Остальная часть вечера прошла спокойно, ничего особенно примечательного не случилось. Миссис Умфревиль вернулась домой и горячо приветствовала лорда Лапоэра, который в свое время проявил к ее сыновьям столько дружбы и любви.
Наступили сумерки, все уселись у камина. Разговор опять начался о Фрэнке и Энтони. О Кейт снова забыли, но теперь она уже не одна сидела у окна. Придвинув скамеечку поближе к дяде и положив голову на его колени, юная графиня устремила глаза на горящие угли. Сердце девочки спокойно отдыхало, а слух внимал нежным материнским вопросам о сыновьях и ласковым ответам старого друга.
Дядя, прислонившись к спинке кресла, молчал, тетка же и лорд Лапоэр продолжали беседу. Миссис Умфревиль, казалось, вникала во все мельчайшие подробности жизни своих мальчиков в Англии. Она не только не плакала, но даже улыбалась, когда слышала что-нибудь смешное или особенное. Кейт чувствовала какое-то благоговение к ней и при виде горя своих новых знакомых все больше и больше к ним привязывалась.
Беседу прервал ужин. Кейт сидела за столом напротив лорда Лапоэра, который то и дело обращался к ней, рассказывая о том, что делают Аделаида и Грейс. Впрочем, он был серьезен и грустен, сочувствуя горю своих друзей; Кейт тоже не хотелось веселиться. Она в самом деле начинала чувствовать и надеяться, что сумеет всегда себя хорошо вести с дядей и с теткой и что с ними никогда не будет дурной девочкой и шалуньей.
Скоро слуга доложил, что за леди Кергвент приехала карета. Тетя Эмили повела девочку одеваться, и та крепко прижалась к тетке.
— Дорогая моя девочка! — заговорила тетя Эмили, обнимая ее. — Мне кажется, что твой дядя немного развеселился сегодня. Я так благодарна тебе за это! И Лапоэр был так добр, что приехал, — продолжала она, покрепче прижав Кейт к себе. — Может быть, теперь дяде будет лучше? Я так счастлива, что он опять в Англии… Приезжай к нам, Кейт, как только Барбара тебя отпустит. Это доставит дяде большое удовольствие.
«Она просит меня утешать его, а он ее!» — подумала Кейт и была так тронута, что не знала, как себя вести, поэтому только молча смотрела на тетку.
В экипаже дядя Джайлз посадил ее к себе на колени:
— Я переговорю с Барбарой, и мы увидим, когда можно будет взять тебя к нам, душа моя.
— Ах, устройте это поскорее! — ответила Кейт.
— Это будет зависеть от твоей тетки. Ты все-таки будь послушной. Барбара ведь много страдала в жизни и о себе мало думает, так хоть уж ты о ней побеспокойся.
— Я не знаю, дядя Джайлз, как это сделать, — откровенно призналась бедная Кейт. — И дома мне все говорили, что я ни о ком не думаю…
— Старайся! — заметил серьезно полковник.
Кейт было немного испугалась, но он продолжал уже добрым голосом:
— Ты сказала «дома». Что для тебя дом: у сестер моих или в Олдбороу?
— В Олдбороу, дядя Джайлз!
— Старайся, — повторил полковник, — ты уже выросла, не ребенок.
— Дядя, можно мне попросить вас об одной вещи?
— Что такое?
У Кейт от волнения сжалось горло, но она преодолела себя и произнесла:
— Пожалуйста, не думайте, что это Вардуры виноваты в том, что я такая дурная! Я знаю, что я шалунья, гадкая, с прескверными привычками, но это моя, моя собственная вина, право же, и ничья больше! Мэри и дядя Вардур хотели исправить меня… А я…
— Душа моя! — сказал полковник и взял девочку за руку. — Я совершенно уверен в том, что мистер Вардур учил тебя только хорошему. Мне очень приятно видеть, что ты его любишь и почитаешь настолько, насколько может ребенок твоих лет и насколько он это заслуживает. Сохрани эти чувства в своей душе навсегда. И признательность твоя еще больше возрастет, когда ты узнаешь обо всех жертвах, на которые он пошел ради тебя!
Для Кейт этих слов было слишком много, чтобы она могла на них ответить, поэтому она только крепче прижалась к дяде. А он продолжал:
— Я бы очень хотел видеть его, но сейчас не могу решиться расстаться с женой. Не может ли он приехать в Лондон?
Кейт вздохнула.
— Боюсь, что нет… Сильвия говорила, что у него теперь совсем нет денег. Ведь ему очень дорого обошлось привезти меня сюда в первом классе…
— Вот видишь, как важно думать о последствиях своих поступков, — заметил полковник, глядя на потупившуюся Кейт. — Ну, делать нечего, нужно будет съездить к нему и к ночи вернуться…
В это время они подъехали к дому теток и вместе вошли в гостиную.
— Ну, хорошо ли вела себя Кэтрин? — осторожно поинтересовалась леди Барбара после обмена приветствиями.
— Просто отлично! — ответил полковник, и его лицо озарилось ласковой улыбкой.
Время было уже позднее, и Кейт отправили ложиться спать. На прощание она получила от дяди ласковый поцелуй.
— Христос с тобой, — сказал он.
Кейт не знала, что теперь дядя Джайлз простился с ней так, как привык прощаться на ночь со своими собственными детьми.
Когда девочка поднялась в свою комнату, полковник взял стул и сообщил, что хочет побыть немного с сестрами, так как его жена еще беседует с лордом Лапоэром и он может не беспокоиться, что оставил ее одну.
Леди Джейн тотчас же указала брату место на диване возле себя, а леди Барбара ласково на него посмотрела.
— Давайте поговорим об этом ребенке, — предложил полковник.
— Я тоже хотела обсудить этот вопрос, — ответила леди Барбара, — и ожидала только вашего возвращения, чтобы принять решение относительно Кэтрин.
— Принять решение?
— Нужно пристроить ее куда-нибудь!
— Самое лучшее для нее место — у меня или у вас.
За этими словами последовало несколько минут молчания.
— Ах! Джайлз, Джайлз! — воскликнула наконец леди Джейн и нервно схватила руку брата. — Не будь с ней слишком строг! Это несчастное маленькое создание!
— Зачем же мне быть строгим, Джейн? — удивился полковник. — Мне кажется, Кейт — совершенно нормальный ребенок…
— Я не буду углубляться в подробности, — вмешалась леди Барбара, — но девочка была так скверно воспитана, что за ней требуется постоянный надзор. Жизнь Кэтрин в нашем доме нанесла здоровью Джейн так много вреда, что я не советую вам пробовать это на себе, особенно при настоящем расположении духа Эмили!
— Напротив, Эмили будет очень полезно посвятить свои заботы сиротке. Я хотел бы знать: что ты видишь дурного в этой девочке, Барбара?
— Все ее поведение, за то время, как она у нас… — начала было леди Барбара.
— Не говори общими словами, Барбара! Я имею такие же права на этого ребенка, как и вы с Джейн. Поэтому изволь изложить факты.
— Дело в том, Джайлз, — сказала смущенная леди Барбара, — что я обещала Кэтрин не рассказывать тебе о ее главном проступке, если она будет хорошо себя вести…
— Довольно безрассудное обещание, Барбара! По-моему, ты наносишь только вред ребенку, скрывая что-то от меня, вместо того чтобы прямо сказать, в чем дело. Однако ты уже свободна от своего обещания: Кейт сама мне все поведала.
— Рассказала? Тебе? Да у этой девочки нет никакого стыда! Я с таким трудом старалась скрыть…
— Напротив, Барбара: ей было очень стыдно! Я сам поступил неосторожно: мы с Лапоэром, забыв совершенно о том, что девочка находится в комнате, разговорились, и я спросил у него, заметил ли он твое явное недоверие и нелюбовь к ней. Природная справедливость заставила Кейт напомнить нам о себе: она выступила вперед и начала обвинять только себя!
— В присутствии лорда Лапоэра?.. И ты это позволил, Джайлз? — воскликнула в отчаянии леди Барбара. — Теперь все кончено! Их семейство будет говорить об этой истории, и репутация Кэтрин пострадает…
— Да ведь Лапоэр немного знает натуру этого ребенка, — улыбнулся полковник.
— Мужчины всегда готовы поощрять дурных детей, — горячилась леди Барбара, — а потом сами же их и осуждают! Я предчувствовала, что от этой девочки можно ждать только неприятностей!
— Ах, Джайлз, да объясни же Барбаре, что Кейт не так дурна, как ей кажется! — вступилась за племянницу леди Джейн. — Она еще дитя… бедная, маленькая голубка!..
— Пока еще не могу, — ответил полковник, — ведь я выслушал только одну сторону, одного противника.
Леди Барбара тяжело вздохнула и рассказала брату все, что лежало у нее на душе.
— Ребенок правдив и чистосердечен, — заметил полковник, когда она закончила. — Ты должна радоваться, Барбара, что своей системой воспитания не до конца уничтожила в ней откровенность.
— Но ведь ты не думаешь, Джайлз, — вступила опять леди Джейн, — что это Барбара заставляла девочку лгать?
— Нет, конечно! — ответил полковник. — Здесь было только неумение взяться за дело. Недоверие, предположение, что ребенок может сделать бесчестный поступок… Вот что было причиной всего произошедшего!
— Я вполне доверяла Кэтрин, пока ее поступки не убедили меня в ее лживости и испорченности, — холодно произнесла леди Барбара.
— А я никогда никого не обвиняю во лжи, прежде чем своими глазами не увижу, что мое доверие употреблено во зло, — заметил полковник.
— Теперь я понимаю, в чем дело, — сказала леди Барбара. — Ты просто согласен с противной стороной, а потому и возражать тебе больше не буду. Впрочем, должна признаться, что положительно не умею обращаться с детьми, и если и взяла на себя воспитание Кэтрин, то лишь из чувства долга, по обязанности!
— По обязанности, Барбара? — переспросил полковник.
— Да, по обязанности! Это был мой долг перед всем нашим семейством! — с вызовом ответила леди Барбара.
— Ну, значит, мы смотрим на это дело с различных точек зрения, — сказал полковник. — Я полагал, что твоим долгом было заняться девочкой, когда она осталась сиротой, оставленной на руках у бедных людей, которых тяготило попечение о ней. И очень может быть, что если бы ты взяла Кейт тогда, вместо того, чтобы ждать случая, который сделал ее главой нашего семейства, то за добросовестный уход за ней ты получила бы от малышки искреннюю привязанность…
Леди Барбара была готова заплакать от уязвленного самолюбия, ибо видела, что даже сестра Джейн была против нее.
— Когда мы возвращались в Англию, — продолжал полковник, — Эмили высказала желание взять девочку к себе. Но я полагал, что вы с Джейн уже успели полюбить Кейт и нашли в малышке новую отраду в жизни. Я думал, что твоя душевная рана, Барбара, уже затянулась и ты способна будешь передать девочке свой ум и свою высокую нравственность, поэтому не хотел мешать вашему счастью… Но что же я увидел по возвращении на родину? Ребенка в положении пленника! Ты стараешься отдалить девочку от друзей, к которым она должна питать чувство благодарности как дочь. От Кейт же я слышу не жалобы на тебя, а самое грустное, какое только может иметь ребенок, мнение о себе: что она никогда не ведет себя хорошо! После этого, Барбара, я думаю, тебе не будет обидно, если я попрошу тебя поскорее отдать ребенка моей жене!
— Хоть завтра, если хочешь! — воскликнула леди Барбара. — Я держу Кэтрин в нашем доме только из чувства долга. Она чуть не стала причиной смерти Джейн, и я не оставлю ее здесь ни на одну лишнюю минуту!
— Барбара, Кейт не причинила мне никакого вреда! — со слезами на глазах запротестовала леди Джейн. — Ах, Джайлз! Сестра просто опасается за мое здоровье! Это все потому, что я такая нервная… Если бы не это, то милую девочку можно было бы сделать совершенно счастливой…
— Господи, Джейн, теперь ты всю ночь не будешь спать! — спохватилась леди Барбара. — Право, Джайлз, нельзя было выбрать другое время для таких разговоров! Ах, этот ребенок просто несчастье для всех нас! Божье наказание!
— Смею надеяться, что через несколько лет ты будешь думать иначе, — проговорил полковник. — Но хорошо ли ты подумала? Ты и в самом деле хочешь, чтобы девочку забрали завтра?
— Да, если только это не расстроит Эмили. Кэтрин может побыть у нас до тех пор, пока вы не закончите всех своих дел. Ты ведь не знаешь, что это за ребенок!
— Эмили приедет к вам завтра и все решит! — сказал полковник. — Я с ней еще не говорил, но думаю, она по-прежнему хочет оставить девочку у себя.
— А вы будете с малышкой терпеливы? Сделаете ее счастливой? — спрашивала леди Джейн, пожимая руку брата.
— Все, что находится возле Эмили, окружено добротой и заботой, — улыбнулся тот.
— Но хватит ли у нее сейчас сил? — волновалась больная.
— У моей жены всегда хватает сил на то, чтобы сделать счастливым другого, — ответил полковник, и слезы заблестели на его темных ресницах.
— А ты сам, Джайлз? Не будешь ли ты слишком строг с бедным ребенком, который чересчур резв?
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Джейн, — вздохнул полковник. — Не скрою, я был, пожалуй, слишком требователен к своим сыновьям. Но, право же, мой друг, я переменился: горе сделало меня более мягким и терпеливым.
Он помолчал минуту, а потом обратился к леди Барбаре:
— Прости меня, сестра, если мои слова показались тебе грубыми или несправедливыми! Ты всегда все добросовестно исполняешь, и, если я был раздражен, то причиной тому лишь вид запуганного и несчастного ребенка. Своей грубостью я доказал, что в моем джентльменском воспитании есть изъяны. Но мне все-таки жаль, что я огорчил тебя!
Леди Барбара, которая до сих пор удерживалась от слез, наконец разрыдалась.
— Ты прав, Джайлз! — проговорила она сквозь слезы. — Любви к этому ребенку у меня не было… Это дурно с моей стороны, и, если бы я поборола свое чувство, когда умерла мать Кэтрин, для всех нас было бы лучше. Но теперь слишком поздно! У нас уже есть свои привычки, и я не могу воспитать эту девочку и сделать ее счастливой! Пусть она живет с тобой и Эмили. Если ты, Джайлз, захочешь привозить ее к нам, то я постараюсь…
Последние слова утонули в бурных рыданиях.
— Ты хочешь, — сказал ласково полковник, — чтобы между вами больше не было ежедневных столкновений. Я понимаю это, милая Барбара. Если я хлопочу о том, чтобы взять ребенка к себе, то для того, чтобы его воспитать в любви и приучить к самообладанию. Я сам всю жизнь страдаю от того, что в детстве во мне не искоренили вспыльчивость и необузданность!
На другой день в дом сестер Умфревиль приехала жена полковника, чтобы увезти юную графиню с собой в приготовленный для них лордом Лапоэром дом.
Кейт была смирна и тиха. Она сознавала, что совершила много дурного во время своего пребывания у теток, и ей было совестно. Леди Барбара с утра была необыкновенно добра к девочке, а леди Джейн долго целовала племянницу и сожалела о том, что не могла доставить ей больше счастья.
— Ну что вы, тетя Джейн! — утешала ее Кейт. — Во всем виновато мое дурное поведение. Тетя Эмили, наверное, меня исправит. Да и может ли быть что-нибудь дурное в доме дяди Джайлза? А я вам вот что скажу, тетя Джейн: когда вы будете приезжать к нам, я буду вас катать в открытой коляске, запряженной парой отличных пони! — говорила Кейт.
Прощаясь с другой теткой, девочка искренне сказала ей:
— Тетя Барбара, мне очень грустно, что я вас так ужасно мучила!
— Мы обе были виноваты, друг мой, — с достоинством ответила леди Барбара. — Может быть, еще придет время, когда мы лучше будем понимать друг Друга!
Оказалось, что дядя Джайлз с первым поездом отправился в Олдбороу и повез с собой два ящика и шаль. А вечером в дом Лапоэров он вернулся не один. С ним приехала… Мэри Вардур! Полковник уговорил ее поехать на несколько дней в Лондон, чтобы присмотреть за двоюродной сестрой, пока все не будет окончательно устроено, и переговорить с миссис Умфревиль насчет характера девочки и насчет того, что именно требуется для его исправления.
Через несколько дней Кейт увидела и лорда-канцлера, которого нашла совершенно таким же человеком, как и все смертные. Верховный судья спросил у девочки, у кого она хотела бы жить: у полковника Умфревиля и его жены или у леди Барбары и леди Джейн? Нетрудно догадаться, что на это ответила юная графиня.
Тогда было решено, что Кейт станет жить с дядей Джайлзом и тетей Эмили в замке Кергвент, где постепенно обучится всему, что требует от нее высокое положение. Перед отъездом из Лондона миссис Умфревиль подыскала для своей воспитанницы милую молодую гувернантку, которая могла бы стать девочке и подругой, и наставницей. Кроме того, тетя сказала, что после Рождества к ним приедет Сильвия, чтобы брать уроки у гувернантки вместе с Кейт.
Юная графиня, конечно, не всегда держала данное себе обещание никогда не шалить. Но дядя Джайлз и тетя Эмили умели ненавязчиво заставить воспитанницу сожалеть о своих проказах и этим многократно увеличивали в ней желание исправиться.
Со временем Кейт чувствовала все большую любовь к дяде и тетке, которые, со своей стороны, окруженные новыми занятиями и интересами, мало-помалу забывали о своих ужасных потерях и горе и всей душой привязались к девочке, находившейся на их попечении, как к своему собственному родному ребенку.
Кейт до сих пор называет преподобного Вардура папой. Сильвия проводит половину своего времени с ней. По внешности и манерам многие и теперь находят Сильвию Вардур больше похожей на графиню, чем леди Кергвент. Но подруг по-прежнему связывает самая крепкая и нежная дружба.