Грань Земли

Глава 5

— Бито!

Макс скидывает последние четыре карты и выходит абсолютным победителем. Для него партия окончена с великолепным счётом. В сухую! Ну кто бы мог подумать?! Вы только посмотрите на выражения лиц его соперников — Дамир, Тоня, Саня. Они остаются в дураках!

— Запомните этот солнечный день, седьмое июня в Бугульма-сити и её лучшего игрока в подкидного дурака! Непревзойдённый виртуоз всех времён и народов! — Протараторил Макс и рассмеялся, скидывая карты, затем потянулся в своё удовольствие и сладко вздохнул.

Руки отбарабанили по столу так, что карты запрыгали. Лицо расплылось довольной миной, глаза прищурились и стали разглядывать друзей: подмигивать, кокетничать, дурачиться. Четверо друзей сидело за столом в открытой беседке посреди парка. Бывало, к ним подсаживались совсем незнакомые ребята, что шастали по вечерам. Тогда начиналась игра по крупному. Сейчас же в округе сновали семейные парочки с детьми, одни сидели на скамьях, уткнувшись в смартфоны, другие следили за своими отпрысками, пока те скакали на батуте, лазили по детской ракете или катались на горке. А за спиной, на площади гремел рок-н-ролл, Пресли, Берри, Битлз и многие другие.

Макс всё крутил руками, шеей, топал в такт ногой, дрыгал торсом и всё никак не мог усидеть. Дай ему волю, он бы запрыгнул на стол и стал бы беситься: горланить и дёргаться, словно припадочный, растекаясь в хаотичных движениях до самого изнеможения. А оно обычно приходило очень скоро, и тогда Макс становился мёртвым грузнем и был готов свиснуть на шею каждому, кто обратит внимание, чем-то напоминая маленькую, ручную обезьянку.

— Лучше бы поздравили меня! А вы что выдаёте? Ну что за мычание, что за вздохи, закатывание глаз? Вы так делали ещё вчера… — Макс выскочил из-за стола, схватился за столбец беседки и стал описывать круги.

— У нас вообще-то игра ещё продолжается, вот мы и молчим, а от твоих побед уже тошнит, раньше ты хоть так не кичился, выигрывал тихо и скромно, а теперь шумишь почём зря. — Подметил Сашка-дурашка.

Макс взвыл.

— Саня, раз уж ты заговорил, победителю полагается приз, верно? Как насчёт, прокатиться на твоём навороченном с супер-дупер-мега революционной амортизацией для прыжков с луны, с кожаной седушкой и укреплённой столь широкой рамы, зеваподобный комфорт которой ощутят обладатели даже самых тощих жоп, на этом хренольёнскоростном велосипеде?!

— Ладно, тощая жопа, только резко не тормози, покрышки сотрёшь и ещё… — Успел вякнуть Санёк на риторический вопрос, а Макс уже воззрился на следующую жертву.

— УУУХ! Тонь, давай прокачу? Выжмем драйв из этого зверя! — Небрежно бросил Макс подруге, одним глазом выискивая в её картах стратегию, но не успел, Тоня вскинула взор и руки к небесам.

— О нет, ты что! Меня, недостойную, катать на этом благородном рысаке?! Да это же святотатство! Богохульство! Нет уж, не желаю гневить небеса! А если нас увидят вместе, ты об этом подумал? Твоя честь, считай, будет поругана, унижена и растоптана! — Воскликнула она и вернулась к своим картам.

Макс хмыкнул, пожал плечами, сел за велосипед и, опираясь одной ногой на скамью, забренчал звонком.

Тоня тихо вздохнула.

— Вот смысл с ним играть в карты?! После каждой победы он раздувает своё эго, начинает выпендриваться и жужжать, как комарик, а такого ведь и не прихлопнешь… Может в следующий раз отправишь его с предками хоть куда-нибудь?! Пусть бы помогал им и там демонстрировал свой великий ум! — Пожаловалась Тоня Дамиру.

Тот улыбнулся, не отрываясь от карт.

— Сегодня они двинули на рынок, но брать туда Макса зареклись. Он постоянно торгуется и спорит, а ещё грузит продавцов вопросами, мешает продавать. Может поэтому я и не ношу крестик, у меня есть брат… — Усмехнулся Дамир, и Макс узнал эту сардоническую мину, на его лице частенько появлялось точно такая же, хотя, быть может дело было в том, что они близнецы?

— Надо же, какие вы тактичные! Ну я поехал…

— Только не убейся и ни во что не вляпайся, а то мама с меня три шкуры спустит.

— Релакс, бро, я буду как удав.

— Чего?

— ШШШ! ШШШ! — Громко прошипел Макс и покатил.

Покоритель дорог, чёрный, коренастый зверь увозил его от беседки, петляя по вымощенным брусчаткой тропам парка, между усаженными берёзами и соснами. Зверь то ускорялся, то прыгуче взбирался по ступенькам, пока не вывез прямо на середину площади, заставленной столами, в средоточие школьников и студентов. С ближайшей высотки всё ещё отыгрывал рок-н-ролл, а молодёжь резалась в шахматы, шашки, картишки, нарды, домино… хартстоун.

В тоже самое время между столами, прямо на земле, совсем уж малыши калякали на асфальте свои фантазии разноцветными мелками. Что-то мимимишное, всякого рода приятности для своих мам и пап.

Особняком держались спидкуберы с их мегаминксами, пирамидками, скьюбами и ещё чёрт знает чем.

И совсем рядом, чуть левее парни и девушки из книжного клуба с резкими поэтическими возгласами. Речевые спазмы умирающего искусства, не иначе.

Администрация города обожала устраивать такие конкурсные собрания каждое лето в честь юных и талантливых бугульминцев. Предоставлялось место, музыка, аксессуары, даже какие-то награды и так всё лето. В первый и последний день сюда приезжали телевизионщики и всё допытывались о неких впечатлениях и о благодарности, которую все мы должны испытывать к нашей дорогоуважаемой и любимой мэрии. Но, по необъяснимым телевизионщикам причинам, эти «детки» считали для себя постыдным мелькнуть в подобной передаче.

Макс катался туда-сюда между столиками, вслушивался в эти знакомые звуки, как деревянные фигурки шаркают по доске, как раскладываются карты, хрустят кубики, узнавал себя в сосредоточенных взглядах игроков и ощущал в пальцах фантомные подрагивания, когда видел отточенные опытом, выверенные ходы и комбинации. Все эти полуулыбки профи и любителей-завсегдатаев в противовес робким, тревожным движениям дилетантов, но и в них была своя сладость, когда ты видишь кого-то, кем ты когда-то был сам и осознаешь тот путь, который уже проделал.

Вспоминаешь в новичке себя, и чувства, что тебя обуревали, страх совершить малейшую ошибку, опозориться. И вот ты трясёшься, заливаешься потом, замкнулся, а надо бы уже сделать первый шажок. Только время спустя, отрешившись, можно увидеть картину целиком и путь от новичка до матёрого засранца. Эх, ностальгия…

Макс был готов улюлюкать вместе с участниками, болеть и кричать, вопить во весь голос. Но порыв схлынул, и он покатил в обратную сторону, в ту часть площади, где Володька Ульянов забрался на гранитный выступ, протянул руку в одну только ему известную сторону коммунизма и замер навеки, весь почерневший.

Макс слишком долго задержался взглядом на статуе и чуть не проехался по установленным здесь рядам палаток. Макс успел вывернуть, но пришлось чуть тормознуть. На асфальте осталась чёрная полоска. Солнце что ли припекло? Неважно.

В палатках продавалась кола, пепси, компоты, соки, мороженное, попкорн и колючая сладкая вата, от которой жгло язык. Макс мчался быстро. Скорость и холодящие нутро вкусняшки всегда спасали его от припекающего небесного дьявола. Вот бы ещё здесь стояли автоматы, где за пять копеек можно было получить стакан клюквенного морса, а за рубль наесться от пуза, как в старые добрые советские времена, на которые старики так любят пускать слюнки, тоскуя по своей молодости. Да видно не судьба! Придётся ждать, терпеть эти поганки-очереди. Вот же ненасытные, они везде и всюду!

Макс припарковался у третьей палатки ждать, пока очередь уменьшится и, к счастью, занял местечко в тени. А те, кто нашёл своё место под солнцем, оказались не особо выносливы, добиваемые небесной печью и давкой. Моргнёшь, а их уже и след простыл. Перевелись нынче богатыри, не то, что раньше…

Через пяток минут очередь возглавил Макс и стал тянуть свои ручонки к спрайту, фанте, коле, пепси, всему, чему учила нас реклама. Глотнул одно, второе, погрыз третье, пососал четвёртое. Жаренные сосиски, солидный кусок пиццы с цыплёнком и ананасами. Не забываем хот-доги и зефир… И вот желудок полнится фастфудом. На лице — счастье. Ты доволен.

Опробовав всего, но понемногу, Макс взбодрился, зарядился, вернулся к велику и вновь погнал. Сквозь конкурсное застолье, к сгустку ребят самой отъявленной, взрослой молодёжи, к которой причислял себя и Макс.

Эти крутые пацаны и девчонки в ярких, трендовых шмотках, прокаченных сабами приорах и калинах с литыми дисками и тонировкой. Эти парни и девушки, что не снимают солнечные очки даже в хмурую погоду, такие громкие и энергичные, они кажутся суперменами, королями уличной масти, с их вальяжной походкой и пальцами веером.

Макс тащился от подобной энергетики, но смелости ему хватало только чтобы кататься вокруг да около, только принюхиваться и подглядывать, пока они стояли в пафосных позах и селфились на фоне бурлящего, выстреливающего водными струями фонтана, отстроенного месяц назад в честь двухсот семидесятилетия Бугульмы. Иногда какой-нибудь смельчак даже запрыгивал в воду и хлюпал, шлёпал, швырял мелочью в прохожих, несмотря на запрещающую табличку. Иногда это был Макс. И во все стороны брызги, брызги, брызги! А люди вокруг, кто стоял и снимал для ютьюба, кто проходил мимо, а кто матерился и собирал монеты.

Но фонтан и вправду был красив и притягателен. Чаша из красного мрамора извергала пятёрку мощных струй высоко в небо, где они сверкали и переливались. Одна огромная водная колонна в центре и четыре её миниатюрных копии и всё это под разнобойные мотивы музыки. Выстреливали? Нет. Скорее парили и танцевали, словно полчище сильфов. Они исполняли то брейк, то хип-хоп под зажигательные мотивы, замирая в трёх метрах от земли на фоне вековых зданий — первого кинотеатра, первого бутика, кафе, суда, музея, загса, над человеческим весельем, животворящей мимики лиц, нескончаемых восхищений и бурных реакций… На трёхметровой высоте. И вся завораживающая игра воды и света, чистого неба, сильной, басистой, западающей прямо в сердце музыки на этом празднике жизни, её концерте, где гомон людских голосов подобен одобряющим крикам фанатов рок-звёзд.

— Вот бы запечатлеть это на холсте! — Подумалось тогда Максу, но песня оборвалась, водные струи плюхнулись в чашу, и картинка рассыпалась. — Всё равно кайф, пусть и не долгий. А жарища, жарища то какая?! Стоишь обливаешься потом, хоть лакея с веером нанимай. Но, пожалуй, сегодня обойдёмся мороженкой. Что-нибудь вишнёвое подойдёт идеально.

Макс вернулся к лавкам, купил мороженку, заплатив кровно-заработанные на собственном горбу деньжата, и укатил за палатки, под сень пушистых ёлок, чтобы полакомиться в гордом одиночестве.

Вот он остановился в тени, прислонил велик к худому стволу, и сел, скрестив ноги. Раскрыл шуршащую упаковку, осмотрелся. До мусорки не дотянуться, поэтому аккуратно свернул упаковку, спрятал в карман и начал понемногу откусывать вишнёвый пломбир. Такой сладкий-сладкий. Каждый кусочек вкуснее другого. Хочется ещё и ещё. Откусил раз, откусил второй, и двухсот граммов счастья как не бывало. Ммм… Как же приятно хрумкать вафельной оболочкой, а какое дивное послевкусие… Макс весь облизался, все губы и пальцы, а затем развернул упаковку и слизал остатки талого мороженного. Хорошо, что не выкинул.

Когда ничего кроме приятной истомы не осталось, Макс потянулся, зевнул и почесал живот, довольный собой и жизнью. Как здесь хорошо и вкусно в прохладном тенёчке, где небесный дьявол тебя не коснётся, ибо ни один лучик не прорежется сквозь пьяные верхушки ёлок. И нет всех этих насекомых, мух, комаров и пчёл, что постоянно докучают нежной и чувствительной коже, можно подумать, намазанной вареньем. Ну разве не красота?

Но вдруг поднялся ветер, а вместе с ним и пыль. Макс закашлялся, начал жмуриться и тереть глаза. Когда пыль немного улеглась, а взор прояснел, небо чуть приуныло, и поутихли всеобщий гомон и веселье. Что-то встревожило душу.

Макс поднялся, чтобы вернуться к друзьям, но услышал крики, плач, и, оглянувшись, заметил мельтешение красно-сине-чёрных одежд среди елок. Два пацана в майках, бриджах со стразами и сандалиях, надетых поверх носков, мучили девчонку. Макс решил вступиться, вот только не знал, как начать.

— Эй вы! — Крикнул он им, но никто не оглянулся и даже ухом не повёл на мягкий, невыразительный возглас, такой что есть, что нет, всё одно.

Пацаны трясли девку, что-то требовали, кричали, дёргали за косу, отбирали и топтали вещи, пока она рыдала. И это, мать, средь бела дня! Но никто ничего бы не услышал, все звуки растворялись во вновь возросшем гомоне. И пусть сначала она храбрилась, что-то пыталась отвечать, но бравада развалилась, словно карточный домик, утонула в рёве и слезах.

Макс всё топтал газон, не зная, что сказать и как подступиться, его бросало то в жар, то в холод, язык немел, а горло пересохло. Жаль, не было свистка.

— А ну прекратите! — Выкрикнул Макс громче, чем хотелось, и сделал шаг вперёд.

Пацаны повернулись к нему своими мерзкими харями и харкнули под ноги почти одновременно.

— Чё надо, козёл, вали отсюдава! Или на её место хочешь?! Ну, так скажи, мы и тебе организуем… — От их гогота у Макса затряслись поджилки, а ладони вспотели.

— Что она вам сделала? — Спросил он.

Ему не ответили. Вместо этого один из пацанов резко бросился на Макса и выставил руки. Макс не успел среагировать. Костлявые ладони больно врезались в плечи и опрокинули Макса. Спина жёстко ударилась в землю.

— Это чучело людям отдыхать не даёт… Ходит тут правильных ребят вопросами грузит, на камеру снимает без разрешения. Вот и учим её правильно себя вести в цивильном обществе. Теперь вот ты пялишься… Никакого уважения, ёпт! — Пацан, с размаху, пнул Макса в бедро и придавил стопой. — Ну, чо, голуба, теперь доволен? Ты полежи, отдохни, не рыпайся, с этой дурындой кончим, и тебя вниманием не обделим. — Он смотрел прямо в глаза, и Макс не выдержал, отвернулся, зажмурился.

Пацан убрал ногу и вернулся к своему корешу. Они снова начали мучить девку, а Макс свернулся калачиком, закрыл уши, но всё равно слышал плач и трясся, обливался потом, словно валялся под тёплым одеялом в жаркую, душную ночь. Но вдруг услышал беготню. Девчонка умолкла, донеслись свинячьи визги, шлепки, удары.

Макс открыл глаза. Дамир, Тоня и Санька успокаивали девочку. Она сопела, а хулиганье только сверкало пятками.

Дамир помог Максу подняться, осмотрел сверху донизу, оценил и напоследок сурово заглянул в глаза, вздохнул, осуждающе покачал головой.

Макс не отрывал глаз от земли.

— Прости… — Промямлил он.

— Не извиняйся, встань лучше. — Дамир повернулся к друзьям. — Проводите её без нас, ладно? Мы, наверно, домой, нас ждёт работёнка. Но спасибо за игру, как-нибудь ещё соберёмся… Пока!

Друзья помахали друг другу ладошками и разошлись. Макс и Дамир побрели к своим великам. В последнее мгновение Макс успел бросить грустный, прощальный взгляд на чёрного рысака Сани, прежде чем тот скрылся за чередой деревьев и палаток. Путь братьев к дому пролегал в другую сторону — вон из парка, через зелёные огни светофоров на первом же перекрёстке.

Макс гнал за братом почти вровень, казалось бы, с неиссякаемой прытью, но мало-помалу она убывала, и он отставал, хоть и крутил педали изо всех сил. Скрипящая цепь всё больше раздражала, он опять забыл её смазать! Скрипело так, будто велосипед сейчас развалится, да ещё и ехать в крутую Сокольскую гору, стоя, заливаясь сладким потом. Футболка прилипает к спине. Горло пересыхает. Солнце слепит в глаза. Остановись, и тут же налетят мухи, слепни, оводы… Вот она власть небесного дьявола и его проклятого зноя!

Крутой подъём остался позади. Дорога выровнялась и ветер, как настоящий друг, укрыл Макса прохладой, и его вдруг прорвало. Во рту вкус горечи и хриплый крик свободы, ногам вернулась прыть, удвоенное рвение. Макс заколесил во всю мальчишескую дурь, и был хорош. Слева размазанным пятном мелькали дома, а справа пологое здание лыжной базы провожало велосипедистов взглядом.

Макс бешено крутил педалями. А впереди чистота, никого. За спиной слышно громкое, частое дыхание, как и у него самого прямо сейчас, а ещё задорное бренчание звонка. Он обогнал брата!

— Ехууу! Дамииир! Догоняй! — Закричал Макс и обернулся, чтобы показать язык и подмигнуть.

Но что такое? Там тоже никого… Вдруг пальцы Дамира щёлкнули у самого уха.

— Гонщиком тебе не стать! — Воскликнул он и захохотал, так быстро закрутив педалями, что увеличил разрыв вдвое.

Макс выдыхался, смахивал пот с лица и крутил педали теперь всё медленнее и медленнее, и всё больше катился по инерции. Дорога пошла ухабами. Макс петлял, объезжал ямы, кочки и при всём при этом старался не угодить под проезжающие автомобили. Он всё больше отставал. Езда стала неуклюжей, в отличие от Дамира, который мчался аккуратно, быстро и грациозно. Всегда выносливый, ловкий и сильный.

Лыжная база где-то потерялась, и с обеих сторон Макса разглядывали частные домики, каждый по-своему, словно передавая частичку хозяйского духа. Но если с левой стороны за домами шли прочие дома, школа, детский сад, магазинчики, то с правой стороны за линией домов расположились пышные красоты давно не девственного леса.

Макс свернул налево к своей улице и покатил спокойно, не торопясь. Дамира уже и не видно, а выше головы не прыгнешь. И в медленной езде можно найти свою прелесть.

Макс разглядывал детей, играющих перед домами. Пятилетки, семилетки, девятилетки, одни сбились в шумные компании, иные бродят в одиночку с отрешёнными взглядами, направленными на камни и траву. Так и проклёвывается характер. Все они разные, но имеют общий знаменатель — что-то, что дети не могут поделить и потому играют, бегают, кричат, дерутся, брызжут слюной и швыряются камнями, чтобы затем помириться и всё начать сначала.

Макс затормозил перед зелёными воротами, слез с велосипеда и вошёл во двор. Поставил велик в гараж и юркнул на веранду, где снял кроссовки и зашёл домой. В прихожей он разбежался и заскользил по серому паркету прямо в дверной проём, чувствуя запах варёной говядины.

Мама напевала песенку, размешивая и разливая борщ в тарелки, папа нарезал кукурузный хлеб щедрыми кусками, мазал на них арахисовую пасту и добавлял луковые кольца. Рядом сидел Дамир, он крошил зелёный лук, кинзу, петрушку и укроп в пиалу. Отец и сын что-то весело обсуждали. Дамир стряхнул остатки зелени с пальцев и повернулся к Максу.

— О, выпендрёжник, хоть ты и черепаха, но ниндзей тебе точно не стать! Садись, обедать будем! — Задорно воскликнул он.

— Смотрите-ка, учуял что-то вкусненькое и уже тут как тут! — Своим сильным, низким голосом сказал папа.

— Только не забудь вымыть руки после улицы. — Строго произнесла маман. — Суп всё равно горячий, пусть немного охладится.

Макс кивнул и ушёл в ванную, чтобы отдаться во власть воды, жидкого мыла и бумажных полотенец.

Всё семейство уселось за стол, пожелало друг другу приятного аппетита и принялось за еду.

Макс положил возле тарелки четыре куска хлеба вместе с корочкой, накрошил в борщ зелени, добавил сметанки, и всё смешалось в бледно-алый бульончик. Макс опустил к нему голову, подул и попробовал кончиком языка, но обжегся, скривил лицо и отстранился. Пока суп остывал, он забросил в чай ломтик лимона и чайной ложкой выжал сок. Крепко-заваренный, чёрный чай посветлел. Затем Макс взял три куска батона, намазал их шоколадной пастой. А ещё зачерпнул из этажерки конфет, фиников в шоколаде, и сразу же избавился от фантиков, а поверх голых сладостей наломал плитку горького шоколада. И только после этого вернулся к борщу, но прежде, с минуту разглядывал, как в бульоне плавают кусочки мяса, картошки и капусты. Макс только сейчас заметил, что за ним все наблюдают.

— Что?! — Изумился он. — Горячее вредно для желудка! И как вы только это едите?! — Макс начал медленно похлёбывать суп.

Дамир нетерпеливо вздохнул.

— Быстрее, быстрее, быстрее! Нам ещё в огороде поработать надо, да, пап? — Спросил Дамир у папы, и папа одобрительно кивнул. — Доедай уже, я пока пойду переоденусь.

Так он и сделал, а Макс начал быстрыми темпами уничтожать свою порцию. Но не так быстро, как хотелось бы. За это время папа успел наладить в доме всю электрику, осмотреть машину в гараже, принять душ, побриться и уехать на работу, а мама вымыла посуду, поухаживала за цветами и навела в доме порядок.

На кухне уже никого не было, когда Макс вытер рот салфеткой, встал из-за стола и вымыл за собой тарелку с чашкой, затем вытер насухо и убрал. Быстренько переоделся в рабочую одежду, надел калоши и побежал в огород.

Картошка, огурцы, помидоры, капуста, свекла, морковь. Грядки таили опасность для культурных растений. Земля кишела сорняками, готовыми присвоить все витамины и минералы матушки-природы. Самые дерзкие выскочки обвивали одомашненную, изнеженную и приученную к заботе и ласке культуру, душили её. От такого расклада у Макса всегда сжимались и тряслись от негодования кулаки, и он с яростью бросался в прополку.

— Хочешь словить солнечный удар? — Послышался за спиной голос брата.

Макс сидел на корячках, а вокруг горками лежали вырванные сорняки. Голова кружилась и пребывала в болезненной лёгкости.

— Примерь это. — Дамир швырнул кепку, но она пролетела мимо вытянутых рук Макса и упала на голую землю.

Макс надел кепку и почувствовал себя защищённым, хоть и округлая ткань туго сдавливала черепную коробку.

— Спасибо. — Сказал он Дамиру, тот кивнул и достал откуда-то пару стаканов и бутылку кваса.

— Будешь? — На это предложение Макс, требовательно вытянув руки, гуськом направился к скамье, где сидел Дамир.

Бутылка открылась и наполнила стаканы тёмной, шипящей жидкостью. Макс вцепился обеими руками и начал жадно пить, а когда стакан опустел, отложил его, закатил глаза и растянул губы в блаженной улыбке. И так провёл несколько минут, пока брат не окликнул его.

— Ну что, закончим работёнку?

— А то!

Братья вернулись к работе. Пололи, граблили, собирали мусор, подметали, давили колорадских жуков, пересаживали цветы, поливали огурцы и помидоры, срезали лишние листки у капусты, побеги у клубники. Дамир всё показывал Максу, что нужно поливать только тёплой водой и только под корень, чтобы не повредить стебли.

Чуть позже они начали наперегонки колоть дрова и, как правило, у Дамира выходило быстрее и качественнее, а Макс прежде чем расколоть хоть одно полено трижды мазал и затем ещё минуту стучал поленом об землю, пока оно не раскалывалось. Вот вам и ЗУН, с разницей в один год. Дамирова горка колотых дров росла, как тесто на дрожжах. И в то же время он успевал объяснять и показывать Максу, что стоять нужно не очень близко, расставить ноги пошире, топор держать за самый конец и широким размахом делать быстрый, точный удар, а если топор уйдёт слишком глубоко, перевернуть и ударить обухом через плечо.

Работу закончили к вечеру. Это был хороший, продуктивный день, а что может быть прекраснее осознания проделанной работы? Смотреть в предзакатное небо и любоваться чисто убранным полем, прополотыми, окученными и политыми грядками, слушать приятную музыку и потягивать прохладный квас, а потом зайти домой, принять тёплый душ, отужинать, посмотреть славное кинцо, а после лечь в постель и сладко уснуть.

Макс расплылся в улыбке. Но тут Дамир выдал:

— Прогуляемся в лес?

— На ночь глядя?!

— А чего дома сидеть? Погода атас!

— На великах?

— В топку их. Десять минут и мы уже будем на месте. Лучше пешом, а? — Предположил Дамир.

Макс вздохнул, но долго его уговаривать не пришлось. Они приняли душ, переоделись, поужинали, предупредили родителей и отправились в путь-дорогу.

И был это не просто путь, а путь, что обозревает всю твою жизнь. Вот солнце склоняется всё ближе к горизонту, а лучи всё багровее, но скрытое за облаками оно даёт ощущение, что сам небосвод начал плавиться и кровоточить.

Теперь все улицы в городе красно-оранжевые. Макс и Дамир уже прошли первый перекрёсток на своей Белогвардейской улице. Впереди оставался солидный отрезок, что поднимается и ведёт к улице, за которой раскинулся лес, по которой они сегодня и возвращались. Это даже не отрезок, а целая сетка воспоминаний…

Гурьба мальчишек, собирающихся вместе, чтобы обменяться игрушками, видеокассетами, поколесить по городу…

Первые друзья, первые соперники, вместе бегают, вместе играют, что-то придумывают, что-то изобретают. Совместные походы на пасху, сбор яиц везде, где только можно, не только по домам и квартирам, но ещё обход всех ларьков и магазинов.

Сбор цветмета, стекла и макулатуры, чтобы затем сбагрить всё это побыстрее, получить заветную денюжку и скромно отметить в ближайшей кафешке или кино.

И всё было своим: свои правила, игры, кодекс чести… Прятали свои клады друг у друга в огороде и даже капсула времени, зарытая где-то в лесу, в давно забытом месте.

Вот к чему вела эта дорога, а ещё к магазину. Первому магазину приколов и розыгрышей, совсем простому по сегодняшним меркам, но тогда, для нас, мелкой ребятни, это была настоящая лавка чудес, и всё-то в ней продавалось, и статуэтки, овеянные востоком, необычные копилки, всякие светящиеся и визжащие штуки, подушки-пердушки, маски для Хэллоуина, настольные игры и, конечно же, петарды. Ох уж эти петарды… Как они взрывались, да и сейчас взрываются в новый год, когда зимними ночами на пустых заснеженных улицах проводились эксперименты.

Теперь всё это куда-то ушло, но оставило столько приятных воспоминаний…

Макс и Дамир пересекли второй и третий перекрёстки, и теперь слева на них взирали несколько чуть наклонённых полянок.

Ныне на лыжной базе есть ограждённые футбольные поля с искусственным газоном, но тогда, многие годы назад, для любого ребёнка лёгкий склон, где, случалось, паслись козы, был лучшим местом, чтобы собраться вечерком и поиграть футбол. И неважно, сколько людей, а отличать команды можно по надетой футболке и голой груди, и это было важно, ведь частенько сюда стекались совершенно незнакомые ребята, мальчишки, девчонки, здесь всем были рады.

Вот к чему вела это дорога, но что она значила сама по себе? Зимними днями в выходные от школ, с самого утра и до обеда, бывало, устраивались гонки. По широкой высоко поднятой в сравнении с остальными улице на санках-ледянках скатывались по четыре гонщика, и у каждого был свой помощник, который разгонял и давал направление, гонщику же оставалось лишь рулить всем телом и удерживать равновесие, чтобы не улететь в сугробы кювета.

Всё это оживало в памяти при одном только взгляде, пока Макс и Дамир шагали по улице, озарённой багровыми лучами предзакатного солнца. И путь предстоял солидный. Путь, овеянный воспоминаниями.

Рядами шли дома и гаражи, где иногда попадались частные мастерские, парикмахерские, шиномонтажки, мастерские сварщиков. У редких домов снаружи были пристроены загоны для кур и другой мелкой птицы. Люди крутились, выживали как могли.

Так Макс и Дамир вышли на улицу, где за полосой шикарных особняков их ждал лес, но братья предпочли свернуть направо, чтобы спуститься к лыжной базе и пройти через неё. По этому спуску Макс ходил в школу, а Дамир защищал его от своры собак. На пути встречалась колонка, облюбованная водителями и ребятами, что прямо висели на ней, упиваясь студёной водицей после своих тренировок. Максу нравилось спускаться, как бы погружаясь в место, ведущее ко всем таинствам Бугульмы, полное надежд, тщаний и возможностей.

Но сейчас братья остановились на золотой середине многообещающего этого распутья, там, где они ещё не достигли крутого спуска Сокольской горы, но уже стояли напротив чёрного забора лыжной базы. Выждали, пока проедет поток автомобилей, и вошли через распахнутые, решётчатые двери.

Вымощенная плитами дорога посреди газона вела к административному зданию лыжной базы. В нём выдавались лыжи, имелся тренажёрный зал с бассейном, где занимались каратисты и всякие культуристы, а на втором этаже была гостиница для приезжих спортсменов и кафе, где можно недорого позавтракать или отобедать после летних пробежек или зимних катаний на лыжах.

Дамир и Макс обошли это здание, и попали на гигантскую площадку, расположенную перед лесом. Она делилась на секции, в одних можно было поиграть футбол, в других баскетбол и волейбол, а в прочих были турники, брусья и всякого рода перекладины.

А за всем этим богатством уже открывался лес. Макс вдохнул свежий воздух и тут же вспомнил, как хорошо здесь кататься на лыжах зимними вечерами, особенно в метель. Морозный ветер и пурга обдувают, гонят тебя со всех сторон, а снежинки щиплют лицо, когда повсюду темень, и только оранжевый свет фонарей освещает твой путь. Ты словно борешься за свою жизнь, набирая скорость, дьявольски устаёшь и промерзаешь! А потом можно заглянуть в кафе, перекусить, испить горячего шоколада под тихую приятную музыку и согреться.

Но и летом здесь загляденье, пробежаться с утреца под сенью деревьев, в прохладной тени, в свежести и покое, наслаждаясь пением птиц.

Макс не заметил, как они углубились в лес и взобрались высоко по дороге, остановившись на одном из поворотов лыжного пути. И вдруг сошли с него, с асфальта на траву, меж сосен, глядя куда-то вниз, там вдалеке стоял домик, а во дворе кудахтали куры и кукарекали петухи. Из сараев доносилось мычание. И Максу вспомнилось, что когда дедушка был жив, по утрам они гнали коров к пастуху, затем отправлялись в лес и учились косить, и так до самого вечера, обедая прямо на месте, и уже вечером отправлялись встречать Нюру и Бурёнку. А по прибытии домой, бабушка учила их доить коров, собирать куриные яйца и кормить скотину.

— Дамир, помнишь, мы жили такой же жизнью? — Спросил Макс.

Дамир только вздохнул.

— Знаешь, мне иногда хочется вернуться в те времена, тогда всё казалось лучше. Но время уходит, утекает сквозь пальцы и забирает свои чудеса… Иногда я просыпаюсь и упорно думаю, как повернуть время вспять… Но ведь это… Та жизнь утрачена навсегда, и мы скучаем даже не по ней, а по прежним себе. Я отчётливо помню ту радость, которую ощущал, когда мы всей семьёй чистили снег у бабушки с дедушкой. То изумление от сбора мёда с домашней пасеки. И походы на речку, и все истории у костра. Куда пропал тот дух? Как это могло с нами произойти?! — Сказал Макс.

Дамир пожал плечами.

— Идём уже на поляну, солнце вот-вот сядет, и мы прошляпим всю красоту.

Макс с Дамиром поднялись по дороге туда, где зимой образовывался трамплин и спустились, чтобы сойти с дороги на большую, ягодную поляну, окружённую деревьями, с которой открывался вид на город. Они горстями набрали землянику и уселись на краю кручи. Она спускалась огромными валунами затвердевшего песка и смесью разнородных почв, поросших кустарниками, а ещё ниже зарослями высокой травы, за которой журчал ручей, а уже за ним начинался город и все его микрорайоны. Подстанция с мелкими домиками и такими же мелкими магазинчиками, СУ-2 с его сельхозпредприятиями и кирзавод с гипермаркетами и многоэтажками. А над всеми ними возвышалась огненная линия горизонта.

Макс и Дамир лопали ягоды, слушали долетавшие сюда отзвуки вечернего города, тишину леса за спиной и любовались закатом, его багровостью и переливами, застывшими взрывами света.

Макс обводил его линии пальцами и клялся про себя запечатлеть их на холсте. Они заряжали фантазию и будили дух приключений… И линии гасли, словно передавая всю свою красоту и чудо в пытливый ум.

Небосвод угасал. Опускались первые сумерки, когда налетел буйный ветер и Макса пробрало. Он вскочил, широко улыбнулся и захохотал, а его эхо разлетелось во всю ширь. Здесь, в наступавшей темноте и тиши, он вдруг прочувствовал жизнь и был готов свернуть горы.

— Ты чего? — Спросил у него Дамир, но Макс не ответил, он поднял лицо к небу, где пока ещё закрытая тучами ждала своего часа полная луна, и жадно вдыхал прохладный воздух.

Макс начал спускаться с кручи.

— Эй! Куда собрался? — Крикнул Дамир.

Макс на секунду замер и вскинул руки.

— Ну ты чего? Смотри, какая красотища! Да мы просто обязаны всё здесь облюбовать! Запомнить, а потом зарисовать! Ну, когда ещё такой шанс выпадет?! — Воскликнул Макс и продолжил спуск.

— Нам уже возвращаться пора! — Напомнил Дамир.

Но в этот раз Макс даже и не подумал останавливаться, а только крикнул.

— Каждый листик и камень!

Дамир взвыл и ринулся за братом. После своих речей тот как-то слишком робко спускался, пусть и в кромешной темноте по камням, колючей траве и кустарникам, которые становились всё выше, а путь всё неудобнее. Когда трава стала ростом по плечо и даже выше, Макс замедлился. Пик его ментальной силы начал убывать. Он больше топтался на месте, чем продвигался вперёд.

— Как думаешь, здесь водятся змеи? — Спросил Макс.

— Если только ужи… — Ответил Дамир, чуть подталкивая брата.

Теперь, словно в джунглях, кругом были одни кусты, и Макс задрожал. От всех этих шорохов по спине пробегали мурашки, а колючки ранили кожу, и Макс с завистью смотрел на штаны брата, который колючек совсем не замечал. Ещё и комары налетели, пищали под ухом и пили кровь.

— Ай, ай, ай! — Приговаривал Макс на каждом шагу, хлопал себя ладонью и чесался.

А ещё эти ветки. Они всё время хлестали его по рукам и ногам, комары съедали заживо, а колючки всего его изрезали, он издёргался и семенил, желая поскорее оказаться на открытом месте, где мог бы с воплем, махая руками, убежать прочь из этого ада.

— Ладно. Мне надоело здесь топтаться, одни кусты, нихрена не видно. Здесь и вправду делать нечего, возвращаемся… — Пожаловался Макс.

Дамир хмыкнул.

— Уже сдулся? Но теперь мне и самому интересно, куда мы в итоге попадём, а пока идём вооон туда… — Он указал рукой вперёд, и Макс послушался.

Ровно через минуту они уже стояли на незнакомой поляне. Ни ручейка, ни кустов, ни домов здесь видно не было. Но вдруг Макс разинул рот и с придыханием уставился на небесное тело. В тёмном небе тучи раскрылись и явили гигантскую красавицу луну. Она озарила всё призрачным свечением и казалась непостижимой. Всё на этой поляне стало частью этого сияния, было соткано из лунного света, и это был совсем иной, доселе неизведанный мир. Воздух полнился блажью.

— Глянь на растения! — Прошептал Макс. — В свете луны они словно застыли в ночи, коснись и растворятся. Сплошная мистика! Прямо аномальная зона, ведущая в другое измерение… Ну разве не восхитительно?!

— Это конечно здорово, но ты меня уже пугаешь. Вот мы посмотрели, всё увидели, а теперь пошли-ка домой, мне кажется, ты уже нарыл достаточно материала и вдохновения для своих шедевров. — Ответил Дамир.

Макс вздохнул и посмотрел на брата.

— Хорошо. Домой так домой. Ты прав, уже поздно. — Макс снова зарядился, и его не пугали ни колючки, ни кусты, ни насекомые.

Братья вновь окунулись в травянистую тьму, но прежде Макс успел бросить последний, влюблённый взгляд на луну и вдруг что-то заметил вдалеке… А затем услышал женский крик, но не истеричный вопль, а скорее глас воинственности, рычание. И замер. Переглянулся с братом, и они вернулись из травяных зарослей на поляну.

— Посмотри! Ты видишь тоже, что и я? — Воскликнул Макс, указав на девушку и огромного пса, бросающегося на неё.

Это был жуткий танец зверя и девы под луной на чистой поляне, от которого сотрясалась сама земля.

Братья вздрогнули.

— Надо помочь ей! — Бросил Дамир.

— Э-э-э… может лучше кого позвать? — Сказал Макс.

Но Дамир уже его не слышал и бежал на помощь, а Макс топтался на месте и сомневался, идти или нет… Конечно, выручить девушку это всегда хорошо, но что делать с тем огромным псом? От его рыка и размеров прямо мороз по коже. Но Дамир уже был далеко, а оставаться здесь одному как-то не хотелось, и Макс со всех ног кинулся вдогонку.

Но сколько бы братья не бежали, никак не могли приблизиться. Кроме того, что земля ходила ходуном, так ещё, казалось, будто земной пласт всё время отступает, не позволяя подобраться слишком близко.

А затем землю вокруг Макса и Дамира тряхнуло так, что они едва устояли на ногах, замерли и вдруг потеряли из виду девушку и пса. Глянули вдаль. Нет больше стычки, лишь неведомо откуда выросла стена камня и скрыла бой. Братья разинули рты, и было ринулись туда, но земля под ногами снова затряслась, стала проваливаться.

Макс успел отпрыгнуть на более устойчивое место, а вот Дамир утопал в почве и проваливался вместе с ней. Возникла пропасть и забрала брата.

— Дамииир! — Закричал Макс и подбежал к яме, забыв о девушке и псе.

Брат свисал над пропастью, удерживаясь за какие-то кусты, травы или корни.

Макс крепко схватил его за руку и потянул.

— Я держу тебя… — Сказал он брату, когда корни и кусты с треском разорвались, а земля под Максом провалилась.

Братья хватались за корни, ветки, травы, впивали пальцы в грунт, но всё рвалось, выскальзывало и рассыпалось.

Падение во тьму было недолгим. С пылью, камнями, травой. Затем последовало жёсткое приземление. Яма проглотила их. И случилась тьма.

Затем из-под земли начали раздаваться громкие удары. И вспышки света. Они сновали и швыряли Макса и Дамира из стороны в сторону, размалывая пространство. Всё утонуло в этой странной ауре, особой атмосфере, где не услышишь ни своего дыхания, ни сердцебиения. Ничего. Не увидишь и не ощупаешь. Тьма, которая полнится ощущениями кого-то другого. Чьё-то голое сознание. И эти оранжевые всполохи. Ты растворяешься. Тебя нет…