Графиня Кейт

Глава XVI Тетя Эмили

На другой день Кейт была еще не совсем готова, когда послышался звонок и в классную комнату вошел высокий мужчина с черными с проседью усами и седыми волосами.

— Ты не ожидала меня так рано? — спросил дядя Джайлз.

Кейт вскочила.

— Я не думала, что вы приедете перед завтраком… — пробормотала она и, стремясь поскорее убежать от страшного гостя, помчалась надевать шляпку.

Но в дверях ее остановила леди Барбара.

— Дядя Джайлз приехал за мной! — сказала Кейт, намереваясь улизнуть от тетки.

— Кэтрин, — остановила ее леди Барбара, — сове тую вам помнить, что живость и необузданность неприличны в любое время, а особенно, когда находишься рядом с людьми, убитыми горем. Сомневаюсь, что вам знакомо чувство уважения к другим. Однако не забывайте: от впечатления, которое вы произведете на дядю Джайлза и его супругу, будет зависеть, расскажу я им или нет то, о чем сама с удовольствием желала бы забыть…

Сердце Кейт затрепетало. Она молча поднялась к себе в комнату, думая о том, как жестоко было со стороны тетки отравлять ей даже невинное удовольствие — прыгать и веселиться на свободе.

Надев шляпку, она спустилась вниз, где леди Барбара наказывала своему брату хорошенько присматривать за девочкой.

— Если присутствие Кэтрин слишком затруднит Эмили, — говорила тетка, — напиши мне записку. Тогда я или моя горничная приедем, чтобы взять ее домой.

«Она представляет меня каким-то диким зверем!» — подумала Кейт.

— Эмили хорошо знает, как надо обращаться с детьми! — усмехнулся полковник. — Прощайте.

«Что это значит, обращаться с детьми?» — размышляла юная графиня, шагая возле дяди, не смея произнести ни слова и чувствуя почти такой же конфуз и страх, как если бы находилась на улице одна. Дядя тоже молчал.

Когда они дошли до перекрестка многолюдной улицы, дядя взял девочку за руку. И Кейт вдруг почувствовала, как ее ладонь сжали крепкие пальцы полковника. Она с испугом подняла на него глаза, не догадываясь, что должно было означать это пожатие, но темные и нежные глаза смотрели спокойно.

— Мне всего лишь хотелось побыстрее миновать мостовую, — проговорил дядя.

Когда они наконец дошли до гостиницы, им навстречу вышла миссис Умфревиль — с тем же милым выражением лица, которое так понравилось Кейт. Она помогла девочке снять салоп, пригладила ей волосы и посадила за стол.

Во время завтрака Кейт пришлось молчать, ибо дядя с теткой читали письма из Индии, потом говорили о разных предметах, которых она не понимала. Однако, несмотря на это, Кейт чувствовала, как нежно заботились они о том, чтобы накормить свою гостью тем, что ей больше нравилось.

Голос тети Эмили напоминал юной графине густые ноты воркующих голубей в Олдбороу. Бог знает, как долго могла бы Кейт с удовольствием слушать тетку, даже если бы та только и толковала об Индостане, как теперь!

После завтрака полковник, взяв шляпу, вышел, а миссис Умфревиль обратилась к Кейт:

— Теперь, друг мой, ты мне поможешь разобрать разные вещи, которые я привезла из-за границы.

— Ах, как я это люблю! — ответила Кейт, с облегчением ощущая, что с уходом дяди с ее души словно свалилась какая-то тяжесть.

Миссис Умфревиль позвонила в колокольчик, и через несколько минут слуга внес в комнату большой сундук, сделанный из пахучего индийского дерева и украшенный прекрасной резьбой. Чего в нем только не было! Два больших рабочих ящика из слоновой кости, с полосками и кругами из мозаики; несколько прехорошеньких маленьких ящиков из мягкого кипарисового дерева…

А какие шахматы слоновой кости извлекла из сундука Кейт! Короли восседали на слонах с балдахинами над головами, каждый из слонов держал в хоботе по тигру. Вместо королев (ведь королев на Востоке нет) были великие визири, которые тоже сидели на слонах, только слоны их были поменьше. У офицеров слоны были еще меньше. Вместо коней тут были люди, сидящие на лошадях, а вместо тур — тоже люди, только на верблюдах. Пешек заменяли пехотные солдаты: белые — с ружьями, а черные — с колчанами и стрелами. Кейт была в восхищении, каждую фигуру рассматривала отдельно и страстно желала сыграть хоть одну партию.

Еще в сундуке обнаружилось целое собрание шариков, вырезанных из слоновой кости как кружева, они свободно вкладывались один в другой. Потом были извлечены на свет футляры для карт, различные ярко-красного цвета шкатулочки, пестрые раковины, китайские картинки и чудесные индийские куклы.

Невозможно описать, какое прекрасное зрелище представляли все эти выложенные предметы и с каким наслаждением Кейт останавливалась над каждым из них! Как увлекательно тетка рассказывала о предназначении каждой вещи и о том, откуда их привозят, как весело она отвечала на все вопросы Кейт!

— Многие из этих вещей, — сказала миссис Умфревиль, — предназначены нашим здешним друзьям. Вот этот индийский шарф и кашемировая шаль — для твоих двух теток, а шахматы — для лорда Лапоэра.

— Ах, тетя Эмили! Мне так хочется сыграть ими хоть одну партию!

— Я с удовольствием сыграю с тобой, если ты пообещаешь осторожно обращаться с тонкой резьбой, — ответила миссис Умфревиль без сопротивления, которого с трепетом ожидала было Кейт. — Только сначала помоги мне распределить другие вещи. Один из рабочих ящиков дядя хотел подарить тебе.

— Ах, тетя Эмили, что за прелесть! Имея такой прекрасный ящик, я буду вышивать с куда большим удовольствием! — воскликнула Кейт, разглядывая каждое углубление в своем подарке. — Тут так много места, что можно лечь спать! А кому другой ящик?

— Фанни Лапоэр, крестнице моего мужа.

— Как я этому рада! Фанни умеет так хорошо шить!

— Ты должна помочь мне распределить и другие подарки. Вот это, — улыбнулась миссис Умфревиль, показывая на шарф и на платье, украшенное серебристыми пластинками, — это моим молоденьким двоюродным сестрам. Осталось придумать, что больше подойдет другим Лапоэрам и твоим двоюродным сестрам в Олдбороу.

— Моим! В Олдбороу?! — воскликнула Кейт. — Им тоже достанется что-то из этих прелестных вещей?

— Конечно. Мы с твоим дядей хотели бы сделать подарки всем…

Тетя Эмили не успела закончить фразу, поскольку Кейт подлетела к ней и крепко обвила руками ее шею.

Когда миссис Умфревиль, освободившись наконец из жарких объятий, поцеловала девочку, та сложила руки на груди и поклонилась тетке:

— Ах, благодарю вас! Тысячу раз благодарю!

— Душа моя, только не сойди совсем с ума от счастья, а то наступишь еще, пожалуй, на какую-нибудь из этих вещиц, и тогда они уже ни на что не будут годны. В толк не возьму, отчего ты так радуешься?

— Ну как же! Ведь в Олдбороу так редко появляются хорошенькие вещицы!

— Вот как! Тогда скажи: ты будешь довольна, если мы пошлем эту шаль мисс Вардур?

Шаль была прекрасная, из мягкой кашемировой шерсти; яркие цветы на ней были так искусно подобраны, что она казалась и нарядной, и скромной одновременно. Однако Кейт довольно неблагосклонно взглянула на нее.

— Подумаешь, шаль! — сказала она. — Пожалуйста, дайте лучше Мэри рабочий ящик.

— Но ведь он назначен леди Фанни!

— Да ведь я говорю о своем, — возразила Кейт серьезно. — Если бы вы только знали, какая я безалаберная… Мне нельзя давать хороших вещей, ведь у меня все быстро приходит в негодность и смешивается в кучу. А у Мэри вещи всегда в таком порядке! Да и шьет она куда лучше меня, не говоря уж о вышивании… Все, что носит малышка Лили, сделано руками Мэри. Поэтому ей такой ящик подходит куда больше, чем мне! А то сейчас она хранит нитки в старой голубой шкатулочке, которая уже вся истрепалась…

— Нам с тобой нужно прежде узнать, что скажет на это твой дядя, — ответила миссис Умфревиль. — Он же назначил этот ящик тебе.

— Вы только не думайте, что ящик мне не нравится, — сказала Кейт с заблестевшими глазами. — Напротив, он мне ужасно нравится, и потому-то мне и хотелось бы, чтобы он достался Мэри!

— Я вижу, душа моя, — улыбнулась тетка и поцеловала девочку. — Но мы поговорим еще об этом позже. Может быть, Мэри предпочтет индийскую шаль.

— Мэри не пустая девушка, у нее нет глупых причуд! — воскликнула Кейт. — Это правда, что она всегда очень мило одета, но потому только, что ничего не рвет и очень бережлива. Я сама слышала, как папа говорил, что туалет Мэри стоит не дороже моего и Сильвиного!

— Хорошо, посмотрим! — ответила миссис Умфревиль, недоумевая, почему шаль не может быть подходящим подарком для бережливой девушки.

Между тем Кейт, бесцеремонно осмотрев прекрасный ящик из кипарисового дерева, назначила его Сильвии, китайские картинки отложила для Лили, остальные же драгоценности распределила между детьми Лапоэров.

Затем начались сопровождаемые шумными восклицаниями заворачивание и укладка всех вещей обратно в сундук. Когда последняя вещичка была спрятана, оставалось время сыграть партию в великолепные шахматы. По правде говоря, Кейт находила удовольствие не в самой игре, а в возможности прикасаться к точеным фигуркам. Передвигать их нужно было с большой осторожностью. И — удивительная вещь! — Кейт так аккуратно обращалась с ними, что не уронила ни одной. Куда только делась ее обычная неуклюжесть! Девочка так свободно чувствовала себя в присутствии милой и ласковой тетушки, что и сама забыла о своей всегдашней неловкости.

После обеда Кейт отправилась с теткой в магазин, а оттуда они заехали за дядей, который к этому часу должен был уже закончить свои дела у адвоката. Упоминание об адвокате насторожило юную графиню, которая по-прежнему внутренне трепетала при мысли о лорде-канцлере, и теперь, когда они с теткой ехали по мирной улице, где жил адвокат, пылкое воображение рисовало ей страшные картины: вот она попала в заговор, и сейчас ее передадут в когти лорда-канцлера.

Впрочем, миссис Умфревиль невольно облегчила переживания Кейт, задав вопрос о семействе Вардуров. Юная графиня, отвлекшись от мрачных мыслей, пустилась в красноречивый рассказ об обитателях дома священника и даже не заметила, как они оказались у двери адвоката. Дядя Джайлз уже ожидал их, и все вместе они отправились в гостиницу.

Всю дорогу полковник беседовал с женой о посещении адвоката, лишь изредка бросая на Кейт короткие взгляды. Девочке показалось, что разговор гораздо больше относился к ней, нежели к делам Умфревилей. Глядя в окно, она старалась уловить смысл беседы, но безуспешно.

Возвратившись в гостиницу, миссис Умфревиль нашла на своем столе записку.

— Мне лучше туда поехать без промедления, — сказала она, прочитав ее и передав мужу.

— Не будет ли это для тебя слишком тяжело? Перенесешь ли ты? — спросил дядя очень тихо, и Кейт заметила в его лице то же самое сдержанное нервное подергивание, которое уже видела, когда полковник остался наедине со своей сестрой Джейн.

— Я справлюсь! — с жаром ответила тетка. — Для нее это будет таким утешением… Поеду тотчас же!

Миссис Умфревиль растолковала Кейт, что полученная записка была от бедной больной леди, сын которой находился у них в полку в Индии. Этой женщине хотелось о нем что-нибудь узнать, но завтра она должна уехать из города.

— Что бы тебе дать, чтобы ты не скучала в мое отсутствие, душа моя? — спросила миссис Умфревиль. — Боюсь, что наши книги тебе покажутся неинтересными…

Кейт очень хотелось попросить тетку, чтобы та взяла ее с собой и позволила посидеть в экипаже, пока сама будет наносить визит. Так будет лучше, чем остаться один на один со страшными черными усами! Но Кейт не высказала тетке свою просьбу, боясь расстроить ее.

— Пожалуйста, позвольте мне написать письмо Сильвии, — сказала она вместо этого.

Миссис Умфревиль заботливо устроила девочку у маленького столика, дав ей лист бумаги и письменные принадлежности, и уехала.

Полковник тоже принялся что-то писать. Кейт не смела заговорить с ним, но начала посматривать на дядю исподлобья и увидела, как он положил вдруг перо и так глубоко вздохнул, как она еще не слышала, чтобы он вздыхал при жене. Казалось, ему было так тяжко, что перенести этого он не мог.

Кейт почувствовала сильную жалость к дяде. Ей хотелось подойти к нему, взять его за руку и поцеловать, но она не решилась, боясь показаться нескромной или навязчивой.

Через некоторое время дверь отворилась, и слуга доложил о лорде Лапоэре.

Кейт привстала, но давние друзья обнялись, даже не обратив на нее внимания. Лорд Лапоэр, с полными слез глазами, проговорил срывающимся от волнения голосом:

— Джайлз, дорогой мой! Как я рад, что ты снова на родине! Прими мои соболезнования… Как Эмили?

— Она совершенно здорова, — ответил полковник спокойным голосом, но его лицо исказила судорога. — Поехала повидаться с миссис Дьюси, матерью того молодого человека из моего полка, что был ранен вместе с нашим Энтони. Эмили ухаживала за ним в госпитале.

— Не будет ли эта встреча для нее слишком тягостной? — осторожно поинтересовался лорд Лапоэр.

— Ни одно доброе дело не будет для Эмили в тягость, — ответил полковник, и голос его дрогнул.

Кейт тихонько уселась на стул. Она осознала, что ей не следует сейчас привлекать к себе внимание, и ее это нисколько не обидело. День, проведенный здесь, почти заставил ее забыть о том, что она графиня. Она чувствовала себя обыкновенной маленькой девочкой.

Друзья были слишком заняты друг другом, чтобы думать о Кейт. Она сидела в сторонке, они же разговаривали, придвинув свои стулья к огню и близко нагнувшись друг к другу.

Кейт понимала, что прерывать их не нужно. Дядя знал о том, что она находится в комнате, следовательно, может слышать их разговор. Девочке же давно хотелось узнать, что случилось с Фрэнком и Энтони Умфревилями, только она не смела об этом ни у кого спросить.

Оказалось, что сыновья полковника, прежде чем отправиться в полк, оставались в Англии у лорда Лапоэра, который заменил им отца. И теперь полковник рассказывал своему другу о том, как они воевали в Индии. Он говорил об их храбрости и особенно о терпении и хладнокровии Энтони во время его продолжительной и тяжкой болезни. О том, как он, не заботясь о себе, умолял отца ни в коем случае не покидать своего поста и, уже не надеясь на выздоровление, терпеливо покорился своей участи. И о том, как он умер по дороге в Англию, беспокоясь только об одном — о родителях.

— И как Эмили это перенесла? — спросил Лапоэр.

— Довольно стойко, — ответил полковник. — Энтони всегда говорил, что там, где нужно оказать кому-нибудь помощь, она никогда не упадет духом. В первые дни я был совершенно убит горем, и она сидела возле меня. А потом, когда мы возвращались в Англию, на нашем корабле оказалась одна бедная, молодая, но больная женщина, за которой Эмили ухаживала день и ночь.

— Мне кажется, будет лучше, если вы какое-то время поживете у нас…

— Благодарю тебя!.. Может быть, впоследствии. Но сейчас я еще не знаю, в состоянии ли мы будем перенести жизнь в твоем доме, ведь у вас дети… Не будет ли это тяжело для Эмили? То же самое было после смерти наших маленьких дочерей. Я тогда повез жену к одному из наших друзей. Эмили все время проводила с детьми и казалась вполне удовлетворенной. Но я никогда не забуду, в каком изнеможении она находилась потом!

— Не буду настаивать. Переезжай к нам, когда тебе будет угодно. У вас будут отдельные комнаты, и нас вы будете видеть только, когда пожелаете. Скажи мне только, что ты намереваешься теперь делать?

— Я сам пока не знаю. Тут у нас есть некоторые собственные заботы, да еще дела бедной маленькой внучки Джеймса могут нас немного задержать.

«Интересно, кто такой этот Джеймс?» — подумала Кейт, но продолжение разговора не дало ей надолго сосредоточиться на этой мысли.

— Знай, что я всегда буду рад тебя видеть. В моем доме для вас с Эмили все уже приготовлено, — сказал Лапоэр.

— Спасибо. Если только Эмили… Да мы увидим, когда она вернется. Нужно что-то решить насчет этого несчастного ребенка. Ты часто ее видел?

Кейт понимала, что ей следовало бы сейчас напомнить двум мужчинам о своем присутствии, но ее сердце слишком сильно билось от волнения.

— Не так часто, как я бы того желал, — ответил лорд Лапоэр. — Она умненькая маленькая обезьянка, и наши девочки от нее в восторге. Но Барбара считает, что я балую детей, и нечасто отпускает ее к нам.

— Незадолго до смерти Энтони я как-то один сидел у его постели, — проговорил полковник, сдерживая слезы. — Наш мальчик тогда улыбнулся мне и сказал: «Та маленькая девочка на Брутон-стрит, должно быть, именно то, что нужно для матушки!»

Лорд Лапоэр кивнул:

— Он был мудр не по годам…

— Надо тебе сказать, — продолжал полковник, — что после смерти жены преподобного Вардура моя Эмили не переставала думать о том, чтобы взять сиротку к себе, но я не решался отнять ребенка у сестер. Я думал, что девочка будет счастливой находкой для нежного сердца Джейн. Да и Барбара, если только зажила ее старая рана, захочет с любовью употребить свой здравый смысл на воспитание сироты. Мне казалось, что их жизнь таким образом оживится, к тому же к их доходам прибавится значительная сумма. И что же я теперь вижу? Барбара не любит эту девочку и держит ее как под арестом!

Желание открыть всю правду победило страх Кейт. Испугав и сконфузив двух джентльменов, она вылетела из своего угла:

— Нет, нет, дядя Джайлз! Все это… Это оттого, что я однажды убежала из дому! Тетя Барбара обещала, что она не расскажет вам об этом! Потому что если вы узнаете, то… то будете меня презирать! А вы, — продолжала она, обращаясь к Лапоэру, — вы никогда мне больше не позволите играть с Грейс и Аделаидой!

Выпалив все это единым залпом, Кейт покраснела и закрыла лицо руками. Она уже была готова выбежать из комнаты, но вдруг почувствовала, как кто-то нежно обнял ее и посадил к себе на колени. Кейт думала, что это ее приятель лорд Лапоэр, но по голосу узнала дядю, который самым милым и мягким тоном сказал ей:

— Душа моя, я никогда не презираю того, в ком вижу правду. Расскажи мне, в чем было дело. Или если хочешь, расскажи это тете Эмили.

— Я вам расскажу, — ответила Кейт, и весь ее страх перед дядей вдруг пропал. — Ах, нет, лорд Лапоэр, вы не уходите, пожалуйста! Я хочу, чтобы и вы знали: причина, по которой я не должна больше играть с Грейс и Аделаидой, совсем не ничтожная!

Нежное пожатие руки дяди подбодрило девочку, и она продолжила:

— Я убежала потому… Потому, что мне хотелось… вернуться домой!..

— В Олдбороу?

— Да… да! Это было очень дурно! Папа… дядя Вардур объяснил мне это!

— Но отчего же ты так сделала? — спросил ласково дядя. — Не бойся, скажи мне!

— Оттого, то я рассердилась. Тетя Барбара не пускала меня к другим Вардурам и хотела, чтобы я написала… написала неправду.;. А когда я сказала ей, что это ложь, она отправила меня наверх и велела мне там оставаться до тех пор, пока я не напишу письма и не попрошу у нее прощения. Поэтому я и убежала… И по железной дороге приехала домой. Я не знала, что это так дурно, а то, право же, не сделала бы этого!

Кейт спрятала свое пылающее лицо на груди дяди и немало удивилась, услышав последовавшие затем слова лорда Лапоэра.

— Гм! Признаюсь, если бы Барбара взяла меня к себе на воспитание, я бы удрал от нее в первую же неделю!

— Пожалуй, что так, — сказал полковник.

И тут лорд Лапоэр увидел на лице своего друга то, чего Кейт заметить не могла, — первую тень улыбки.

— Пожалуй, что так! — повторил полковник, прижимая к себе дрожащую девочку. — Надо сказать, Барбара не ошибается, считая тебя человеком, который способен портить молодежь! Ты не суди об этом, девочка, так же легко, как мой друг…

— Ах, нет, никогда! Папа был этим так поражен!.. — и Кейт снова залилась краской стыда.

— Но хорошо все-таки то, — прибавил дядя, — что ты, бедное мое дитя, отправилась к самым лучшим своим друзьям. Ты, должно быть, много страдала, и с тех пор, как покинула Олдбороу, твоя жизнь была не совсем счастлива…

— Я сама была во всем виновата! — ответила Кейт.

— Мы подумаем о том, не может ли тетя Эмили помочь тебе исправиться. Если бы ты могла только, Кейт, постараться быть для нее тем же, чем были для нее собственные ее дети…

— Для нее и для вас тоже, — прошептала Кейт, и в эту минуту она любила старого дядю даже больше, нежели милую тетю.

Полковник прижал к себе девочку с тяжелым вздохом, который ясно доказывал, как трудно будет Кейт заменить ему потерянных сыновей. Тем не менее этот вздох пробудил в девочке не только любовь и сострадание к дяде, но и желание сделаться такой доброй и нежной, чтобы дядя и его жена были совершенно счастливы.