Вернувшись в город, я пообедал гамбургером, а потом поехал в офис. Аннабел неопределенно улыбнулась мне и сообщила, что доктор Мэрфи ждет моего звонка. Я набрал его номер.
— Надеюсь, ты не ждешь информации о том, как умер этот здоровый парень, потому что это ты знаешь. Ты застрелил его, — сказал он мне.
— Верно, — подтвердил я.
— Что касается другого, то мне надо было бы изъясняться более точно и прибегать к медицинской терминологии. Но она не известна такому профану как ты, — заявил он. — Он умер, потому что у него остановилось сердце. То есть по причине, от которой умирают все люди. Но этот факт к данному случаю не относится. Ты что-нибудь понимаешь?
— Нет, — с надеждой ответил я.
— Кровоподтеков и ожогов было явно недостаточно, чтобы убить Поллока, — терпеливо продолжал Мэрфи. — Но его сердце все равно остановилось. Вероятно, он находился в состоянии сильнейшего страха, скорее всего, у него был слишком низкий болевой порог.
— Значит, в любом случае это было убийство, неважно, каким способом оно было совершено?
— Точно. Я рад, что мы пришли к общему мнению, — сказал он. — Я вытащил пулю из головы твоего друга и отдал ее Эду Сэнджеру. Он сказал что-то вроде того, что ему надо взять твой револьвер и произвести полагающуюся в таких случаях проверку оружия для того, чтобы написать полагающийся рапорт. Надеюсь, ты обратил уже внимание на то, что Эд очень «полагающийся» парень?
— Эд отличный парень, — ответил я.
— Это означает, что ты что-то хочешь от него?
— Правильно.
— Я не спрашиваю что, — быстро сказал он. — Эмоциональные связи между товарищами-полицейскими меня совершенно не касаются. Кстати, не пытайся больше разыскивать меня по «бикалке», потому что это будет пустой тратой времени.
— Почему это?
— Ты помнишь ту сестру, которая раньше прятала ее для меня? Так вот, она снова взяла ее и запрятала, да так, что не может найти ее совсем. И я ничего сделать не могу до тех пор, пока не заставлю ее лечь на операционный стол.
— Понятно, — ответил я и повесил трубку.
— Эл? — обратилась ко мне Аннабел.
Я взглянул на нее. Она задумчиво покусывала нижнюю губу, в ее голубых глазах заметна была озабоченность.
— Да?
— Кто такой Маркс?
— Какой Маркс?
— Именно это я и хочу выяснить, — сказала она. — Вчера он все время твердил о нем: Маркс сказал это, Маркс сказал то. Мне совсем не хочется выглядеть глупой, поэтому я не могу спросить его.
— Опять у тебя было свидание с великим философом?
Она кивнула:
— Сегодня у меня снова назначена встреча с ним. Пока не знаю, пойду ли, но если пойду, то мне хотелось бы узнать что-нибудь об этом Марксе.
— Я тебя спросил, какой Маркс, потому что их было четыре, — произнес я самым спокойным тоном, — все они братья. Но больше всего говорят об одном из них — о Граучо[1].
— Граучо?
— Конечно. Это — один из самых выдающихся остряков нашего века. Он откалывал такие шутки, что люди просто умирали со смеху.
— Здорово, — ответила она.
— Может быть, твой приятель не слышал о нем. Почему бы тебе не попробовать проверить это? — посоветовал я.
— Думаю, так и сделаю. Я совсем не хочу, чтобы он думал обо мне как о невежде, правильно?
— Ты совсем не глупая.
— Спасибо, Эл.
— С моим большим удовольствием, — заверил я ее.
И я отправился к Эду Сэнджеру. В белом халате он бродил по лаборатории, а выражение его глаз было таким отрешенным, словно он где-то потерял доктора Франкенштейна, и чудовище начало опять выходить из повиновения.
— Привет, Эл, — мрачно поздоровался он. — Ты принес пушку?
— Нет, — ответил я, — Я тебе ее по почте пришлю.
— Это просто обыкновенная проверка для доклада.
— Завтра, — сказал я. — Сегодня она мне может понадобиться.
— Ты собираешься еще кого-нибудь ухлопать сегодня? — он скорбно покачал головой. — Ты должен поостеречься. Это может стать привычкой.
— Шериф сказал, что вроде бы героин заперт в сейфе, — произнес я небрежно. — Наверно, преувеличивает как всегда.
— Да, он здесь. — Он кивнул в сторону другого конца лаборатории.
— А комбинацию ты знаешь?
— Конечно, — ответил он. — Только я и шериф. — Внезапно взгляд его глаз сделался подозрительным. — Постой, постой, черт возьми! Почему это ты спрашиваешь?
— Сделай маленькое одолжение, — ответил я. — Я хочу его взять у тебя на ночь. Верну утром первым делом.
— Шутишь!
— Я говорю очень серьезно, Эд.
— Как же! Следующее, что я получу от тебя, будет открытка из Мексики.
— О’кей, — сказал я. — Тогда мне придется предложить тебе взятку. Сколько это будет мне стоить?
— А ты знаешь, сколько он стоит на улице?
— Очень много, — признал я.
— Если что-нибудь пойдет не так, и ты его потеряешь, мне это будет стоить работы. А скорее всего, будет куда хуже. Ведь возникнет предположение, что я с тобой в сговоре.
— Наверняка, — согласился я.
— Я мог бы пойти тебе навстречу, если ты торжественно дашь мне честное слово офицера полиции, что берешь его с единственной целью — захватить подлого преступника.
— Подлого? — произнес я с восхищением. — Ну, Эд, ты даешь!
— Ты говорил здесь что-то о взятке. И какой только офицер полиции может говорить о ней?
— Такой, как я.
— Действительно так, — признал он. — Хорошо, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать твое возмутительное предложение, лейтенант Уилер, и после должного рассмотрения я отвечаю — стоить это тебе будет бутылку текилы.
— Договорились, — сказал я. — И если героин не будет здесь к десяти утра, заказывай два билета на первый же самолет в Мексику, я встречу тебя в аэропорту.
Эд пошел к сейфу, долго, как мне показалось, крутил ручки набора, потом открыл дверцу. Он принес прозрачный пластиковый пакет и передал его мне, осторожно держа двумя пальцами, словно тот мог в любой момент взорваться.
— Десять унций, — сказал он, передавая его мне. — Ты же знаешь, что я тебе полностью доверяю, Эл. Меня ты тоже знаешь, поэтому я его взвешу сразу же, как только получу обратно. Кроме того, сразу же сделаю анализ, чтобы убедиться, что он абсолютно чист.
— Ты вернул мне веру в коллег.
— Прекрасно, — уныло произнес он.
— Еще одно, — сказал я. — Та статуэтка счастливого папы, Будды, еще у тебя?
— Конечно.
— Можно мне ее тоже взять в долг?
— Забирай всю эту чертову лабораторию, — сказал он, — но только чтобы все вернул обратно ровно в десять.
Он выдвинул нижний ящик стола, вытащил Будду и поставил на стол. Я отвернул ему голову, опустил пакет в отверстие и снова закрутил ее.
— За это я принесу тебе вместе с бутылкой текилы еще и премию, — пообещал я, — в виде лимона[2].
Я забрал Будду в машину и поехал домой. Добрался туда я примерно в полчетвертого, и решил, что на данный момент бездеятельность — самое лучшее дело и завалился спать. В шесть я встал, принял душ, оделся, не забыв захватить кобуру с моим револьвером тридцать восьмого калибра. Положив Будду в багажник машины, я тщательно запер его. К дому Скарлетт О’Хара я подъехал без четверти восемь и поставил машину рядом с белым «кадиллаком», который уже находился там в мой первый приезд днем и принадлежал, как я сообразил, Софии.
Дверь мне открыла Минерва. На ней была зеленого цвета туника с высоким воротом, чуть темнее ее глаз и гармонирующие по цвету брюки. Удлиненные зеленые серьги свисали с ее ушей, подчеркивая красоту лица.
— Ранняя пташка Уилер, — приветствовала она меня. — Полагаю, что, приехав рано, вы намереваетесь выпить лишний стакан бесплатно.
— Несомненно, даже если вы не захотите мне его налить.
Она с подозрением рассматривала меня какое-то время, а затем повернулась и проводила меня в гостиную. Две другие девицы уже были там, стояли они, прижавшись друг к другу. На Софии была безупречно белая рубашка с любовью облегавшая ее полную грудь — бугорки сосков прорезались сквозь нежный шелк — и очень обтягивающие штаны лимонного цвета.
Ошеломившим меня сюрпризом оказалась так близко стоявшая к ней Лиз. Она была одета во что-то такое фантастическое из черного шифона, усыпанное разноцветным бисером. Широкие рукава, едва достигавшие локтей, были похожи на крылья. Потом я сообразил, что ее одежда состояла из двух частей — прямой юбки до колен и блузки с круглым вырезом. Тонкий прозрачный шифон ничего не скрывал, он скорее оттенял то, что должен был скрывать. Большая грудь Лиз едва скрывалась под почти прозрачной тканью и, если хорошо присмотреться, то можно было ясно рассмотреть ее соски.
— О, вот это платье! — сказал я, и лицо ее вспыхнуло от удовольствия.
— Мы решили, что если уж сегодня произошло два события, то это нужно отпраздновать, — сказала София. — После обеда мы слетали в город и купили все необходимое.
— Два события? — удивился я.
— Да. Во-первых, этот ужин, на котором вы будете играть роль таинственного телевизионного детектива из тридцатых годов, — сказала она, — а во-вторых, своего рода дебют Лиз. В конце концов, появилась настоящая Лиз Стиллуэлл, с которой нужно считаться.
Правой рукой она обняла Лиз за плечи и ладонью ласково стиснула ее правую грудь:
— Я правильно говорю, Лиз?
— Я изумительно себя чувствую, — произнесла Лиз. Это прозвучало так, будто она только что получила аттестат зрелости. — Это платье, и вообще. Честно, не знаю, как отблагодарить тебя, София.
— Будь уверена, что-нибудь придумаю, — ответила она, и обе они начали хихикать.
— Мне надо выпить, — сказал я.
— Я налью нам обоим, — сказала Минерва. — После того, что произошло у бассейна, весь дом превратился в какой-то лесбийский детский садик. Я могу просто взорваться в любой момент!
Мы пошли к бару, а София и Лиз стояли, прижавшись друг к другу и глядя друг другу в глаза. Минерва наполнила стаканы и передала один мне.
— Приедут все, — сообщила она. — Пришлось долго убеждать Джона Блейка, что ваше предложение не розыгрыш. В конце концов мне удалось это.
— Вы молодец, — отметил я.
Раздался звонок, и она автоматически посмотрела через комнату на Лиз, которая все еще стояла, уставившись в глаза Софии, и в блаженстве не замечала ледяного взгляда Минервы.
— Я, кажется, теряю секретаря. Может быть, мне запросить комиссионные с Софии?
— Может быть, вы откроете дверь сами, — предложил я.
Она бросила на меня свирепый взгляд и вышла из гостиной. Когда она вернулась, за ней следовал Леон Гетлер в вечернем темно-синем костюме, кружевной рубашке с черной бархатной бабочкой. Минерва подвела его к бару, и он пристально посмотрел на меня.
— Я думал, что вы хоть оденетесь соответствующим образом для вашей дурацкой вечеринки, — бросил он.
— Вы похожи на роскошную бабочку, мистер Гетлер, — вежливо ответил я. — Порхаете от клиента к клиенту на бархатных крылышках.
Минерва тихонько фыркнула, а потом торопливо спросила, что он будет пить.
— «Кровавую Мэри», наверное, — сказал он. — Допускаю, что сегодня мое любопытство будет удовлетворено в высшей мере, Уилер. Я позволил вам вовлечь меня в какое-то подозрительное представление, а мне следовало было бы поехать с вами в офис шерифа.
Снова раздался звонок. Пробормотав про себя что-то неприличное, Минерва закончила смешивать напиток для Гетлера и снова вышла из комнаты.
— Воссоздать картину преступления или что-то такое же глупое, как сказала Минерва, — язвительно продолжил Гетлер. — Вы уверены, что у вас все в порядке с головой, Уилер?
— Все что я хочу — это восстановить события, происходившие на ужине, — сказал я.
Минерва вернулась в гостиную, в этот раз в сопровождении Майлза Джерарда. На нем был кремовый вельветовый костюм с отделанным кожей пиджаком и коричневая вязаная рубашка с высоко стоячим воротником. Он также выглядел вполне утонченным, и я почувствовал себя вроде бы полуодетым. Его темные глаза с улыбкой смотрели на меня.
— Какие у вас замечательные способности создавать драму, лейтенант! Я просто восхищен вашей идеей. А ты, Леон?
— Мне кажется, он с приветом, — коротко ответил Гетлер.
— О нет, — Джерард быстро покачал головой, — лейтенант полон вдохновения. — Он посмотрел на Минерву. — Мне немножко бренди со льдом, дорогая.
— Мне хотелось бы кое-что прояснить, — обратился я к Гетлеру. — Сегодня утром в вашем офисе я сказал, что в тот вечер на ужине присутствовали пять ваших клиентов. Я говорил о Минерве, Софии, Блейке, Хеймере и Джерарде. Их было пятеро, не так ли?
— Нет, — ответил он. — Вы ошиблись. Майлз не является моим клиентом. В то время у меня не было повода, чтобы поправить вас.
— Я рад услышать это. Потому что меня беспокоил один момент, — я посмотрел на Джерарда. — Как мне помнится, я спросил вас, является ли Гетлер вашим адвокатом, и вы мне ответили, что не выносите его. Что он вроде бы волочится за Минервой, и все время оскорбительным образом шутит над геями. Вы сказали, что не понимаете, почему Минерва уже так давно доверяет ему. А потом вы сделали изумительное замечание, что не доверили бы ему и стертого цента.
— О черт! — вымолвил Гетлер. — Я совсем не обязан присутствовать при этом.
Он решительно направился в другой конец комнаты и ввязался в разговор двух девиц, которые всем своим видом выражали нежелание, чтобы им мешали.
— Это было гадко с вашей стороны, лейтенант, — мягким голосом заявил Джерард, одновременно взяв из рук Минервы стакан. — Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить вам это.
— Ты действительно так думаешь, Майлз? — спросила Минерва. — Ты думаешь, что он меня обманывает?
— Это несколько преувеличено, дорогая, — ответил он. — Леон мне никогда не нравился, и уверен, что я ему тоже. Но существует такая вещь, как поддержание приличия, когда мы оба находимся в одном и том же доме. — Он посмотрел на меня. — Лейтенант, вероятно, об этом никогда и не слышал.
Дверной звонок прозвучал опять.
— Мне, черт возьми, надо было бы надеть форму служанки и выполнять ее обязанности, — сердито проворчала Минерва.
— Черные подвязки обязательны, — сказал я ей, но это не произвело на нее впечатления.
— И что, так будет продолжаться до конца вечера? — спросил меня Джерард. — Я имею в виду, что вы будете всех ставить в неудобное положение, пересказывая, что каждый из нас сказал о другом. Или вы ненавидите так только меня?
— Надеюсь, что смогу пройтись по всем, — ответил я.
— Это даст мне возможность почувствовать себя лучше, — сказал он. — А почему бы нет?
Минерва вернулась с Блейком. С облегчением я увидел, что он одет в обычный повседневный костюм. Он подошел к бару и холодно посмотрел на меня.
— Что будешь пить, Джон? — спросила Минерва, голос ее прозвучал тоскливо.
— Виски с содовой, — бросил он. — Вы чертовски нахальны, Уилер.
— Зато вы здесь, — ответил я.
— Только потому, что вы сошли с ума, и я хочу убедиться в этом, прежде чем подам официальную жалобу в офис шерифа.
— Держитесь поближе к своему адвокату, — ответил я, — похоже, он мыслит так же.
— Не надейтесь, что я этого не сделаю, — отрезал он.
— О боже мой! — воскликнула вдруг Минерва. — Я же сказала ему, что обстановка не будет официальной.
Я проследил за ее взглядом и увидел Пола Кендала, входящего в гостиную в блестящем костюме, подобном тому, в котором обычно умирает Дракула. Воротничок его рубашки был, конечно, стоячим. Он подошел к бару и внезапно остановился, увидев взгляд Минервы.
— Разве ты не сказала, что это будет ужин в стиле тридцатых годов? — с тревогой спросил он. — Я специально ездил, чтобы взять этот костюм напрокат.
Минерва медленно провела ладонью по лицу:
— Пожалуйста, пусть кто-нибудь заберет его отсюда, — глухо произнесла она, — пока я его не убила прямо на глазах лейтенанта.
— Как думаешь, каковы шансы в этом году у Джимми Коннорса? — тактично сказал Блейк и, взяв его под руку, увел от бара.
— О, я вижу здесь обещает быть весело, — со счастливым выражением сказал Джерард. — Когда мы сядем за стол?
— Так скоро, как только я заставлю эту дуру пойти на кухню, — сказала Минерва с решительным видом направляясь к Лиз.
Джерард с жадным интересом посмотрел на разнаряженную Лиз:
— Я вижу, что Золушка выбралась наконец из ее грязного чулана, а София одержала еще одну победу для своей команды.
— Точно, — подтвердил я.
— Будет ужасно досадно, если вы докажете, что одна из них — убийца, — небрежно сказал он. — Ведь у них, вероятно, еще не было медового месяца.