Гробницы Немертеи

Первые итоги

Странно, но во время падения Атлантида почти не пострадал. Шишка на затылке, несколько царапин и легкое сотрясение мозга. Но сотрясение мозга у космических археологов — что-то вроде насморка у людей двадцатого века. Любой медицинский блок имеет стандартную программу необходимых мер. С Платоном такая беда приключилась уже в третий раз. Самый тяжелый случай — когда ему на голову свалился саркофаг вместе с мумией в заброшенной гробнице на Пелоре. Он тогда ловко отыскал эту гробницу — заметил несколько куч мусора и решил: под ними наверняка что-то есть. Под мусорной кучей (если, конечно, знать, что это за куча) всегда можно найти клад. А сейчас пустяк, лишь падение с высоты. В медицинском блоке два манипулятора занимались его персоной несколько минут. После выздоровления он наскоро перекусил обычной фиолетовой кашей, которую выдавал не обладавший фантазией кухонный блок, и направился к себе, чтобы подвести некоторые итоги.

Поскольку текилы не было, Платон сделал себе коктейль из местной браги, фруктового сока и сиропа неизвестного происхождения, видимо, оставшегося в кухонном блоке со времен Второй Конкисты. Итак, немного расслабившись, Атлантида принялся диктовать компу:

1. Колодцы — это вовсе не колодцы, а какие-то технические сооружения, назначение которых не известно (?).

2. Летающий диск — челнок, созданный на Немертее (?).

3. Кто-то (условно называемый «хогом») не позволяет рыться в колодцах, но почему-то не остановил меня во время раскопок диска (?).

4. Кресс и Ноэль знают о колодцах больше, но почему-то не рассказывают (?).

Четыре сомнительных вывода, украшенных знаками вопросов. Атлантида задумался. Странно, но он почти не испытывал досады по поводу пропажи золотого диска. Так, легкое разочарование. А ведь эта находка могла обеспечить все его будущее. Да, могла…

А он почти с иронией думает о тридцатитонном золотом диске, улетевшем в неизвестном направлении.

Атлантида проснулся на рассвете. Этой ночью музыка не звучала, но некая магия в доме присутствовала — к утру Платон вновь испытывал заряд легкости и удивительной радости, хотя и не такой сильный, как накануне. К тому же у него необычайно обострился слух. Даже сквозь плотно прикрытую дверь с повышенной звукоизоляцией он услышал, как Кресс вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Атлантида оделся и прошел в столовую следом.

Кресс стояла у окна. Плечи опущены, голова плотно повязана трикотажным шарфом. Ему показалось — она постарела лет на десять. Не похоже, чтобы она так уж сильно любила своего Ноэля. Или все-таки любила? Этих женщин не разберешь. Одна вешается на шею и устраивает сцены, а через неделю уже гуляет с новым ухажером, а другая…

— Как Ноэль? — спросил Платон, хотя спрашивать не хотел.

— Умирает, — отвечала Кресс, не оборачиваясь. Голос ее звучал почти спокойно. Так говорят люди, потерявшие все, даже надежду — этот последний дар, оставшийся на дне шкатулки Пандоры.

— У меня есть план, еще один, менее безумный, чем прежний, — сказал Атлантида наигранно бодрым тоном. — Я согласен: тащить хирурга сюда — дело безнадежное и долгое. Но можно поступить иначе: я отвезу Ноэля на Ройк, и там хирург им займется. Это куда проще и эффективнее.

— На Ройк? — переспросила Кресс, обернулась и посмотрела на него. Ему показалось, что она не очень-то понимает, о чем он говорит. — Но ведь это слишком опас… — она запнулась и спешно поправилась:

— Безумно дорого.

— Гораздо дешевле, чем везти хирурга сюда. Мне хватит кредитов, уверяю. Конечно, это глупо — отправляться в экспедицию, не имея страховки. — Не удержался он от упрека. — Так как?

Она молчала.

— Чего раздумывать! Ноэль умрет без серьезной медицинской помощи.

Решайся! Или меня одолеет жадность, и я никуда не полечу.

Она нахмурилась, стиснула зубы, но продолжала молчать. Он не понимал, почему она колеблется. Может, Кресс боится? Но чего ей бояться в такой ситуации? И с чего она взяла, что путешествие на Ройк опасно?

— Послушай, я тут кое-что откопал. Разрыл до конца ваш разбитый колодец и обнаружил на дне золотой диск. Размером будет куда больше, чем этот стол. Толщиной… Про толщину точно сказать не могу. Но толщина тоже солидная. Что это за диск — не знаю, но думаю, что нам всем хватит, чтобы поселиться на Старой Земле. Правда, он улетел… Взял и упорхнул. Но я уверен, мы найдем другой и тогда уж не упустим. Ну, что тут думать! Я воскрешаю Ноэля, и мы делим золото на четверых. А славу я беру себе целиком, торговаться не будем.

Только теперь Атлантида заметил, как она побледнела.

И вместо ответа выдавила:

— Вези Ноэля. Скорее!

Она кинулась наверх — в медицинский блок. Бегом. Платон невольно побежал за ней. Дверь, повинуясь звуку ее голоса, открылась и пропустила их во второй отсек медицинского блока. В нос сразу же ударил запах гниения и каких-то остро пахнущих препаратов. Ноэль — или то, что от него осталось, — находился в полупрозрачной реанимационной капсуле, наполовину заполненной специальным составом. Капсула поддерживалась в наклонном состоянии так, что не пострадавшая голова и плечи раненого находились над физиологическим раствором. Лицо Ноэля напоминало посмертную маску — ввалившиеся глаза, заострившийся нос, оскаленный в болезненной судороге рот. Он походил на мумию, у которой почему-то подрагивали веки и губы. Седые волосы, торчащие в разные стороны, лишь усиливали впечатление. Атлантида глянул на раствор в капсуле и почувствовал приступ тошноты. Раствор по всем правилам должен быть прозрачным или чуть желтоватым. А вокруг Ноэля плескалась какая-то густая желто-коричневая дрянь с красными кровяными прожилками. Однако Ноэль был в сознании. Когда дверь открылась, он даже чуть-чуть повернул голову и открыл глаза. Атлантиде показалось, что раненый смотрит на него из другого, неведомого мира. Глаза его были огромные, черные — одни зрачки.

— Что, уже… Пришли прощаться? — раненый попытался улыбнуться. — Прощай, Кресс… Глупо все вышло, правда? Надо было…

Он не разъяснил, что надо было сделать. Приподнял руку — она потянула из реанимационной ванны за собой какие-то пленки и сгустки слизи. Атлантида успел разглядеть, что на правой руке у Ноэля не хватает двух пальцев. И вместо них образовались красные пупырчатые наросты. Глупо обсуждать свои ошибки, лежа в вонючей реанимационной ванне. Платону вдруг поудилось, что ниже плеч у Ноэля вообще ничего не осталось. То есть верхний обрубок, а потом один хребет и кое-какие ошмотья. Но Ноэль, будто желая опровергнуть его догадку, попытался повернуться. Коленом уперся в прозрачный корпус капсулы. Потом вытянулся… И тогда Платон разглядел черно-бурое пятно на месте живота и нижней части грудной клетки… И отвернулся.

— Атлантида отвезет тебя на Ройк, — сказала Кресс.

— На Ройк… Ройк!.. — В голосе Ноэля зазвучал такой ужас, что Платону стало не по себе. — Не надо на Ройк… оставьте меня здесь… здесь… навсегда.

Раненый вновь плеснулся в свой капсуле, будто надеялся вырваться на свободу. Теперь он выдернул из раствора левую руку — она была сломана в запястье, и вокруг места перелома наросло красное кольцо ложной плоти.

— Ноэль, ты не понял! — Кресс приникла к черной сетке переговорного устройства: — Платон повезет тебя в медицинский центр — лечить.

— Лучше здесь… навсегда… раз уж так получилось.

— Ле-чить! — по слогам выкрикнула Кресс.

В глазах Ноэля что-то мелькнуло. Какое-то понимание. Ужас отступил.

— А… Лечить… — он даже попытался улыбнуться. — Неужели…

— Точно, — подтвердил Платон. — На Ройке отличные эскулапы.

— Вряд ли получится, — донеслось из капсулы.

— Стоит рискнуть. А если умрешь, Платон привезет твое тело назад, — пообещала Кресс, хотя, насколько помнил профессор Рассольников, он таких обещаний не давал.

Он даже не пытался прикинуть, во сколько может обойтись получение разрешения на вывоз трупа с Ройка. Наверняка дороже лечения. Вот и делай людям добро после этого.

— Прощай, — донесся глухой голос раненого. — Прощай…

— Я вас отблагодарю, — Крессида взглянула в Атлантиду со странной нежностью — так мать смотрит на любимого взрослого сына, хотя на вид Крессиде было не более тридцати биологических лет и в матери Платону она никак не годилась — разве что в сестры.

Она подняла руки и обвела в воздухе как бы контур вокруг головы Атлантиды, потом вокруг его плеч, и так — до самого пола, замкнув невидимую линию вокруг его стоп.

— Милый, милый, — проговорила она нараспев.

От слов Кресс стало как-то легко на душе, и Платон поверил, что все у него получится.

Пока Ноэля штопали в медицинском центре, у Атлантиды было достаточно времени, чтобы заняться неотложными делами.

Ройк ближе к Ба-а, и потому климат здесь куда жарче, на экваторе практически нельзя находиться — там мертвая пустыня. Зато где-нибудь на шестидесятой параллели жарко, как было когда-то жарко в Египте на Старой Земле, когда Земля была еще отнюдь не старой, а единственной. Зато двигаться на Ройке легко: его притяжение куда меньше земного. Тут не ходишь, а буквально летаешь. После излишней тяжести Немертеи ощущение тем более приятное. Все на Ройке свидетельствовало о богатстве: сверкающий прозрачным пластиком космопорт с огромным холлом, бегущие дорожки, сама площадь перед коспомортом, похожая на застывшее озеро. Бесконечный портик, ведущий из ниоткуда в никуда и колоссальные статуи каких-то позабытых деятелей Второй Конкисты, приветствующие вновь прибывших садистскими улыбками галактических героев. За белой колоннадой высился серо-коричневый строй огромных пальм, зелеными метелками обметавших выцветшие от яркого света Ба-а небеса. Неизвестно, есть ли на Старой Земле такие медицинские центры, как на Ройке, а вот на Земле-Дубль Атлантида ничего подобного не видел. Даже в приемном покое их встретил не облупленный андроид, чью нечеловеческую сущность можно распознать с первого взгляда, а живой человек с электронной биркой на хлопчатобумажном комбинезоне.

— Вы сможете его спасти? — спросил Платон, стараясь не смотреть на серое лицо Ноэля — по его представлениям, трупы в морге обычно выглядят куда симпатичнее.

К тому же вонь от реанимационной капсулы сделалась совершенно невыносимой.

— Генетическая карта имеется?

Вместо ответа Атлантида похлопал по приклеенной к капсуле пластинке с генетическим кодом раненого. Подобная карта — вещь совершенно необходимая, ведь галактические медицинские центры занимаются лечением гуманоидов и негуманоидов вне зависимости от происхождения, лишь бы у пациента имелись кредиты для оплаты отнюдь не дешевых медицинских услуг.

— Мозговая деятельность фиксируется? — любезно поинтересовался человек в белом и, глянув на приборную панель капсулы, сам же и ответил:

— Присутствует. Завтра утром можете забрать своего приятеля.

— У него тяжелое ранение…

— Не забудьте прихватить для него что-нибудь из одежды, — любезно улыбнулся медик. — Впрочем, у нас в вестибюле есть неплохой магазин. Знаете ли, часто бывает — человека привозят без одежды, да и без конечностей — тоже. Приходится все предусматривать. Надеюсь, у пациента имеется страховка?

Услышав отрицательный ответ, молодой человек потускнел.

— Благотворительный фонд, предоставленный медицинской комиссией Лиги Миров на этот месяц, исчерпан. — Медик покосился на физиологический раствор в капсуле. — Мы можем выделить немного средств из частных фондов на смену жидкости с добавкой обезболивающих препаратов. — И уточнил после паузы. — На три дня.

— Я все оплачу, у меня счет в банке «Лионский межпланетный кредит».

Ослепительная улыбка вновь вспыхнула на лице эскулапа:

— Вы восхититесь проведенной биокоррекцией вашего друга. В сексуальном плане все должно быть сохранено на прежнем уровне или вы хотели бы ввести какие-нибудь усовершенствования?

— На прежнем… — донеслось из камеры.

— На прежнем, — подтвердил Атлантида.

— Не волнуйтесь, завтра ваш друг будет, как новенький.

Не успел банковский комп снять со счета профессора Рассольникова все положенные кредиты, а капсула с Ноэлем уже исчезла в бесконечном коридоре медицинского центра. Матовые двери за раненым захлопнулись. Теперь только оставалось ждать чуда.

Собрав все присутствие аристократического духа, Платон глянул на остаток счета в банке. Но выяснилось, что выплаченная сумма не столь уж и велика — лечение на Земле-дубль обошлось бы куда дороже. Видимо, Ройк был действительно богат, раз жертвовал средства на медицину, заметные даже простому космическому путешественнику.

Итак, Атлантида должен был ждать до утра. Первым делом он снял номер в ближайшем отеле — цены оказались также весьма умеренные, по масштабам Земли-дубль, к которым он привык. Да и как же иначе: Магеллановы облака, это окраина обитаемой Вселенной. А на окраинах все дешевле: питательные таблетки, оружие, похороны да и жизнь вообще. Номер был роскошен, и даже более чем. К тому же для спальни по выбору клиента было предусмотрено шестнадцать стандартных программ интимного дизайна и двенадцать нестандартных — для этого программу изменения интерьера надо было запустить заранее.

Разумеется, Платон выбрал нестандартный вариант, который значился в каталоге под названием «Венера Пенорожденная». Рекламная голограмма смотрелась очень даже ничего — особенно пузыри пены, которые носились по всей комнате и предположительно должны были облеплять разгоряченные тела влюбленных.

Переодевшись в белый костюм и разжившись очередным цветком кактуса. Рассольников зашел в ближайший бар и заказал «Черную собаку». Пожалуй, это была самая лучшая «Черная собака», которую он пробовал. Официантки суетились вокруг него с резвостью роботов пятитысячной модели. У всех милые мордашки, одинаковые, как розовые блюдца дешевого сервиза. На любой планете земного типа всегда найдется в избытке человеческий резерв, который постоянно пополняет местную сферу услуг. Какие-нибудь дельцы, которые планировали построить финансовую пирамиду на все Магеллановы облака. Девочки, мечтавшие стать мисс Вселенная, и мальчики, уверенные, что с ходу запрыгнут в койку этой самой мисс, — да мало ли мечтателей даже в тридцатом веке! И вот теперь мальчики протирают стаканы за стойкой, а девочки улыбаются пухлыми губками, напоминающими миниатюрные подушечки, хлопают вживленными ресницами и распространяют запах терпких духов, разнося пластиковые подносы в баре при космопорте. А прогоревшие дельцы торгуют жетонами космической лотереи, которая состоялась три абсолютных года назад.

Можно, конечно, немного расслабиться — надраться как следует и пригласить одну из красоток к себе в номер. Но, во-первых, ни одна из них Платону не приглянулась, во-вторых, до вечера было еще далеко. Атлантида бросил рассеянный взгляд на голограмму рекламы — стройная строгая дама в платье до полу посылала ему воздушный поцелуй, сообщая время от времени: «Замечательная театральная студия Ройка. Живые актеры на настоящей сцене. Такого вы не увидите нигде». Да, разумеется, нигде. Театр умер триста лет назад. Умер, чтобы возродиться на окраине Галактики.

Было бы в самом деле занятно посмотреть представление с живыми артистами — с точки зрения археолога. Он поднялся из-за столика и тут только заметил, что на лацкане опять проступило красное пятнышко — кровь незабвенного Бродсайта. О, черт! Какая досада. Шикарный костюм — и это пятно… Не консультант, а какое-то Кентервильское привидение. Когда его поймали на Пелоре… Надо пойти купить новый костюм, решил Атлантида. А потом… А потом он сделал то, что сделал бы любой турист на его месте, но никогда бы не позволил себе профессиональный археолог, считая это ниже своего достоинства — он отправился в музей вертикальных гробниц. В прохладном вестибюле ему вручили электронный буклет в яркой упаковке и пригласили присоединиться к экскурсии. Посетители уже вошли в первый зал, и нового гостя просили поторопиться. Экскурсию вела милая черноглазая и черноволосая девушка лет этак… Атлантида не стал угадывать ее возраст: сразу чувствовалась биокоррекция, хотя и очень высокого класса. Несомненно, тело ее было покрыто бледной искусственной кожей — на Ройке такой вид косметики очень популярен: лучи Ба-а тут безжалостны. Тот, кто не любит загар шоколадного оттенка, вынужден прибегать к искусственной коже. Черноволосая девушка в модном черном платье до полу смотрелась очень даже неплохо на фоне сине-стального интерьера.

— Дамы и господа, — обратилась девушка к экскурсантам, — вы находитесь в одном из уникальнейших музеев Галактики. Перед вами сейчас раскроет свои тайны музей вертикальных гробниц Ройка.

За ее спиной вертелась голограмма одной из самых известных вертикальных гробниц — так называемая Гробница Тысячи Даров, именно столько золотых и серебряных вещиц, украшенных драгоценными камнями, нашли в погребальных камерах, содержащих тела двадцати двух гуманоидов. Соты погребальных камер, расположенных одна над другой, и в центре базальтовая «ячейка» главы рода. И надо всем этим мертвым ульем — имитация ауры смерти — того голубого сияния, которое порой внезапно появляется и так же внезапно исчезает над еще не разоренными гробницами.

— Как вы, наверное, уже слышали, господа, — продолжала свой рассказ жгучая брюнетка, бросив мимолетный взгляд на Атлантиду, — каждый род на Ройке имел свою вертикальную гробницу. Один род порой включал в себя несколько тысяч или даже десятков тысяч гуманоидов. Сравнение генетических кодов, найденных в одной гробнице гуманоидов, показывает очень близкое родство. Почти в каждой гробнице Ройка захоронено несколько поколений. Зато различия, свидетельствующие о социальном положении, порой так разительны, что поначалу мы предполагали какие-то нарушения целостности гробниц, происшедшие сразу после захоронения. Но эта гипотеза всякий раз не подтверждалась.

Девушка приглашающе махнула рукой, и экскурсия перешла из первого зала во второй. Обычная группа богатых бездельников, которые могут позволить себе «живьем» шататься по Галактике, чтобы поглазеть на заспиртованных монстров и приобрести голограмму своей особы в объятиях ройкской мумии. В группе были четыре сухопарые дамочки — лет всем наверняка под сто двадцать, но чудеса биопластики помогали им скинуть лет минимум восемьдесят, и одна очень толстая и очень молодая особа, которая смотрела по сторонам, раскрыв рот и все время повторяла:

— Ах, такого не может быть!

Мужчины выглядели более скромно. Было три старика, которые почти не пытались скрыть свой возраст — ну разве что сбросили лет по двадцать, не больше. Был какой-то грубоватый малый с физиономией кирпичного цвета, бычьей шеей и широченными плечами — сразу видно, местный поселенец. И какие-то два юнца, которые наивно надеялись подцепить на экскурсии красотку. Теперь они напрасно посылали выразительные взгляды брюнетке. Но она их усилий не замечала.

— Итак, перед вами знаменитые вертикальные гробницы — сообщила девушка, вновь бросив мимолетный взгляд на Атлантиду. — Они были открыты почти сразу после начала археологических работ на ройке.

Молодящиеся старушки приникли к стеклам, молодая толстуха в очередной раз сказала:

— Ах!

— Взгляните: здесь покоятся муж и жена и их маленькая дочка… А вон в той секции сразу три поколения древних обитателей Ройка.

Экскурсанты побежали к следующей витрине, а возле первой остался один Платон. Под прозрачным колпаком (кстати сказать, настолько прозрачным, что его было практически не различить) виден был один из многочисленных сотов вертикальной гробницы. Вырезанная из скалы песчаника часть гробницы была перенесена в музей практически нетронутой: и мумии, и все находки находились на тех местах, на каких они лежали в момент открытия погребальной камеры. Темно-желтые мумии были обряжены в платья из материала, похожего на золотую парчу. На головах — золотые колпаки. На ногтях — золотые наконечники. Три или четыре ряда разноцветных бусин, формой похожих на слезы, обвивали шеи мумий. У одной — браслеты из слезок поблескивали на запястьях.

— Все мумии — естественного происхождения, — продолжала рассказывать брюнетка, бросая вопросительные взгляды на Атлантиду: что ж он так задержался у первого стенда, уж не собирается ли уйти? — Климат Ройка, большую часть которого занимают пустынные пространства, его уникальный песчаник, позволяющий горячему сухому воздуху свободно циркулировать в погребальных камерах, как нельзя лучше способствует образованию естественных мумий.

Как и у всех мумий, у этих были острые скулы, вдавленные в глазные впадины веки и прилипшие к зубам полоски утративших форму губ. По сравнению с людьми древние обитатели Ройка были невысокого роста. Коренастые, широкоплечие.

— Обратите внимание на вещицы, которые находят в гробницах, — великолепные украшения, инкрустированные костью шкатулки. А здесь мы видим стул из пурпурового дерева со спинкой, украшенной геометрическим орнаментом из кости…

— Простите! — перебил экскурсовода Атлантида, подходя к группе остальных любопытствующих посетителей. — А какие-нибудь памятники письменности обнаружены на Ройке?

— Памятников письменности на Ройке нет, — сообщила девушка, внимательно глядя на Платона черными блестящими глазами и улыбаясь так, будто сообщала что-то необыкновенно радостное. — Цивилизация на этой планете погибла, не достигнув письменности. В период так называемых Седьмых гробниц начинается быстрый упадок. Людей уже не хоронят согласно их роду. Все чаще встречаются отдельные захоронения. Потом появляются массовые, беспорядочные, со следами насильственной смерти.

— Может быть, это следы Второй Конкисты? — осведомилась одна очень свободомыслящая старушка. — Всем известно, что во время Второй Конкисты были уничтожены целые цивилизации.

— Как вы можете говорить такое?! — воскликнули два старичка. Судя по выправке, оба — бывшие военные.

— Это невозможно, — покачала головой брюнетка. — К тому времени, когда Ройк был открыт, его цивилизация погибла. Видимо, на Ба-а произошла вспышка, которая уничтожила обе цивилизации — и на Ройке, и на Немертее.

— Это ваша теория? — поинтересовался Платон.

— Это теория профессора Брусковского.

Атлантида больше не стал ни о чем спрашивать. Он рассчитывает пригласить черноглазую красавицу сегодня на ужин, и чтобы не испортить себе окончательно настроение, решил о профессоре Брусковском не говорить. Иначе они с этой милашкой рассорятся раньше, чем познакомятся. Даже если теории профессора Брусковского бывали верны, они все равно приводили Платона в ярость. Такой вот аристократичный подход у него к этому профессору. Потому Атлантида больше не задавал вопросов — ходил между стендами, разглядывал выпиленные из песчаника соты. Иногда подключался к мини-компу на прозрачном колпаке.

«Обратите внимание на превосходные камеи из серебристого камня с вкраплениями вишневого и бледно-зеленого…» — тут же начинал бормотать очередной компьютерный гид, и Платон поспешил отказаться от его услуг. Как будто он сам не видел эти камеи, в своем совершенстве они готовы были соперничать с лучшими античными образцами.

Сами мумии менялись от эпохи к эпохе. Прежде всего менялись чисто внешне — становились все уже в плечах и все выше ростом. А кожа — все темнее. Реже попадались испорченные зубы. Фасоны платьев были всевозможные — от длиннющих, скрывающих щиколотки, до коротеньких, выше колена. Уже не золотая парча, а какое-то искусственное волокно. Мужчины, видимо, предпочитали широкие шорты. Менялись и колпаки на головах мумий, похожие на купальные шапочки, — сначала то золотые, то серебряные, потом драгоценные металлы заменил разноцветный пластик… Стоп! Неужели действительно пластик?

— Простите, — вновь обратился к красавице гиду Атлантида, нарушив данный самому себе зарок молчания. — А из какого материала сделаны их шапочки?

Услышав его вопрос, брюнетка так и просияла.

— Цветные — из пластика.

— Очень интересно. А можно еще вопрос?

— Конечно!

— Как может цивилизация, не имеющая письменности, производить пластики?

— Возможно, их завезли с других планет, — отвечала она безмятежно. — Так, во всяком случае, считает профессор Брусковский.

— То есть цивилизация гуманоидов достигла космического уровня, а никто из них по-прежнему не умел ни читать, ни писать.

— Они берегли свои традиции.

— Это мнение профессора Брусковского?

Она смутилась. Если бы искусственная кожа могла краснеть, девушка бы покраснела.

— Нет, это мое…

Неожиданно это мнение Платону понравились. Не насчет цветного пластика, заброшенного на Ройк космическим десантом, а насчет традиций. Было в этом замечании что-то верное. Он пока не мог понять — что…

— Отлично! — воскликнул он с преувеличенным восторгом так, что стоявшие рядом с ним старушки вздрогнули. — Прекрасная мысль о традициях!

Девушка улыбнулась и бросила на Атлантиду выразительный взгляд. Он понял, что свидание ему сегодня обеспечено.

— Пройдемте, дорогие мои, к следующему стенду… — проворковала брюнетка.

Платон уже хотел отправиться за ней. Но что-то привлекло его внимание. Сначала он даже не понял — что именно. И все же обернулся. Замеченное краем глаза отличие… Он шагнул к прозрачному стенду. Здесь среди десятка других тел в ярких синих и красных шапочках, будто команда пловцов, приготовившаяся штурмовать рекорд вечности, лежала одна безделушка — изображение золотого коша. Атлантида срочно включил комп, вставил наушники. «Данная ячейка вертикальной гробницы относится ко второму слою. Этим мумиям как минимум около восьмисот лет».

Изображение коша с Немертеи на Ройке? Этот кош был сделан примерно в то же время, когда на «Аппиевой» дороге посадили деревья. Атлантида смотрел на статуэтку так, словно обнаружил ключ к загадке.

— Экскурсия закончена, — сообщила черноглазая девушка, подходя к Платону и становясь рядом. — О чем вы задумались, молодой человек?

«Об этой золотой статуэтке», — хотел сказать он. Но вслух почему-то произнес:

— О быстротечности нашей жизни. Кстати, вы заметили, в вертикальных гробницах совершенно отсутствуют росписи, что не характерно для цивилизаций такого типа. А как вообще обстоят дела с живописью на Ройке?

— Встречается в последних слоях. Но преимущественно орнаменты. Полихромная роспись по сухой штукатурке. Какая еще может быть живопись на планете пустынного типа? Живописцам необходимо преломление лучей, туманы, полутона, рефлексы. Вспомните Венецию на Старой Земле… говорят, теперь она стала плавучим островом… Но не об этом речь.

Ее замечание его немного уязвило. Вместо Венеции он вспомнил Немертею, ее влажный воздух, ее таинственные желтые фосфоресцирующие туманы. И удивительные фрески в гробницах.

— А вам не надоело говорить о погибших цивилизациях и целый день водить людей вокруг гробниц? — Его вопрос прозвучал немного зло.

— Ужасно надоело. Но, к счастью, на сегодня это моя последняя экскурсия.

Намек был более чем прозрачный. И он его понял. Злость тут же прошла. Да и нелепо аристократу сердиться на хорошенькую девчонку, даже если она чем-то сумела его уязвить.

— Пойдем куда-нибудь в бар. Или прямо ко мне?

— К тебе, — отвечала она. — Только умоляю, ни слова об археологии и цивилизации Ройка. А то разговаривай с компом. Но без меня.

— Хорошо. Договорились. О Ройке — ни слова. О вертикальных гробницах — ни слова…

— Все! — воскликнула она в шутливом испуге.

— Все! — подтвердил он.

— О чем же мы будем говорить? — поинтересовалась брюнетка, когда они вышли их музея.

— Да о чем хочешь!

— Может быть, поговорим о последнем гала-концерте? Вы видели его по тахионной связи? Взрывы миллионов цветных пузырей. И каждый разлетается на мелкие кусочки с каким-то своим непередаваемым звуком, образуя отрывок удивительной мелодии, и все вместе — целый концерт. Три человека, что были на концерте, задохнулись от восторга. Жаль, что Гете не жил в наши дни. Тогда бы он сказал, что это и есть то самое мгновение, ради которого стоит умереть.

Ее упоминание имени Гете дорогого стоило. Вряд ли по всей. Галактике наберется сотня человек, читавших «Фауста». Атлантида был из их числа. Но ведь имя профессора Рассольникова было известно даже на Старой Земле. А кто слышал про эту девушку с Ройка, работающую гидом в музее?

— Насколько я помню, — с печальной улыбкой заметил Платон, — эти цветные пузыри с планеты Гракан взрываются в момент полового созревания. Их краткая песнь — это призыв к самке, которую в момент взрыва должно осыпать созревшей пыльцой. Но самки не взрываются от любви — они лишь покрываются липким соком и катятся на звук песенки, ибо песня звучит до того, как пузырь лопнет. Но на гала-концерт, насколько я знаю, привезли только половозрелых самцов. А самок, поскольку они не издают звуков, никто перевозить не стал. Так что все эти песни и эти фейерверки не более чем самая обычная поллюция. И те трое бедолаг умерли не от восторга, а от отвращения. И несчастные самцы извергли свою пыльцу не для продолжения рода, а на потеху жирующей публики.

— Как вы все опошлили, — вздохнула его новая знакомая.

— Я всего лишь показал вам изнанку жизни мира шоу-бизнеса. А теперь лучше скажите, как вас зовут.

— Катя, — представилась она.

— Платон Атлантида.

— Платон с Атлантиды? — тут же переспросила она. — Я слышала, Атлантида — это планета, покрытая твердым защитным слоем, а под ним — теплое море и масса самых невероятных живых существ — моллюски, крабы, кальмары, причем кальмары разумные. А также разумные земноводные…

— Я похож на земноводное? — удивился профессор Рассольников.

— Ну что вы! Вы самый красивый мужчина, которого я встречала. Ведь вы не пользовались биокоррекцией?

— Нет, конечно. Разве это не заметно? — вопрос немного его задел.

— Может быть, заглянем в ресторан… — предложила Катя. — Я знаю один…

— Нет, нет. — Он был настойчив. — Сначала ко мне в номер — а потом закажем обед.

Платон представил, как они будут резвиться на перекатывающемся подобно морским волнам ложе, в хлопьях белой пены. И утонут вместе, как утонула Атлантида… И заспешил.

— Послушайте, я бы хотела уточнить… — неожиданно засомневалась Катя.

— Да, дорогая, — обед будет самый роскошный.

— Теперь я поняла! Это ведь вы тот самый профессор…

— Нет, это не я. И мы к тому же договорились: ни слова об археологии.

На антигравитационном лифте они поднялись на двадцать седьмой этаж.

Времени хватило на один поцелуй.

— Ах, почему я не встретила вас раньше… — простонала Катя. — Хотя бы десять лет тому назад…

— Все в жизни приходит слишком поздно, в том числе и старость… — пробормотал Атлантида, распахивая дверь в номер.

И тут же в лицо ему влепилось облако душистой белой пены — той самой, из комплекта «Пенорожденной». Потолок, стены и пол были покрыты белыми хлопьями вперемешку с темно-зелеными сгустками. В первую секунду Платон подумал, что вредный «зеленый желудок» последовал за ним на Ройк и заплевал его комнату своей мерзкой слизью. Но потом понял, что ошибся. Над разверстым чревом огромной кровати, чей остов напоминал сейчас выпотрошенную тушу гигантской акулы с планеты Атлантида, склонился человек. Дверь открылась неслышно, но все же потрошитель что-то такое почувствовал и обернулся. Перед Платоном, облепленный зеленой слизью и пеной, с ножом в руке предстал консультант Передвижного Университета Ройка Ал Бродсайт. Несмотря на слой пены и слизи, Атлантида сразу его узнал — по смотрящим в упор светлым круглым глазам и черным прямым волосам, которые сейчас, правда, торчали во все стороны.

— А вот и вы, наконец! — воскликнул Бродсайт и оскалился, пытаясь стряхнуть повисшую на кончике носа сине-зеленую каплю. — Как я рад! Как рад!

От подобной наглости Атлантида, сам бывший человеком не особенно стеснительным, на секунду оторопел.

— Чем обязан? — поинтересовался профессор Рассольников, перехватывая свою любимую тросточку поудобнее.

— Я узнал, что вам грозит опасность и решил предотвратить покушение, — сообщил Бродсайт и кончиком ножа смахнул наконец мешающую каплю, прежде служившую наполнителем кровати.

Атлантида решил, что в этот раз он действительно побьет этого парня.

— Ты разорил мою спальню! — взревел он. — Кровать, специально заказанную на сегодняшний вечер!

— Говорю, вам грозит опасность. Взгляните, что я нашел в матрасе! — Бродсайт вытянул руку, и Платон увидел крошечный мини-снаряд с управляющим чипом.

— Я вызову полицию.

— Ну, разумеется, как же иначе! Непременно! Сейчас же! Скорее! Вы только не бойтесь — я за все заплачу — в тройном размере, в четверном… клянусь… Я так беспокоюсь за вашу жизнь… — Знакомый электрогребешок выскользнул из нагрудного кармашка консультанта и попытался привести в порядок прическу, но застрял в слипшихся волосах и рассерженно загудел.

Бродсайт спешно вытащил гребешок из волос, выключил и сунул назад в карман.

— Послушай, парень, я частное лицо и привез на Ройк лечить своего друга. Какая мне может грозить опасность?

— Профессор, я не могу посвятить вас в открывшуюся мне тайну, но верьте мне — вы в опасности!

— Приятель, проваливай отсюда и поскорее.

— Профессор, мне кажется, вы мне не верите! Клянусь, вашей жизни угрожает опасность. Умоляю, будьте осторожны.

— Вон! — заорал Атлантида.

Бродсайт получил тросточкой по заднице. Не особенно сильно, но чувствительно.

— Ну вот, вы опять за свое! — тоскливо взвыл Ал. — Я спас вам жизнь. А вы меня бьете! Как тогда на корабле!

Лучше бы он не напоминал про корабль. Платон вновь вспомнил про испорченный костюм.

— На кого ты работаешь, мерзавец?!

— На Передвижной Университет Ройка, — всхлипывая, сообщил Бродсайт. — Клянусь!

— Убей его, — вдруг сказала Катя. Не в шутку — совершенно серьезно. — Застрели. Где твой бластер?

— Послушай, он сумасшедший и меня достал…

— Его надо убить, — настаивала брюнетка.

И даже попыталась вытащить его «магнум» из кобуры. Но Платон перехватил ее руку.

— Как жаль, что вы относитесь ко мне с подозрением, — всхлипнул консультант, благоразумно отступая к двери. — Знаю, знаю, порой я произвожу неверное впечатление… но прошу, прошу вас, будьте осторожны.

— Стреляй! — взвизгнула Катя.

— Я не вынесу, если с вами что-то случится… — С этими словами Бродсайт выскользнул из номера.

Девушка еще несколько секунд пыталась овладеть «магнумом», потом смирилась.

— Что с тобой? — подивился Атлантида. — Увидела парня в первый раз в жизни и кричишь: стреляй!

— Разве тебе самому он не противен? Или ты любишь противных?

— Терпеть не могу.

Платон огляделся. Судя по всему, теперь в самом деле придется отправиться куда-нибудь поужинать вместе с дамой — для того, чтобы очистить номер и превратить его в уголок райского сада, требовалось время.

Через полчаса они сидели в выбранном Катей ресторане — очень стильное место, оборудованное как… вертикальная гробница. Каждая пара или группка выбирала какой-нибудь из сотов этой гробницы. Стены довольно правдоподобно имитировали песчаник, столики и стулья — мебель из пурпурового дерева с инкрустацией, — ее постоянно находили археологи. Повсюду висели круглые зеркала, и посетителям первым делом предлагали надеть цветные шапочки, похожие на купальные. Напитки разливали здесь в стеклянные бокалы, имитирующие те, что находят в гробницах, — с золотым тончайшим узором. Тарелки были под золото или серебро.

— Одного не понимаю, — задумчиво проговорил Атлантида, разглядывая диск, копирующий найденную в Седьмых гробницах тарелку. — Почему после того, как на Ройке открыли столько золота, цены на галактических биржах остались на прежнем уровне. Можно подумать, что здесь обнаружили горстку желтого песка.

— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Но профессор Брусковский считает…

— О нет… — простонал Платон.

Тем временем принесли заказ — блюдо под названием «Мечта Ройка». Нежнейшее белое мясо с гарниром из местной кукурузы и румяные воздушные булочки. С того времени, как печной чип поставил время на выпечку, прошло ровно три минуты. Атлантида отрезал немного мяса и положил в рот. Кусочек буквально растаял во рту. Нигде Платон не пробовал ничего подобного.

— Вкусно? — поинтересовалась Катя.

— Божественно! Что это? Мясо какого-нибудь местного животного?

— Это ройкский псевдоскунс.

— Псевдоскунс… — Платон скривился, но проглотил второй кусочек, хотя и без прежнего восторга.

— Вернее, его половые железы.

— Самки или самца? — Профессор постарался сделать вид, что остался равнодушен к этому сообщению.

Катя рассмеялась:

— Разумеется, самца.

Она меж тем вооружилась ножом и вилкой и с восторгом поглощала остатки мужского достоинства псевдоскунса. Вот они, женщины! Вдруг она хлопнула себя по лбу — изящно и, разумеется, чисто символично.

— Мы забыли про соус…

— Сперма псевдоскунса? — Атлантида силился изобразить улыбку, но улыбалась почему-то одна половина рта, а вторая морщилась в брезгливой гримасе.

— А вот и не угадали! Это соус из местных термитов. Кислый и очень острый на вкус. Он теперь популярен во всей Галактике. Но там всегда имитация. Натуральный соус только у нас. Рекомендую.

Она схватила стоящий посреди стола баллончик и опрыскала мясо бледно-розовой пеной. Платон отодвинул тарелку.

— А нельзя ли заказать что-нибудь другое? — спросил он у проходящего мимо официанта в белоснежной куртке.

Тот удивленно посмотрел на него, потом на Катю.

— Если вы настаиваете… Но… — Он вновь бросил изумленный взгляд на привередливого клиента. — Неужели вам не понравился наш псевдоскунс? Некоторые туристы приезжают со Старой Земли, чтобы отведать это блюдо.

На счет Старой Земли официант, конечно, загнул. Но вот в ячейке напротив парочка богатеньких туристов с Земли-дубль уплетала за обе щеки бывшую гордость бывшего псевдоскунса.

— Это блюдо не в моем вкусе, — жестко отвечал Атлантида.

— Может быть, тогда жареную гигантскую саранчу? Она у нас на втором месте…

— Да, саранчу! Непременно саранчу! — воскликнул археолог и вздохнул почти с облегчением. — Двойную порцию.

— Вы любите саранчу? — удивилась Катя.

— Обожаю!

Атлантида мысленно пообещал этой ночью отомстить черноглазой красотке…

Цветущий сад оказался весьма неплох. Он цвел, как настоящий, и осыпал зеленый ковер травы опадающими цветами. Кровать раскрылась чашей огромного бледно-розового цветка. Каждая простынь легла лепестком. Не хлопок, но материал очень нежный, шелковистый. В воздухе, сверкая разноцветными огоньками, порхали бабочки, в облачках светящейся пыльцы носились эльфы.

— Ах! — воскликнула Катя. — Как здорово! — и рухнула прямо в середину цветка.

Пока Атлантида занимался ее одеждой, сверху на них сыпались разноцветные лепестки. К счастью, свой костюм он успел скинуть в соседней комнате, иначе бы на нем появилось новое пятно. Катя лежала, слегка выгнув спину, подогнув одну ногу, а руку закинув за голову. Изгиб ее тела повторял изгибы лепестков-простыней. И не удивительно: глядя в огромный зеркальный потолок, можно было выбрать изысканную позу, а потом наблюдать за происходящей внизу любовной игрой.

Расправившись с тряпками, Платон скользнул вслед за красавицей в середину цветка.

— Я как будто угадала… — засмеялась она и тронула волоски у себя на лобке — они были нежно-розового оттенка.

— Да, этот тон не подошел бы к прежнему интерьеру.

Ее кожа была очень нежной, и все же — то была искусственная кожа. Все равно, что заниматься любовью в одежде.

— Сними, — попросил он.

— Нет, — последовал неожиданный отпор. И чтобы смягчить неуместное «нет», она тут же сама начала игру…

Они предавались удовольствиям Венеры в чашечке огромного цветка — и кровать раскачивалась под тяжестью их тел. А капли нектара, выделяемого кроватью-цветком, обрызгали их тела душистым дождем.