Грёзы о Закате

НА РЕКЕ ВЕЛИКОЙ

Над уже зазеленевшей дубравой, скрывавшей Велесово капище, взметнулись стайкой птицы. Кто-то осмелился потревожить спокойствие священного леса. И видимо не один… С высоты насыпного кургана по-над Вревкой-рекой волхв пристально смотрел на дубраву, но высокие деревья скрывали тех, кто приближался к капищу.

Взвыл пёс, разомлевший на жаре. Признав волхва истинным хозяином дома, он повсюду неустанно сопровождал Ведислава. Волхв потрепал пса за шею, и волкодав, успокоившись, снова высунул язык.

Кто бы ни потревожил Велеса в дубраве, то явно не свои — чуждые люди! Ишь как растревожили священных воронов! Вороны птицы умные и скромные. Различают людей по повадкам. «Ищут меня!» — подумал Ведислав и увидел двух воинов верхом, торопко направлявших малорослых коней вокруг дубравы. За ними на гнедой Ярке скакал его сын Велемир. Он поднял открытую свою ладонь, издалека указуя отцу, что эти люди с миром пришли. «Как бы ни так! Варяги с миром не приходят, за ними беды аль пабедки одолевают…» — ворчал волхв, степенно спускаясь с кургана навстречу к спешившимся сыну и варягам.

Дело прояснилось, как и предполагал Ведислав: им понадобился целитель. Их собрат-гридень, изрядно выпивший, сверзился с коня и покалечил ногу. Местные у реки Великой подсказали им ехать вверх по Вревке-речке и найти Ведислава. Воины уважительно посматривали на волхва, одетого в шёлковую ромейскую рубаху.

— Что ж, Велемире, тебе волхованье творить да прибрать на капище, а моё занятие ныне — исцеление, — губы волхва тронула усмешка при виде варягов, облачённых в кольчуги и поддоспешники в жаркий день, и он коротко молвил им: — Надобно мне домой за травами-то заехать!

Волхв обнял сына, с лёгкостью взлетел на Ярку, глянул на варягов-наёмников и тронул кобылку вскачь.

Нахмурился волхв: уловил удивление и одобрение варягов, узревших его посадку на кобыле. Отменным всадником Ведислав стал ещё в армии ромейского стратига в конном отряде лекарей. Но, не забывая навыков своей армейской службы, не причислял себя к всадникам ни по характеру, ни по нраву, ни по алчным повадкам тех конных воинов, кои высокомерно посматривали на прочих, безлошадных.

Серой тенью побежал за ними пёс.

За дубравой, да за полем и гаем на высоком берегу Вревки у соснового бора, разреженного местами берёзами и ельничком, и поодаль от скрытого травой и молодыми берёзками пепелища на месте старого дома Ведислава, сгоревшего дотла в лихое время набега рюриковичей, стоял дом, а точнее, хоромы Умилы. На хоромы, отстроенные, — благодаря работникам и слугам волхва, жившими некогда вместе с ним на славном острове Руяне, — по подобию прежнего дома-усадьбы на острове Руяне, Умила потратила все семейные сбережения. Нет, не дешев оказался для неё ни найм селищенских мужичков, ни материал для большого строительства. Ныне этот большой дом с усадебными постройками, с частоколом из заострённых сверху и врытых в землю еловых брёвен, был увешан оберегами, омытыми в прибрежной воде и вобравшими в себя силу древней Берегини, хранительницы рода. На комле охлупа, — мощного бревна, пригнетавшего кровлю двухэтажного дома, — нависал конский череп-оберег. В селище новый дом стали именовать домом Умилы. Хоромы Умилы и Велигора, старейшины, заметно отличались от прочих домов в селище. Как понял волхв после возвращения из ромейского полона, никто в селище не желал строить хоромы: боятся ререковичей, их полюдья, увеличения дани.

Ключница уже хлопотала возле летней кухни, собирая во дворе на стол угощенье для гридня и молодшего отрока, а также еду в дорогу для Ведислава. Велемир ещё утром принес с реки корчажку с рыбой. Ежевечерне, обмазав корчажку тестом или хлебом изнутри, он забрасывал её во Вревку. Для нежданных воинов ключница сварила уху с травами да с драгоценной солью, которую в Изборск чудь привозила.

Вызовы к больным давно убедили целителя в необходимости быть готовым к лечению всякого рода травм, а посему в свои перекидные сумы Ведислав уложил травы, мази, листья столетника (побеги которого он вывез от ромеев и усердно выращивал), убрусы и жгуты для перевязки, ножи, лубки для костоправного дела, раку да зелие от боли, впрок приготовленное…

Глянул в приоткрытую дверь на воинов. Варяги ели жадно и неопрятно. Ожидая в горнице завершения их трапезы, вспоминал Олега Дуковича и Алеся. Ещё раз глянул на ререковичей: пора гостям и честь знать!

Варяги отобедали, попрощались да и тронули коней в обратный путь. Ведислав их не обгонял, ехал рядом на Ярке. После своего возвращения из ромейского полона в родные места он вникал в новую жизнь и новые порядки.

«Вороги — в ладожском городе да в Изборске, да в Новом городе, — размышлял волхв, — И везде в устрашении люд держат. Боятся их все. Под себя все торговые пути взяли. Порядок наводят жестокий! Ныне Хельги каждую зиму ходит в полюдье, кормится и дань собирает со всех подвластных ему городов и селищ. Богатый товар привозят ромеям от Хельги. Видел тот товар. Со всех торгов да городов и селищ собирают. Прочно сидят варяги в Изборске, прочно сели в Новом городе… Но эти-то двое откуда?»

— Откуда вы, вои? — прервал он беседу варягов.

— Из гавелян мы. От саксов ушли и пришли в Велеград. А после к ререгам в дружину подались. Упросили — нас они с собой на новые земли взяли. У Хельги мы уже третье лето.

— Саксы вам там покоя не дают?

— То мы им покоя не даём! — гридень выдержал паузу и неохотно признался: — Сожгли саксы наш дом. Но мы вернёмся! Мы ещё сходим за Лабу! Отомстим! Не вечно саксам править нашей землёй!

— А куда и откуда ныне путь держите? — спросил целитель.

— Ныне в селищах людей собираем. Хельги думает на Кыев идти. Мы-то на Ладоге сидели. Там, — бахвалился гридень, — начали новую крепость из камня. Даны, что ни лето, приходят. Всё облизываются да не успокаиваются: надобна им наша ладожская земля и торговый путь. Побили мы недавно данов до единого. А днесь нужда в людях большая. Посадники да старейшины ропщут, шумят — да раз за разом соглашаются миром. Отдают людей… Новики токмо к ралу приучены! Слабы против нас. И против хазар, конечно, слабы. Научим! А служба у Хельги выгодна! Скоро Русь наша от Ладоги до Кыева будет.

«Тодько выгоды Хельги дороговато нам обходятся, — думал с горечью волхв. — Всё это не к добру. В прошлом году из селища половину всех коней увели. А ныне людей забирают. Велигор не послал за мной: боится, стало быть, варягов. Или меня пожалел?

За рекой Великой, перед кромом Большого селища, увидел Ведислав дымы, потом всё становище дружины, ладьи да молодых кривичей. Новобранцев было много. Перевозчик взял на ладью Ведислава и гридня с их конями, оставив молодшего отрока ожидать своей очереди на правом берегу, и, увидев метнувшуюся на ладью серую тень, с испуга заорал:

— Волк!

— Мой пёс, а не волк! — успокоил его Ведислав, и попросил: — Ты дождись меня вечером. Исцелять буду да могу задержаться.

На левом берегу издалека увидели воеводу. Подъехали. Ведислав спешился:

— Здрав будь, боярин!

Воевода смотрел грозно, но узрев сблизка ухоженный облик лекаря в дорогой ромейской рубахе, смягчился и сказал:

— Гридень мой в баньке. Тебя отведут, а закончивши там, немедля — ко мне!

В баньке гридень стонал от боли. К запаху берёзовых веников примешивался тяжёлый дух от пьяного гридня, лежащего на широкой лавке. Его раздели, окатили тёплой водой, и Ведислав приказал:

— Теперь все вон! Не мешать и не митуситься!

Все вышли, а пёс лёг у открытой двери баньки, охраняя хозяина. Для пьяненького гридня самым подходящим было болеутоляющее зелие, настоянное на раке. Когда гридень впал в полное забытьё, целитель, осторожно прощупывая, выявил для себя примерную картину закрытого перелома. Он совместил кости для сращивания, обмазал ногу ромейской мазью, еще раза три-четыре проверил, поправил совмещение костей, наложил лубки, закрепил-зафиксировал их и обтянул ногу убрусом. Довольный своей работой, сказал вслух:

— И жить, и бегать будешь! И прихрамывать!

Гридень слабо постанывал в забытьи.

Уложив свои инструменты и мазь в суму, лекарь вышел из баньки, и, найдя воеводу, доложил ему:

— И жить, и бегать будет! Но надобен ему покой. Лежать — не ходить!

Боярин просиял:

— Оногды сей гридень жизнь мою спас в битве с данами! Прими от меня в награду.

Воевода передал небольшой мешочек с серебром лекарю, а тот, приняв мешочек, спросил:

— Скажи-ка, боярин, взял ли ты мужиков от Вревки-селища?

— Пятеро таких.

— В прошлом году мор прошёл у нас, многих мужиков Мара забрала. Прояви разум, боярин, освободи мужиков, а награду эту я тебе верну.

Воевода кликнул ближайшего гридня и приказал привести молодых из Вревки. Когда те подошли, спросил их:

— Кто из вас, отроки, ещё не женат?

Отозвались трое молодых.

— Этих я забираю! На Киев пойдём, а там невест много! Двоих отдаю. Благодарите, мужики, своего благодетеля. А серебро, мил друже, себе оставь! Прощай, лекарь!

Ведислав, обрадованный неожиданным и удачным для селища оборотом дела, с воодушевлением ответил:

— Прощай, боярин, береги себя и молодых наших!

Мужики, казалось, были недовольны избавлением от службы, а Тешка, самый непутевый из Вревки-селища, даже слезу проронил. Ведислав урезонил непутёвого:

— На кого ты, Тешка, семью хотел бросить? Пропадёт без тебя и жена и Янка, доча твоя! Горе ты луковое и неразумное! Бегом, мужики, по домам своим!

Ведислава задержали местные из Большого селища, что широко тянулось и за стенами крома по-над Великой рекой. Узнав о его приезде, прибежала расстроенная баба: у сына образовался нарыв от пореза. Дело и правда требовало срочного вмешательства: нарыв на пальце вздулся и уже приобрёл багряно-красный оттенок. Руки у мальчишки были чёрными от грязи. Ведислав накалил иглу на огне от лучины. После обработки и прокола выдавил гной, обмазал палец мазью и, срезав кожуру с листа столетника, наложил его на место нарыва и перевязал палец, да наказал матери смотреть, чтобы дети мыли руки.

Уже начало смеркаться, когда Ведислав отправился в обратный путь.

На краю селища не были слышны ни команды, ни выкрики со становища: новобранцы, должно быть, угомонились.

Ведислав, узрев днём размашисто устроенное становище, теперь с горечью осознал, что мир разрозненных селищ не сможет противостоять организованности и военной силе пришлых варягов. Его начали терзать сомнения! Вряд ли его новый друг, а по сути, спаситель что-либо сможет изменить. На службе у ромеев лекарю довелось видеть действие ромейского огня. Верно, те пушки, о которых рассказывал Алесь, в чём-то сходны с ромейским огнём. Ведислав вздохнул от душевного расстройства, накатившего на него.

Обозревая двор дома в конце селища, Ведислав заметил мужика, застывшего в какой-то своей думе. Мужик не обращал внимания ни на проезжавшего мимо Ведислава, ни на свою жену. Женщина обняв мужа, всхлипнула, и до Ведислава дошло, что он стал свидетелем ещё одного горя: из этого дома забрали сына в дружину. А горше такого горя для отца и матери разве что смерть…

Перевозчика на месте не было. Ведислав, усевшись на берегу, стал поджидать его. Пёс, не знавший иной клички, прилёг на траве рядом. Под всплески рыб, играющих в воде, на Ведислава нахлынули тревожные предчувствия грядущих бед.

Перевозчик заявился поздно и под хмельком. Спросил:

— Может, заночуешь?

— Поеду. Тошно мне от вида ворогов.

— Всем тошно, — ответил перевозчик.