Грань

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ Не быть козой

— Ну, что думаешь? — спрашиваю.

— Нормально, — говорит Рик. — Должно получиться.

— Поможешь?..

Он только смотрит, осклабившись.

Рик приехал вместе со мной на новый объект. Отсюда я могла бы помахать рукой маме на работу. Мало того — новый объект напрямую связан с маминой работой.

Маминой школе не хватает помещений. Вернее, будет не хватать, когда корона устаканится, и все ученики вернутся. В городском сенате им дают опустевшее соседнее здание, в котором до короны размещался развлекательный центр. Школе даже выделяют средства на ремонт здания, который нужно будет провести до возвращения учеников. Вернее, это ремонт с элементами крупномасштабного перестраивания. Проектирует официально наш Аквариус.

Не все у нас в восторге от этого проекта, мол, браться за заказы городской администрации — дело бесперспективное. Я перед своими не афиширую, что речь тут идет о школе моей мамы — просто берусь за дело. Понимаю, что на поддержку со «школой», как я называю проект, рассчитывать не придется, зато придется перерабатывать. Что ж, мне не привыкать.

Маме решила о своем участии помалкивать, пока не обозначится продвижение. Она замечает, что я стала еще больше работать. Я лишь терпеливо выслушиваю ее пророчества, что, мол, мой трудоголизм до хорошего не доведет.

Мне никто не помогает, зато и не контролирует никто. Мне обещал свою поддержку Рик, на деле же я раздаю заказы на разные подряды его знакомым фирмам, в том числе, Аднану и его бригаде. Говорит с ними, в основном, он. Делать, вроде, что-то делают. Главное, ремонт на месте не стоит.

Что меня дернуло подключить его? Своего рода энтузиазм. Будто запал какой, зажженный от искры наших встреч. Пока у меня нет причин сожалеть о том, что дала ему загореться, этому энтузиазму.

Он рассказывает мне и о своих делах. Смеюсь, что на данный момент они у него сплошь «черные», то бишь, «левые». Светиться-легализоваться, мол, ему нельзя.

«Нельзя» — подначиваю я, — «как же. Да ты просто бабло экономишь — смотри, доэкономишься. И когда таким жадным заделался?..»

Может, Нина деньги тянет?.. Тачку-то, поди, на твои купили… Нет, Нину не вспоминаю, будто умерла она. Просто ковыряю его, мол, как это он не боится проверок, ревизий, да налоговой, в конце концов.

Он неизменно отшучивается, что дела его сейчас сплошь маленькие, не дела даже — делишки.

«Все бабки в них пихаю».

«А ну как — заложат?» — сомневаюсь я. «Подсмотрит кто-нибудь в округе».

«Не заложат, там все в округе мои знакомые или подмазанные мной».

Принимаю и это за шутку.

На самом деле он лазит где-то по краю, ему прет до поры-до времени. Но раз он сам не парится, я тоже отношусь к его «делишкам» с неким насмешливо-огрубелым пофигизмом. Своей огрубелостью этот пофигизм напоминает мне некоторые его повадки и предпочтения в постели, на которые не жалуюсь, потому что меня и саму штырит от них.

Довольно бодро продвигается перестраивание «школы». Меня осторожно похваливает Мартин. Похваливает и ни о чем не спрашивает. Он не может не догадываться, что этот мой проект «школа» — левак, только другой расфасовки. Но на «школе» висит табличка Аквариуса, все, кому не лень, табличку эту видят и значит, хорошо, если идет хорошо. Вон, оплату услуг по координации проекта нам же начислят, не кому-нибудь же. Ну, и реклама нашей фирмы, конечно.

Невероятно, но факт: нам дают Йеноптик. Вернее, Йеноптик дает нам себя. Может, помогли аудиенции тет-на-тет с энергетиком.

Кстати, об энергетиках: поговаривают, что Йонасу скоро «разрешат» Карре-Ост.

Мы же с Мартином вот-вот примем «Фриду», а Бланкенбург… приняли уже. Не вру. Лишь ставлю Мартина в известность, что это был первый и последний вокзал в моей карьере. Мартин кивает и соглашается для виду, но без промедления ставит меня на новый вокзал — супервайзером. Главное меня туда впихнуть, дальше — вопрос техники. Глядишь — осяду в проекте, и сама уходить раздумаю. Гад, конечно.

Скучать и в целом не приходится.

Я и раньше не прятала на работе наших с Риком «дел», правда, тогда никто этими делами и не интересовался. А теперь я просто во всеуслышание созваниваюсь с ним по проекту «школа».

Мне почти смешно: Рик, паразит, конечно, постепенно меня подготавливал, рассказывая про свои «делишки». Да и я тоже хороша: не только по «школе» с ним завязываюсь — обсуждаю с ним идеи для новых проектов. Будто не знаю, чем такое может кончиться. Будто мне мало дел с ним.

— Конфет, я до сих пор охреневаю. В себя не могу прийти от того, что вы с ним снова вместе, — то и дело признается Рози. — И так.

Вообще-то, когда она так говорит, у меня не хватает духу пояснить, что никакие мы не «вместе». Не хочется травмировать ее, а то она в последнее время что-то все расстраивается на мой счет.

В один прекрасный момент мне надоедают ее аханья, и я так и заявляю:

— Мы не вместе, а сами по себе.

— Да? Так это называется?

— Да. От этого так хорошо. Мы даже, когда встречаемся, не договариваемся насчет следующей встречи…

— И до следующей встречи ты… ждешь его звонка? — упавшим голосом спрашивает Рози.

— Не все так трагично. Да и когда мне ждать-то? Вон у меня сколько всего. У него, по-моему, тоже.

— Ужас. Все гораздо хуже, чем я думала.

— А что ты думала?

— Что вы по пьяне решили тряхнуть стариной. На том и поставить точку.

— Точку мы уже поставили, — усмехаюсь. — Это было в старом году. А теперь год у нас новый. И вообще, это как послесловие, а заканчивать послесловие можно и не торопиться — пусть себе будет, сколько будет.

Рози только головой покачивает.

Весьма странным образом ведет себя мама. Вернее, не того я от нее ожидала. Вернее, не ждала ничего — а от нее ничего и не слышно. Мама ни единым словечком не дает понять, если догадывается, что в моей жизни вновь появился Рик, поэтому я не знаю, что она обо всем этом думает.

А Рик… у него-то вообще проблем нет. Только, гад такой, нет-нет да и вздыхает теперь, что я, мол, такая «охуительно сладкая» и ему, мол, охота «без противогаза» со мной, а я, мол, «каз-за», все «себе на уме пожизненно» да «залететь боюсь». Когда я не спешу его разуверять, что, мол, не боюсь, он не унимается: что ж я, мол, туплю, не перехожу на таблетки, выдумала, что мне от них и раньше было «не очень».

Я подкалываю его, что на самом деле ему просто не хочется тратиться на презервативы, а про себя думаю, что презервативы может найти у него Нина, и ему неохота отбрехиваться потом.

В общем, чтобы не быть «козой», записываюсь на консультацию насчет спирали.

В больнице случайно встречаю выходящую из кардиологии маму. После ее тяжелой ангины с год тому назад у нее резко подскочила вероятность подхватить миокардит, и теперь ей приходится регулярно проходить ЭКГ и УЗИ сердца.

— А ты мне не рассказывала, что тебе — сегодня, — начинаю было.

— У тебя и своих дел хватает, — пожимает плечами мама. — Ты-то что тут делаешь?

— В гинекологическое ходила на полугодовое обследование.

— А почему здесь? — недоверчиво спрашивает мама.

— Мой гинеколог такого не делает. У меня ж теперь гормоны… ну, перебои с месячными… с тех самых пор… — вру я. — Надо проверяться.

— А ты мне не рассказывала про «гормоны» твои «месячные», — замечает мама, пристально меня разглядывая.

Мягко объясняю ей, что это рутинная проверка и рассказывать там нечего, но мама все как-то подозрительно косится на меня.

Пока идем на выход, до меня доходит, что в больничном крыле, из которого я только что к ней вышла, также расположен центр планирования семьи и репродуктивной медицины, и мама не только на меня смотрела, а еще и на таблички на стенах. Готовлюсь уже начать оправдываться, мол, я ж не туда ходила, но с удивлением замечаю, что мама не точит и не настаивает.

На выходе звонит Рик. Вскоре он уже сажает нас к себе в машину. Мама и тут не задает вопросов, очевидно, боясь «спугнуть».

Мама не знает, как у нас с ним все теперь. Наверно, думает, что «снова нормально», как если бы было нормально когда-то до этого. От этого в его машине, в их машине между нами тремя тоже становится нормально, обыденно и по-семейному даже.

Да-да, а тут еще и мои «походы в детородный центр», думаю. И — мне только кажется или Рик поглядывает на меня с довольным видом и порывается спросить, как прошло?..

Абсурд и глюк, конечно. Но мне не хочется ни просвещать маму насчет ее заблуждений, ни грустить от того, как оно все на самом деле. Наоборот, мне даже абсурдно-весело становится. Не истерически весело, а спокойно весело.

— Слушайте, а давайте на стройку заедем? — предлагаю им обоим в порыве своего этого веселья.

Рик сразу догадывается, о какой стройке речь, мама ни о чем не подозревает, но сохраняет невозмутимый вид и дает понять, что можем и заехать, мол, она никуда не торопится. Есть у моей мамы такая отличительная черта: не удивляться «при посторонних» и не показывать собственной неосведомленности, как будто чтобы не ударить в грязь лицом.

Мама не подает виду, что была ни о чем не в курсе даже, когда мы втроем подходим к почти доперестроенному новому крылу. Рик больше молчит, а я распаляюсь перед мамой, рассказываю про строительство и про то, когда предположительно все будет готово. Под конец даже спрашиваю, не будут ли у нее проходить там какие-нибудь уроки.

Мамины ответы лаконичны, однако преисполнены сдержанной гордости за свою дочь и еще некоторой удовлетворенности иного характера, рассеять которую по-прежнему не спешу. Она согласна, пусть хоть и вскользь, поведать мне, что в новом крыле действительно будет размещаться «физмат», который, Бог даст, ради такого дела еще и оборудуют и оснастят по-новому.

Затем, после осмотра объекта Рик, не спрашивая, куда ехать, отвозит маму домой. Мне интересно: надо же, помнит, где она живет, вообще — знал.

Позднее мама заявит мне:

«А он на Брэда Питта похож».

«На кого?»

«Да ладно тебе. Засранка».

Я это скажу специально — подразнить ее, мол, актер еще допотопных времен, я таких не помню, хотя, вообще-то, помню, конечно. А когда мама покажет мне фото этого самого Брэда Питта в молодости, скажу с уверенностью:

«Да ну. Этот какой-то придурковатый, смазливый красавчик. Не мужественный вообще».

«А по-моему, похож» — с еще большей уверенностью произнесет мама.

Сейчас, когда мамы больше нет с нами в машине, Рик, будто «проснувшись» после стенд-бая, мягко обхватывает мою коленку и лезет вверх по ноге — под пальто, где обнаруживает радость от того, что я сегодня оделась в вязаное шерстяное платье, коротенькое, под сапоги.

Под платьем он спрашивает у моих колготок, пролезая под ними в трусики:

— Ну че, как прошло?..

— Нормально, — отвечаю лаконично.

Чувствую, что только что обронила давешнюю веселость.

— Поставила?

— Не. Посмотрим, — говорю. — Поставлю, может.

Сама же отчего-то понимаю, что не поставлю ни за что. Чтобы не быть козой, максимум, все-таки перейду на таблетки.