Грань

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ Сказки-будни

Все, думаю с нахлынувшей откуда-то грустью, кирдык зиме.

Все чаще солнце, все чаще теплеет, чтобы, правда, потом похолодать опять. Все ветренее.

Все вопит о том, что зима прошла. Скидайте пальто, пуховики. Выковыривайте легкие куртки. Марш — в спортзал. Или на улицу — бегать. У нас в Берлине любят бегать. Марш — назначайте начало строительства, теперь вам разрешили. Не знаю, как там у них с Карре-Ост, пока вроде тихо, но ждать, по-моему, недолго — «зеленую» мэра свергнет на весенних выборах преемник — «черный», консерватор и прагматик, не зацикленный на экологии.

Да, оказывается, зима прошла. Совсем недавно, только что. Проснулись — а ее и нету.

Еще оказывается, зима, прошедшая недавно, была на редкость снежной. Снег ведь все преображает. Прячет кое-что. Недаром говорят про весеннее обострение — как тут не обостряться, если потеплеть-то толком не потеплело и черт его вообще знает, когда потеплеет. Зато снега уже не жди. Скинешь зимний прикид — ан нет, ветрюган этот пронизывает насквозь — чем тебе не гриппозная ломота, при которой морозит, как будто оголилась зря.

Короче, я и не заметила, как с вершин Олимпа меня сдуло потихоньку. Девчонки мне, конечно, предрекали, а сами, небось, тайком недоумевали, когда же это меня угораздит, когда пройдет новая-старая влюбленная обдолбанность моим любовником, когда меня перестанет колбасить в скрутках от наших с ним по-новому жарких объятий, а в промежутках между ними я перестану говорить, передвигаться и вести себя, как буйнопомешанная. А вдруг это на годы?..

Но нет, конечно. Снежок, как говорится, утек, пришел противный мартовский ветер.

Вряд ли одно с другим связано, но мое отмалчивание и в итоге фактический отказ ставить спираль совпадает со спадом некой запретно-дикой романтичности, некоторое время витавшей в наших недо-отношениях.

Правда, на седьмое мне приходит на рабочий ссылка на некий подарок, который мне предлагается «развернуть» авансом за восьмое (которое здесь не отмечают). Приходит от «анонимного» отправителя. По-видимому, отправителю известно не только, что восьмое только в Берлине, одном на всю страну, является праздником и выходным днем, но он, кроме того, прекрасно в курсе, в честь чего оно вообще.

Я по первой принимаю все за спам, хорошо хоть своевременно упоминаю об этом Рози, прежде чем донести до внимания сисадмина: удаляй, мол. Рози чуть не набрасывается на меня с кулаками, мол, попробуй только не открой. Я рискую, но несколько расхолаживаюсь, когда ссылка сулит мне QR-код, при помощи которого на некой почтово-упаковочной станции можно открыть некую дверку некого ящичка. Надеюсь, не забуду, выберусь съездить на ту станцию.

Но в общем и целом — работа ли сильнее стала заедать, а может, эта будоражащая некогда запретность — приедаться, затираться. Теперь наши встречи мало чем отличаются от того нашего с ним времени, предшествовавшего моим отлучкам и его случайной откачке у Нины. Только, похоже, откачки у него теперь со мной. Мне похрену. От перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Видимо, внешне я успокоилась, потому что Рози какое-то время больше не пристает. Может, дает себя провести и думает даже, что, мы с ним вновь кинули друг друга.

Но Каро провести сложно.

— Твоя проблема в том, Кати, что ты лжешь. Ты лжешь другим, но, что всего хуже, лжешь самой себе. Ты толкнула его в объятия другой. Ты посмеивалась над ней — о, безусловно, она тебе в подметки не годится, — да и над ним тоже. Но потом увидела их вдвоем… Как же все-таки это было больно. Неизмеримо больно. И ты ширялась этой болью до потемнения в глазах, до слепоты, как под садо-мазо. Ты накачалась ей как следует. Поверь, я знаю, как… накачиваются… Тебе срочно требовалась разрядка. Тогда-то ты снова встретила его. Ты прекрасно видела, что с ним творится то же самое. Но раз он страдает без тебя, зачем тогда ушел? Хотел попробовать другую — попробовал? Проучить тебя хотел — проучил?.. Мне кажется, ты дала себя втянуть непонятно во что и незаметно как. И теперь даже пикнуть боишься.

— Я ничего не боюсь.

— Ладно. А вот скажи: тебе Нину совсем не жалко?

— Чего мне ее жалеть? — спрашиваю прямо и настолько спокойно, что Каро даже ответить на это нечего.

Она прикусывает язык, а я смекаю, что они с Ниной, по-видимому, прошли этап «блогерша — подписчица» и теперь между ними завязалась самая что ни на есть бабская дружба. Даже если и так, меня это не останавливает и не мешает все так же спокойно и в меру откровенно рассказывать ей о встречах с официальным бойфрендом Нины. Моим любовником.

Будто в благодарность за «школу» Рик все-таки заарканивает меня «к себе». Новая схема — официально все его проекты числятся за Аквариусом — кажется ему как нельзя более удачной.

Но то ли насчет размеров своих «делишек» Рик бессовестно врал, то ли скромно приуменьшал просто, то ли тем временем сдал мелочевку и все подчистил, а вот из «больших», оказывается, сдал не всё. К моему особому неудовольствию «не всем» в первую очередь оказывается некогда-бордель «Курфюрстен-25–7», то самое, которое нынче, правда, уже без пяти минут общежитие. Что-то подсказывает мне, что Курфюрстен — это лишь верхушка айсберга.

Но черт тянет меня за язык: «придумываю» ему новый проект — упоминаю панковскую сигаретную фабрику в стиле «модерн», ту самую, которую, сколько себя помню, зову про себя «карточный домик».

Рик загорается, как одна из его сигарет от одной из его зажигалок и, недолго думая, тащит меня на объект.

Темнеет, но Рик успевает все разглядеть и хорошенько воодушевиться. Я не могла не заметить: в делах он проявляет не меньше страсти, чем в сексе.

Уже темно, но мы еще долго торчим на объекте. Прижав меня к себе левой, судорожно затягиваясь правой, Рик проводит со мной «брэйнсторминг»: кто владелец?.. Город, говорю, выкупил через приватизированную городскую компанию у частного инвестора. Под что перестраивать?.. Под социальное жилье, желательно — с детским садиком и спортивным центром для подростков, говорю, тогда сенат ни за что не откажет.

— Ни за что, — соглашается он, хищно-собственнически глядя на меня.

Карточный домик. А я смеюсь над тем, как это знаменательно — именно он собирается перестраивать сигаретную фабрику в нечто такое, что богоугоднее уж, кажется, некуда. Он бы и детскую больницу там поставил, не будь это специализированно слишком.

Затем мы с ним на словах набрасываем приблизительную схему проекта «сигаретная фабрика», как нам пока проще его называть. Карточный домик — это я больше сама с собой наедине, а для строительного проекта название, конечно, неподходящее.

Рик возбужден и решителен. Он подвозит меня до дома, где потом задерживается, чтобы очень жарко, страстно и вдохновленно позаниматься со мной любовью. Лишь глубокой ночью, чуть ли не под утро он уезжает.

Как ни парадоксально, мы с ним прекрасно вписались в обоюдный график. Мне только кажется или ему не приходится расчищать «под меня» вечер, праздник, выходные?.. Как-то оно само собой складывается — или это потому, что дела у нас с ним общие?

Какое-то время я даже сильнее начинаю подозревать, что Нина обо всем в курсе. Или у нее тоже масса дел. Или — ха-ха — тоже любовник.

Наверно, Рик отваживает ее возможные подозрения тем, что теперь интенсивнее занимается «своим бизнесом». А я — правильно, помогаю ему. Может, он даже это озвучил… хотя нет, вряд ли.

Вот, например, сегодня — пятница, мы с ним возились-возились и завозились, он и не едет ночевать домой, к ней. Причина почти уважительная: мы поехали в другой город, где так и завязли до утра.

ты где я в Панкове — пришел мне с утреца типа-наезд.

А меня там нет, я уже на стройке.

Оказалось, что сегодня он решил куда-то отправиться и из Панкова туда ближе.

Вынужденный смириться с тем, что мою «нормальную» работу мне тоже когда-то надо делать, Рик потом забрал меня со стройки — в буквальном смысле затащил в машину, в которой перво-наперво смачно обмусолил, пояснив, что соскучился.

— А куда мы едем? — поинтересовалась я, отдышавшись — и тут же запнулась в полу-ужасе: Рик стремительно и целенаправленно выруливал из города на автобан в северном направлении, то есть, на Бранденбург.

— Рик — нет, — категорично заявила ему я. — Только не говори мне, что…

На север от Берлина мог быть только Нойштрелиц.

— Нет, конечно, — серьезно сказал Рик. — Мы едем в Шверин.

Откровенно говоря, час от часу не легче: Шверин в двух с половиной часах от Берлина, почти на Балтике.

— И по какому ж это проекту?

— По нашему, — весело-предприимчиво сообщил он. — По вашему. У нас с тобой теперь проекты и ваши, и наши.

Оказалось, что по «сигаретной фабрике», конечно.

Наша намеченная схема успела проявить себя, как вполне реализуемая: я для отвода глаз представила «сигаретную» Мартину, который, уже поиграв однажды в мою игру со «школой» и заметив, что я не подставляю, толкнул проект у нас в правлении. Аквариус отклонил участие в тендере, сославшись на то, что брать заказчиком городскую администрацию не перспективно и противоречит нашей актуальной «полиси», но дал согласие на выступление в качестве координатора. На деле Рик ищет подряды среди своих знакомых, «генеральным» делает Аднана.

В Шверине Рик нашел несколько заводов, и вот мы отправились смотреть стройматериалы и заключать на месте договора по поставкам.

День получается длинный и, как успеваю понять под вечер, тяжелый. Кажется, нам удается попасть повсюду, где он наметил, но под конец дня, не знаю, как он, но я еле стою на ногах. Последними с нами договаривается фирма-изготовитель пластика. Я от имени Аквариуса как раз подписала с ними заказ.

Теперь собираем манатки в их конфи. Вернее, Рик собирает — я смотрю из окна на Шверинский замок на Дворцовом острове. Замок этот необычайно красив в лучах заката — весь в остроконечных башенках, настоящее чудо «сказочной» архитектуры. Но вместо того, чтобы восторгаться, я тупо смотрю на него, будто на груду камней и, кажется, не думаю и не чувствую ничего.

И ничего не слышу — Рик, кажется, выразил радость по поводу того, что у нас сегодня «все так круто получилось»?..

— Да, — соглашаюсь безэмоционально. — Сказочно…

Сама же задумываюсь над ужином, вернее, над тем, что у меня будет на ужин. Что будет у него, я ведь не знаю. Полагаю, что сейчас он тоже просто устал, хоть и доволен.

Ошибаюсь.

— М-м-м…

Вздрагиваю от его мычания, с которым он впихивает нос мне в шею, чуть пониже уха.

— Духи новые у тебя, что ли… Эт я подарил, которые?.. — да, я прошла-таки «по ссылке» и открыла дверку на почтово-упаковочной станции. За дверкой меня ждала коробочка с духами «Красный малахит» от Армани, причем их эксклюзивной линии «Privé». — Охуенные…

Ушам своим не верю.

— Чего?..

— Жрать, говорю, охота. Пошли похаваем.

Он за руку тянет меня из конфи, а сам вытаскивает телефон и сообщает «куда следует», что «застрял на заводах, ночую в Шверине».

И мы ночуем в небольшом, но эксклюзивном отеле с видом на замок.

Замок тут поистине сказочный, но из-за близости к Балтийскому морю в Шверине, по-моему, всегда дубак, а сейчас вообще апрельский вечер и как-то особенно холодно. От этого тянет не гулять в лучах заката, а скорей — в постель и долго трахаться. Занырнуть при первом удобном случае и долго не выныривать на поверхность.

Насчет ныряния мы понимаем буквально: после стихийного аперитивного совокупления по входе в номер совершаем заход в нашу собственную сауну, затем — заплыв под душ. Когда из меня брызжет захлебывающийся оргазм, меня тянут обратно в гостиничные простыни — доплывать. Ненавижу заваливаться в постель мокрая, но его это не колышет.

Рик берет меня жадно и требовательно. От этого я сама взвинчиваюсь сильнее и прыгаю на нем, как заводная — и «номер два» приходит менее, чем через минуту. Он оскаливается в улыбке. Завел меня — я только вошла во вкус.

— Ри-ик, еще… — стону я, — еще хочу… дай мне еще…

И не думаю слезать с него.

— Давай, детка, давай… — соглашается он, пошлепывая меня. Даже груди слегка — шлеп… шлеп… Не больно так, легонько, задерживая на каждой пятерню, чтобы тиснуть. Еще мокрые, они прыгают над ним, дразнят до того, что он лезет кусаться. Покусываясь, бормочет невнятно: — М-м-м… ты уморилась сегодня, да?..

— Ка-аш-ма-ар… упахалась… — пищу-задыхаюсь я. Когда-то он сам хотел заставить меня пищать, а я отказывалась… дура… и почему только…

— Отдыхай… оттягивайся… — ласково разрешает он, вдавливая пальцы в мою попу, пронзая собой.

— Да-а-а-ха-ха-ха-а-а…

Отдыхаю. Он тоже отдыхает, оттягивается по-своему — с огоньком. Шлепки его, щипки, подначки — ему кайфово от каждой капельки нас с ним в эти мгновения. Со мной на пару он сочно упивается нашими запретностями, развратами и прегрешениями…

— Давай, детка, давай… умничка…

Он упивается мной, а я — им… Он свежий, мокрый, как и я.

Он не принадлежит мне — кому он вообще принадлежит?… — он чужой… но сейчас он мой… Он мой — хочу заставить его почувствовать это… хочу, чтобы он сейчас кончил подо мной, хоть прыгать так — неизмеримый кайф и я могла бы еще долго так прыгать…

Не получается… он не кончает — не собирался… А, хер с ним… тогда — поцеловать просто…

Целую и от этого он стонет, рычит почти и отпускает мой рот, лишь нацеловавшись вдоволь. До того напивается мной, что ему хочется… курить, и он прямо в постели зажигает сигарету. Твою мать, не заметила разве, что он «курящих» взял, когда бронировал.

Сижу на нем, задыхаясь — но не от курева.

«Ненавижу запах сигарет» — «думаю» ему. «Всегда ненавидела. До тебя. А с тобой — это с тобой».

Все же хочется попенять ему:

— Бля, Рик… ненавижу, когда ты куришь.

— Блять, че, серьезно? — сужает он глаза.

— Да, — спрыгиваю с его хера.

— Э-э, а ну назад села… — рычит он и хватает меня за задницу. Выдувает дым куда-то в сторону и пытается поцеловать своим мерзко-сладким, жадным, пропахшим сигаретами ртом.

— Да-а… — рычу в тон ему. — Запаха твоего не чувствую… с куревом твоим.

— Да? — заинтересованно спрашивает он. — Не чувствуешь? Ну…

Типа, тогда — другое дело.

Но все же он возбуждает меня. Весь он, такой разнузданный и жесткий. Звероватый мужик-волчара, трахающий любовницу-меня в промежутках между цепными перекурами. Доводящий-дошвырвающий до оргазма. Поигрывающий телом так, что голова кругом, а ему — только зубы скалить. Заставляющий хотеть его и хотеть, чтобы он хотел меня.

И я хочу. Да, какой бы это был отпад, если бы хоть разок его нюхнуть, если б хоть разочек нос окунуть в него, как в нюхательный наркотик, долбануться им вдобавок ко всему, чем он и так затягивает.

Пока я вновь на нем и вроде как «сижу и размышляю, злиться мне на него или нет», он потыкивает меня своим хером, сжимает попу, прохаживается-тискает груди. Определяйся, мол, а мы тут покуда…

Поцеловать его хочу, вобрать в себя весь его вредный табачный аромат, упиться им и — провоцировать, стервозить, донимать. Чтоб озверел и оторвался.

— Так, ты кончать будешь — нет?.. — сузив глаза, покусываю его пальцы, тискающие мои груди.

— Когда захочу — кончу, — стебется он. — А вот кое-кого сейчас хрен удержишь.

Естественно, разворот, трах сзади и бурный обоюдный оргазм — я вместе с ним — случаются не сразу, а только, когда вздумывается ему. К тому моменту я настолько перезрела, что, он прав — не удерживаюсь. Да я и не для того во все это играю, чтобы удерживаться. Захочу удержаться — вообще начинать не стану. Но это потом, а сейчас мне с послеоргазменными стонами целуют мокрую спину и щекочут повсюду, подкалывая, что я, мол, ух как вспотела.

После повторного душа звоню маме — сообщить, что завтра приду к ней попозже. Он смотрит телек.

— Ты че смотришь?

— Ниче. Я всегда смотрю телек в отелях.

Я ведь не бывала с ним в отелях — до сегодняшнего вечера.

— Больше негде? — осведомляюсь понимающе, просушивая волосы полотенцем. Вместо ответа он качает головой.

— У меня никогда не было телека, — поясняет Рик позднее, поедая заказанный в номер ужин — «жрать» мы с ним до этого так и не отправились, ибо первое, что он сделал — снял этот номер и оттрахал в нем меня.

Оно понятно, ведь, по-моему, у него и квартиры нормальной, такой, чтоб только «его», никогда не было. А если была, то так давно, что он, наверно, почти уже об этом не помнит.

— Нина постоянно свое смотрит? — уточняю просто.

Не отвечает. Наверно, она думает, что ему плевать на все, кроме футбола.

Рик не вдается в подробности — например, «один смотрю на компе, что мне интересно, она подлезает, начинается комментировать, я вырубаю, трахаю ее, а потом мы засыпаем». Да, так ведь у них, наверное.

Когда мы с ним жили вместе, думаю, он просто включал, что хотел.

Не жалею его, мол, во что себя загнал — просто думаю. По-моему, он не нуждается в жалости.

— Блять, кончились, — швыряет он в сторону опустевшую, смятую сигаретную пачку.

— Зря во время секса курил, — замечаю.

— Ты это к чему?

— К тому, что раньше ты так не делал.

— Это я с тобой оттопыриваюсь, — говорит он, срывает с меня полотенце и сажает к себе на колени. — Ну скажи еще что-нибудь, — предлагает, сжимая мою попу. — Спроси про нее. Спроси, как мне живется.

— Ты это чего… — пытаюсь высвободиться.

— Она требует, чтоб я курить бросил, потому что вредно. И через меня она пассивно «курит». Заебала.

Та-а-ак. А я ж не требую. Никогда ничего не требовала. И тоже курю пассивно. И еще в рот беру. И в попу даю. И… Короче, со мной можно все, чего нельзя с ней. Кстати, чего там еще с ней нельзя? А то если дело только в вышеперечисленных «запретных» штучках, тогда я ж — пожалуйста…

— Курить и правда вредно, — пожимаю плечами и встаю с него.

— Ты тоже мне запрещать будешь? — огрызается он, натягивая джинсы.

Так, не хер меня с ней сравнивать или тулить в одну кучу. Говорю это себе, а ему — молчу. Не получив ответа, он уходит за сигаретами.

Не люблю я склоки и, если бы сейчас не ночь-полночь, майнула б на вокзал, а оттуда — домой прямым рейсом. А он пусть бы проспался, а в следующий раз и не начинал бы даже меня всем этим грузить. Он же для расслабона со мной встречается? Я с ним — тоже. Всегда только для этого и встречалась, собственно, твержу сама себе.

Он приходит, покуривший и успокоившийся. Я тоже встречаю его спокойно, доброжелательно даже. Устроившись рядышком, «смотрим» вместе телевизор и засыпаем. Ведь так хорошо?..

Назавтра вроде тоже хорошо — и на завтрак свежие вафли, которые тут любят и умеют делать.

Только на обратной дороге ему чего-то постоянно звонит Нина — и что на нее напало? Сказал же: за рулем — она не догоняет?.. Нет.

Напяливаю наушники и слушаю аудиокнигу. Вернее, делаю вид, что слушаю. На самом деле, я «слушаю» без звука, а сама… заслушиваюсь ими. Им.

За рулем — «вчерашний мой и только мой», но сейчас какой-то совершенно незнакомый Рик и я им заслушиваюсь.

Нина щебечет без умолку. Она что-то ему втыкает про какие-то жалюзи… ролло… рольставни… всякую хрень. Наверно, затеяла ремонт в квартире, а он покорно слушает и отвечает, объясняет и даже подтверждает, что все это поставит сам. Любое из этого. Да, припоминаю, он умеет. Он говорит, что такого-то числа поедет туда-то в строительный и наберет таких-то стройматериалов. Что ему нужно то-то и то-то, но чтоб по столько и он посмотрит там-то, а после — там-то.

Он скучен, сер и повседневен. И он нормален до одурения. До моего одурения.

Еще вчера мы с ним и его партнерами обсуждали на переговорах приблизительно то же самое, только с другими материалами и ценами, но даже тогда у него это звучало по-другому. Да я сама постоянно обсуждаю подобное на работе, помасштабнее только.

Сейчас он говорит все это ей, и я понимаю, что это у них такой нормальный ход разговора. Она навешивает на него, отстреливает свои пульки, он ловит, и они отскакивают с глухим стуканьем, попадая к нему в доску. Со стороны послушать — полная нудятина, но — ан, нет… Между ними установился такой особый тон общения, какого никогда не было у нас.

«А может, тоже ему что-нибудь навесить?..» — думаю оторопело. «Паркет, вон, хотела в гостиной поменять… давно хотела — все откладывала… Тьфу, глюк».

Сроду б не подумала нагружать его житейским. Сейчас тоже не хочется.

Но ведь нормально ему в этом. Он нуден — и он убедителен. Один уже его голос, сухой такой, слегка колючеватый и мысли не допускает о том, что — чем он, снова, вчера занимался?.. Почему не ночевал дома?.. Дела, конечно, что же еще. Разве у такого нормального, скучного мужика может быть что-то другое?..

И он осознанно выезжает на этом. Она не знает ни о чем. Она не подозревает даже, где он, когда его нет. С кем он тогда. Что он тогда со мной.

Он морочит ей голову. Морочит мастерски. Он что, козел? Лживый мерзавец, бабник? Может и так. А может, он просто никогда не играет и не притворяется, что бы ни делал. К примеру, сейчас, с ней — это тоже он на все «сто».

А мне досадно. Досадно от того, что ему от всего этого нормально. Что я его таким не знала — только сейчас узнала. Ведь все так, как она говорила тогда в «бане», а я смеялась еще над ней, думала, что не разглядела она его. Что ему с ней стремно, вот он и не открыл ей всех сторон своей волчьей натуры. А ему с ней не стремно — ему с ней нормально. Он даже сам так говорил.

И конечно, хрен он ее бросит. Он никогда мне этого не обещал и не за этим снова хватанул меня. Не знаю, почему меня так достает это, ведь еще ночью я была убеждена, что и он мне нужен лишь для расслабона.

— О-о-ой!.. — ее вопль на том конце связи вырывает меня из моей сформировавшейся мрачноватой подмороженности.

— Чего? — спокойно спрашивает он.

— Паук! В ванной… такой здоровенный… Наверно, всю зиму там зимовал…

Непроизвольно поворачиваю к нему голову и даже тихонько, едва заметно киваю. Мне кажется, когда я — в феврале еще — была у них в ванной, тоже его видела.

Но даже если бы я боялась пауков, да даже если бы сейчас паук этот полз по мне, я вряд ли вздрогнула бы так, как мне хочется вздрогнуть, когда он говорит спокойно, отчетливо, надежно:

— Выйди из ванной.

— Хорошо… хорошо… — лепечет Нина.

Видимо, чтобы сделать это, ей придется пройти мимо паука.

— Вышла?

— А-а-ай! Он идет за мной!

— Закрой дверь… Закрыла?

— Да! Уф-ф… Ты когда приедешь?

— Скоро. Я скоро приеду и уберу его, — серьезно обещает он.

А она говорит ему нечто такое, чего я, кажется, никогда ему не говорила:

— Приезжай скорей. Я жду.

Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ВОСЬМОЙ Сказки-будни

Шверин — город на северо-востоке Германии, административный центр и столица федеральной земли Мекленбург-Передняя Померания

Шверинский замок — резиденция главы Мекленбургского дома, дворец, построенный в середине XIX в., эклектично смешавший в себе несколько архитектурных стилей, среди которых доминирует архитектурный стиль эпохи Возрождения