Формирование такого огромного исторического феномена, как раннегреческая культура XXII—XII вв. до н. э.[126], происходило при интенсивном общении создателей этой культуры с соседними племенами и народами. Масштабы и характер взаимодействий представляли величину переменную. В III тысячелетии ведущая роль в установлении контактов перешла к обитателям островной Греции, после того как они развили навигационную практику до такой степени, что морские пути стали более быстрым и доступным средством сообщения, чем сухопутные. Во II тысячелетии сначала Крит, а затем материковая Греция еще шире использовали морской транспорт для общения с дальними странами.
Устойчивые внешние связи создавали возможности для заимствований в той или иной сфере культурной жизни. Сильнее всего эти процессы сначала проявились в критской культуре («минойской»), так как остров лежал ближе всех к Египту, этому могучему очагу культуры на Ближнем Юге. Богатая египетская цивилизация III тысячелетия неизбежно должна была привлечь внимание критян. Действительно, в культурной традиции Крита, занимавшего положение крайнего южного форпоста на границах греческого мира, ясно заметны мотивы, перенятые у обитателей долины Нила. Огромный подъем греческой культуры во II тысячелетии имел следствием не только расширение внешних связей ахеян, но и их качественное изменение: в духовной жизни ряда стран Восточного Средиземноморья заметны результаты культурного влияния сначала одного лишь «минойского» Крита, а позднее и всей «микенской» Греции[127].
Нет сомнений в том, что изменения политической обстановки в Восточном Средиземноморье во II тысячелетии до н. э. оказывали прямое воздействие на объем внешних культурных связей греческого мира. Возвышение таких государств, как Хеттская монархия или Египет, имело далеко идущие последствия. Можно ли предполагать, что ахеяне легче устанавливали контакт с небольшими государствами сирийского побережья (типа Угарита), чем с мощной державой хеттов, сказать пока трудно. Из-за слабой археологической изученности Малой Азии в настоящее время пока еще мало свидетельств о сношениях греков в XX—XII вв. с хеттскими владениями. Гораздо больше источников, отражающих связи греков с Сирией, Египтом и южноиталийскими землями.
Вопрос о контактах в области культуры необходимо рассматривать в историческом контексте, внимательно учитывая все стороны данного явления. Крайне затрудняет проникновение в суть происходивших процессов культуртрегерская мысль об обусловленности развития одних стран обязательным культурным воздействием других. Некоторые специалисты все еще верны устаревшему тезису о решающем значении культурного воздействия стран Востока на духовное развитие древнейшей Греции. Размеры «восточного влияния» на крито-микенскую культуру оцениваются, правда, по-разному. Например, один индийский археолог отмечает два восточных мотива в микенском искусстве — изображения сфинкса и двух львов[128]. Гораздо дальше идет турецкий археолог и историк искусства Э. Акургал, который придает большое значение взаимодействию Востока и крито-микенского мира[129]. Подобных же взглядов придерживается и П. Демарнь[130].
Для сколько-нибудь убедительного разрешения этой спорной проблемы нужно сначала твердо установить, какие факты служат достоверным доказательством «влияния». Например, сосуд в форме утки из горного хрусталя, найденный в могиле Омикрон[131] круга Б в Микенах (около 1550—1500 гг.), представляет яркий образец того, как творчески и высокохудожественно критский мастер переработал обычный египетский мотив. Точно так же можно с уверенностью говорить о взаимовлияниях критской и египетской культур, когда идет речь о блестящем искусстве Египта в эпоху Тель-Амарны (1375—1350 гг.): полные жизни и любви к живой природе фрески из Амарны дают яркое свидетельство мощного воздействия крито-микенского искусства на творчество египетских художников[132].
ГРЕЦИЯ и МАЛАЯ АЗИЯ в III-II тысячелетиях: 1. Салоники 2. Олинф 3. Амфиполь 4. Драма 5. Дикили-таш 6. Кавалла 7. Сервия 8. Афиона 9. Додона 10. Сескло 11. Димини 12. Пагасы 13. Воло (Капакли) 14. Цангли 15. Левкада 16. Астак 17. Итака 18. Кефалления 19. Ферм 20. Закинф (Занте) 21. Криса 22. Агиа-Марина 23. Драхмани 24. Херонея 25. Орхомен 26. Арне (Гла) 27. Фивы 28. Евтресис 29. Афидна 30. Марафон 31. Мениди 32. Афины 33. Агиос-Космас 34. Элевсин 35. Эгина 36. Форик 37. Кораку 38. Коринф 39. Гония 40. Флия 41. Немея 42. Клеоны 43. Зигуриес 44. Микены 45. Бербати 46. Просимна-Арг. Герейн 47. Мидея 48. Аргос 49. Тиринф 50. Навплия 51. Асина 52. Олимпия 53. Каковатос 54. Асея 55. Тегея 56. Хагиоргитика 57. Пилос 58. Мальти 59. Зарната 60. Амиклы 61. Вафио 62. Полиохни 63. Протесилаев холм 64. Троя 65. Безика бухта 66. Кум Тепе 67. Ханай Тепе 68. Антисса 69. Ферми 70. Хиос 71. Колофон 72. Самос 73. Мыс Крио 74. Делос 75. Сирое 76. Сифнос 77. Φилакопи 78. Парос 79. Наксос 80. Аморгос 81. Фера 82. Калимн 83. Кос 84. Нисирос 85. Ялисос 86. Камир 87. Иорташ 88. Бабакой 89. Бесюли 90. Эскишель 91. Демирчи 92. Кусур 93. Сенир 94. Испар 95. Адали 96. Инеге 97. Милет 98. Миласа 99. Агиа-Триада 100. Тилисс 101. Кносс 102. Маллия 103. Психро 104. Псира 105. Като-Закро 106. Камарес 107. Фест
Иное дело распространение отдельных вещей, попадавших в Грецию из стран Ближнего Востока, Ближнего Юга или даже из североевропейских земель. Торговый обмен может длиться долгое время и не привести к культурным взаимодействиям. Ведь коммерческие связи в древности представляли собой довольно примитивный вид контактов. Правда, они простирались иногда на огромные расстояния — например, в Трое найден топор из лазурита, камня, происходившего с Тибета. Но обмен изделиями или сырьем мог мало затрагивать сущность духовной жизни того или иного древнего народа. Что касается общего соотношения между культурами Греции и стран Ближнего Юга и Ближнего Востока, то вопрос этот весьма обстоятельно разобран в докладе В. Д. Блаватского на XIII Международном конгрессе исторических наук в Москве в августе 1970 г. Нам остается только присоединиться к убедительному выводу исследователя, что долгое время внутреннее развитие стран Ближнего Востока и античного мира протекало довольно обособленно друг от друга и что положение изменилось лишь начиная с эллинистического периода[133].
Действительно, усвоение во II тысячелетии греками и их соседями некоторых черт (подробнее мы остановимся на них ниже) не оказало сколько-нибудь заметного влияния на общий характер культуры как островной, так и материковой Греции. Здесь мы сошлемся на мнение Б. В. Фармаковского, одного из крупнейших русских ученых-антиковедов, который писал в 1907 г.: «То, что бросается в глаза при изучении памятников микенского искусства, — это коренная разница, фундаментальное различие общего характера их стиля от стиля древнего Востока и Египта. Микенские памятники поражают не тщательностью и кропотливостью работы, не чистотою исполнения, преодолевающего громадные трудности — все эти качества мы наблюдаем всегда в древнем искусстве Востока и Египта, — нет, величие микенского искусства состоит в его необычайной юной свежести, в жизненности и оригинальности концепции и передачи. В микенском искусстве совершенно другой дух, чем на Востоке»[134].
Яркое определение Б. В. Фармаковского нашло подтверждение в огромном числе памятников греческой культуры II тысячелетия, ставших известными за последние десятилетия. И в суждениях современных исследователей можно встретить мысли, прямо созвучные Б. В. Фармаковскому. Для нас особенно интересно положение польского археолога Б. Билинского, который на конгрессе в 1967 г. в Риме особо подчеркнул антропоцентризм философии и культуры греков — в отличие от философии древневосточных стран[135].
Эта существенная разница позволяет понять, почему заимствования извне оказали столь небольшое воздействие на общую культурную эволюцию Греции II тысячелетия[136].
Попытка осветить некоторые вопросы истории древнегреческой культуры во II тысячелетии до н. э. требует дополнительных хронологических уточнений. Весь этот период дополисной истории Греции четко распадается на два отрезка. Первый — время раннеплеменной обособленности, которая кончается где-то в XVIII — XVII вв., когда на материке возвысились племена, говорившие на ахейском диалекте. Главенство ахеян среди других древнейших греческих племен позволяет назвать следующий отрезок временем ахейской гегемонии. Верхняя хронологическая веха, завершающая ахейский период, — расселение дорян в XII в.
Накопление множества данных о Греции в указанный период позволяет приступить к специальному изучению раннегреческой культуры. Этот этап в развитии античной цивилизации тем более интересен, что он дает новый вид источников для исследования греческого рабовладельческого общества той поры, когда оформилась его государственная жизнь. Своеобразие этого общества наложило, естественно, существенный отпечаток на всю созданную им культуру. Ведь раннеклассовое общество и государство представляли собой совершенно новое явление в жизни населения той или иной территории. Происходивший необратимый социальный процесс с неумолимой жестокостью отодвигал в прошлое многие важнейшие нормы, которые были выработаны этим же этническим массивом еще в эпоху внутриплеменного и родового единства. На смену приходили новые социальные установления и связанные с ними новые виды связей внутри общества. Пожалуй, не всегда с достаточной ясностью мы представляем себе, сколь коренным было отличие ахейского общества XVII—XII вв. от общественной системы прагреческих племен, находившихся на стадии первобытнообщинного строя. В некотором смысле это была столь же глубокая разница, как отличия между •рабовладельческим и феодальным обществами.
Происшедший перелом отразился и на отношении к культурному наследию первобытнообщинного строя. Можно предположить наличие глубоких конфликтов нового со старым, которые имели место в ахейском обществе всякий раз, когда требования времени наталкивались на сопротивление традиции. Конечно, формы этих столкновений были весьма своеобразными, а скудность письменных источников не позволяет выявить четко все стороны этого процесса. Но вероятно, поскольку социальная эволюция во II тысячелетии шла гораздо медленнее, чем в I тысячелетии до н. э., острота названных противоречий должна была ощущаться не так сильно, так что изменений на протяжении жизни одного поколения люди почти не замечали. Лишь спустя 200—300 лет, когда процесс уже завершался, становились заметны перемены. Но, говоря о темпах развития общества и о влиянии этого фактора на человека, опять-таки следует помнить, что в предшествующие тысячелетия общество эволюционировало еще медленней.
Если преемственность культурных традиций III и II тысячелетий была осложнена разницей в социальной структуре общества, то гораздо менее значимой представляется нам грань между ахейской культурой и культурой следующего за дорийским поселением периода греческой истории, который мы предлагаем назвать «пред-полисным». Ведь основным содержанием переходного периода, связанного с вторжением дорян, была постепенная смена политических Форм, освободившая путь для развития возникших уже в ахейском обществе социальных норм. Таким образом, вопрос стоял не о принципиально новом строении общественной жизни, но о дальнейшем развитии типологически единых институтов.
Наличие несомненных преемственных связей между Грецией II и I тысячелетий отмечалось уже давно как в русской[137], так и в западной историографии[138]. Однако скептическое отношение долго преобладало среди исследователей. Лишь открытие греческой письменности II тысячелетия заставило умолкнуть громкие голоса скептиков. Иной подход к греческой легендарной традиции, которого потребовали неоспоримые данные новых источников, делает необходимым детально проследить, какие традиции II тысячелетия сохранились и в каком именно виде в Греции предполисного и последующих времен. Непрерывное единство, которое наблюдается во многих отраслях духовной жизни греков, позволяет рассматривать процесс культурного развития страны как единое целое, причем ахейская культура может быть охарактеризована как предшествующая фаза, более поздней греческой культуры I тысячелетия.
Правда, и вопрос о культурной преемственности додорийской и предполисной Греции[139] не следует упрощать. Ведь при ломке политических институтов роль культуры в преемственности различных ступеней одного и того же общества неизмеримо возрастает. В XII—XI вв. в духовной жизни Греции имела место встреча разных течений. Ко времени прихода дорян единообразная культура ахейцев, данайцев и других более мелких племенных единиц за предшествующие века «микенской» цивилизации достигла больших успехов, основательно преобразив при этом многое из культурного наследия далеких предков, праэллинов, возможно, кое-что и потеряв. Расселившиеся доряне были носителями иного направления в развитии системы праэллинских исконных установлений. Оно характеризовалось, судя по тому, что нам известно о социальной жизни дорян в начале I тысячелетия, большей устойчивостью древних общественных норм[140]. Установление политической гегемонии дорян означало не только принесение более традиционного варианта культуры в земли Средней и Южной Греции. Оно могло дать новую силу некоторым элементам старинных институтов в среде ахейско-ионийского населения, сохранившего свою независимость после прихода дорян. Соответственно в культурной жизни Греции после XII в. необходимо предполагать взаимопроникновение далекого праэллинского субстрата, уже прошедшего «микенизацию», и его дорийского варианта, выступающего теперь в греческой культуре как суперстрат. Отмеченное обстоятельство придало своеобразные черты процессу сложения культуры классической Эллады I тысячелетия до н. э.
Выяснение соотношения всей культуры древней Греции и культуры эпохи сложения греческой народности затруднено и тем большим временным промежутком, который отделяет ахейскую ступень от поздних этапов, известных нам лучше всего. Качественные изменения одного и того же историко-культурного явления на протяжении от XVII—XIII до IX—VIII вв. должны были быть весьма значительными.
Необходимо указать еще на одну сторону вопроса. Поскольку в целом ряде культурных сфер предполисной Греции отчетливо выступают примеры генетических связей с культурой II тысячелетия (назовем лишь легендарную традицию, религиозные воззрения или некоторые архитектурные формы), постольку есть основания считать, что аналогичная преемственность имела место и во многих других областях культуры. Несомненно, что исследование отдельных проявлений этого потребует немалых усилий, так как знаний о реальном ходе исторического процесса накоплено еще недостаточно. Отчасти это находит объяснение в том, что лишь 23 года тому назад окончательно рухнула теория о различии этнического состава страны в периоды до и после дорийского переселения XII в. Только теперь можно ясно представить обширность исторических связей в жизни греческого народа на двух первых ступенях рабовладельческой эпохи[141]. Конечно, характер названных связей в различных частях страны был неодинаков. Видимо, следует говорить о прямой преемственности на тех территориях, где сохранились узлы ахейской политической системы, и о более усложненной исторической обстановке в землях, заселенных дорянами, к тому же сначала не столь многочисленными.
Представление о культуре Греции II и I тысячелетий как об органическом едином историческом феномене открывает большие возможности для изучения не только культурного развития ахейцев, но и для лучшего понимания истоков многогранной классической культуры Греции, занимающей столь важное место в развитии всей европейской цивилизации. В огромное наследие античного времени, которым мы активно пользуемся, входят многие ценности ахейской эпохи — эпос, произведения архитектуры, живописи и художественных ремесел. Во многих областях нашей жизни присутствуют, пусть не так прямо и ощутимо, некоторые начала, выработанные еще в дополисной Греции. Иными словами, творческий труд, овеществленный 3—4 тысячи лет назад, в какой-то мере влияет на духовный мир современного человека[142].
Роль культурных достижений ахейского времени в формировании духовного облика эллинского народа в I тысячелетии становится все более и более ясна. Интересно, что то главное качество, которое характеризует эллинскую цивилизацию I тысячелетия до н. э., а именно — ее более светский характер по сравнению с цивилизациями соседних народов Египта или Месопотамии, не могло возникнуть неожиданно в короткий период после вторжения дорян — оно было, как мы увидим ниже, в полной мере присуще и ахейской культуре. Характерно, что эту особенность мировоззрения ахеян демонстрируют уже одни из самых ранних памятников их монументального искусства — надгробные стелы микенских династов первой половины XVI в. На рельефах этих плит мы видим много изображений человека, совершающего военные или охотничьи подвиги[143]. Столь же красноречивы и изображения на парадных клинках из царских могил Микен и Пилоса — там фигурируют человек, природа и отсутствуют полностью сакральные мотивы.
Рассматривая ахейскую культуру как часть античной культуры, не следует забывать и о других ее связях. Ведь она возникла в результате длительного развития населения юга Балканского полуострова и после обособления всех эллинских племен в ясно очерченную этническую группу. Это обстоятельство требует уделить пристальное внимание тем элементам генетической культурной общности, которые можно найти в культуре ахейцев и их современников, обитателей более северных земель[144].
Содержание раннегреческой культуры чрезвычайно разнообразно. В интересующий нас период XXIII—XIII вв. были накоплены большие знания в области технологии, как показывают данные о развитии металлургии, земледелия, строительного дела, изготовления тканей, керамики и стекла, кораблестроительства, дорожного дела и других отраслей производства.
Одновременно ширились наблюдения над природой, что позволило грекам заложить основы таких естественных наук, как астрономия, география, медицина. Развитая система арифметических знаков и цифровых обозначений в ахейском письме свидетельствует о становлении математики, об их литературных достижениях можно судить по эпическому наследию. Архитектура, живопись, скульптура, мелкая пластика, художественные ремесла свидетельствуют об интенсивной творческой деятельности ахейских мастеров и художников. Изучение памятников искусства позволяет понять духовную жизнь общества, поскольку этот вид источников содержит в себе не только начала познавательные, но даже и социально-организующие, поскольку ряд разделов искусства служил интересам определенных кругов и общества. Изделия ахейских мастеров позволят определить пути того слияния искусства и техники, которого достигли греки во II тысячелетии. Здесь особенно интересно массовое керамическое, производство.
Одно лишь наличие или отсутствие каких-то явлений культуры отражает определенные особенности ахейского общества. Так, ограниченное распространение письма в ахейской деревне позволяет сделать вывод о большой силе норм обычного права, сохраняемого в устной традиции. С этим обстоятельством следует сравнить устойчивость этических понятий общества, которую демонстрирует ахейский эпос.
Изучение культурной жизни включает в себя и исследование языка ахейской Греции. Ведь структура языка, развитость таких его разделов, как морфология и синтаксис, зависят во многом от общего культурного развития, от сложности тех понятий, в которых выражается опыт всего общества, и от того, как эти категории передаются от одного члена коллектива к другому. Связь культуры и язык несомненно является весьма интересной проблемой, так же как и история ахейского письма.
Многое может дать изучение данных о раннегосударственном праве ахейцев, сменившем давние институты племенного права. К сожалению, столь важный раздел, как семейное право, изучен еще весьма недостаточно.
Анализ ахейской культуры способствует уяснению еще одного сложного вопроса: как осуществлялось достижение соответствия уровня материального и технического прогресса с процессом выработки духовных ценностей на разных отрезках исторического пути ахейцев. Иными словами, какова была связь технического и социального прогресса, чему именно служили технический прогресс[145] и вся организация общественного производства в Греции II тысячелетия. Яркая культура ахейских государств показывает, что в них с успехом использовался богатый опыт, накопленный со времени перехода к производящему хозяйству, имевшего место на Балканском полуострове приблизительно с VII тысячелетия до н. э.
Характерная для ахейской культуры большая динамичность свидетельствует, что греческому обществу того времени удавалось достигать значительной степени соответствия материальной и духовной сторон в жизни. Это открывало широкие возможности для роста производительных сил, в том числе и для самого человека. Длительное непрерывное развитие страны во II тысячелетии обеспечило благоприятные условия для совершенствования человека[146], для ускорения интеллектуального развития, означавшего расширение сознательной деятельности человека и увеличение его потенциала в овладении силами природы. Не только внешнеполитический фактор способствовал быстрому прогрессу раннегреческой культуры[147], огромное значение имели социальные условия жизни. Изучаемая культура была созданием всех слоев свободного населения, которое широко пользовалось достижениями своего времени. Раннеклассовый характер социальной системы, не создавшей еще застывших рубежей внутри общества, способствовал тому, что сохранялась достаточно сильная общность культуры всего народа. Значение этого феномена, как нам кажется, еще недостаточно подчеркнуто. Между тем благодаря этому обстоятельству вводились в действие огромные резервы творческой энергии народа. Отсюда такой большой сдвиг в эстетическом и интеллектуальном развитии рядового грека на протяжении II тысячелетия, такое углубление понимания им окружающего мира. Памятники искусства ясно показывают, что тогда неуклонно росли эстетические потребности всего народа. Создав культуру, отличающуюся единством, греческий народ придал ей ярко выраженный оптимистический характер. Видимо, новые социальные и экономические явления (например, формирование государственной системы или появление городов и городского хозяйства) не оказывали еще такого подавляющего воздействия на общественное сознание, как это было в восточных монархиях II тысячелетия.
Единство ахейской культуры позволяет говорить о довольно большой свободе пользования достижениями общества массой его сочленов. Указанное обстоятельство нашло свое отражение в такой выдающейся черте ахейской культуры, как ее человечность. С этим полностью согласуется и прикладной характер культурного творчества ахеян, заботливо предусматривающего удобства человека. Быт владельцев дворцов и богатых горожан доставляет яркие свидетельства такой направленности.
Общенародность раннегреческой культуры[148] имела еще одну сторону: уровень требований общества к каждому своему сочлену, будь то земледелец, воин или ремесленник, должен был быть весьма высок, так как суровые условия существования требовали постоянного совершенствования (технических навыков, объема экспериментальных знаний) каждого нового поколения. К этому вопросу мы еще вернемся, здесь же отметим лишь следующее: типичный облик ахейского воина, который запечатлен в десятках произведений искусства XVI—XII вв., свидетельствует об огромной работе, которая затрачивалась тогда боеспособной частью населения для овладения необходимыми профессиональными навыками. Это значит, что при общности мировоззрения в греческом обществе на протяжении II тысячелетия уже обнаруживалась профессиональная разница между различными слоями. Это вело и к дифференциации интеллектуальных навыков, поскольку общество возлагало на разные свои слои задачи разной трудности. Нужно ли говорить о том, что в ту эпоху интеллект искусного рядового воина все же в чем-то уступал интеллекту художников или зодчих, произведения которых выдержали испытание нескольких тысячелетий. Естественно ожидать, что указанный процесс вносил все новые оттенки в практическое разрешение проблемы соотношения культурного прогресса общества в целом и роста специальных знаний отдельных профессиональных групп внутри его. Отмеченные явления способствовали дальнейшему разветвлению системы отношений человека и общества, что сказывалось в конечном итоге на социальной значимости того или иного слоя[149].
Изучение культуры 11 тысячелетия требует уделить самое пристальное внимание религиозным воззрениям, которые включали ранние представления греков о системе мироздания — правда, в мифологической форме.
Не менее интересна еще одна сторона религиозной жизни ахейского общества — для его рядового члена общение с богами имело целью обеспечить наилучшие условия личного, а иногда и общественного бытия. Иными словами, источники, характеризующие религиозную деятельность общества, позволяют судить о силе воздействия социальной системы на отдельного человека. Данные же об особо пышных обрядах, исполнявшихся носителями царской власти, проливают свет на развитие социального неравенства в раннеклассовом обществе Греции.
Особого внимания заслуживает культ предков в этом обществе эпохи развитой бронзы. Искусный земледелец и опытный пастух, ахеянин II тысячелетия понимал ценность труда, вложенного его предками в возделываемый им участок земли и нашедшего отражение в устно передаваемом из поколения в поколение своде правил, который возник в результате длительного накопления эмпирических знаний по уходу, кормлению и лечению животных. Активно пользуясь мудростью предков, пахарь и пастух, вероятно, особо почитали тех, в ком видели первоначальных носителей этой мудрости. И хотя до нас дошли лишь свидетельства из области религиозного миропонимания, но данные эти в какой-то мере относятся и к реальной жизни общества. Почитание родоначальников, покровителей и попечителей семей и родов служило вполне материальным целям и задачам и в период складывания раннеклассовых отношений. Конечно, полностью уяснить вопрос о соотношении религиозно-моральных установлений прагреческого первобытнообщинного и раннегосударственного ахейского общества пока еще трудно. Однако об изменении отношения к богам говорит превращение родовых культов в государственные. Мифы и легенды и их отображение в памятниках искусства свидетельствовали об определенном мироощущении греческой народности в XX—XII вв.
Изучение религиозных взглядов ахеян должно пролить свет на весьма остро стоящий в современной историографии вопрос о взаимоотношениях ахейской культуры с культурами соседних стран Юга и Востока, где еще раньше оформились классовая структура и государственность. Решение этой проблемы затрудняют модные среди современных ученых теории об обязательности «воздействий» и «влияний». Однако нельзя забывать о громадных трудностях, иногда чисто технических, стоявших на пути трансплантации идей и изобретений в обществах, разделенных языковыми барьерами и особенно имеющих разные религиозные системы. Ведь всякое новшество извне для человека того времени связано было с поступками, так или иначе воздействовавшими на отношение общины и покровительствующих ей богов. Обращение к чужому опыту было обращением к богам на чужой земле. Человек далекого прошлого особенно ясно ощущал свою зависимость от земли, обработанной и ухоженной многими поколениями его предков. В ахейской Греции удельный вес земледельческой части населения был намного выше, чем, например, в Афинах в V в. до н. э.[150] Поэтому в греческом обществе II тысячелетия были более сильны устои мировоззрения землепашца и тесно с ним связанного ремесленника. Только в особых случаях настоятельная необходимость могла побудить общину отказаться от проверенной практики предков во имя чего-то чужеземного — да и то при условии достаточно гармоничного сочетания нового со старым. Иначе это должно было восприниматься как оскорбление исконных установлений, иными словами — как конфликт с окружающими силами природы, как нарушение системы связей, выработанной и испытанной многовековой практикой общины и всего народа.
Выше мы уже отмечали наличие фактов внешних воздействий в области культурного развития раннегреческого общества. Но совершенно неверно придавать внешним влияниям такое всеобъемлющее, определяющее значение. Греческая культура, самобытная по природе, творчески перерабатывала отдельные заимствования, сохраняя свое характерное обличье и содержание. Это особенно важно иметь в виду при изучении связей сначала критян, затем и ахеян с египтянами, хеттами и народами Переднего Востока.
Итак, во II тысячелетии на Европейском континенте появляется городская культура. Городская жизнь перешла непосредственно из ахейской Греции в предполисную Элладу (как известно, доряне не создали сами города, Спарта и в эпоху Фукидида состояла из отдельных деревень. — Thuc, I, 10, 2) и достигла высочайшего развития на последующих ступенях античной культуры. Как во II, так и в I тысячелетиях греческий город опирался на обширные сельские территории, что определило неразрывную связь городской культуры с землей.
Другая ее особенность: многие стороны материальной культуры ранних греков, возникшие впервые во II тысячелетии, например зодчество, торевтика, живопись, не имеют прямых предпосылок в прошлом, но зато обращены в будущее. Поэтому ахейская культура не столько завершает прошлое, сколько начинает следующий этап. Ахейская Греция явилась необходимой ступенью в становлений полисной Греции.
Наконец, остановимся вкратце на том, какой смысл мы вкладываем в понятие культура. Как известно, поиски содержания этого термина занимают большое место в современной историографии: например, А. Кребер и К. Клакхоон приводят свыше 160 определений[151], причем сам Кребер предпочел отказаться от точной дефиниции[152]. В конце 1950-х годов Ф. Бэгби предложил еще одно толкование: культура — это «обычные нормы внутреннего и внешнего поведения членов общества, исключая те представления, которые являются несомненно наследственными по своему происхождению»[153]. Данная дефиниция вытекает из той основной посылки Бэгби, что культура — это прежде всего «способы поведения» или «пути, по которым действуют люди»[154]. Указанный взгляд представляется нам весьма односторонним: он принимает во внимание лишь модусы поведения большинства членов того или иного общества, исключая из понятия «культура» такие важнейшие ее разделы, как идеи, верования и моральные ценности[155]. Между тем именно эти стороны жизни каждого общества представляют особую ценность для всего человечества и входят в его культурный арсенал на многие века и эпохи. Формула «культура — модусы поведения», по мнению ее автора, включает и материальную культуру общества[156]. Для нас однако, остается непонятно, как происходит это включение, если определяющие материальную культуру идеи предварительно изгнаны из сферы культуры[157]. Предлагаемая Бэгби дефиниция отличается недостаточной глубиной для определения столь важного раздела в жизни человечества, как культура. Формула Бэгби охватывает только часть признаков этого большого явления, отнюдь не исчерпывая всей его многогранности[158].
Мы бы предложили следующую формулировку: культура — это достижения общества во всех областях его деятельности, как материальной, так и духовной. Этот опыт имеет силу для каждого общества в период его жизнедеятельности, и какая-то его часть переходит по наследству к обществам последующих времен. Иначе трудно представить, как сложилась общечеловеческая культура, впитавшая в себя рациональные результаты деятельности всех времен и народов.