Граф, Мак и Стром

Во всём виноват Химик

Все произошло из-за Химика, товарищ майор. Точно вам говорю, Химик во всем виноват. Если бы не он — нифига бы не было.

Химик? А, ну да… Химик — это Лешка… как же его… Мы всегда его Химиком звали, фамилию даже и не вспомнить… Столько лет-то прошло… А, вспомнил! Павлов! Или Петров? Какая-то такая фамилия, простенькая: Павлов, Прохоров… Нет, не помню…

Хорошо, товарищ майор. Лешка, — это который Химик, не товарищ Фокин, нет — он с детства был странноватый немного. С этим… со сдвигом. На химии, ага, совершенно верно. Все время что-то химичил, выпаривал, процеживал, взрывал… Взрывал, ага. Я так думаю, что мальчишка, который в химии силен, все ж таки не сможет удержаться, чтобы не взорвать чего-нибудь. Иначе какой смысл?

Вот Леха… в смысле, товарищ Фокин… Товарищ майор, а как мне товарища Фокина называть? Он тогда еще не был ни товарищем… вернее, он был товарищем, но не товарищем Фокиным, а просто товарищем… Понятно. А Лехой можно? А Лешкой? Ясно. Так вот, Алексей, он…

Забыл, что хотел сказать. Ладно, не суть.

Лешка — Химик который — он своими реактивами с первого класса увлекался, ага. Сам тощий, бледный, как картошка в подвале… Ну этот, побег, ну вы поняли… Хорошо. Так вот, он вечно в карманах что-нибудь таскал: порошок, например, который взрывается, если его каблуком ударить. Помните, хлопушки были раньше, такие картонные, один конец бумажкой закрыт, а из другого веревочка торчит? Во-от, если ее расковырять, то получится два картонные кружочка, склеенные, а между ними — взрывчатка и в нее веревка вклеена. Положишь этот кружок на пол, каблуком стукнешь — взрыв, девки визжат… Вот у Химика такие же были, только порошок в пакетике бумажном…

Хорошо, не отвлекаюсь.

Это было… Наверное, в шестьдесят первом, Гагарин в космос полетел… Нет, вру. В шестьдесят втором. Летом. Пятый класс закончили, каникулы уже начались, мы во дворе пропадали днями. Курили тайком, конечно. И… Алексей… тоже курил. А, хотя нет, он после того случая даже не пробовал, как отшибло ему желание.

Так вот. Летом… Нет, число не помню. Я и месяца-то не помню, то ли июль, то ли июнь… Летом. Сидели мы, значит, во дворе компашкой: я, Алексей, Ленка-пацанка, она потом замуж вышла и в Тикси уехала, Серега-Гвоздь, он еще живой, и Аркашка Волков, погиб под Донецком… Нет, Химика пока не было, он потом подошел. Сидим мы, значит, в беседке… была у нас во дворе беседка такая, маленькая, круглая, за кустом сирени, в ней еще старшие парни пиво пили по вечерам. А тогда дело было еще днем, ага, может, даже до обеда… Сидим мы, болтаем о всяком таком разном… Космонавт наш полетел в космос… Нет, не помню, то ли Титов, то ли Феоктистов… Не помню. Вот, значит, сидим, болтаем, и тут Химик подходит. Ребята, говорит, смотрите, чего покажу. И показывает. Бумажку разворачивает, а там — порошок какой-то. Сероватый такой, не пойми на что похожий. Ну, мы думали, опять он какую-то взрывчатку соорудил, говорим, чего это? А он так шепотом «наркотик».

А мы тогда про наркотики слышали, но не сильно так чтобы, все-таки дети еще совсем. Слышали, что от них хорошо становится, но что «хорошо», как «хорошо» — не в курсе. Мы ему: где, мол, взял? Как будто Химик мог их в магазине купить или в аптеке там. А он важно так, син-те-зи-ро-вал. Да, так и сказал, по слогам… Сам, мол. В дедовых книжках рецепт нашел и синтезировал.

Дед у Химика тоже химиком был… Нет, не известный, то ли доцент, то ли декан… Не помню. Убили его на войне, только книжки и остались. Химик-то, который Лешка, он по книгам то всю эту премудрость и изучал.

Мы ему, мол, ну и что? А он: пойдем, попробуем? Ну он всегда был больной до своей химии, говорил, что даже кислоты разные на вкус определять может. Чего их определять: если язык растворился — значит, серная…

Ну, мы пошли за гаражи. Интересно же! Залезли, было у нас там местечко тайное: четыре гаража стоят почти вплотную, а в центре закуток остался, метра так два на полтора. Если в щель между гаражами протиснешься, как раз туда и попадешь. Мы там доски натаскали, лавочки сделали, столик… Курили там, а как же.

Короче, Химик положил порошок на столик, мол, кто первый будет? Мы ему, а сам что? А он, я боюсь, меня в прошлый раз еле откачали. В этом месте нам совсем стремно стало. Сидим, смотрим на эту бумажку… Тут Ле… Алексей и говорит, а, была не была, и раз! Весь порошок себе в рот. Химик даже крикнуть не успел, что его нужно было на кончике языка пробовать. Мы смотрим, а Алексей побелел и брык, на землю упал. Лежит и даже не дергается. Мы к нему кинулись, Серега кричит: «Братва! Он не дышит!». А Алексей и вправду не дышит, лежит, белый, как известка. Химик ему под нос мышьяк сует, в смысле, этот, нашатырь… А может, и мышьяк, кто его знает, чего он с испугу из карманов достал. Не, наверное, все-таки нашатырь — воняло страшно. Не подействовало, Ленка уже хотела искусственное дыхание делать… Честно говоря, я бы тоже в обморок упал, только бы мне за это девчонка искусственное дыхание сделала. Но не успела. Алексей очухался.

Сел, сидит, мы его по плечам хлопаем, спрашиваем, как ты. Он посидел, посидел… Смотрит на нас таким взглядом шальным, как будто впервые видит, и спрашивает, мол, ребята, а вы кто? Тут мы еще больше перетрухали. Кричим, Леха, хватит придуриваться! А он: «А меня что, Лешкой зовут?»

Но пришел в себя потихоньку, встал, качается. Мы его домой отвели, он по дороге вспомнил, кого из нас как зовут, понемногу… Но не все: где живет — забыл, как родителей зовут — забыл, какой сейчас год — и то забыл. Идем, он за меня держится, сзади Ленка ревет, Химик крутится, а Алексей спрашивает, что да кто… Нет, не все забыл: что, в Москве живем — помнил, что Гагарин в космос полетел в прошлом году — помнил… Как в том фильме с Леоновым и Никулиным: «Тут помню, тут — не помню», ага.

Короче, мы его домой отвели, позвонили и убежали. Алексей тогда матери наврал что-то, вроде бы головой ударился или еще что-то вроде, я не помню. Память к нему так особо и не вернулась. Мать его тогда неделю по врачам таскала, а потом успокоилась. Когда в школу пошли, он уже вполне себе бодрый был, всех быстро вспоминал, учителей, предметы, все такое…

Ага, сказалось. Он учиться начал. Нет, Алексей и до этого учился, но, знаете, с холодцом… с прохладцей, да. С четверки на тройку переваливался. А тут прямо-таки вгрызся в учебу. По всем предметам — одни пятерки, и, главное, так легко ему давалось все… И вообще, знаете… Он повзрослел. Нет, не внешне, как был мальчишка, так мальчишкой и остался, ну, вы его видели — сами понимаете, высоким и толстым он никогда не был. Знаете, вести себя стал по взрослому. В шестом-то классе, понятное дело, всегда побеситься хочется, побегать, поорать, просто так… Алексей, до вот этой химической дряни, тоже такой был. А после — нет, как отрезало. Сидит или там стоит, смотрит, как мы носимся, девчонок за косички дергаем, и смотрит там… Как будто мы совсем малыши… Нет, не зазнавался, поболтать о том о сем, дать списать или самому списать — никогда не отказывался…

Спортом Алексей начал заниматься, гантели тягать, гири, бегать по утрам. Стригся он всегда коротко. Мы тогда, если знаете, одинаковые прически носили: коротко под машинку и на лбу — челка. И за эту челку такие бои шли! Не дай бог состричь! Так Алексея это не заморачивало: он свою короткую стрижку с самого детства носил. Ага, с того самого отравления химиковскими наркотиками. Он уже годам к пятнадцати начал выглядеть так, как потом: голова круглая, короткостриженая, плечистый, крепкий, только немного невысокий… Ага, «…плечистый и крепкий, ходит он в белой футболке и кепке…». Ничего, девчонкам нравилось. Имел Алексей какой-то подход к девчонкам, класса с седьмого они на нем начали гроздьями виснуть, к обоюдному удовольствию…

Нет, никаким конкретным спортом не занимался. Как он говорил: «Мне для здоровья, а не для рекордов». Да ему и не надо: помню, гопота местная попыталась как-то нам морды набить, так Алексей так их приемчиками раскидал — любо-дорого. Да не знаю я, где он их изучил, говорил, десантники как-то показали знакомые, а он запомнил.

Да, начал всякие штуки мастерить. Я был у него в гостях — Алексей натащил всяких инструментов, железяк, батя ему верстак подогнал, так он там строгал, пилил, точил… Мне ножик перочинный сделал, с гравировкой… Я его потом на рыбалке потерял. Блесну мог сделать, да…

Ага, свой мультитул он сам и собрал тогда, из старых пассатижей и прочего гов… э… хлама. Через год после того случая, да, в шестьдесят третьем, точно. Ну еще бы не запомнил, это ж у нас в школе сенсация была — ученик седьмого класса получил авторское свидетельство!

Ну а дальше вы знаете: изобретения, свидетельства, фантастические рассказы, роман «Завтра — уже будущее», слава, успех… хех, а могу поспорить, что вы знаете не все, товарищ майор! Правда… А, ладно, товарищ Фокин уже умер, а вы болтать не станете, правда? Не та у вас контора… Сколько изобретений у товарища Фокина, помните? Ха! А в два раза больше не хотите? Почему никто не знает? Кто надо — тот знает! Алексей в школе последние два класса и в институте на первом-втором курсе изобретения свои продавал. Как? Да просто. Приходит к человечку, ректору, декану… нет, не своего института… директору завода, еще кому-нибудь и говорит, так, мол, и так, вам авторское свидетельство нужно? Ну а кому не нужно. Алексей и предлагает — вот вам изобретение, полностью готовое, оформленное, только в Комитет по изобретениям отнести. А вы мне — часть денежек за изобретение. И волки сыты и овцы целы.

Откуда знаю? А вы, товарищ майор, об «Австралии» слышали? Ага, громкий был скандальчик, когда выяснилось, что «настоящие австралийские» джинсы, которые полстраны носило, на самом деле шили под Вязьмой. Я организовал, а Алексей идею подсказал. Я-то на первом курсе за фарцу загремел, вот вышел, а он из армии вернулся, служил… ну, вы помните, где он служил… Встретились, посидели, вот он за бутылочкой чайку мне и сказал, что связываться с иностранцами — глупость глупая, и лучше на самострок переходить. Только делать качественно и марку взять вымышленную, чтобы не просекли. Эх, такими деньгами ворочали… Все во время Реставрации пропало…

Радиотехникой Алексей стал еще до армии интересоваться, еще в девятом классе что-то там паял-собирал-клепал, так то, что в его биографии написано, насчет того, что он во время службы электроникой увлекся — это так, лакировка… После армии он в свой институт пошел, где опять сенсацией стал — курсовой проект студента первого курса — микрокалькулятор! Дальше — новая технология создания микросхем, языки программирования, компьютеры, электронные фотоаппараты, диктофоны… Ага, Алексей, все он продавил. Хотя и говорят, что это все так восхищены его интеллектом были, ха, дудки! Старые перечники, которые тогда в высоких креслах сидели, если бы своей выгоды не чувствовали — хрен бы на что согласились. Ага, приходит к ним студент пятого курса и предлагает начать комсомольскую стройку: построить «почтовый ящик», для организации электронного производства в СССР. И все тут же: ух ты, как же мы сами не додумались! Конечно, Леша, вот тебе деньги, вот тебе люди — только строй! Если бы он еще в школе не навел мосты со своими изобретениями — его бы никто и слушать не стал. А уж если начали слушать… Убеждать он умел, вы же знаете. «Ящик» сначала хотели на Украине строить на Припяти, чтобы, так сказать, одним ударом двух зайцев, но Алексей отказался. Категорически, наотрез, чуть не до скандала. И, знаете, хорошо, что убедил, иначе, когда Украина уходила из СССР — могли бы остаться без производства.

Коммунистом он всегда был убежденным, сначала комсомольцем, потом коммунистом… Капитализм просто ненавидел, за преклонение перед иностранщиной и убить мог. Говорят, что в Гражданскую и убивал… Нет-нет, товарищ майор, все это, конечно, слухи! Распространяемые врагами Советской власти! Не стал бы он убивать… сам… Нет-нет, и приказывать он тоже не стал бы, не стал бы, нет! Пошутил, глупая, дурацкая шутка, простите меня, старика… Уф…

Так… это… водички можно, ага?

В общем, товарищ Фокин не зря в девяносто первом с ЧК связался. Пуго, Язов, прочие — старики, к решительным действиям не склонные. А товарищ Фокин — молодой, энергичный, в состав ЦК буквально год как вошел. Я думаю, старики решили, что если что пойдет не так — на него все и свалят. Ну а дальше вы знаете — сворачивание Реставрации, беспорядки, Вторая Гражданская…

В девяносто пятом, когда Гражданская закончилась, товарищу Фокину уже и альтернативы никакой не было. Никто другой генсека бы не потянул. А он впрягся и потянул. Восстановление народного хозяйства, Вторая Холодная, стычки на границах… Ничего, справились, вытянули… Мы — вытянули. А он… Э-эх… В таком режиме, в каком он жил — удивительно, что до шестидесяти пяти дотянул. Сердце-то не железное…

Химик-то? Да умер еще в семидесятых. В институте какой-то очередной опыт ставил, то ли глотнул что-то не то, то ли нюхнул… Может, на себе эксперимент ставил… В общем, нашли его утром в лаборатории, холодного уже.

Я так думаю, товарищ майор, если бы не Химик — нифига бы у нас не было. Похоже, его наркотик дурацкий Алексею как-то мозги раскрепостил, так что тот думать стал лучше… Наверное. Ну, других причин я не вижу… Какие могут быть другие причины?

Запись беседы с гр. Трифолевым К.А., 1950 г.р. осуществлена в 13:50 01.10.2015 года на электронный диктофон УЗЗ-711 «Неясыть», Комитет государственной безопасности СССР, Москва, пл. Дзержинского, д. 2, каб. 215