Грешные ночи (ЛП)

Глава 27

Аннабель проснулась, словно от толчка, резко приняв вертикальное положение. Она часто и тяжело дышала, пот катился с нее градом стекая по ее груди и спине. Ей приснился кошмар. Она превратилась в демона, бежала через лес, сражалась с Захариилом.

Захариил.

С его именем включился приступ необъяснимой ничем паники, но она понимала, что это не случайно. Опасность мерещилась ей.

С чего бы это? Просто эмоции? Или опасен сам Захариил?

Аннабель огляделась вокруг. Она находилась в другом гостиничном номере, в одиночестве, мне нужно бежать.Даже не раздумывая она опустила ноги с кровати на пол. Но прежде, чем она скинула одеяло перед ней возник Захариил с непроницаемым выражением на лице.

Страх пронзил ее насквозь.

"Оставайся спокойной. Тебе нужно успокоиться".

Испуганная и неуверенная ни в чем она замерла.

— Что ты делаешь? — Спросила она.

Огорченно простонав он опустился на колени, и она увидела то, что скрывала его отстраненность: отчаянье, стыд, печаль, страх — он выглядел настолько опустошенным и разрозненным, что вряд ли кому-нибудь удалось бы его собрать.

— Я... я... Захариил?

— Прости меня, Аннабель. Я так сожалею.

В следующий момент правда врезалась в нее со вей силой бейсбольной биты. Ее воспоминания не были сном. Она превратилась в демона. Она бежала через лес. Она сражалась с Захариилом.

С распахнутыми от ужаса глазами она выставила пред собою руки, но одежда скрывала их. Она едва дышала, когда задрав рукав обнаружила знакомый бронзовый оттенок собственной кожи.

Завернуть руки за спину оказалось делом нелегким, но ей нужно было знать остались ли... крыльев не было! Слава Богу! Ее спина оказалась гладкой там, где и должна была быть и угловатой, там, где и положено.

Захариил молча наблюдал за ней. Все еще стоя на коленях, самоуничтожая себя.

Аннабель безвольно опустила руки к своим бокам.

— Ты ударил меня, — произнесла она возмущенно. Страх сменился в ней разочарованием.

Его голова склонилась так, что подбородок уперся в грудину.

— Я знаю.

— И ты не знал, что это была я.

— Нет. Не знал.

Он даже не пытался защищаться. Он мог бы рассказать ей, что изменение внешнего облика человека является неслыханной вещью, и до этого, он вообще считал, что это невозможно. Он мог бы напомнить ей о ее реакции, когда он на ее глазах превратился в демона.

— Почему я превратилась? И как тебе удалось вернуть мне человеческий облик?

Он несколько раз посмотрел на нее.

— Расскажи мне сперва, что произошло в облаке? Затем я расскажу, что мне известно, или скорее сказать о собственных предположениях, не утаив не малейшей детали от тебя.

— Очень хорошо.

Он слушал ее рассказ, и периодически кивал. В конце концов, плечи его поникли, словно на них свалился непосильный груз.

— Облако на многое способно, — произнес Захариил, — но оно не способно превратить человека в демона. Насчет этого демон солгал тебе. У него просто не было силы сотворить подобное.

— Тогда, как же я превратилась, если облако и демон тут вовсе не причем? — страх пронзил ее, замораживая ее внутренности. — Это означает, что я больше не человек и моя внешность просто попыталась соответствовать внутреннему содержанию?

— Возможно. Я полагаю, что демон не просто отметил тебя. Я полагаю, что он заменил часть твоего духа.

Нет. Конечно же нет. Она бы знала об этом ведь правда же?

— Как такое возможно?

Он проник в твое тело на духовном уровне, и как лезвие способно отрезать конечность, так и он мог легко взять то, что ему потребовалось. Совсем немного, с десятицентовую монету. И заменил твой фрагмент, собственным. Этот акт связал вас куда глубже, чем просто супружескую пару... это объединило вас.

Раскаленная добела ярость сменила страх, и Аннабель начала колотить своими кулачками Захариила в грудь.

— Последний раз повторяю: Я не супруга демона, убившего моих родителей! Нет. И я вовсе не связанна с ним.

Он даже рук не поднял, чтобы защитить себя.

— Если он действительно так поступил, то ваши жизни плотно связаны. Он жив пока ты жива, и наоборот. Я не предполагал, что подобное возможно прежде, но теперь мне это стало ясно.

Множество вопросов роилось в ее уме, ее действия замедлились... остановились вовсе.

— Но... но... Зачем он подсылал других демонов ко мне? Если бы меня убили, и он бы умер.

— Помнишь, Тэйн упоминал, что что-то не дает ему, да и другим возможности обладать тобой? Полагаю, что именно это препятствовало им нанести тебе смертельный удар.

— Но я... я просто не могу быть связанной с ним. — И тотчас она ощутила ожег в груди, как и всякий раз, когда... отрицательные эмоции... брали над ней верх.

Верно! Ожег повлиял на ее трансформацию, а эмоции будоражили ожог.

Она рассказала об этом Захариилу, и он кивнул произнеся:

— В этом есть смысл. Вопрос только в том, зачем демону понадобилось это. Без твоего согласия, понимания или мечтаний по этому поводу, он нарушил один из самых высоких духовных законов: "Доброй воли".

Что-то в его тоне заставило екнуть ее сердце...

— И ты вершитель этих самых законов, верно? — она помнила, что он говорил ей об этом при их первой встрече. И это может означать только...

— Нет, — ей показалось, что она вскрикнула, но слово было только тихим шепотом. — Нет.

— Да, — подтвердил он.

— Выходит ты будешь тем, кто приведет его приговор в исполнение?

На это раз он только молча кивнул.

Сердце снова сбилось с привычного ритма, поскольку она подозревала подобный ответ

— И каков будет результат?

Возникла длинная напряженная пауза. Он смотрел то вверх, то вниз, то влево, то вправо, словно желал оказаться где угодно, только не здесь.

— Смерть.

Каждая клеточка ее существа взбунтовалась при мысли об этом. Поскольку Захариил является блюстителем закона, он обязан будет убить демона, да — но в это случае он убьет и Аннабель.

— Каково это слияние..., — она осеклась, — заставившее меня превратиться в демона только через четыре года?

— Я наблюдал во что превращаются Повелители Преисподней, когда их демоническая часть одерживает верх, и собственные отрицательные эмоции опрокидывают их. Все, как ты описывала. Они утрачивают собственную человечность и не способны рассуждать здраво. Демон из облака знал, что случилось с тобой тогда, и таким образом он выдал тот ответ, который был ему выгоден.

— Я соглашусь, допустим. Я имела ввиду мою идею по поводу эмоций. И я не понимаю, как за четыре заполненных ужасом года, я не разу не превращалась, и вдруг "бум".

— Ты забываешь, что все четыре года тебя пичкали медикаментами, и те наркотики предназначались для подавления твоих скрытых эмоций. Даже когда, ты испытывала сильные эмоции, действие наркотиков их несколько притормаживало.

— Но я же жила какое-то время без них, — заметила она, цепляясь за надежду, что они оказались неправы.

— А еще ты была ранена, восстанавливалась. Была ослаблена.

Да, это действительно так.

— А как же насчет Воды Жизни?

— Она излечила твою человеческую часть и нанесла урон демонической, это так же замедлит твое преобразование.

И Аннабель от этого стало хуже, от того, что оба раза он напоил ее этим, не подходящим ей.

Надежда увядала. Ее подбородок вздрогнул, глаза наполнились слезами, которые она не желала, чтобы были пролиты. Аннабель являлась частично демоном. Ей хотелось кричать от несправедливости и собственной беспомощности.

"Спокойнее. Тебе нужно успокоиться"

— Я снова буду превращаться, — прохрипела она, хотя ответ ей был известен. Жар разрастался в ее груди.

— При наличии сильных отрицательных эмоций... да, полагаю, что будешь.

— Можно удалить эту демоническую часть из меня? Заменить на что-нибудь другое? — искра надежды снова проблеснула...

— Нет. Прошло слишком много времени... и она частично разрушена.

"Я не стану плакать. Не стану".

— Демон, которого ты тащила в лесу, впитал в себя эссенцию моего брата. Там же пребывала и часть меня. Но я не умер, когда он умер, потому, что ничего не успело укорениться. Мне удалось выудить безо всякого сопротивления эссенцию из его тела потому, что она признала меня. То, что помешено в тебе пустило корни, и стало бы сопротивляться. Оно не признало бы меня и не захотело бы любой моей части.

Она услышала то, о чем он промолчал: если бы он попытался освободить ее, это нанесло бы ей серьезный урон, или вообще бы убило ее.

— Я не боюсь ни боли, ни смерти. Вынь из меня демона. Сейчас же!

— Может тебя и не заботит собственная смерть, а меня заботит, так что я не стану делать этого. Никогда. Даже не проси.

Всего минута ушла на то, чтобы понять ту страстность, прозвучавшую в его ответе. Он все еще страдал от того, что выполнил подобную просьбу своего брата, и просто не мог вынести еще одной. Значит она больше не станет просить его об этом..

— Ч-что же тогда мне делать?

— Я отыщу Могущественного демона и запру его. — Захариил положил голову ей на колени и обнял за талию. Его тело начало подрагивать. — Я сожалею об этом, Аннабель. Так сожалею.

Она ощутила, как что-то теплое и влажное впиталось в ее одежду, и нахмурилась. Слезы? Нет. Нет, этот сильный гордый воин не мог разрыдаться.

— Ты запер бы его, а не уничтожил, не взирая на то, что велит тебе закон, и все приказы свыше?

— Для тебя я пойду на что угодно, — он поднял на нее свои заплаканные глаза с мокрыми от слез ресницами. Он плакал. — И я клянусь тебе, Аннабель, что не стану убивать тебя. И другому ангелу не позволю этого сделать.

И скорее всего сам будет казнен за собственное отступничество в результате.

— Не делай этого.

Захариил продолжал: — Так или иначе я отыщу демона, сотворившего это с тобой. Я запру его, — обнимавшие ее руки напряглись. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, и если ты не захочешь меня видеть, буду делать это втайне.

— Но я...

— Я наконец-то постиг то, — перебил ее он, — что пыталось донести до меня Божество на протяжении всех этих столетий. Я полагал, что я учился, а на самом деле поступал так, как мне было привычней.

— О чем ты говоришь?

— Об ущербе, который я нанес. Люди, которых я убивал или позволял убить, те что были одержимы демонами или заигрывающие с демонами, я считал их смерть оправданной. Но что, если они являлись подобными тебе? Невинными? Что если я уничтожил не только их, но и надежду тех людей, которым они были дороги, что они могут исправится? На самом деле, всегда есть надежда. Теперь я знаю это.

Он крепко сжимал ее, поскольку его рыдания усилились.

— Я сожалею, Анна. Не потому, что тебе стал известен мой грех. А потому, что он причинил тебе так много страдания.

Наблюдение за терзаниями Захариила успокоило ее, как ничто другое бы не сумело. Он переживал за нее. Он испытывал раскаяние. Он переживал то, о чем говорил.

Вздохнув, она зарылась пальцами в его шелковистые волосы. Тот факт, что у него была весомая причина ненавидеть демонов, впрочем, как и у нее, и тот, что он не оттолкнул ее, зная, что она была... она была... Она не могла даже мысленно произнести этого слова. Ей придется столкнуться с правдой, но это будет позже. Пока ей хотелось просто наслаждаться текущим моментом и человеком, который ее любил.

А он любил. Захариил действительно ее любил. Может и не осознавал этого, так упорно отрицая собственные чувства, но Аннабель была в этом уверенна — так же, как и в том, что любила его. Он требовал уважения к ней, и желал для нее только лучшего. Он никогда не бросит ее, и она не оставит его.

Да, с ним было не просто, у него был сложный характер, и ему не было свойственно проявление чувств, которые он сейчас испытывал, или хотя-бы просто мягкость, но он дарил ей их, и она вернет их ему взамен.

Он являлся частью ее, может даже большей чем... чем... А неважно. Он являлся ее прекрасной частью, желанной частью, сильной, храброй и забавной, иногда поддразнивающей ее. Он был ласковым и нежным, и мог проявить жёсткость, когда требовалось.

Она ворковала над ним, пока он не успокоился, и не взирая на то, что ей так не хотелось этого, она наконец освободилась от его захвата. Он не стал сопротивляться, оставаясь внизу, все еще отказываясь посмотреть ей в лицо.

— Я скоро вернусь, ладно? Никуда не уходи, — сказала она и умчалась в ванну, прежде чем он смог что-нибудь ответить.

Так быстро, как только она могла, она умылась, почистила зубы и скинула одежду. На ней не оказалось нижнего белья, и она являлась абсолютно чистой. Такой чистой, что аж искрилась. Одежда ангела сработала, и Аннабель была благодарна за это.

Вернемся к Захариилу. Он нуждался в ней, а она в нем. Им обоим стоило забыть, то, что между ними произошло, и что может произойти, хотя бы на какое-то время.

Дверные петли скрипнули, когда она вышла из ванной. Холодный воздух овеял ее обнаженную кожу, и мурашки побежали по ее рукам и ногам.

Захариил сидел на краю кровати, упершись локтями в колени, его голова была опущена. Его крылья были раскрыты, исполненные однородным золотистым отблеском, ни малейшего намека на белое . И снега не было,заметила она. Он снова прекратился.

— Согласно нашей сделке, как предполагается, я могу в любое время поцеловать тебя, как только почувствую подобное желание. А ты, как предполагается, позволишь мне. Верно?

Он поднял на нее внимательный взгляд. Слезы тут же высохли, но ему не удавалось скрыть блеск его изумрудных глаз.

— Аннабель, — произнес он едва дыша, оглядывая ее. — После всего того, что произошло, ты же не имеешь ввиду...

— Имею. — Она медленно приближалась к нему, пока не замерла между его ног, опустив руки ему на плечи. Его мускулы были напряжены. Его взгляд был устремлен на ее лицо, словно он не мог гарантировать собственной адекватности, для того, чтобы скользить по ее телу.

— Я хочу быть с тобой, — сказала она и нахмурилась, поскольку ее неожиданно осенило. — Если тебе запрещено быть с женщиной объединенной с... — Ее губы сжались в тонкую линию. Ей не хотелось даже мысленно произносить это слово, не то что в слух. — Ладно, если ты не можешь. Я только...

Захариил порывисто заключил ее в объятия, и она утратила опору. Она упала вперед, и он опустил ее к себе на колени. Чтобы удержать баланс ей пришлось оседлать его бедра.

— Ты моя, — прорычал он. — И всегда будешь моей. Я принимаю тебя такой, какая ты есть, и мы можем быть вместе

Облегчение струилось в ней прекраснейшим из водопадов.

— Я постараюсь сделать тебя счастливым, за то что ты сказал это, Крылатое Чудо. — Она осторожно прижалась губами к его губам, сливаясь с ним в нежном поцелуе.

— Ты прощаешь меня?

— Тебя не за что прощать.

— Спасибо, Анна. Спасибо. Я понимаю, что одних слов не достаточно. Я постараюсь показать тебе собственные чувства. Позволь мне показать их тебе.

Она приоткрыла рот, и их языки переплелись. Его непревзойденный аромат окутал ее со всех сторон; он опьянял ее подобно выдержанному вину, подобно землянике, опущенный в жидкий шоколад, и такой же свежий, словно звенящая в горной реке вода.

Поцелуй оставался нежным и сладким — до тех пор, пока Захариил не откинулся на матрац и его руки не принялись ласкать ее. Тесный контакт разжигал пламя тлеющих угольков по всему её телу. Их языки переплелись с такой страстью, что их губы, пылко сминали друг друга. Они упивались друг другом и никак не могли утолить собственной жажды.

Он ласкал ее грудь, исследовал ее живот, покрыл поцелуями каждый дюйм ее ног, пока Аннабель не начала извиваться. Пока его самого не начало колотить. Пока неудержимое отчаянье не завладело ими обоими. Затем он перевернул ее и ласкал ее спину и поясницу, и снова покрывал поцелуями ее ноги.

Когда она больше не была в силах устоять дольше, от переполнившего ее удовольствия, она стянула с него одежду и уговорила лечь на спину — и взяла инициативу на себя. Она ласкала, изучала и покрывала его поцелуями. И привкус его кожи... был столь же восхитителен, как и поцелуй. Слаще любого из леденцов, дурманящий почище любого наркотика... и она знала, что будет жаждать его до скончания своих дней.

— Анна, мне нужно...

— Еще, как всегда еще. — Это ее едва различимый голос произнес это?

— Да.

В этом "да" таилось столько надежды.

— Тогда возьми.

Захариил подхватил ее сильными руками, расположив параллельно своей упругой длине и перевернул. Обосновавшись на ней, он придавил ее собственным весом.

— Я намерен взять, как ты и предложила, но сперва мне нужен еще один поцелуй. — Он опустил голову, и Аннабель потянулась к нему, их языки переплелись в бесконечном танце.

Нежный... устойчивый... страстный... дикий... Их поцелуй вышел из-под контроля. Захариил ласкал ее грудь, играя с сосками, её кожа была подобна ожившему пламени. Ее жар так отличался от того, что пылал в ней. Жар проникающий до самых костей, напрочь стирающий даже воспоминание о демоне.

— Еще один, — произнес он, смыкая собственные губы поверх ее, это походило на предложение, требование и одновременную капитуляцию. Ее ногти цеплялись за кожу вдоль его позвоночника, между его крыльев, ее бедра выгнулись ему навстречу, желая слиться с ним воедино. Она была так поглощена этим мужчиной, и все более счастлива от этого.

— Мне нравится наблюдать, как ты наслаждаешься этим, — признался он.

— Под тобою?

— В любом положении, — он просунул руку между их телами, устремившись между ее ног. И, о-о, если бы он научился играть с ней. Он ощущал, когда стоит замедлиться, а когда наоборот набирать скорость. Он ощущал, когда ей требовалось еще... и еще... — Мне не достаточно этого.

— Захариил, — произнесла она сквозь сбившееся дыхание. — Пожалуйста. Все, без остатка.

Он застыл, капелька пота струилась по его виску.

— Тебе не нужно меня упрашивать, Анна.

— Тогда возьми... Я нуждаюсь... — Она прикусила губу и потерлась об него. — Пожалуйста.

Он провел ладонью по ее щеке, встретившись с нею взглядом.

— Меня, ты нуждаешься во мне.

— Да. Всецело.

Он потерся кончиком своего носа о ее и произнес:

— Ты позволишь мне овладеть тобой?

— Целиком без остатка, — повторилась она.

— Целиком? Серьезно? Я поклялся себе, что не овладею тобой, пока не буду уверен, что ты останешься со мной. Теперь я не достоин даже надежды на это.

— Вероятно, но все-таки я предлагаю ее тебе. — Аннабель только что осознала, как сильно любила его. Так, что она была готова отпустить его. Когда-то она собиралась сбежать от него раньше, чем он бросит ее сам, но это произрастало из страха, а страх являлся тюрьмой, как учреждение было для нее... или еще хуже. — Ты можешь пообещать мне тоже самое?

Он смотрел на нее сверху вниз и радость светилась в его глазах.

— Могу. Клянусь. Ты моя первая и последняя любовь, Аннабель Миллер. И другой мне не нужно.

— О Захариил. — "Были ли когда-либо произнесены более прекрасные слова"?— Ты моя последняя и единственная любовь, также.

— Ты станешь моей, сейчас. — Дюйм за дюймом он медленно погружался в нее, требуя ее, делая своей, пока наконец не вошел целиком. Он замер, напряжение притаилось в его глазах. — Я... так может... это любовь.

— Хмм, — промурлыкала она. — Да.

— Ты принадлежишь мне, — сказал он.

— Тебе.

— Никому больше.

— Никому, — согласилась Аннабель.

Его губы снова отыскали ее, их языки встретились и сплелись. Его ладони легли на ее грудь, лаская ее.

— Так приятно ощущать тебя.

— Да, но...

— Ещё?

— Пожалуйста.

— Так? — Он начал медленно двигаться.

— Да, пожалуйста, да, именно так.

Он начал двигаться быстрее. Еще быстрее. В конце концов все что она могла, это обернуть свои ноги вокруг его талии и держаться. Он много раз напевно повторял ее имя, то как молитву, то как проклятье, то как нечто, смысл чего был и ему самому недоступен. Стоны удовольствия вырывались из нее. Каждый момент, каждое движение являлось настолько прекрасным, что самым немыслимым образом меняло ее душу.

— Анна... я близок к... скоро...

— Отдай мне всё.

Рев вырвался из его груди, в то время как его тело выгнулось. Он вонзился в нее так глубоко, что глубже казалось некуда, так удивительно глубоко, но все же она попыталась выгнуться ему навстречу, чтобы захватить его еще глубже. В то время как удовлетворение сотрясало все его тело кульминация настигла и ее, и вскрикнув она крепко обхватила его... словно пытаясь удержать навечно.

Даже через несколько минут, когда он рухнул на нее отяжелевший и расслабленный, она отказывалась его отпускать. Когда он перевернулся, то повернул ее вместе с собой, и она завершила этот акт, растянувшись на его груди.

— У меня просто нет слов, Анна, — произнес он мягко.

— Хорошо, — у нее их тоже не было. Все что она знала это то, что никогда уже не станет прежней. Это навсегда ее изменит.

Это навсегда его изменит.

Он проникновенно поцеловал ее в висок.

— Возможно одно все-таки найдется... Спасибо.

Тихий смех вырвался из нее. Возможно эти небольшие перемены были к лучшему.