Ранзор нежился в кресле из мягкой тёмной кожи за изящным столом из чёрного дерева и наливал в стакан скотч. Затем открыл миниатюрный холодильник, вытащил пару кубиков и положил в стакан, легонько взболтнул и вдохнул аромат выдержанного в дубовых бочках Шотландии золотисто-янтарного напитка. Сделал глоток, прополоскал им рот и стал медленно всасывать по чуть-чуть, чтобы вся ротовая полость пропиталась виски, и ни одна из ноток этого дивного напитка не прошла мимо.
Ранзор улыбнулся, отложил стакан и посмотрел на Азалию. Она стояла у окна, наблюдала за бурей и вслушивалась в её завывания.
— Знаешь, если выглянуть в окно любого города, любой страны, можно заметить какое всё одинаковое, и потому до чёртиков скучное. Вся эта модная одежда, современная архитектура. Нашей культурой теперь заправляет маркетинг, а все слова и мысли, которые мы обдумываем лишь чьё-то внушение, такое пустое и бессодержательное. Я считаю, мир давно утратил свою самобытность и колорит. Теперь всё производится по шаблону. Кругом одни трафаретчики. Я нахожу это отвратительным! Пора уже опорожнить эту чашу от грязи, вымыть её и наполнить чем-то значимым. Где та первобытная сила, что позволяла людям строить империи, укрощать стихию и возводить башни, за которые боги ненавидели человечество? Как это могло просто исчезнуть?! Нет, нет, нет, оно не исчезло! Оно вышло из употребления. И теперь гниёт под слоем многовековой пыли, разлагая человеческий вид изнутри. Но страдание, оно выбьет всю дурь и напомнит о самых важных истинах. Мы как никогда близки к завершению нашей миссии, не смей говорить, что ты готова всё разрушить, Азалия! Не забывай о том, что ты сделала той далёкой ночью. Если доведём дело до конца, значит всё было не напрасно. Это обретёт смысл. Вот увидишь. Молчишь? Но мне так нравится твоё благородное, сильное и прекрасное лицо. Вот только взгляд измучен, одинок и пуст. — Ранзор усмехнулся. — Слышишь ли ты все эти завывания? Стенания всех душ, что отдаются нашему счастью? И всё же, каждый одинок в своей печали. Пока гнусная мораль вынуждает их притворяться теми, кем они не являются, наряжаться в эти нелепые наряды. Да, я не лучший среди всех, зато честный. И моя жизненная правда освободит их пороки из тюрем и обратит в благодетели. Кем бы они не стали, чудовищами или героями, по крайней мере, они будут настоящими! — Ранзор наполнил стакан до краёв и опустошил залпом.
Азалия всё ещё молча стояла у окна. Её раны медленно затягивались, становясь незаживающими шрамами на изувеченном, плавленом теле, глядя в окно единственным глазом.
— Посмотри на меня! — Тихо и зло произнесла она. Ранзор повернулся. — Приглядись в эти увечья и скажи, что я получила их не зря! Ведь ради тебя я отправилась в изолятор без поддержки каких-либо сил и огребла. Я буквально рву свою жопу, а ты сидишь в мягком кресле и просто рассуждаешь, запивая свои размышлизмы, словно жалкий и убогий человечишка!
— Жалкий, убогий, но весьма привлекательной наружности, ты хотела сказать? Особенно на твоём фоне. — Ранзор налил в стакан ещё виски и протянул Азалии. — Расслабься и выпей, сейчас это будет…
Азалия выбила его из рук, и Ранзор усмехнулся.
— Ну вот зачем бить дорогой хрусталь? В твоих бедах он не виноват. Скажу честно, меня не впечатлили твои пафосные изречения. Но если ты из себя такая дева Мария, как ты терпишь моё богомерзкое общество? И может быть ты даже потребуешь любви и благодарности? Но, если задуматься, за что я должен быть благодарен? Ты не выполнила того, что я просил, ни помощников, ни девчонки, которую ты супротив моей воли попыталась убить. А теперь и с псом связь утрачена. Но я спас тебя, вытащил из ада после твоего позора. И если уж трепаться о том, что я кого-то из себя корчу, то следует упомянуть из чего состоит мой рацион. Такие как я связаны с людьми, их эмоциональный фон формирует нас. Но в этом есть и своя прелесть. Например, я без труда влился в их общество. Все эти привычки, речи, устои. Мимикрия — это прекрасно! — Ранзор встал из-за стола, подошёл к Азалии, взял за руки и стал нежно гладить. — Теперь это твоё царство и больше ничьё! Можешь полностью отдаться своим хотелкам. Сегодня город, завтра весь мир, а послезавтра целая вселенная. Ты будешь центром мироздания, первой межгалактической иконой! Всё падёт к твоим ногам! — Ранзор улыбнулся и стал обнимать её.
Азалия отвела взгляд.
— Я это ты, а ты это я. И там, где ты, всегда буду и я. Поверь, я знаю, что ты чувствуешь. Мы ещё прольём на этот мир ядерный огонь саморазрушения, и он станет воистину праведным. — Вкрадчивым голосом заверил Ранзор.
Азалия убрала руки и отпрянула.
— Делай как знаешь, но помни, это я подарила тебе трон, я же могу и забрать. Не играй со мной. — Сказала она.
Ранзор усмехнулся.
— И я благодарен тебе за это! — Он подошёл сзади и снова обнял.
— Ты говорил об исцелении души, о счастье и любви, обещал, что мир начнёт ценить меня! Но я чувствую лишь смерть, я дышу разложением, а каждая тварь, что я пронизываю, презирает меня в себе, в то время как ты убиваешь своих братьев. Даже тех, кто был готов верно служить. — Сказала Азалия.
Ранзор вздохнул.
— Я не могу доверять тем, кто столь зависим от человеческих эмоций. В поглощённом виде от них гораздо больше проку. К примеру, Теменпас, один из последних, дух азарта, все его шахматные кружки, подпольные казино, игорные клубы. База потенциальных клиентов для нашего счастья расширилась, и перехватывать души без конкурентов в разы проще. Но знаешь, я никогда не поверю, что это та причина, которая тебя так злит. Колись!
Азалию затрясло.
— Почему эта шлюшка греется в лучах счастья? Нашего счастья?! Именно она черпает из него силы! Она, которая и пальцем не пошевелила, чтобы создать эту систему, а не я, соавтор! Что она вообще для тебя значит?!
Ранзор рассмеялся.
— Так вот в чём дело! Анна занимается всего лишь бюрократией, работой с людьми, которых ты на дух не переносишь, вот я и подумал, что для тебя, творческой натуры, работа на воздухе будет гораздо привлекательнее, нет? — Ранзор театрально вздохнул. — Вот она твоя благодарность, после стольких лет любви и дружбы…
Азалия, кажется, начала успокаиваться.
— Если в моей власти целый город, то почему у меня не хватает сил даже исцелиться? И ты обещал вернуть благодать счастья, так где же она?! Я чувствую, как её сила растёт, но вот беда, воспользоваться не могу! Словно эта сила растекается через меня, но не поддаётся моей власти!
— Я очеловечил тебя. А ты придираешься к тому, что твоя оболочка не идеальна, но она и не бывает идеальна, в этом смысл человеческого бытия, комплексовать и становиться лучше. Что касается благодати, это временная задержка, мелочь, которая не должна становиться камнем преткновения. Хоть и выглядит эта перепалка премило.
— У меня нет глаза, большей части сил, и день ото дня я слабею… Это ты называешь забавным?!
— Я же сказал премилым! Не перевирай! Нужно потерпеть всего ничего, и нас охватит триумф! Ты моя сила, страсть и желание! И моё счастье берёт начало с тебя. Ты то, во что я так долго вкладывался и корпел. Как же я могу разрушить тебя, ведь это будет подобно самоубийству! Да, я не идеален, мои методы неоднозначны, я бываю жесток и груб, но мне незачем действовать против себя самого!
Азалия судорожно задышала и кинулась в объятия Ранзора, запрыгнула на него и взяла его лицо своими руками, и начала говорить трясущимся голосом.
— Я будто лишилась всего и ненавижу тебя за это. За твою грубость и безжалостность. Но я нуждаюсь в тебе, кем же я буду без тебя, кто укроет меня от кошмаров прошлого, если не твоя любовь?! И всё же, — Азалия начала массировать Ранзору грудь, — все твои тайны и притворство ранят меня. Но я закрываю глаза и выворачиваю душу, готовая ради тебя на всё. Скажи хоть раз правду, без лукавства, чего желает твоя мятежная душа? К чему она стремится?
На сей раз взгляд отвёл Ранзор.
— Ты знаешь, чем питаются подобные мне. Мы не более чем отражения человеческого духа, а значит и ответ на твой вопрос нужно искать в людях, в извечном таинстве их душ. Может быть поэтому они мне столь интересны, но знай, придёт время, и я нивелирую разницу. И тогда я сам буду решать каким мне быть. Я поднимусь с колен и загляну хозяевам в глаза… — Сказал Ранзор.
И вернулся в кресло, откидываясь на спинку с новым бокалом виски, пока Азалия ютилась к нему, целовала в лицо, кусала шею, расстёгивала рубашку и ремень.
Пока за окном ревела буря.