, но северянин стал немного разговорчивее. Да он за последние пять минут произнес больше слов, чем за всю ночь!

— От кандалов.

— Ты был на каторге?

— Бывал.

— За что?

— За грабеж.

— Не могу поверить, что ты был грабителем.

— Можешь не верить.

Разговор как-то не завязывался.

Они помолчали еще немного. До прибытия поезда оставалось не так уж и много.

— Мне были нужны деньги, — неожиданно нарушил тишину Стром.

— Зачем?

Строймгардец пожал широченными плечами:

— Всем нужны деньги.

— Всем — это понятно. А тебе? На выпивку и… доступных женщин?

— Никогда не платил женщинам за любовь. Мне нужны были деньги…

Стром внезапно повернулся и взглянул прямо в лицо Саре-Энн. Его светло-голубые, как айсберги, глаза, казалось, пронизали ее насквозь.

— Мне нужна земля.

— Ты хочешь стать фермером?

— Мне нужно много земли.

— Ты хочешь стать крупным фермером?

— Я хочу свое государство.

Сара-Энн закашлялась от неожиданности:

— Свое… Свое государство? Но зачем?!

— У меня нет больше родины. Она лежит на морском дне. Мне нужна новая.

— И ты хочешь купить много-много земли и основать новое государство?

— Я уже понял, что это глупая идея. Я соберу армию и просто захвачу то, что мне понравится.

— Не думаю, что федеральному правительству понравится эта идея, — девушка рассмеялась. И осеклась.

— Я не собираюсь спрашивать мнения у правительства.

— Но… Но один! Что ты можешь сделать один?!

— Все, что захочу.

Девушка оглянулась. Если бы кто-то сказал ей, что один человек может разнести на куски целый город, набитый живыми мертвецами, она бы тоже рассмеялась.

Стром продолжал спокойно сидеть, глядя на утреннюю степь. Огромный как скала, и такой же непоколебимый.

Похоже…

Похоже, что у него все получится.