Грёзы о Закате

БИТВА С РЕРЕКОВИЧАМИ

Отважные курши, вооружённые боевыми топорами, благоразумно ретировались в кусты, увидев вторую, а затем и третью ладью. Как водится у дикарей, выглядывая из кустов, они облаяли проходящих купцов на своём языке. По слухам, курши успешно били данов и свеев.

Из их набора, без всякого сомнения, матерных фраз, до ушей витязей на ходко идущих по Двине ладьях донеслось только одно понятное слово 'криви'. Таким вовсе не бранным прозвищем они называли всех пришельцев с заката. На протяжении веков все русские в этом регионе — криви. Значит, помнят божественного Криве, который привёл свой род на новые земли!

Побоялись они сцепиться с пожаловавшими в их края гостями. Зато не побоялись другие. Те самые, против которых Олег Дукович не пожелал сражаться, будучи тысяцким в рядах воинства Челадрага, Великого князя велетабов. Зачем же биться с родичами, ближними и дальними?!

— Море ходит! Ждать надобно. Заходим в Ригов! — все эти команды Страшила выкрикнул Алесю, а тот, в свою очередь — Кнуту, махнув рукой в сторону порта и города. Несмотря на ветер и расстояние, слова долетели до Кнута, и он закивал своей рыжей головой.

Пришвартовавшись к причалу в славном портовом городе Ригове, населённом, в основном, русами, выходцами с острова Руяна, и кривичами, Страшила дал добро всем, кроме дозорных, на выход в город. Как же не глянуть на товар, что есть на рыночной площади, как же себя не показать! А потому витязи неспешно натянули лучшие одежды и надраенную до блеска броню.

С ладьи Алесю была видна неожиданно возникшая суета на торговой площади. «Чего они так взволновались» — с этим вопросом Алесь оглянулся в ту сторону, куда показывали торговцы. С моря к порту шёл боевой корабль, узкий и с хищными обводами. Разглядел Алесь и фигуру на носу: некую птицу, вырезанную из дерева, похожую на сокола. Примерно половина воинов выделялась своими рыжими головами, головы второй половины были обриты, а оседелец волос на обритых головах второй половины выдавал их принадлежность к варягам, абодритам иль варинам.

С соседнего борта донеслось проклятие Страшилы:

— Готы-заразы! И варяги-выродки! Хорьки!

Страшила явно имел ввиду внешность и варварские украсы готов в виде ожерелий, навешанные, пожалуй, в таком же количестве, в каком женщины-заразы украшают свои прелести. Почему лихих разбойных варинов и абодритов, родичей по крови, Страшила величал бранными словами? Неужто потому, что некоторые среди них выродки? Многие звали их варягами без бранных определений. Варяг — слово, производное от «вара», означавшее товар, а основным их товаром были рабы. Ныне рабы везде в Европе самый главный товар. Алесь припомнил разговоры со Страшилой, и ему стало ясно, что Олег не хотел с ними сражаться, но, вместе с тем, Дукович мгновенно привёл себя в состояние боевой готовности.

Помедлив, Страшила отдал приказ:

— Ходить наверх!

Кнут и Алесь продублировали команду, и те витязи, что ещё копались под палубами на подтоварье, выскочили наверх.

Варяги перебросили трап, рекомый по-словенски 'дъска', и на причал, важно и чинно, сошёл их старшой, а за ним на берег попрыгали воины.

Подобно Страшиле, Алесь не горел желанием биться с варягами. Кто ж знает всех тех пращуров в его генеологическом древе? Алесю ведомы лишь три поколения его предков.

Их дружина по числу воинов, была меньше дружины Страшилы, но по гонору и наглости явно превосходила лютичей.

— Что вы, козлы, забыли в нашем море? — спросил старшой варягов. — Иль не ведомо вам, что Хельги Великий запретил гостям, окромя нас, ходить на закат?

В былинные времена людей определяли по речи, хуизху. Уста не лживы, и Дукович моментально понял, кто этот старшой, что саженью в плечах.

— Море не ваше, море Волынское, а я, таксама рус, как и ты, но живу в Волыни, — ответил Страшила и, в попытке разойтись со старшим ватажки варягов миром, попробовал перевести диалог в иное русло: — А кто же величает Хельги Великим?

— Посланцы Хазарии дали ему грамату. Они прозвали Хельги Великим.

Белобрысый варин вдруг заорал:

— Лютовы эти ладьи! С Нево-озера ушёл от нас Лют.

— Труса празднуете? — в голосе старшого прорезалась презрительная нотка. — От саксов бегаете и от нас таксама? В Ригов мы посадника-бессермена привезли. С Ригова дань возьмём и с вас — недоимки.

Всё стало ясно Алесю в этот хмурый день и момент. «Да не будет болеть душа Страшилы! Битвы не избежать. Возьму все грехи на себя» — с этим решением он вдохнул полной грудью, вбирая прохладный воздух, что с напором веял от расшалившегося Варяжского моря.

— Ты, бочка дерьма, как смеешь ты своим нечистым рылом мутить здесь воду? — заговорил он, перевирая известные ему стихи, и его фраза не сразу дошла до понимания старшого: Алесь изрёк её по-русски, а меж русской речью и словенской большая разница. — Как смеешь ты, морда, указывать мне, князю Алесю?

Старшой побагровел: дошёл, должно быть, смысл. И он крикнул князю:

— С тебя первого сниму голову. И тризну тебе не обещаю.

— Ты же, княже, без брони! — вскричал кормщик.

Страшила хотел было также остановить Алеся, но тот махнул рукой и прыгнул через борт на берег. С кульбитом в воздухе. Прыжок ему был нужен не для эффекта, а для ускорения и настройки к бою.

— Князь-скоморох! — крикнул кто-то из варягов, и те дружно заржали.

— Ходить свиньёй! — зычно скомандовал Страшила.

Его витязи перепрыгнули на причал и спешно построились за Алесем.

Старшому варягов тем временем подали щит. Его первые движения выдали в нём заматерелого бойца, не склонного к красивому фехтованию. «Так и я фехтовать не буду» — с этим очевидным намерением князь по-самурайски поклонился старшому, чем вызвал новый взрыв хохота. Но старшой понял знак уважения, и его голова в шеломе произвела движение, похожее на кивок. И сразу он пошёл на сближение, первым нанёс удар и парировал щитом ответный удар. Неожиданно для старшого проба сил закончилась в следующее мгновение: клинок князя проткнул его горло, незащищенное кольчугой.

Он рухнул — и готы закричали своё: «О-один!»

Из-за пренебрежения к противникам с купеческих судов, они не стали строиться, а резво побежали толпой. Алесь сместился на правый фланг, подальше от воды и от стремительно двинувшегося строя лютичей. Несколько воинов с обритыми и рыжими головами устремились к нему, пылая жаждой мести. Их движения казались Алесю замедленными. Но удары, которые он отражал, были мощными. Покатились с плеч первые головы готов, снесённые его мечом. Упал на землю сраженный им варин. Иль абодрит. Не было ни одного мгновения, чтобы взглянуть на лютичей. Алесю пришлось совсем не сладко: сразу двое варягов с щитами наступали на него. Пришлось одному из них ударить по ноге, второму — тут же, с разворотом, ударить по незащищённой руке — и отсечь её вместе с мечом. С задачей вывести противников из боя он справился и побежал помогать лютичам. Те, врезавшись в толпу варягов, крушили их, но и сами падали под ударами боевых топоров. Бой, как показалось Алесю, шёл с переменным успехом. Его сближение с варягами было решительным, скорым, губительным для них. С их левого фланга он выбил несколько могучих телом воинов, чем и воспользовались лютичи. В считанные минуты они добили тех, кто ещё сопротивлялся. Прошлись по телам поверженных, без жалости убивая раненых.

На борту ладьи варягов кто-то спешно пытался оттолкнуться от причала и уйти в море. Кнут, не принимавший участия в битве, достал варяга стрелой. Комби Алеся было залито чужой кровью. Недолго думая, он бросился в воду и кролем доплыл до медленно разворачивающейся по течению ладьи. Ворочая большим тяжёлым веслом, подогнал ладью к причалу. А на берегу лютичи уже снимали кольчуги с поверженных варягов. Своих, павших в бою, они отнесли в сторону. Страшила осмотрел раненых лютичей и крикнул:

— Звать сюда старейшину.

Алесь тем временем с осуждением глядел на Кнута. Тот спокойно взирал с борта ладьи на князя.

— Что же ты не бился, Кнут?

— Там был мой брат.

— Ты же не из готов.

— И брат мой не из готов. Он норман. Он достойно бился и пал от княжеской руки.

— От моей?

— От руки Олега Дуковича.

Старейшина, седой рус, выслушал сказ Страшилы о намерениях варягов в отношении города Ригова и дал согласие принять раненых на излечение. В отношении людей и бойцов из Ригова для пополнения дружины ответил коротко:

— Говори с народом. Вече решит. Ныне же позовём всех на вече

Страшила только одобрительно хлопнул по плечу Алеся и никак не стал высказываться о его действиях в бою. Но жест был красноречив!

Вече, созванное в спешном порядке, заслушало и обсудило пламенную речь Олега Дуковича, и многие польстились на серебро, тут же выплаченное им за будущую службу и работу. Страшила укомплектовал команду для новой ладьи, нанял мастера для установки козла взамен сокола на носу ладьи.

На рассвете процессия лютичей, русов и кривичей следовала за санями с павшими лютичами к длинному кургану. На месте захоронения праха местный волхв выложил несколько магических кругов камней, которые, впрочем, должны были выполнять и иное назначение: оберегать прах павших и спасать насыпной курган от расползания. Небеса всё еще были затянуты облачностью.

Тела погибших вознесли на высокие поленницы, сложенные из стволов и дров рядом с длинным курганом. Руянский волхв произносил древние гимны с расстановкой и растяжкой звуков. Молвил слова прощания Олег Дукович:

— Пусть радуются души ваши в Ирии! Не забудем тебя, Некрас, и тебя, Милонег, и тебя, Воеслав, и тебя, Ратемир, и тебя, Хотеслав! Встали вы на защиту города Ригова, и любовь и благодарность наша и горожан да пребудет всегда с вами!

Страшилу сменил старейшина, а затем вновь раздался басовитый голос волхва со словами гимна об упокоении праха воинов, об освобождении их душ от всех бедствий и страданий. Гимн звучал над курганом и возносился к небу. В небесных хмарах с рассвета не было ни одного просвета, но звуки произносимых гимнов, казалось, начали разгонять облака, и, когда проглянул лоскуток чисто-лазурного неба — то был знак, — волхв указал Олегу Дуковичу на факел для возжигания огня. По традиции старший сын или старший в роду должен возжигать огонь. От горящего факела древо мгновенно занялось и объяло светлым пламенем тела павших. Лютичи, русы и кривичи повторяли ритуальные слова прощания вслед за волхвом. Прах каждого воина был собран, погребен в отдельном горшке. С воинами были погребены их мечи, а на месте захоронения насыпана землица. Волхв раздавал освященные блины, а Олег Дукович черпал и наливал в чашу медвяный напиток. Та чаша ходила по кругу и, пустая, возвращалась Олегу Дуковичу. С небес брызнул солнечный свет. Души воинов вознеслись в благословенный Ирий!

Отдельно захоронили варягов и готов. Там в тризне, проведённой тем же волхвом, участвовал только Кнут и князь Алесь.