Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура

Глава V ЗАРОЖДЕНИЕ НАУК: СЧЕТ, ПИСЬМО, ГЕОГРАФИЯ, МЕДИЦИНА

Предыстория ахейской грамотности уходит в эпоху неолита на Балканском полуострове. Еще в раннем неолите в Фессалии вошли в употребление печати из камня[397] или глины преимущественно с геометрическими рисунками[398]. Узоры этих штампов, называемых пинтадерами, являлись условными знаками. В среднем неолите в Фессалии известны нанесенные на посуду отдельные символические знаки, например знак трезубца. А в Сескло была найдена[399] четырехсторонняя глиняная табличка с вырезанными на ней различными знаками (черточки, крестики и др.).

В IV тысячелетии в соседних с Грецией землях население стало шире употреблять знаки, вырезанные или оттиснутые на сырой глине. Например, в поздненеолитическом поселении Ситагры (Македония) были найдены глиняные штампы — цилиндры с нарезным орнаментом[400]. Уже в середине или во второй половине IV тысячелетия племена, населявшие северо-западные области современной Болгарии, имели пиктографическую письменность, знаки которой являлись точными или схематичными рисунками предметов, означавших отдельные понятия. Свидетельством этому является глиняная табличка с четырехстрочной надписью, найденная в 1969 г. в халколитическом слое селища Градешница во Врачанском округе в Болгарии[401]. Табличка из Градешницы хорошо датирована временем между 3500 и 3000 гг. Она открыла важнейший факт в Древнейшей истории культуры — оказалось, что на Балканском полуострове письменность возникла много раньше, чем на Крите, где пиктографическое письмо известно лишь со второй трети III тысячелетия[402]. Весьма важно и то, что, как отметил В. Георгиев, некоторые знаки таблички Градешницы имеют аналогии в более позднем критском пиктографическом письме.

Племенной мир Балканского полуострова в конце IV — начале III тысячелетия пользовался пиктографическими знаками довольно часто, как свидетельствуют знаки, вырезанные на сосудах, относящихся к культуре Винча — Тордош (Югославия — Румыния — Болгария), и на найденной недавно печати из Караново (Болгария)[403] Три таблички из Тэртэрии[404], датируемые второй половиной III тысячелетия, дополняют картину. Примечательно разнообразие знаков на табличках, указывающее на сильную традицию пиктографии в землях Семиградья.

Перечисленные находки показывают, что балканский массив индоевропейских племен создавал свою самостоятельную письменность почти в то же самое время, что и шумеры в Месопотамии, у которых древнейшее письмо известно в середине IV тысячелетия. Что касается египетской пиктографической системы, созданной во второй половине IV тысячелетия, то она одновременна с балканской пиктографией. Тем самым окончательно устраняется давно уже устаревшая гипотеза о появлении письменности в Греции под воздействием Египта. Более правдоподобно, что письмо эпохи Ранней бронзы возникло в Элладе на основе пиктографии, созданной племенами Балканского полуострова еще в эпоху халколита.

Bill тысячелетии употребление разных меток и пиктограмм засвидетельствовано во многих местах. Интересным примером монументального рисуночного письма являются петроглифы, открытые на Наксосе. Там на выходе мраморных скал около XXIV—XXIII вв. были выбиты молотком рисунки, рассказывающие об охоте на дикого козла, о танцах охотников и плавании на судне[405].

О постепенном усложнении письменности говорят памятники глиптики эпохи Ранней бронзы. Первоначально печати имели геометрические узоры, в которых преобладали мотивы меандра, спирали, петли, лабиринта. Весьма показательна серия 150 оттисков печатей из «Дома черепиц» в Лерне[406], которая свидетельствует о высоком мастерстве резчиков печатей. Они искусно использовали небольшое число геометрических мотивов для создания многообразных тонких рисунков[407]. На Крите в Раннеминойском-III периоде (в XXV—XXIII вв.) на печатях начали вырезать фигуры людей и животных, что означало дальнейшее распространение системы идеографического письма, при котором рисунок — идеограмма — передавал определенное понятие. Уже в XXI—XX вв. на критских печатях можно видеть сложные композиции из рисуночных знаков. Тогда же продолжали употреблять и совершенно условные знаки типа трезубца, креста, звезды[408]. Со временем пиктограммы писали все более схематично, так что знаки упростились и приобрели весьма суммарные очертания. Такие схематические пиктограммы, состоящие только из линий, А. Эванс назвал линейными[409]. Линейное пиктографическое письмо отражает активную деятельность использовавшего его общества, направленную на совершенствование этого вида связи. Теперь были изобретены вспомогательные знаки, обычно черточки и крестики, которые указывали начало или направление письма, а также отмечали использование пиктографического знака в значении только идеограммы[410].

Тогда же была выработана очень стройная система числовых знаков, основанная на десятиричном счислении. Счет единицам, десяткам, сотням и тысячам велся при помощи удобных и ясных знаков. Видимо, в конце III — начале II тысячелетия население Эллады придавало большое значение точности и быстроте числовых записей. Отмеченная тенденция вполне соответствует тем процессам внутри общества, которые находили выражение в росте протогородов периода Ранней бронзы и возвышении некоторых царств.

Письменность применялась не только высшими слоями общества, но и представителями ремесленного населения. Например, в раннекикладском городе Филакопи I на Мелосе в XXIII — XXII вв. изготовители обиходной посуды оттискивали на сосудах разнообразные знаки-метки и числовые обозначения[411].

Появление ранних государств сначала в островной, а затем и в материковой Греции привело к дальнейшему усовершенствованию грамоты. Письменность была упорядочена и приведена в систему, причем ввели новый принцип употребления знаков: пиктограммы, обозначавшие раньше целые отдельные слова (понятия), приобрели значение только начальных слогов этих слов. Например, как показал А. Эванс[412], знак секиры означал гласный звук а, так как по-гречески секира называлась άξίνη. Таким образом возникло слоговое письмо, называемое обычно силлабарием. Наряду со слоговыми знаками в письме было сохранено несколько десятков идеограмм, особенно полезных в счетных записях. Так как очертания самих знаков приобрели теперь весьма схематический характер, то, как уже говорилось, А. Эванс и назвал этот вид письмен линейной письменностью, выделив более раннюю ступень — линейное письмо А и более позднюю — линейное письмо Б. Как силлабарий А явно ведет свое происхождение из пиктографической письменности[413], так и более позднее, линейное письмо Б родственно линейному А[414]. Создававшееся в период активного взаимопроникновения ранних греческого и пеласгского языков[415], линейное письмо А представляет большие трудности для его понимания. До сих пор лингвисты не смогли установить фонетического значения многих из главных 85 слоговых знаков этого письма. Часть силлабограмм находит убедительное объяснение при помощи греческого языка[416], некоторые знаки получили объяснение в параллелях из индоевропейского языка, на котором говорили лувийцы[417]. Следует помнить, что слоговая письменность А была создана в очень ранний период сложения греческой народности[418], когда существовали архаические языковые формы, позднее полностью исчезнувшие. К тому же употребление силлабария А на обширной территории — на Крите, других островах[419] и в материковой Греции[420] — должно было породить множество локальных особенностей.

Даже при нынешнем состоянии изучения текстов, написанных линейным письмом А, эти источники сообщают много важных данных. Известны короткие надписи на предметах, связанных с религиозными обрядами. Весьма интересны счетные записи из дворцов в Кноссе, Фесте и Маллии. Как справедливо подчеркнул Н. Платон[421], собрания этих документов впервые представляют настоящие архивы. Теперь для записей стали употреблять прямоугольные таблички, которые покрывали письменами с одной или двух сторон. Любопытно, что тогдашнее население Греции выработало направление письма слева направо и последовательными строками сверху вниз — этот прием сохранило и современное европейское письмо.

Линейное письмо А просуществовало около 500 лет. Наряду с ним на Крите сохранялось пиктографическое письмо, которое применяли, по-видимому, лишь для сакральных записей[422]. Однако пиктограммы, бывшие в ходу в XVIII в., сильно отличались от старинного рисуночного письма[423].

Употребление критянами в XVII в. двух систем письма, одна из которых, пиктографическая, предназначалась специально для сакральных текстов, позволяет нам высказать некоторые соображения об упоминании письма в «Илиаде» (VI, 168—170). Знаменитое послание Пройта, с которым он послал Беллерофонта в Ликию, было написано на свернутой табличке (έν πινάκι πτυκτω), возможно, бронзовой, «гибельными знаками» — σήματα λυγρά. Беллерофонт не знал этих письмен, да и в эпосе о них говорится с оттенком страха и отвращения. Данное место обычно толковалось как свидетельство полной неграмотности ахейских героев и, следовательно, как аргумент в пользу того, что эпос возник лишь тогда, когда была полностью забыта ахейская письменность[424]. Между тем логичнее предположить, что Пройт и его тесть пользовались для сообщений старинной пиктографией, уже незнакомой всем жителям Греции в годы жизни Беллерофонта, жившего, судя по эпосу, за два поколения до Троянской войны[425].

В Греции в XVII—XVI вв. шло интенсивное формирование различных институтов государственной жизни. При этом господствующие слои энергично использовали все достижения того времени, в том числе и силлабарий А, для укрепления своего авторитета. Но это было время, когда критская талассократия уже вызывала враждебное отношение в тех землях, которые были захвачены критскими династами или могли испытать агрессию Крита. По-видимому, эта отрицательная реакция оказала воздействие на пути развития слоговой линейной письменности: в двух регионах творческая энергия грамотных людей оказалась направленной на изменение основных принципов и некоторых форм линейного письма А, чтобы приспособить их к локальным наречиям.

Так произошло на Кипре, где в XVI в. уже появился местный вариант критского силлабария А, употреблявшийся киприотами на протяжении тысячи лет.

Нам кажется, что аналогичное явление имело место и в материковой Греции. Там после 1400 г., как показали недавние находки в Фивах[426], вошел в употребление новый и много более совершенный вариант линейного письма. А. Эванс, впервые встретивший таблички с этими письменами в Кноссе в слое около 1400 г., назвал эту систему линейным письмом Б. Так как силлабарий Б употреблялся на Крите только в Кноссе[427] в краткий период правления там ахейской династии около 1450—1400 гг., то А. Эванс предположил, что это письмо было выработано кносскими писцами для греческого языка, на котором говорила захватившая Кносс ахейская династия[428]. Многочисленные находки, сделанные после 1939 г. в Пилосе, Микенах, Фивах и других местах, показали, что между 1400 и 1200 гг. по всей Греции было распространено линейное письмо Б, близко родственное силлабарию А, но в то же время значительно более совершенное. Это обстоятельство позволяет нам высказать следующее предположение: в период обострения политического соперничества между династиями материковой Греции и могущественного тогда Крита, что должно было иметь место в XV в., в одном из ахейских государств группа высококвалифицированных писцов переделала линейное письмо А, улучшив его знаки. Одновременно были добавлены новые знаки, причем некоторые письмена взяли из старинных пиктографических систем. Общий характер линейного письма Б указывает на введение твердо установленных правил письменности, соблюдавшихся писцами различных, иногда весьма отдаленных друг от друга земель Греции. Такая реформа и унификация письма находятся в полном соответствии с общей тенденцией ахейской культуры к единству. Из материковой Греции линейное письмо Б было привезено в Кносс.

Быстрое распространение линейного письма Б можно объяснить тем, что выработавший новый вариант письмен культурный центр славился своим искусством каллиграфии в остальных ахейских царствах. Возможно, что создатели системы линейного Б имели много учеников, разнесших новые письмена по всей стране. Устойчивость шрифта в течение долгого времени (1400—1200 гг.) позволяет заключить, что новые каноны письма были введены единовременно и активно распространялись профессиональными писцами. Возможно, в этом проявилось культурное соперничество материковых и критских специалистов.

Табл. I. Транскрипция силлабограмм линейного письма Б, установленная в Вингспреде в 1961 г. согласно шрифту из Пилоса (1-й вариант).

Следует отметить, что перемены в письменности осуществлялись людьми, постоянно и непосредственно работавшими с документами. Например, теперь была введена разметка табличек прямыми линейками, для заголовков писали знаки более крупного размера[429]. Уровень каллиграфии заметно повысился, хотя различия между почерками писцов даже в пределах одного города иногда были весьма значительными.

Табл. II. Транскрипция силлабограмм линейного письма Б, установленная в Вингспреде в 1961 г. согласно шрифту из Кносса.

Табл. III. Транскрипция силлабограмм линейного письма Б, установленная в Вингспреде в 1961 г. согласно шрифту из Пилоса (2-й вариант).

Линейное письмо Б состоит из слоговых знаков, представляющих гласные, двугласные и слоги, и из идеограмм, обозначающих предметы.

Выработка специальных знаков для пяти гласных звуков — а, е, и, о, у — и для нескольких двугласных показывает, что ахеяне, создавая линейное письмо Б, сделали большой принципиальный шаг в усовершенствовании письменности. Употребление букв для гласных звуков обогащало передачу ахейской речи графическим путем. Язык передавался точнее, и это делало обучение силлабарию Б гораздо более легким. Так появилась тенденция к выработке алфавитного буквенно-звукового письма, которое вошло в употребление в Восточном Средиземноморье уже в начале I тысячелетия до н. э.

Табл. IV. Транскрипция идеограмм линейного письма Б, установленная в Вингспреде в 1961 г. (а, б)

Добавим также, что более легкое обучение делало линейное письмо Б доступным для широких кругов населения.

Табл. IV (окончание)

Выше приведены таблицы знаков линейного письма Б в форме, принятой на международной конференции лингвистов в Вингспреде[430] в 1961 г. Здесь представлены три образца шрифтов: а — из Пилоса, b — из Кносса, с — из Пилоса. Для удобства на табл. I силлабограммы расположены согласно присвоенным им ныне номерам. Табл. II построена в условном алфавитном порядке, тогда как на табл. III слоговые знаки размещены в соответствии с последовательностью их фонетического значения. Во всех трех вариантах нерасшифрованные силлабограммы обозначены лишь порядковыми номерами. Табл. IV содержит идеограммы, встречающиеся в линейном письме Б.

Создание более совершенной и более гибкой системы письменности находится в полном соответствии с той активной интеллектуальной творческой деятельностью ахеян, которая оставила заметный след во многих сферах жизни Греции в XV—XIV вв.

Следует заметить, что хотя линейное Б было выработано, как от, метил еще А. Эванс, искусными профессионалами, вероятно, составлявшими узкий круг, однако оно распространилось по всей Греции очень быстро. Этому должно было способствовать многообразие орудий и средств для письма.

Остриями типа шила выцарапывали силлабограммы и другие знаки на глиняных табличках, которые затем сушили на солнце[431]. В тех случаях, когда табличек набиралось много, как, например, во дворцах, их хранили, подобрав по сериям. Иногда их складывали в корзины или перевязывали в пачки[432], иногда же складывали в деревянные ящики[433]. Ящики или корзины также обвязывали веревкой и запечатывали глиняной печатью, что говорит о бережном отношении к документам, содержавшим записи о материальных ценностях[434]. Более короткие записи часто встречаются на сосудах. Обычно их наносили кистью и краской[435].

Можно полагать, что применявшиеся еще в XVII—XVI вв. чернила из жидкости каракатицы[436] использовались и в последующих столетиях.

Окончательная дешифровка линейной письменности Б была произведена в 1953 г. английскими учеными М. Вентрисом и Дж. Чадвиком, бесспорно установившими, что писавшие этими силлабограммами люди говорили на ахейском диалекте греческого языка[437].

Это открытие положило начало работе многих лингвистов по изучению ранних форм греческой письменности, что нашло отражение в многочисленных публикациях и исследованиях[438].

Еще в III тысячелетии энергичные кикладские мореходы затратили немало усилий, чтобы получить представление об очертаниях многочисленных островов и скал в Эгейском море. С этих времен началась в Греции та тяга к описанию земли (географии), которая была всегда присуща эллинской науке.

Известную роль играли давние сухопутные связи с севером балканского полуострова, которые надежно засвидетельствованы для периода между XXX и XX вв.[439]

В первой половине II тысячелетия знакомство с северными землями расширилось, так как связи неуклонно росли. Тогда особенно четко вырисовывались северо-западное их направление, шедшее по янтарному пути в страны Центральной и Северной Европы (о притоке янтаря в Пелопоннес в XVII—XVI вв. см. стр. 93), и северо-восточное, охватывавшее земли вплоть до Нижнего Дуная[440]. Позднее в обиходе северных соседей ранних греков появилось довольно много вещей, изготовленных ахейскими мастерами[441], что позволяет предполагать дальнейшее расширение связей и географических знаний.

Но гораздо более детальными были сведения о заморских странах, лежавших к югу и юго-востоку от Греции. Постоянные контакты критян с Египтом и с сирийским побережьем, приведшие к возникновению критского подворья в Угарите уже около XVII в. и к широкой волне минойского влияния в Египте в XIV в., сопровождались углублением знакомства с этими странами. Конечно, знания ахеян, касавшиеся прибрежных земель Египта и Передней Азии, во многом ограничивались субъективными восприятиями мореходов, но все же из них складывалось какое-то более общее географическое знание. Ахеяне в свою очередь рассказывали о своем мире и, видимо, этим нужно объяснить то, что в Египте знали о многих островах и городах Греции, что засвидетельствовано надписью около 1400 г., которая недавно найдена[442].

Расширение коммерческих связей в XV—XII вв., о котором красноречиво свидетельствуют изделия раннегреческих мастеров находимые в далеких землях[443], шло не только в южном и юго-восточном, но и в западном направлениях. Для ахейских мореходоа Италия и Сицилия были легко достижимы. Активное проникновение ранних греков в центральносредиземноморские территории сопровождалось не только ввозом туда микенской керамики, но и возникновением многих легенд об ахейских героях, перекочевавших в те или иные области будущей Великой Греции. Конечно, некоторые предания могли возникнуть как поздний повтор сравнительно небольшого числа древнейших мифов, но все же наличие первоначального ядра бесспорно засвидетельствовано материальными находками[444].

Итак, географический кругозор ахеян во второй половине II тысячелетия был достаточно широк, хотя глубина и достоверность знаний о тех или иных территориях была далеко не одинакова. Так, представления об островном мире Эгейского моря были весьма полными. Сведения об островах, сообщаемые в «Илиаде» (II, 671—680), позволяют сделать вывод, что поэтическая традиция довольно точно отразила политическую географию Додеканезского архипелага в микенские времена (вернее, в последний период, когда мелкие острова могли стать независимыми от более крупного Родоса)[445].

Менее точными были знания о дальних землях. Однако все берега[446] Восточного Средиземноморья достаточно известны — это следует из того, что в XIV в. из Фессалии (из Иолка) отправилась большая морская экспедиция в Колхиду, на восточном берегу Черного моря. Перенесение операций в черноморские воды показывает, что тогда ахейские династы хорошо представляли экономические и политические условия в близких странах Средиземноморья. Обстановка здесь была такова, что устраивать поход Аргонавтов в эти земли не имело никакого смысла. Появление легенды о походе Аргонавтов может служить ясным свидетельством того, что в XV — XIV вв. в Греции бытовали рассказы о богатствах колхидских земель.

Менее ясны общие взгляды ранних греков на строение Земли. В эпосе господствует представление о том, что все земли обтекает Океан, мировая река (Il., XVIII, 606—607) — такое понимание было наиболее логичным для ахейских мореходов.

Медицинские знания всегда особенно тщательно передавались из поколения в поколение. Судя по некоторым данным, врачебное дело в ахейской Греции стояло на большой высоте. В этом убеждают, например, следы великолепно произведенной в XVI в. до н. э. трепанации черепа, которые обнаружены у костяка молодого человека (№ 4) в могиле Гамма в Микенах[447]. Использование лечебных трав, таких, как мята, засвидетельствованное ахейскими документами, указывает, что наряду с хирургическими методами развивалось и терапевтическое лечение внутренних болезней.

Весьма интересны данные ахейского эпоса, согласно которому один из фессалийских царей, Махаон, династ обильной конями Трикки, был искусным врачевателем ран[448]. Вместе с братом своим Подалирием Махаон получил познания в медицине от отца, бога-врачевателя Асклепия. Обоих братьев как искусных врачей неоднократно упоминает эпос[449].

Даже раненые боги Аид и Арей должны обратиться к врачу, и Пеон их исцеляет (Il., V, 401, 899). Можно полагать, что описанные в «Илиаде» способы лечения (например, рану посыпают чем-то) более или менее точно соответствуют приемам врачевания во II тысячелетии до н. э.

Весьма интересно упоминание в «Илиаде» еще об одном, сведущем в медицине, — кентавре Хироне, наставнике Асклепия и Ахилла. Он не только владеет искусством врачевания, но также обладает даром прорицания. Образ кентавра в эпосе о Троянской войне представляется нам заимствованным из былин гораздо более Древних времен. Но интересна та связь, которую обнаруживает этот миф, между лекарским делом и прорицанием. Близость обеих профессий, видимо, существовала в Греции в очень раннее время.

То внимание, которое ахейские аэды и рапсоды уделили врачеванию и искусным в этом деле героям, лишь в небольшой степени отражает роль медицины в быту ранних греков.