Группа «Михал» радирует

ВИЗИТ ГЕСТАПО

Найти квартиру для радиста в Варшаве оказалось делом нелегким. В поисках нам помогали все. Только спустя значительное время моей тетке Виктории и Сикорской удалось уговорить одну из своих приятельниц согласиться установить рацию на ее пустующей даче в Милянувеке. Хозяйка дачи долго колебалась, но чувство патриотизма взяло в ней в конце концов верх, и она разрешила нам разместиться в ее домике.

Мы с Миколаем поехали осмотреть этот нежданный дар судьбы. Лучшего места нельзя было и придумать. Стоящая на отшибе, укрытая среди деревьев дача на северной окраине Милянувека представляла собой идеальное место для радиостанции. Никто не мог подглядеть, что на даче делается и кто в нее приходит. Такого рода место стало для нас настоятельной необходимостью, поскольку езда в Пётркув поглощала массу времени, а большинство донесений, переданных с опозданием, теряло свою ценность.

Кроме того, из Пётркува стали поступать различные тревожные сигналы. Были основания предполагать, что сестра Ванды и ее отец сотрудничали с гестапо. Они могли, несмотря на осторожность наших местных товарищей, обратить внимание на довольно многочисленную группу незнакомых людей, периодически появляющихся в городке. Могла и Ванда в чем-то проговориться отцу и таким образом, сама того не желая, навести на нас немцев. Помимо этого, Миколая уведомили, что какая-то враждебно настроенная к нам организация или просто кучка людей, выдающая себя за организацию, пытается подорвать доверие к нашей группе. В этой обстановке Миколай принял решение перебазировать Мицкевича в Варшаву, а квартиру в Пётркуве оставить как резервную.

Поручение переправить Игоря получил Юзек Клюф. Его приезд в Пётркув вызвал непредвиденные осложнения. Влюбленная Кося пыталась любыми способами оставить Игоря в Пётркуве. Однако через два дня он уже прибыл в Варшаву и доложил о готовности приступить к работе на рации. Всю аппаратуру перебазировали в Милянувек. Арцишевский выделил в помощь Мицкевичу и для охраны радиостанции одного из людей Карповича. Игорь быстро освоился на новом месте. Наиболее срочные радиограммы он получал теперь непосредственно от Арцишевского. А их становилось все больше. Особое значение стали приобретать сведения, извлекаемые Чаплицким из секретных документов Остбана[18] и доставляемые нам братьями Жупанскими. В Центре они вызвали буквально сенсацию. В них часто содержались настолько ценные данные, что несколько раз Центр выражал за них благодарность всей группе. Собиралось также все больше донесений о перебросках войск, о дислокации частей в тылу, о промышленных объектах и т. д.

Когда началась работа в Милянувке, поступило тревожное сообщение из Пётркува о таинственном исчезновении оставленной там рации. Посланный за ней Юзек Клюф возвратился обескураженный — обнаружить рацию ему не удалось.

История была неясной, и Миколай выслал в Пётркув боевую группу (из другой организации) с задачей тщательно расследовать дело. Были обысканы несколько мест, но рацию не нашли. Тадек Квапиш полагал, что ее наверняка спрятала где-то Кося. По его совету отправились к ней, но в тот раз вокзал в Пётркуве оказался оцепленным немцами, и город буквально кишел патрулями, так что от этой затеи и дальнейших поисков пришлось отказаться. Учитывая сложившуюся напряженную обстановку, Арцишевский не хотел больше рисковать и на время отказался от расследования этой истории.

Обстоятельства исчезновения рации выяснились позже. Станцию действительно спрятала Кося, надеявшаяся таким способом возвратить Игоря в Пётркув. Идею эту ей подсказал, кажется, Эдек, решивший было организовать свою подпольную группу и при помощи украденной рации установить связь с Лондоном. Но, не найдя необходимой поддержки, он, в конце концов, вынужден был отказаться от своих грандиозных планов. Зато Кося отнюдь не отказалась от Игоря. Любой ценой она хотела заставить его вернуться. Экзальтированная любовь толкнула ее на не очень разумный путь поведения. Она несколько раз приезжала в Варшаву, чтобы найти Мицкевича, и даже пыталась нам угрожать. Она считала, что решение Арцишевского перевести Игоря в Варшаву специально направлено против нее. Открыть, где спрятана рация, она обещала только Игорю. Однако соображения конспирации исключали возможность их свидания. Так она и вернулась со своей тайной в Пётркув.

Едва уехала Кося, как у нас начались новые неприятности. Хозяйка милянувской дачи, узнав, что мы работаем не на Лондон, категорически потребовала освободить ее дом. Трудно сказать, была ли это ее собственная или инспирированная извне инициатива, но так или иначе в установленный срок нам пришлось освободить дачу. Правда, Игорь и после этого еще несколько раз пробирался туда тайно по вечерам в сопровождении Збышека или кого-нибудь из наших. Об этих визитах хозяйка дачи узнала от своих соседей. Какое-то время она смотрела на это сквозь пальцы, но затем пригласила меня на беседу и на этот раз поставила вопрос ребром. Делать было нечего, и во избежание ненужных осложнений дачу пришлось покинуть окончательно.

Из-за отсутствия квартиры мы не знали, как скоро снова удастся возобновить связь с Центром, и поэтому Миколай договорился с Игорем о передаче во время последнего заключительного сеанса из Милянувека по возможности всех собранных донесений. А их скопилось очень много. Сеанс получился рекордный и длился более 36 часов кряду! О том, что это был действительно рекорд непрерывной радиопередачи из тыла врага, нас официально уведомил Центр, выразив по этому поводу свои особые поздравления. Это был поистине героический поступок, если учесть, что Мицкевич работал без перерыва больше полутора суток, в постоянном нервном напряжении, на сомнительной квартире, под угрозой быть засеченным пеленгаторами и захваченным гитлеровскими специальными отрядами. Сегодня, зная технику обнаружения работающих радиостанций, трудно даже поверить в тот факт, что немцы в течение такого длительного времени не засекли рацию Игоря.

После оставления Милянувека начались лихорадочные поиски новой квартиры. Казалось, вот-вот проблема будет решена: закончилось следствие по делу людей Карповича — ребята связей с нами не выдали, и, таким образом, снова можно было пользоваться квартирой на Падевской. Мы сразу же перевезли туда рацию. Но, увы, нас ожидало разочарование: несмотря на неоднократно возобновляемые попытки, восстановить связь не удавалось. Игорь полагал, что причиной была железобетонная конструкция здания, создававшая экран, поглощавший радиосигналы. К сожалению, из-за одного весьма подозрительного соседа антенну здесь нельзя было вывести наружу.

Неожиданное предложение внес в это время Янушевский, прозванный нами «Генец». Он только что вернулся после выполнения своего задания в «хеерескрафтпарке» и активно включился в поиски квартиры. Ему удалось пронюхать, что в небоскребе на площади Наполеона на самом верхнем этаже размещалась радиостанция люфтваффе. В этом же здании жил его приятель Рымкевич. Генец уговорил его разрешить подключиться через окно к немецкой антенне. Арцишевский, которому этот смелый проект понравился, согласился на проведение эксперимента, рассчитывая не столько на немецкую антенну, сколько на квартиру вообще.

За транспортировку рации взялся Генец, который впоследствии, через много лет, так рассказывал мне об этой операции:

— Я взял два чемодана, в которые запихал все хозяйство, сел с ними в трамвай и в сопровождении, кажется, Анджея Жупанского поехал на явку. У вокзала в трамвай натолкалось столько народу, что меня в вагоне буквально зажали — ни назад ни вперед. На углу Свентокшиской и Маршалковской, у почты, я хотел выйти. Кое-как задом протолкнулся — сам уже на мостовой, а чемоданы вытащить никак не могу. Трамвай трогается, я дергаю чемоданы, вырываю их, но один раскрывается, и все содержимое высыпается на мостовую. И здесь варшавяне сдали экзамен на гражданственность. Сообразив, в чем дело, люди выпрыгнули из трамвая и окружили меня тесным кольцом, прикрыв разбросанное по земле имущество. Те, кто стоял поближе, пытались засунуть обратно выпавшее: наушники, провода, всякое оборудование. С трудом упаковал я чемодан, из которого все же торчали в разные стороны всякие провода, и бросился к ближайшей подворотне. Приведя здесь себя в порядок, я добрался наконец до цели. Удалось ли потом подключиться к немецкой антенне и организовать передачу, я не знаю, поскольку мне пришлось выехать из Варшавы по делам. Правда, вернувшись, я узнал, что поиски квартиры под рацию все еще продолжаются.

Скопилось много важных донесений. Арцишевский просил согласия на установку рации даже у моей тетки. К сожалению, из ее квартиры тоже не было слышимости.

Наконец, во время одной из встреч с членами формировавшейся новой организации NOW[19] мы познакомились с одним учителем, Стефаном Выробеком, который, узнав о наших затруднениях с организацией радиосвязи, согласился временно уступить нам свою квартиру на Таргувке.

Арцишевский поручил мне немедленно перевезти туда рацию, а Мицкевичу сразу же передать наиболее срочные радиограммы. Задание нам предстояло выполнить без всякого прикрытия. Мне удалось получить в помощь только одного парнишку от Карповича да привлечь своего двоюродного брата Януша. Не было в тот момент в нашем распоряжении и никакого оружия. Имевшиеся пистолеты Арцишевский передал для выполнения другого важного задания. Только у Игоря был один крохотный браунинг, с которым он никогда не расставался. Кстати сказать, это был скорее просто пугач, чем боевое оружие.

Рацию везли, как обычно, на трамвае. После улиц центра, так и кишевших полицейскими, жандармами и гестаповцами, Таргувек показался нам оазисом тишины и покоя. Правда, несколько молодых людей проводили нас внимательными взглядами, но я догадался, что это люди Стефана Выробека, организовавшего нам прикрытие на момент переезда.

Идем в сторону улицы Земовита; почти в конце, окруженный деревьями и палисадником, нужный нам дом. Поднимаемся по ступенькам на крыльцо. Открывается дверь в узкий коридор, и нас приветствует Стефан. Гостеприимный хозяин превозносит достоинства своего домика как идеальной конспиративной квартиры — с начала оккупации здесь не видели ни одного немца. На столе появляется чай с настоящим сахаром. Стефан рассказывает о своей роте, которую он сформировал из учеников здешней школы и обучает военному делу на пустырях Таргувка. Мы осматриваемся. Комната небольшая, на стенах много всяких фотографий, картин, карикатур, какая-то кривая сабля. На полках, под самый потолок, стопы книг. Все это изобличает в нашем приветливом хозяине любителя-коллекционера.

Вдруг Игорь разражается смехом и вытаскивает из-за печи самую настоящую современную винтовку.

— А это историческая реликвия времен нынешней войны?

— Увы, она пригодна лишь для учебных целей, — скромно поясняет Стефан. — Я использую ее для занятий со своими ребятами, а поскольку немцы сюда не заглядывают, то я ее далеко и не прячу.

Квартира действительно казалась вполне подходящей. Наконец-то судьба нам улыбнулась. Жаль только, что здесь нельзя обосноваться на более длительный период.

Немного передохнув, Игорь открывает свой чемодан, достает из него рацию, подключает ее к сети, прогревает лампы и наконец-то нажимает на ключ, посылая в эфир свои позывные, которые так давно ждут на той стороне фронта. Весь в напряжении, он поминутно крутит ручки, но установить связь не может.

— Ну ничего, — произносит он наконец. — Попытаемся еще помудрить с антенной. Можно ее протянуть в коридор? — обращается он к Стефану.

— Сейчас пока нет, рядом живут соседи.

Игорь смотрит на часы.

— Скоро кончится наше время в эфире. Присмотрите, пожалуйста, чтобы сюда никто не входил, а я попытаюсь протянуть антенну на кухню.

К сожалению, и это ничего не дало.

— А ночью можно будет развернуть антенну на всю длину и протянуть ее до чердака? — спрашивает Игорь у хозяина.

— Конечно, когда все уснут.

— Ну и ладно, тем более что ночью и слышимость лучше, — заключил Игорь, углубляясь в чтение какой-то нелегальной газетки, лежавшей на столе. Парнишка из группы Карповича по имени Юрек сел в кресло у окна.

С наступлением ночи, когда во всем доме утихли шаги, Стефан, проверив, все ли уснули, дал знак, что можно начинать. С величайшими предосторожностями мы растянули антенну. Игорь разложил на столе все необходимое и, довольный, сел за рацию. Рука его снова легла на ключ.

— Есть! — Игорь придвинул к себе ближе листки шифровок, поправил лампочку и приступил к работе.

Стефан на цыпочках вышел в кухню. Поскольку две предыдущих ночи я не спал, впереди еще предстояла утомительная поездка, а во время сеанса делать мне все равно было нечего, я лег на диван и тут же уснул.

На рассвете меня разбудил Игорь. Он закончил многочасовую напряженную работу и едва держался на ногах от усталости. В комнате был только один диван, двоим лечь было негде. Я встал, чтобы освободить Игорю место. Вышел потихоньку в коридор, снял антенну, свернул ее и положил на стол. Рацию прятать не стал, полагая, что, немного поспав, Игорь возобновит работу. От нечего делать стал разбирать и сортировать радиограммы, подсчитывая, сколько еще осталось неотправленных.

Вдруг в коридоре раздался громкий топот, тут же дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвались три вооруженных гестаповца в накинутых на мундиры штатских пальто. Я успел только повернуться, чтобы прикрыть спиной стоящую на столе рацию. Один из гестаповцев рявкнул:

— Яркевич?!

— Нет. Вы ошиблись, — ответил я по-немецки.

— А где он?

У меня сразу же мелькнула мысль, что это случайное нашествие.

— В этой комнате такой не проживает. Вы ошиблись дверью…

Я лихорадочно искал выхода из положения. Здесь я никого не знаю, в том числе и этого Яркевича.

— Вам следует… Лучше всего, если…

В этот момент появился привлеченный шумом Стефан.

— Этот господин проводит вас к Яркевичу, — докончил я наконец фразу.

Стефан мгновенно отвлек все внимание на себя, громко воскликнув:

— Нет, нет, это не здесь, господа…

Немцы вышли. Минуту спустя в коридоре хлопнула дверь.

Я просто не мог поверить, что они ушли. Выглянул в окно. Возле дома стоял зеленый автомобиль, в таких обычно гестаповцы перевозили арестованных. У кабины торчали два вооруженных верзилы.

Бужу Игоря, Юрека и шепотом говорю им, что здесь только что были немцы. Оба взглянули на меня как на помешанного и беззаботно повернулись на другой бок. Мицкевич к тому же на правах близкого друга и товарища адресовал мне еще пару ласковых слов, каких не найти ни в одном словаре. Однако я не сдавался, стащил его с дивана и повернул лицом к окну. Он лениво открыл один глаз… и тут же сон с него словно ветром сдуло.

— Вот черт! «Два года немцев здесь не видели!» Ничего себе квартирку подобрали! — не удержался он от иронии.

За стеной слышатся шаги. Кого-то ведут. Мы торопливо складываем чемодан — может, удастся бежать. Но куда? Автомобилем у подъезда пользоваться, пожалуй, не стоит!.. Через окно и на пустырь? Надо осмотреться.

Я иду искать Стефана. Он в кухне. Стоит возле плиты и как одержимый запихивает в топку пачки нелегальных газет. Из всех конфорок валит дым, как из заводских труб.

— Уважаемый Стефан, эта дымовая завеса вряд ли принесет пользу, а вот привлечь внимание немцев может. Винтовка же и рация в плиту все равно не влезут.

Стефан оглядывается.

— Да, действительно, одних газет хватило бы жечь часа на два — у меня здесь прекрасная коллекция всей нелегальной литературы. Жаль сжигать… Все политические направления. Второго такого комплекта мне уж не собрать.

Я выглядываю в кухонное окно — громадный пустырь, на открытом пространстве не скроешься, все видно как на ладони.

Возвращаюсь к Игорю. Он как ни в чем не бывало с олимпийским спокойствием заканчивает укладку чемодана и ставит его у окна, словно в ожидании извозчика. Затем садится к столу и шутит по поводу того, что своим браунингом не сумел бы, наверно, даже разбудить соседей. Несколько минут спустя снова топот ног, хлопанье дверей. Потом шаги стихают, слышится удаляющийся шум мотора. Уехали…

От греха подальше! Мы забираем чемодан, прощаемся с гостеприимным Стефаном и через пустырь, а потом трамваем возвращаемся на Падевскую.