Грех и чувствительность

Глава 7

— С чего это вдруг ты захотел посетить музыкальный вечер, Шей? — спросила Элинор, положив руки на бедра. Если Мельбурн снова пытается изменить условия их соглашения, высылая личную армию Гриффинов, тогда она будет сражаться с ним, независимо от того, кого он назначит своим послом.

— Я решил, что мне необходимо расширить свой культурный кругозор. Так мы идем?

— И предполагается, что я на самом деле поверю в это?

Шарлемань бросил на сестру оценивающий взгляд.

— Я полагаю, что нет. Но тебе придется простить меня за то, что я хочу убедиться в том, что ты достигла места назначения без приключений.

— Ты не…

— После того, как мы приедем, — продолжил он, запуская руку в свои прямые темно-русые волосы и не отводя от Элинор взгляд, — я буду сидеть в заднем ряду и флиртовать с любыми незамужними женщинами, которые окажутся поблизости.

По крайней мере, ее широкоплечий средний брат был честен.

— А я в это время буду делать то же самое с каждым присутствующим холостым джентльменом?

Мускул на его челюсти дернулся.

— Мое задание — обеспечить транспортировку. Остальная часть вечера в твоем распоряжении.

Элинор подошла поближе к нему, остановившись всего в двух шагах в тесном фойе.

— Я настаиваю, чтобы ты выполнил свое обещание, Шарлемань.

Хотя девушка никому и никогда не признавалась в этом, за исключением, возможно, Деверилла, мысль о том, что кто-то, кому она доверяет, будет сидеть рядом с ней, становилась до абсурда приятной после катастрофы в Бельмонт-Хаусе. Сегодня вечером она испытает обещание Шея и его терпение, потому что намеревается флиртовать, если ни по какой-либо иной причине, то хотя бы затем, чтобы вытеснить Стивена Кобб-Хардинга из своей памяти. Но теперь Элинор собиралась действовать с осторожностью или, по крайней мере, с широко открытыми глазами.

Брат и сестра направились в экипаже к лорду и леди Ливлин. Как только они вошли в бальный зал, где должен был состояться концерт, Шей сделал то, что обещал. Даже не бросив взгляд назад, он пересек зал, чтобы побеседовать с хозяином и хозяйкой, оставив сестру добывать самой себе стакан пунша. Элинор сделала глубокий, успокаивающий вдох. Ну и что, если ее брат увидит, с кем она будет болтать? Кроме того, чтобы сообщить об этом Мельбурну, Шей больше ничего не сможет с этим сделать.

— Миледи, позвольте мне, — Джеффри, граф Бэсингстоук, вырос перед ней как из-под земли — не слишком легкая задача для человека, который весит около двенадцати стоунов[9] — и вручил ей стакан с пуншем.

— Благодарю вас, милорд. Вы прочитали мои мысли.

От улыбки на пухлом лице графа образовались морщинки.

— Я только предположил, что когда леди куда-нибудь приезжает, ей просто необходимо освежиться.

В этом заявлении содержалось не слишком много логики, но, по крайней мере, оно звучало достаточно безвредно.

— Вы часто бываете на подобных концертах?

— Я нахожу их прекрасным способом оценивать таланты молодых леди. Не хочу тратить время, ухаживая за кем-то, кто не сможет развлечь меня, знаете ли.

— Значит, вы ищете супругу, милорд?

Он кивнул, и его второй подбородок тоже качнулся в знак подтверждения.

— Моя мать, графиня Бэсингстоук, буквально потребовала, чтобы я женился. А она любит по вечерам слушать игру на пианино, так что я хотел бы найти девицу, которая хорошо музицирует.

— Чтобы доставить удовольствие вашей матери, — добавила Элинор, удивляясь, как Бэсингстоук избежал внимания Мельбурна. Граф имел титул и неплохой доход, и он определенно подходил под категорию «невыносимо скучный», в которой находились все потенциальные женихи. Господи, она даже удивлена, что они еще не помолвлены.

Приятная часть ее соглашения заключалась в том, что сейчас девушка могла проводить время с кем пожелает, а не только с теми джентльменами, которые будут считаться приемлемыми.

— А что доставит удовольствие вам? — спросила Элинор. Обычно у нее не было возможности спрашивать мужчин о чем-то, кроме того, что они думают о погоде. И хотя она беседовала с Бэсингстоуком в шутливом тоне, это, тем не менее, была настоящая беседа.

— Найти женщину, которая сможет составить компанию моей матери, и будет играть…

— … играть на пианино, — закончила Элинор за него. Как мало нужно, чтобы понять мужчину.

— Вы поняли меня. А вы играете, леди Элинор?

Господи Боже.

— Не достаточно хорошо, чтобы заявлять о каком-то мастерстве, — ответила она, пожав плечами.

Девушка сбежала от графа, но, очевидно, уделив ему внимание, она открыла шлюзы. К тому времени, когда дворецкий пригласил гостей занять свои места, семь других джентльменов — то есть, все присутствующие холостяки, не считая ее брата — заметив недостаток внимания со стороны Шея, подошли к ней. Они пытались предложить пунш или шоколад, или свои взгляды на то, почему Элинор является самой привлекательной или самой приятной, или самой величественной леди в этом зале.

Хотя к ней никогда не обращались в такой манере и в таком объеме прежде, Элинор не была настолько наивной, чтобы поверить всем этим джентльменам. Существовала причина, по которой Себастьян держал некоторых из них на расстоянии. Им нужны были ее деньги, или они хотели соединить свои имена с семьей Гриффинов. Но, ради Бога, ей не нужна помощь братьев, чтобы решить, позволять ли этим джентльменам разговаривать с ней или нет. Да, Стивен обманул ее, но больше никому это не удастся. К тому же, некоторые из этих джентльменов — даже те, что относились к неприемлемым — оказались, по крайней мере, забавны.

С другой стороны, пора прекратить поиск мужчин, с которыми можно пофлиртовать. Потребовалась вся энергия девушки, чтобы парировать их внимание, а большинство их попыток привлечь к себе внимание были настолько неуклюжими, что она с трудом сдерживала смех. Собеседники — да, но никаких потенциальных мужей на сегодня.

Первая дебютантка вышла на низкую сцену под негромкие аплодисменты, и Элинор откинулась назад, чтобы слушать. Мисс Сэнфорд выглядела очень испуганной, когда села за фортепиано, и Элинор бросила взгляд на гордую мать девушки. Леди Сэнфорд совсем не догадывалась, что все, что было нужно ее дочери — это хорошо выступить, и тогда девушка смогла бы оказаться леди Бэсингстоук.

— Она не может сравниться с вами, леди Элинор, — заметил сидящий рядом с ней еще один потенциальный жених, лорд Генри Андертон.

— Благодарю вас, — ответила девушка, многозначительно продолжая смотреть на исполнительницу.

— А ваши…

— Я хочу пить, — прервала его девушка. — Будьте так любезны, принесите мне пунш.

Довольный Андертон резво помчался прочь, а Элинор с облегчением выдохнула. Теперь она сможет просто послушать музыку.

— От греха до скуки за один оборот солнца вокруг земли, — прошептал низкий голос Деверилла, пока маркиз занимал пустое место рядом с ней. — Как неожиданно.

Ее сердце застучало при его появлении, но Элинор не отрывала взгляда от сцены. И он думал, что ее появление здесь было неожиданным.

— Старшая сестра леди Барбары, Мэри, будет выступать позже. Но кто пригласил вас, милорд?

— Я не уверен, что вообще был приглашен. Я проезжал мимо и увидел, как экипажи сворачивают на подъездную дорожку, — Маркиз пожал плечами. — Никто не прогнал меня прочь.

— Они не сделали бы этого, во всяком случае, не сейчас, когда присутствующие здесь молодые леди ищут мужей, — прошептала Элинор в ответ. — Даже ты можешь подойти одной из бедных девушек.

— О! Похоже, я попал в какую-то ловушку.

Элинор хихикнула.

— Совершенно очевидная ловушка, куда заманивают пуншем и шоколадными угощениями. А я считала тебя пресыщенным.

— Плутовка, — протянул он. — Здесь есть какие-нибудь потенциальные мужья для тебя?

Элинор сморщила носик.

— Я здесь только ради шоколада.

Генри появился вновь, неся по стакану с пуншем в каждой руке. Деверилл должен был поступить вежливо: принести свои извинения и освободить место. Вместо этого, Валентин просто бросил один единственный взгляд на молодого человека. Побледнев, Андертон, запинаясь, пробормотал что-то, что очень походило на просьбу простить его, и исчез.

— Валентин, — упрекнула его Элинор.

— Что? Я просто хотел сказать, что если бы искал свободы и романтики, то не уверен, что стал бы проводить свой вечер здесь. А что касается мужей, ты можешь…

— Ш-ш, — прервала она его, хотя игра мисс Сэнфорд была достаточно энергична, и Элинор не думала, что кто-то сможет подслушать их разговор. — Я не пытаюсь полностью разрушить свою жизнь; я лишь делаю попытки улучшить ее. У меня нет желания отказываться от более спокойных вечеров, или отвергать просьбы друзей пообщаться с ними. Ты же делаешь что-то для своих друзей, не так ли?

— Время от времени.

Отлично, она сумела поднять эту тему. Теперь пришло время узнать, наберется ли она смелости, чтобы развить ее.

— Валентин, ты мог бы… сделать кое-что для меня?

Деверилл молчал так долго, что девушка начала беспокоиться, что он ей откажет. Она посмотрела в его сторону. Взгляд Валентина был прикован к ее лицу, выражение лица — непроницаемое, но зеленые глаза блестели. Элинор сглотнула. Если он только осознает, как много времени девушка провела, думая о нем, то она — обречена.

— Что ты имеешь в виду? — прошептал он в ответ.

Поцелуй. Твои руки на моем теле.

— Мне нужен проводник.

— Ты собираешься в Африку?

— Не дразни меня. Не такой проводник. Вернее, не совсем такой.

— Я слушаю.

— Я не знаю, как долго Мельбурн будет придерживаться нашего соглашения, — медленно произнесла Элинор, надеясь, что не ошиблась в нем прошлой ночью и этим утром, и что она, на самом деле, может доверять ему. — Но я знаю, что у меня не будет другой возможности, когда он объявит, что это соглашение прекращает свое существование. Я хочу найти мужа, но это далеко не все, что я желаю сделать. Мне бы хотелось оказаться в ситуации, когда я почувствую себя… свободной. Не знаю, как мне этого добиться. Я подумала, что ты сможешь направить меня, помочь мне выяснить, что мне нужно для этого сделать.

Где-то далеко внизу под землей Люцифер смеялся над ним. Валентин чувствовал это, несмотря на то, что бренчание пианино заглушало любые доносящиеся из-под земли звуки.

— Ты не захочешь иметь меня проводником, Элинор. Я не слишком любезен.

— Мой опыт убеждает меня в обратном. Кому я еще могу довериться в таких вещах? Мистеру Кобб-Хардингу?

В этот раз маркиз был совершенно уверен, что слышит дьявольский смех.

— Грех и доверие — несовместимы. Один исключает другое.

Элинор снова неторопливо улыбнулась.

— Тогда почему же вы протестуете, милорд? — спросила она.

Прийти сюда было плохой идеей. Это было еще одно из «безопасных» мероприятий, обозначенных Мельбурном, но Валентин был не в состоянии сопротивляться соблазну увидеть Элинор. А сейчас она просит его научить ее грешить.

— Ты — сестра моего самого близкого друга, — проворчал он. — Я сомневаюсь, что он оценит мою помощь тебе в этом вопросе.

— Ты прав. Брат предпочел бы, чтобы я сидела в утренней гостиной и вышивала до тех пор, пока он не сможет найти мне какого-нибудь скучного, правильного супруга. Затем от меня будут ожидать, что я произведу на свет нескольких детей, надену чепец матроны и стану устраивать чаепития.

— Разве это не то, чего хотят все женщины?

Элинор выглядела так, словно мечтала ударить его.

— Я не могу говорить за всех женщин, но определенно это не то, чего хочу я. Это не все, чего я хочу.

— Ш-ш, — послышалось позади них.

Обычно Валентина не беспокоило, что он мог кому-то мешать, но этим вечером он был благодарен за то, что их прервали. Никогда прежде женщина так не притягивала его, и, уж точно, не девица на десять лет его моложе.

— Найди сначала мужа, — выпалил он, делая последнее усилие, чтобы не оказаться втянутым во все это, — и позволь ему научить тебя тому, что тебе нужно знать.

— Тому, что он сочтет нужным, чтобы я знала, — парировала девушка. — Мне хочется самой решать, что и как я желаю испытать.

Откуда, черт возьми, у нее такие мысли? Милая маленькая Элинор Гриффин определенно повзрослела, и совершенно не так, как он того ожидал.

— Может мы продолжим эту беседу позже? — предложил он, пытаясь выиграть немного времени, чтобы подумать. Его член уже решил, что хочет помочь, но на этот раз Валентин не прислушался к нему.

— Хорошо, — согласилась девушка.

— Отлично. А сейчас, кто там играет…

— Почему бы тебе не взять меня покататься в Гайд-парке завтра утром?

— Кто? Я?

Элинор улыбнулась.

— Ты уже признался, что встаешь до полудня. — Ее затянутые в перчатку пальцы осторожно погладили его рукав. — Пожалуйста, Деверилл! Валентин! Я не знаю, что еще придумать. И я не хочу совершить еще одну ошибку, как прошлой ночью.

Маркиз вздохнул, чтобы скрыть дрожь в своих мускулах.

— В одиннадцать. И возьми с собой проклятую компаньонку.

— Возьму. Спасибо тебе, спасибо, спасибо!

— Я бы придержал большинство благодарностей на более поздний срок. Я не сомневаюсь, что ты пожалеешь о том, что произнесла их.

— Я не пожалею.

Возможно, она и не пожалеет, а вот он точно это сделает. Ад и все дьяволы! Он уже сожалеет.

Маркиз заметил Шея Гриффина, который сидел на несколько рядов позади них. Судя по остекленевшему выражению его глаз, среднему брату Гриффинов выпал нелегкий жребий сопровождать Элинор. После того, что Валентин услышал от Закери об инциденте с лошадью, защита братьями своей сестры стала иметь гораздо больший смысл. А, учитывая то, что он сам непосредственно наблюдал прошлой ночью, Валентин был только рад, что она не протестует против присутствия Шея.

Что удивляло его больше всего, так это очевидное намерение Элинор игнорировать желания своей семьи и проложить свой собственный путь. Если бы она была мужчиной, то от нее ожидали бы этого. Но она определенно не была мужчиной. И по его опыту девицы обычно не бросают вызов тем, кто контролирует их деньги и их будущее; они интригуют и манипулируют исподтишка, в то же время внешне выглядя такими же довольными и послушными, как молочные коровы.

Первое отделение концерта закончилось, и Элинор извинилась, чтобы пойти поздравить леди Мэри Хаусен. Валентин посчитал это выступление в лучшем случае сносным, и этого, вместе с отвращением к беседам с краснеющими, запинающимися девственницами, было достаточно, чтобы убедить его остаться на месте.

— Самый крепкий напиток, какой подают здесь сегодня, это пунш, — заметил Шей, усаживаясь на опустевший стул Элинор. — Плохая музыка и трезвость: такая комбинация может вызвать аллергию.

Не говоря ни слова, Валентин сунул руку в карман и извлек флягу с виски. Он вручил ее собеседнику, наблюдая за хозяином и хозяйкой, пока Шей делал приличный глоток.

— Ты спас мне жизнь, — с чувством пробормотал средний из братьев Гриффин, возвращая флягу.

Валентин и сам сделал глоток, перед тем, как закрутить крышку и опустить флягу обратно в свой карман.

— Это немного притупляет боль.

— Итак, я знаю, почему я здесь, — прокомментировал Шей, бросив взгляд в сторону своей младшей сестры, — но, какого дьявола, ты делаешь тут? Мельбурн послал меня, потому что он предположил, что никто кроме самого Господа не сможет затащить тебя сюда сегодня.

— Я просто проезжал мимо, — ответил Валентин, повторив ту же ложь, которую сообщил Элинор. Чем меньше разных выдумок придется запоминать, тем легче ему будет. Но вовсе не Бог убедил его зайти сюда. Это был тот тип внутри него, который, очевидно, не имел ни уважения, ни верности, и уже достаточно низко павший.

— Ты и Нелл, кажется, весьма оживленно болтали.

А теперь начались сложности.

— Твоя сестра считает, что я — воплощение свободы и приключений, и хочет узнать направление, в котором ей нужно идти, чтобы достичь этого.

Шей заморгал.

— И об это она спросила у тебя!

— Почему бы нет? Я неотразимо обаятелен, и не являюсь одним из ее братьев.

— Ты же знаешь, — медленно сказал лорд Шарлемань Гриффин, — что это может быть в наших интересах. Как бы там ни было, предполагается, что ты приглядываешь за Элинор, и если она болтает с тобой, то одновременно не может поощрять неподходящих кандидатов типа Кобб-Хардинга или Андертона. Господи, последнее, что нам нужно — так это услышать, что сестра сбежала с профессиональным игроком только потому, что посчитала, что Мельбурн заставил ее выполнять слишком много правил.

— «Сбежала»? — повторил Валентин, приподняв бровь. — Элинор говорит, что ищет мужа, а вы думаете, что она настолько отчаялась?

— Я думаю, что она пытается найти выход. И сейчас, когда Мельбурн приоткрыл дверцу, я сомневаюсь, что сестра добровольно прилетит обратно в клетку.

— Ты высказывал ему свое мнение об этом?

Шей выдохнул.

— Несколько раз. Мне было приказано соблюдать соглашение до тех пор, пока его соблюдает она.

— Хорошо. Предполагается, что завтра я приглашу Элинор покататься в парке, и она сможет попытаться убедить меня помогать ей, — заметил Валентин, заставив свой голос звучать неохотно и принужденно. Он и делал все это с неохотой, хотя не по тем причинам, о которых мог предположить Шей. — Не думаю, что у вас уже есть список приемлемых кандидатов ей в мужья, чтобы я мог их рекомендовать? Было бы легче, если бы я знал, кого мне полагается поддерживать.

— Уверен, что у Мельбурна есть такой список, но я в него не посвящен. Тебе не кажется, что будет немного подозрительно, если ты вдруг начнешь указывать на потенциальных мужей? Особенно потому, что, скорее всего, это такие джентльмены, с которыми ты даже словом не обмолвишься.

— Неужели они настолько скучны?

— По сравнению с тобой и сам адмирал Нельсон будет скучным.

Валентин пожал плечами, не в силах спорить с этим.

— Я просто пытаюсь выплатить свой долг Мельбурну и освободиться, чтобы снова предаться пороку и распущенности.

— Хм. Тогда, и в самом деле, ее просьба должна облегчить тебе это дело.

— Я не понимаю…

— Я имею в виду, если она будет думать, что учится чему-нибудь порочному от тебя, то она не сможет в это же время расхаживать по залам и вызывать замешательство, не так ли? И тогда, будем надеяться, Мельбурн придет в себя и положит конец этому соглашению до того, как Элинор на самом деле сделает что-то сомнительное.

Было уже поздно делать это. Нелл действовала сама по себе, и ничто, кроме собственного носа, не довело ее до неприятностей. А с его помощью, и даже без его активного участия совершенно невозможно предсказать, что может случиться.

Валентин пришел к выводу, что сегодня вечером ему стоило остаться дома. Не хватало только того, чтобы кто-то еще начал поощрять его проводить время с Элинор, в то время, как самым правильным было оставаться как можно дальше от нее.

— Возможно, вы не захотите, чтобы она проводила время со мной, — заявил он. — Во всяком случае, на публике. Я — развратник, о котором мамаши предупреждают своих дочерей.

Шей усмехнулся и хлопнул маркиза по плечу.

— Да, но, в данный момент, ты — наш развратник, разве не так? И тебе известны правила, которые действуют в отношении Нелл.

С последним вздохом здравого ума, Валентин произнес еще один протест.

— Это не то, что Мельбурн просил меня делать.

— Будет именно этим, как только я вернусь домой и все ему расскажу.

Нахмурившись, Валентин поднялся на ноги.

— Я предупреждаю тебя, Шей. Это — плохая идея.

— Нет, это превосходная идея, потому что ты знаешь, что происходит. Элинор уже попросила тебя помочь ей, и ты один из наших близких друзей, так что мы знаем, что с тобой ее репутация будет в безопасности. — Он снова хихикнул. — Сестра, наверное, единственная женщина, чья репутация будет с тобой в полной безопасности.

— Ха-ха, — проворчал Валентин, и направился к дверям.

Он очутился в точности там, где не хотел быть — в центре семейной ссоры, к тому же с обязательствами с обеих сторон. И на одной стороне было четко выраженное вожделение.

Самый безопасный, наиболее логичный путь, кажется, состоит в том, чтобы изобразить из себя плохой пример, каким он в высшей степени и был, таким образом, убедив Элинор, что ей лучше всего вернуться в безопасность под крыло Гриффинов. Тогда это станет ее собственным решением отказаться от его услуг, и одновременно концом ее восстания, а также освободит маркиза от обязательства по отношению к Мельбурну.

Валентин задержался в дверях, чтобы бросить взгляд на Элинор, беседующую с сестрами Хаусен. Низ его живота напрягся от нексрываемого вожделения. И дьявол опять засмеялся.

— Он опаздывает, — заметила Элинор, вышагивая по прихожей.

— Да, миледи, — ответил Стэнтон, повернув голову, чтобы наблюдать за тем, как она шагает взад и вперед.

Девушка чувствовала себя восторженной и взволнованной, а необходимость скромно сидеть в утренней комнате, дожидаясь приезда Деверилла, сводила ее с ума. Даже когда она металась по комнате, ее ноги двигались только с четвертью той скорости, с которой в голове пролетали мысли.

Было очень много здравого смысла в том, чтобы завербовать маркиза для своих планов. Если Элинор хочет научиться, как быть беззаботной, то кто лучше научит ее этому, как не самый беззаботный человек в Лондоне? Важным было также то, что каждый человек, которого он знал и который ему нравился, тоже должен обладать такими же качествами. Так что, вероятно, именно Валентин сможет указать ей на будущего мужа. Она определенно не собирается выходить замуж за кого-то из той скучной, унылой толпы, только потому, что Мельбурн разрешил им разговаривать с ней. Да, она чувствовала, что ее влечет к лорду Девериллу, но это не имело ничего общего с ее решением включить его в свои планы. Совершенно ничего общего.

Единственное, что ее беспокоило, точно таким же, как приятное возбуждение в его присутствии, было то, что маркиз — друг ее братьев. Деверилл был относительно безопасен, и Элинор была с ним давно знакома. И он, как и многие другие друзья ее братьев, знал правила.

— Правила, — проворчала она, поправляя во время ходьбы свою шляпку так, чтобы она сидела на ее голове под чуть более легкомысленным углом. Вот почему ей нужна была помощь Валентина, чтобы встретиться с кем-то новым. Правила. Те самые правила, в которых говорилось о том, что нельзя прикасаться к Нелл, нельзя всерьез считать ее женщиной, а только ничем иным, как… как щенком. Да, именно так, нужно трепать ее по голове и отсылать прочь с увещеванием о том, чтобы она была хорошей девочкой.

К черту это все, она устала быть хорошей девочкой. Правда, стоит признать, что ее первый опыт был ужасно неудачным, но Элинор больше не будет столь опрометчива в выборе компаньона или в выборе мероприятия.

Спортивный двухколесный экипаж свернул на подъездную дорожку. Элинор вышла в портик, и выдохнула, когда маркиз Деверилл остановил хорошо подобранную пару серых лошадей. Он был одет в элегантный серый сюртук, черный жилет и брюки. Маркиз выглядел бы как настоящий джентльмен, если бы не дьявольский блеск в его зеленых глазах.

— Доброе утро, — произнес он, снимая свою серую касторовую шляпу, в то время как его ливрейный грум спрыгнул с запяток, чтобы придерживать лошадей.

— Вы опоздали, — пожаловалась Элинор, главным образом для того, чтобы дать себе несколько мгновений и полюбоваться на него, а потом напомнить себе, зачем она потребовала его присутствия.

— Я подумал, что это имеет что-то общее со свободой, — ответил он, растягивая слова и спрыгивая на землю. — Я решил не ограничивать себя и остаться в постели этим утром, — маркиз усмехнулся ей. — Я метался и ворочался всю ночь.

Чем бы он не дразнил ее, она должна принять его вызов; как еще можно научиться, если не на примере?

— И что же было причиной беспокойной ночи? — спросила Элинор.

— Очень привлекательная де…

— Валентин, — прервал его Себастьян, проходя мимо сестры и спускаясь по ступенькам, чтобы протянуть другу руку.

— Мельбурн. Леди Элинор и я собираемся прокатиться.

— Я заметил, — герцог перевел взгляд на Элинор. — Могу ли я попросить, чтобы ты вернулась достаточно рано, чтобы присоединиться к Пип и ко мне, когда мы отправимся на чай к тетушке Тремейн?

Тетушка Тремейн. Ради Бога, она же их единственный близкий кровный родственник, самая близкая родня со стороны матери, и Элинор совершенно забыла о том, что они собирались к ней на чай.

— Я вернусь к двум, — ответила она, и ее брат кивнул.

Деверилл сделал шаг вперед, чтобы предложить девушке свою руку, но когда Себастьян взял сестру за локоть и помог ей взобраться на высокое сиденье экипажа, маркиз коротко усмехнулся и обошел кругом, чтобы сесть с другой стороны. Несмотря на то, как быстро и легко герцог все проделал, что-то только что произошло. Неужели Мельбурн приказал Девериллу держаться от сестры подальше? Ради Бога, она ведь не попросила Валентина прийти сюда, чтобы соблазнить ее! Элинор только хотела, чтобы он показал ей, как это делается, чтобы потом воспользоваться преимуществами его знаний о мужчинах, мыслящих как он, но у которых репутация получше, и которые не станут прибегать к тому, чтобы опаивать девушку. Кроме того, на ее пути все еще стояли эти сложные «правила». Кроме того, Элинор размышляла над тем, что Себастьян думал о ее поездке с его другом. С его распутным другом.

— Ну что, в парк? — спросил Деверилл, когда Мельбурн помог Хелен забраться на маленькую платформу в задней части экипажа, и грум маркиза присоединился к ней.

— Если только ты не знаешь другого места, с большими возможностями, — ответила девушка, все еще полная решимости не шарахаться от него и от его гораздо большего знания греха.

— Возможностями?

— Чтобы мне можно было наблюдать и учиться на твоем примере.

Его мягкая улыбка стала еще шире.

— Парк вполне нас устроит, — экипаж с горохом покатился по дорожке и свернул на Парк-авеню. — Я думал, что ты решила стать свободной и избавиться от оков, — заметил Валентин через мгновение.

— Так и есть.

— Тогда почему ты позволила Мельбурну диктовать, как долго продлится твоя прогулка?

— Потому что я хочу увидеть свою тетю. Он только напомнил мне о моем обещании навестить ее.

Маркиз бросил на Элинор взгляд, одновременно лавируя экипажем посреди большего количества транспорта.

— Полагаю, что не существует правил, касающихся настоящего состояния свободы, — заметил он, — но я никогда не даю обещаний.

— Потому что ты беспокоишься, что не сможешь сдержать слова?

— Нет, потому что я не люблю чувствовать себя обязанным. Вот так-то, леди Элинор. Я поступаю, как хочу, и когда хочу.

Элинор нахмурилась.

— Я думаю, что ты не прав, — задумчиво произнесла она. — Быть свободным — это не то же самое, что быть никому не обязанным.

— Правильно. Это значит — не заботиться ни о ком.

— Это ужасно!

— Это — истина. Ты же сказала, что оказалась здесь, чтобы учиться.

Девушка вдруг подумала, а не дразнит ли он ее, разыгрывая адвоката дьявола для того, чтобы она смогла убедить себя, что ее маленькое приключение будет чем-то неправильным. Тем не менее, Деверилл определенно натянул на себя маску пресыщенного цинизма, причем иногда она была настолько широкой, что Элинор едва могла видеть за ней его самого.

— Итак, ты не заботишься ни о ком? Тогда почему ты спас меня той ночью?

Деверилл указал на Хелен, примостившуюся сзади.

— Для начала — можем ли мы говорить свободно?

— Я доверяю Хелен, — заявила девушка, надеясь, что ее доверие себя оправдает, потому что она не могла представить себе другой способ переговорить с Девериллом, без того, чтобы разрушить свою репутацию. — Но, спросив меня о моей горничной, ты еще раз продемонстрировал, что заботишься о ком-то еще, кроме себя и, в частности, о моей репутации.

— Да, я, действительно, делаю это, что весьма странно, — маркиз ненадолго сосредоточил свое внимание на улице. — Ты мне нравишься. Думаю, что если я увижу, что твоя репутация разрушена, это сделает меня несчастным.

На мгновение, сознание Элинор ухватилось за слова «ты мне нравишься» и отказывалось смотреть дальше них. Ох, она такая глупая гусыня. Валентин разжевал и выплюнул гораздо более искушенных женщин, чем она. К тому же, он постоянно этим занимается.

— Значит, ты не считаешь свою помощь мне — обязательством?

— Нет, я согласился на это, потому что мне этого захотелось.

— То есть, это лишь счастливое совпадение, что когда ты захотел что-то сделать, это оказалось тем, что сделать нужно?

— В точности так.

Элинор вздохнула, в ней поднималось разочарование. Девушке хотелось получить ответы, направление, что-то вроде свода правил, которым она сможет следовать, и которые помогут ей навсегда изменить свою жизнь, не отворачиваясь от семьи. Она хотела чего-то, что позволит ей получить желаемое. Чтобы она могла выйти замуж за того, за кого захочет, и чтобы никто другой не диктовал ей условий и не навязывал свои приоритеты.

— Я начинаю думать, что ты не собираешься давать мне прямые ответы.

— Задай мне прямой вопрос, и мы посмотрим.

— Я считаю, что мне, скорее всего, придется пнуть тебя, — огрызнулась Элинор.

Смех вырвался из его груди. Она никогда прежде не слышала, чтобы он так смеялся, легко и беззаботно и по-настоящему забавляясь. Один только этот звук заставлял ее сердце биться быстрее. Господи Боже!

— Я говорил серьезно, — наконец вымолвил маркиз, все еще посмеиваясь. — Я бы предпочел иметь более четкое представление о том, чего ты хочешь достигнуть.

— Отлично.

Элинор несколько мгновений сидела рядом с ним, размышляя и стараясь не замечать, как бедро Валентина прижалось к ее бедру, когда он повернул упряжку в сторону Гайд-парка.

— Когда твой отец… когда ты стал маркизом Девериллом, ты был готов к этому? К ответственности, я имею в виду?

На секунду, почти неуловимо, но она сумела это заметить, выражение его лица изменилось, напряглось, а затем снова расслабилось.

— Мой отец в свои последние годы был абсолютно спятившим, буйным сумасшедшим. Я управлял собственностью в течение трех лет до того, как получил титул. Так что да, я был готов к ответственности.

Какое-то время Элинор не знала что сказать. Ей было известно, когда Валентин унаследовал титул, но Себастьян никогда не упоминал, как именно это произошло. Она предположила, что было бы нетипично для ее слишком заботливого брата сообщить сестре об этом.

Элинор обучали этикету с тех пор, как она начала говорить, и, конечно же, она знала, как подходящим образом ответить на чью-то новость о трагической потере. Однако это был гораздо более сложный случай, чем обычно. Слова Валентина прозвучали так, словно он не был слишком задет или опечален, а скорее освобожден.

— Сколько тебе было лет? — тихо спросила она.

— Когда он умер? Восемнадцать. Мой дядя, лорд Уодделл, был в ярости, что старик дотянул до моего совершеннолетия. Он практически пускал слюни, так ему не терпелось наложить лапы на опекунство над Девериллом, — Валентин фыркнул. — С тех пор я его не видел.

— Должно быть, не тебя свалилась слишком большая ответственность для пятнадцатилетнего мальчика.

Маркиз пожал плечами.

— Я делал то, что должен был делать. А теперь я делаю то, что хочу.

— Итак, сегодняшнее игнорирование тобой правил — это твое собственное восстание, точно также как Себастьян говорит, что я…

— Это не восстание, — категорично заявил Валентин, резко останавливая экипаж.

— Деверилл, что…

Он сделал знак своему груму подойти к лошадям и спрыгнул на землю.

— Прогуляйся со мной.

— Но…

Валентин обошел вокруг экипажа, подойдя к ней, пока Элинор пыталась сообразить, что он замышляет. Этот мужчина знал правила, но маркиз Деверилл регулярно игнорировал их. А если она еще и рассердила его…

Он протянул ей руку.

— Я собираюсь пройтись. Ты можешь остаться здесь, если пожелаешь.

Элинор не сомневалась, что он оставит ее сидеть здесь, пока сам пойдет прочь, чтобы встретиться с той или иной женщиной. Элинор встала и положила свои руки на его предплечья. В один быстрый, сбивший дыхание миг, Валентин положил руки ей на талию и спустил на землю.

Позади них Хелен начала менее грациозно спускаться вниз, но Деверилл ткнул в нее пальцем.

— Ты подождешь здесь.

Хелен снова уселась на свое место.

Все очень быстро и непредсказуемо начало выходить из-под контроля. Элинор положила руки на бедра.

— Не приказывай моей горничной.

Маркиз наклонился ближе, сложив руки на груди.

— Ты беспокоишься из-за приличий или из-за скандала?

— Из-за скандала, — быстро ответила она.

— Тогда не беспокойся, — пренебрежительно произнес Деверилл, предложив ей свою руку. — Мы вернемся через мгновение, просто совершим короткую прогулку по очень людному парку.

Они направились к близлежащему пруду, повернув, чтобы пойти по дорожке, которая тянулась параллельно заросшему тростником берегу. Некоторое время Элинор молча шла рядом с маркизом, пытаясь понять выражение его лица. Если он пытался напомнить ей о том, как… беспомощно она чувствовала себя в компании Стивена, то он добился умеренного успеха. Валентин не держал ее здесь против воли, и не опаивал ее, и не увозил ее туда, откуда она не сможет найти дорогу домой, но, тем не менее, Элинор была практически наедине с мужчиной, который изо всех сил постарался, чтобы заслужить свою дурную репутацию. И к тому же он уже знал один ее секрет.

— Ты же знаешь, я не боюсь тебя, — выпалила она.

Валентин бросил на нее косой взгляд.

— Я не пытаюсь напугать тебя.

— Я имела в виду, если ты пытаешься запугать меня тем, что не сообщаешь, куда мы идем, или что планируешь, то это не сработает. Рот Деверилла изогнулся в быстрой улыбке.

— Я могу изменить твое мнение за одно мгновение, — прошептал он.

О Господи! Замечательно, теперь она провоцирует распутника сделать что-то, о чем без сомнения пожалеет.

— Я…

— Нам с тобой нужно поговорить, Элинор. Без верных слуг или кого-то еще, кто может подслушать.

Она сглотнула.

— Я слушаю.

— Чего ты хочешь? На самом деле хочешь? И будь добра, скажи мне правду.

Так он догадался. Он осознал, что все, о чем она догадывалась в ту ночь, когда писала свою декларацию, непременно изменится. Что именно ей было нужно и как этого достичь, у нее не было ни малейшего понятия.

— Обещай, что ты не станешь смеяться.

Он покачал головой.

— Я не даю обещаний.

— Отлично, — девушка убрала руку и зашагала вперед по дорожке. — Я не знаю.

— Я так не думаю.

— Но именно поэтому я попросила тебя о помощи, Деверилл. У тебя по сравнению со мной, значительно больше опыта в… во всем.

Он догнал ее, но не предложил свою руку снова.

— Ты не можешь желать перестроить свою жизнь по схеме моей жизни, так что я не могу догадаться, что именно ты от меня хочешь.

— Но я хочу построить свою жизнь по примеру твоей. Во всяком случае, часть жизни.

Деверилл фыркнул.

— Какую именно часть? Тот раздел, в котором я завожу романы с замужними женщинами, потому что у них есть та степень опыта и непостоянства, которыми я наслаждаюсь? Или тот кусочек, где я не являюсь на встречи с друзьями, когда что-то более занимательное встречается на моем пути? Или заключение пари? Или попойки?

Она несколько мгновений смотрела на него в изумленном молчании.

— Это не то, что ты есть.

— Но, это так.

Элинор остановилась, проводя рукой по стене тростника и отчаянно желая, чтобы она достаточно хорошо знала настоящего Валентина Корбетта, чтобы ее слова прозвучали более уверенно.

— Ну, возможно, но это не все, что есть в тебе.

Он прищурил глаза, остановившись в нескольких футах от нее.

— В самом деле? Тогда, пожалуйста, расскажи мне о моем характере, видимо, я ввожу себя в заблуждение.

— Не забывай, что ты спас меня той ночью. И ты очень разозлился из-за поведения Стивена. Мои воспоминания могут быть немного смутными, но это я помню. И ты доставил меня домой в целости и сохранности, и не попытался воспользоваться преимуществом.

— Моя дорогая, одно доброе дело за всю жизнь не делает из меня героя. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о том, что ты собираешься выработать эти привычки у себя.

— Я не хочу иметь никаких дурных привычек.

— Тогда скажи, умоляю тебя, что я делаю здесь? — спросил он более громким голосом.

Как Элинор могла объяснить, что тот человек, каким он описал себя, был не обязательно тем человеком, которого она видела? Да, у него были отвратительные наклонности, и он первым признавал это. Но у Валентина было и несколько замечательных качеств, помимо очевидного остроумия и интеллекта. И честности. Она никогда не слышала, чтобы он лгал, даже для того, чтобы защитить свои собственные интересы. Это случалось только тогда, когда он защищал ее.

— Ты мне нравишься, — ответила она.

Деверилл моргнул.

— Прошу прощения?

— Ты сказал, что я тебе нравлюсь, а ты нравишься мне. Мне нравится, что ты не пытаешься поставить себя выше всех, потому что у тебя есть титул и древнее, уважаемое имя. Ты тот, кто ты есть. Ты не меняешь свой внешний вид ради чьего-то удовольствия или комфорта, но, тем не менее, ты можешь быть очаровательным и добрым, если этого захочешь.

— Рискну показаться сентиментальным, но мне кажется, что ты описываешь себя. Если это то, что ты ищешь, то ты это уже нашла.

— Нет, — ответила Элинор, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент, — это то, что мне нравится в тебе. Чего я хочу, так это того, как ты живешь.

— Как…

— Не так, как ты описал это, но эту… свободу. Тебе не нужно разговаривать о погоде, или танцевать с кем-то, потому что он богат и титулован, и не нуждается в тебе, или не танцевать — и даже не беседовать — с теми, у кого нет титула, и кто нуждается в тебе. Тебе не нужно взвешивать каждое свое слово даже когда разговариваешь с друзьями, из опасения, что ты можешь нанести ущерб восьмисотлетнему превосходству и высокомерию Гриффинов. — Она сделала вдох, от разочарования ее голос звучал выше обычного. — Мне нужно все это, и остальное, что в промежутках между ними.

— Тогда просто будь этим человеком, — ответил Валентин после нескольких секунд молчания.

— Я и пытаюсь быть. Но, я не могу… не могу выяснить, как это сделать, не причинив боли и урона моей семье. Есть и другие люди, о чьих жизнях и репутации я должна помнить. Я люблю свою семью. Она всегда будет иметь для меня значение.

Валентин покачал головой.

— Если в первую очередь ты думаешь о том, что можешь сделать что-то неправильно, то тогда это не свобода, Элинор. Это страх.

— Но у меня есть о чем задуматься, помимо того, чтобы быть свободной. Я не мужчина, и я…

— Это я заметил.

— … и я не хочу, чтобы меня принудили к идее моего брата о правильном браке. Я хочу разработать собственную стратегию. Чтобы сделать это, есть правила, которым я должна следовать. Игнорировать их будет просто глупо.

— Тогда придерживайся их, — при виде недовольного выражения на ее лице, Деверилл подошел ближе. — Я думаю, что ты знаешь, чего хочешь, и знаю, что я не тот, кому ты должна подражать, если твоя забота — это сделать всех счастливыми. Я чертовски уверен, что ты не собираешься искать мужчину, за которого можешь выйти замуж, если настаиваешь на моей компании и руководстве. Я полагаю, что ты хочешь положительного мужчину. И я со всем авторитетом могу заявить, что в Лондоне есть положительные мужчины, которые — я уверен — будут счастливы заполучить тебя.

— Но я…

— Самый лучший способ действовать — это продолжать быть той, кто ты есть. Из того, что ты сказала мне, и что я сам видел, ты хочешь быть хорошей — хорошей сестрой, хорошим членом семьи Гриффин. У тебя нет намерения, отбросить свои обязательства, и ты не хочешь становиться грешницей. Мой лучший совет тебе, Элинор: иди домой и говори Мельбурну «нет» до тех пор, пока он не приведет домой того супруга, которого ты захочешь.

Проклятие. Она просто ненавидела то, что он был абсолютно прав. Снова. Слеза побежала по ее щеке прежде, чем она смогла смахнуть ее.

— У меня есть идеи по поводу того, что мне нужно, но в крепости Гриффинов мне никогда не реализовать их. Может, я не знаю точно, что я хочу или кого я хочу, — парировала она, ее голос дрожал, — но я не сдамся, пока не выясню это. Я не стану снова скучной и расставшейся с мечтами, пока не переживу по крайней мере одно большое приключение. Я не отступлю. Я не могу, Валентин.

К ее изумлению, маркиз наклонил голову в ее сторону.

— Приключение? — повторил он. — Какого рода приключение?

Девушка глубоко вдохнула, закрыв глаза, и представила, что она бы сделала, если бы могла все, все, что угодно, но только однажды.

— Что-то дикое и свободное, и совершенно безумное. Что-то неприличное, — Элинор снова открыла глаза. — А затем, думаю, я смогу найти мужа, который подойдет мне, и который, по меньшей мере, не разозлит Мельбурна.

Рот Деверилла изогнулся.

— Очень последовательно. Значит, ты настроена решительно.

— Да, это так. Что ты думаешь об этом, Валентин?

— То, что я думаю, может заполнить несколько томов, — ответил он. — Я попробую придумать подходящее неприличное приключение для тебя. Но я не сводник, так что тебе самой придется заняться той частью, которая касается мужа.

Отлично, теперь у нее было предложение помощи от него. Она сможет позже уговорить его на большее. Что имело значение в данный момент, так это то, что у нее появился союзник.

Под влиянием эмоций Элинор подошла к нему и обняла.

— Спасибо тебе.

Валентин взялся пальцами за ее подбородок, приподняв голову девушки вверх. Он медленно наклонился и коснулся губами ее губ, мягко, призывно, соблазнительно. Она перестала дышать. Словно электрический разряд пробежал по ее позвоночнику. Хотя они не двигались, Элинор могла бы поклясться, что ее ноги оторвались от земли. Не удивительно, что женщины практически падали к его ногам. Когда маркиз выпрямился, она обнаружила, что прижалась к его груди.

— Я предупреждал тебя, что не стоит благодарить меня заблаговременно, — прошептал он, ставя ее на ноги, а затем повернулся, чтобы продолжить прогулку.

Но Элинор уже была благодарна ему. Воспоминания о твердых, эгоистичных, неумелых губах Стивена Кобб-Хардинга, прижимающихся к ней, внезапно исчезли. У нее теперь было гораздо более приятное — и гораздо более тревожащее — воспоминание.