— Кому помогать? Если ты вернулся из-за моря-окияна, то знать не знаешь, что наши князья на закате ныне как свора собак. Эта свора сцепилась, и каждая из собак норовит других загрызть. Вот вопрос: идущи мимо своры дерущихся собак, какой собаке ты будешь помогать?
Князь Алесь поёжился от холода. Всё утро, занятый зимним ловом у лунок на озере Рюнн и сидя рядом со Страшилой, он помалкивал. Мечтал о путешествии на закат. Как-то несуразно он выразил желание увидеть Волин и другие города русов на закате! Его благое намерение оказать помощь словенам на закатных землях Страшила загасил одним лишь всплеском своих эмоций.
«Каким ты был, Алесь, таким остался! На редкость тупым. А доказательство тому твой вопрос, не к месту и не вовремя заданный» — опрокинув такой ушат с холодной критикой собственной персоны на себя, он повёл плечами и — для сугреву — прямо из горлышка глиняной бутыли глотнул браги. После второго глотка подумал: «Ты ж, князь, не о том спросил. Не о князьях надо было заводить речь!»
Зима выдалась, к его удивлению, довольно-таки тёплой, но сегодня с утра подмораживало. Выпавший накануне снег покрыл давно вставший лёд на озере, а его толщина, судя по продолбленной лунке, достигала полуметра. Нет, не зря устроили ловитвы осенью. В девственных лесах Даларны — изобилие зверей: водились косули, лоси, медведи, зайцы, кабаны. Не все среди витязей владели скорняжным мастерством, но многие. Как велетабы, так и кривичи поражали Алеся своей универсальностью. «Дублёнку» и меховые унты пошил ему Борислав, его кормщик.
Зимний лов без горячительного напитка немыслим. Холод напоминал о себе двум неподвижно сидящим князьям-рыбакам, а потому приходилось — хочешь ты этого или не хочешь — согреваться бражкой местного производства. Свеи знали толк в браге: как-никак, северный народ.
Большая рыба с большого крючка уже не могла уйти, но сил и терпения всё-таки требовала. Вытащив очередную форель на лёд, Страшила поинтересовался:
— Кто у вас, за окияном, у власти стоит?
— У нас, вроде бы, разделение властей. Есть парламент, то есть, большое вече. Есть судьи. Есть исполнительная власть. А есть главный старейшина или президент.
— И как он, ваш главный старейшина?
— Ожидали от него большего. Власть по форме — у народа, а по сути — у тех, кто во власть пришёл. Гребут под себя, — Алесю совершенно не хотелось развивать эту тему: его обжёг стыд за бывших своих правителей и иже с ними.
— Тако и у нас на закате. Вече всё и везде решало. Но алчущие князья под себя всех подмяли. После резни, что Геро учинил, многие сыновья погибших князей взяли всю власть в своих пределах.
Страшила имя треклятого Геро произнёс с ударным носовым 'о'. Так, вероятно, это имя франки произносили. Алеся удивило, что имя Герона известно Страшиле. Тот Герон, что убил тридцать князей словен, ещё не родился. Но, вероятно, он имел ввиду иного Герона или предка треклятого убийцы. Припомнил бывший помощник резателя, что Дукович ещё на Днепре, когда шли от ромеев, проклинал какого-то Геро.
— Бывал ли ты, Олег, в городах немцев или франков?
— Бывал, но тебе не советую.
— А что так?
— Да грязно там. Средь бела дня тебе на голову или на улицу запросто выльют сверху горшок с дерьмом. У нас такого нет.
— Волынь красивый город?
— У нас улицы не деревом покрыты, а в камень одеты, песочком посыпают. А ежели грязь у дома, так на позор могут выставить хозяйку дома, если в её конце не чисто. Да и города, где всё из дерева, — диво дивное да загляденье.
Уставившись в лунку, Алесь думал о печальной судьбе Волина, торгового и промышленного центра союза словенских городов. Как Китеж-град, он ушёл, а точнее, уйдёт под воду. А возможно, он и стал прообразом Китеж-града.
Вытащив лосося на лёд, Алесь встал, распрямил спину, взглянул в сторону берега. На фоне скал и заснеженных деревьев под слепящим солнцем на берегу красным цветом выделялись подготовленные к зимовке и окрашенные осенью крутобокие купеческие ладьи, а поодаль — боевая русская ладья и драккар, трофей, добытый после битвы ватажки Кнута со свеями. На свою погибель устремился местный конунг со дружиною ратников вслед за русами. Для покраски вытащенных на берег судов и кораблей, князь Алесь заготовил краску. Закупив льняное масло у свеев, он приготовил и грунт и краску тёмно-красного оттенка, которой покрасили ладьи и корабли. По его подсчётам выходило, что флотилия сможет за раз вывезти более, чем четыреста тонн меди.
Сидя у лунки, Алесь вспоминал минувшую осень. Она выдалась благодатной во всех отношениях.
Руда, выломленная тремя мощными взрывами, конечно, содержала пустую породу. Бригада Борислава разбивала куски руды и отделяла богатую породу, содержащую медь, а затем измельчала её для плавки в шахтных печах. Богатую руду под внимательным оком Алеся проплавляли в печах, получая в результате штейн, а затем вновь плавили в печи и получали чёрную медь. Алесь снимал пробу, опуская в расплав конец железного меча. Если на мече застывала тонкая плёнка чистой меди, он давал команду — и его бригада прекращала нагнетание воздуха мехами, выгребала горячий уголь, а затем, для ускорения остывания расплавленной меди, поливала медь водой. Остывший с поверхности и затвердевший кусок меди вытягивали кузнечными щипцами и тут же, пока медь ещё горячая, подвергали формовке ударами тяжёлого молота. Над всеми печами по схеме, придуманной Алесем, его бригада устанавливала отводящие системы для сернистых газов и их восстановления до элементарной серы.
Так и работали изо дня в день, дыша ядовитыми газами, проникавшими сквозь увлажнённые повязки. Свеи из деревни и окрестных хуторов доставляли русам козье молоко и радостно улыбались: они впервые получали за него плату. Сульфидные и сернистые газы с мышьяком пока не доставляли им проблем. Глядя на их улыбающиеся лица, Алесь думал: «То ли ещё будет! Скоро сами или под руководством Кнута начнёте плавить медь. Тогда надышитесь газов».
Уменьшавшиеся кучи богатой руды вызывали беспокойство и сомнения, и Алесь отправился на разведку. На склоне горы, принадлежавшем Агнарру-убийце, нашёл трещины, глубоко уходящие в глубь массива. За опустевшим хутором Агнарра не было ни единого селения, а потому Алесь заложил в расселину мощный заряд. Взрыв выломал изрядную часть скал, а куски породы обрушили крышу опустевшего дома. На образовавшемся участке металлург нашёл жилу с золотом. Драгоценный металл в жиле распределялся неравномерно, кустами или столбами. Поручив Страшиле, вникшим в тонкости дела, выплавку меди, и не раскрывая тайны, Алесь соорудил мастерскую на другом склоне горы и две недели выплавлял золото. Слитки драгоценного металла перенёс в мешках в большой дом и, уложив их под своим ложем, объявил, что в мешках образцы, надобные для будущих работ. «А говорили, что на Руси монет из золота не было в обращении. Скоро будут. Отольём и отчеканим» — с такими мыслями он вернулся к медеплавильным делам.
Месяц спустя, оглядывая объёмы медных слитков, разделённых на четыре части, Страшила молвил: «Хватит, Алесь. Всю гору не переплавим. Не возьмут ладьи боле этой меди. Как уложим её на поддон да подтоварье, так и лишняя останется».
— Хватит, Алесь! Иль ты собрался всю рыбу здесь выловить? — услышал князь голос Страшилы.
Сгибаясь под ношей из связок крупных рыб, они вышли на берег, миновали ладьи и по протоптанной дорожке дошли до большого дома, где и сгрузили ношу на снег, рядом с кухней Кока. Кок взволнованно сообщил им о прибытии конунга Олафа Инглинга с десятком воинов. Все верхом. Прибывший конунг жаждет побить Кнута.
Князья обежали вокруг дома и увидели спешенных ратников и конунга в шубе поверх доспеха. Конунг, скинув шубу, для вящей достоверности нацепил на обнажённую голову корону. Кнут и прибывший конунг орали друг на друга, и князьям стало ясно: без поединка не разойдутся.
Из дома высыпал весь 'личный состав', и прибывшие воины смотрели на русских витязей исподлобья: перевес в численности был на стороне витязей.
Страшила хотел было вмешаться, но Кнут зарычал:
— Не лезь не в своё дело. Он пришёл мстить за отца. Тот конунг, что пал от моего меча на реке, был его отцом.
Кнуту, облачённому в кольчугу, витязи принесли тяжёлый доспех, но Кнут отмахнулся от них. Алесь, вопреки своим принципам, протянул Кнуту свою саблю. У Кнута загорелся взор.
— Только для этого боя, — сказал ему князь.
Князь после завершения основных работ по выплавке металла время от времени проводил показательные бои и тренировки личного состава. Кнут с набранной им из местных парней дружиной рьяно участвовал в затеях князя и с завистью поглядывал на саблю Алеся.
Со стороны деревни прибежали свеи в доспехах и встали рядом с витязями. Один из свеев притащил стяг, на синем фоне которого была вышита золотая корона. Кнут, вероятно, ждал прибытия дружины, вышколенной им за осенние и зимние месяцы, а потому долго выяснял отношения с конунгом и причины его неразумного поведения, распалив его до бешенства.
Из-за дома потянуло дымком: на вертеле Кок готовил угощение для воинов — коптил хряка.
Алесь, уверенный в победе Кнута, в первую минуту поединка понял, что ошибался. Противник Кнута легко двигался, отражал все удары Кнута и наносил свои. Вскоре эта лёгкость исчезла, движения соперников стали медлительными. На доспехах была видна кровь от ран. Поранив друг друга, они уже не перемещались, а только в тупой очерёдности отбивали удары. На Кнута всё-таки снизошло просветление — и он ткнул противника в грудь. Конунг, утверждавший, что он истинный Инглинг, охватил пронзившую его саблю рукой в латной перчатке и упал на снег. Возглас ликования раздался только из глоток дружинников Кнута.
Страшила подошёл к ратникам поверженного Инглинга и протянул руку за короной. Ратник молча отдал её. Встав рядом с тяжело дышащим Кнутом, Олег Дукович громко молвил:
— Корона по праву принадлежит Кнуту Инглингу. Все владения Олафа принадлежат Кнуту. Кнут Справедливый бил англов, саксов и готов. Кнут отныне Конунг Даларны и Восточных земель. Всех, кто с этим согласен — прошу на пир. После клятвы верности Кнуту. Кто не согласен, может уезжать. Чинить помех не будем, — обернувшись к конунгу, Страшила возложил ему на голову корону и добавил: — Скажи, Кнут, то же самое по-свейски.
И тогда Кнут подозвал к себе знаменосца и произнёс длинную речь. Ратники поверженного конунга принесли ему клятву верности. Никто не пожелал уезжать прочь от вкусных и дразнящих запахов.