Группа «Михал» радирует

ПАРТИЗАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Истек июнь. С фронта приходили известия одно другого тревожнее. Красная Армия отходила. Было ясно, что срабатывает фактор внезапности нападения.

По лагерю разнесся слух о предстоящем нашем переезде из Козельска, и действительно, в первых числах августа нас известили об эвакуации из прифронтовой полосы, а через три дня мы уже были на станции Грязовец под Вологдой. Обладая уже изрядным опытом, мы довольно быстро наладили нормальную жизнь и на новом месте.

А тем временем сообщения с фронта становились все хуже. Немецкие танковые клинья врезались в глубь советской территории. С севера наступали финны, с юга — румынские войска и ударный кулак немецких частей. Моторизованные корпуса переправились через Березину и достигли Днепра. Завязались бои под Киевом…

Через несколько дней к нам приехали представители Генерального штаба Красной Армии и предложили принять участие в борьбе с врагом. Добровольцы будут переброшены в Польшу в целях проведения операций в тылу противника. Нас заранее предупреждали, конечно, об опасном и ответственном характере этой работы, подчеркивая при этом важность ее для хода войны.

«Левица демократычна» поддержала это предложение, тогда как санационные деятели пытались воспрепятствовать его осуществлению. Штабисты всякими путями стали оказывать сильное давление на добровольцев, пытаясь удержать их от такого шага. Арцишевскому сулили блистательную будущность в послевоенной Польше, возрожденной с помощью Англии и Америки, если он откажется от переброски нашей группы. Збышека Романовского уверяли, что нет смысла спешить и идти на подобный риск, когда есть другой, прекрасный выход из положения: генерал Сикорский подпишет соглашение и включит нас в состав войск, сформированных на Западе. А пока мы будем три месяца ехать до Владивостока, да потом еще три плыть через океан, затем три месяца подготовки… смотришь — кончится и война. Сташека Винского обхаживал майор Недзельский, уговаривая подождать приказа польского главнокомандования. А такая, мол, борьба, которую предлагают нам, малоэффективна. Не гнушался он при этом и ссылками на давнюю свою дружбу с его родителями. С Игорем Мицкевичем и со мной постоянно затевал «душеспасительные» беседы Петр Климан, наш однополчанин. Нам готовы были великодушно простить левые взгляды, лишь бы мы отказались от переброски в Польшу.

Нажим, уговоры и угрозы делали свое — ряды «Левицы демократычной» заметно поредели. Наша группа, однако, твердо стояла на своем, заявляя, что мы хотим сражаться на территории своей страны, а не отсиживаться на печи.

Вскоре наше согласие на переброску было оформлено официальными документами. Подписавшись под ними «подпоручник Войска Польского», я, как и Арцишевский, подчеркнул тем самым, что и в дальнейшем мы остаемся военнослужащими польской армии и исходим из принципа нашей государственной самостоятельности. Мы считали, что, как польские подданные, не можем вступать ни в какую другую армию: ни в советскую, ни в английскую, но должны оказывать посильную помощь всем, кто сражается с нашим общим врагом. Такая постановка вопроса была встречена советскими представителями с полным пониманием.

Арцишевский, дав согласие на переброску в Польшу, написал генералу Сикорскому большое письмо, в котором отмечал, в частности, благоприятные условия для возобновления переговоров с советской стороной. Одновременно он уведомлял о принятом нашей группой решении начать борьбу с гитлеровцами на оккупированной польской территории.

Известие о том, что мы со дня на день будем переброшены на территорию Польши, распространилось по лагерю молниеносно. Приходили товарищи, поздравляли, давали советы, как лучше организовать конспиративную работу. Были, конечно, скептики, пытавшиеся нас запугать: там-де всюду немцы, служба безопасности у них поставлена так, что и мышь не проскочит, и мы, дескать, идем на верную смерть.

Однако мы оставались непреклонны и ждали лишь транспорт. И вот 20 июля в сопровождении молоденького лейтенанта мы отправились в путь. В поезде нас ждали забронированные места. Проводница принесла подушки, одеяла, простыни. Заснули быстро. Через несколько часов нас разбудили какой-то шум, крики, плач. Мы выглянули в окно. На станции огромная толпа — это родные прощались с мобилизованными солдатами. И до сих пор в моих ушах незабываемые и волнующие слова:

— Ванюша, воюй за нашу родину, только возвращайся живой. Хоть без рук, без ног, но живой. Я всегда с тобой буду, буду за тобой ходить, жалеть, холить…

В Москве перроны запружены народом. Все куда-то спешат. Несмотря на неутешительные сведения с фронтов, нет и признаков паники. Хорошо поев в ресторане, мы вышли на площадь в ожидании машины. Скоро прибыл грузовик, который отвез нас в подмосковную дачную местность. Остановились мы в небольшом доме отдыха.

Полнейшая тишина позволяет полностью расслабиться. Отличное питание в прекрасной столовой, ванна — все эти роскошества приводят нас в прекрасное расположение духа. Силы восстанавливаются не по дням, а по часам. Врачи дотошно исследуют состояние нашего здоровья, расспрашивают, что нас беспокоит. Зубной врач ставит пломбы, залечивает каждую щелку.

Постепенно мы втягиваемся в атмосферу конспирации. О нашем присутствии здесь никто не должен знать. Нельзя говорить, кто мы и зачем прибыли.

После нескольких дней отдыха нас перевезли в учебный лагерь для партизан. В глубине леса, на краю большой поляны, мы увидели множество палаток, в которых жили готовившиеся к выполнению специальных заданий, в основном молодежь. Все одеты в штатское, но вооружены с головы до ног пистолетами, автоматами.

Дежурный офицер показал нам наши палатки, а затем отвел на обед. После обеда пришел другой офицер, который в общих чертах ознакомил нас с программой обучения и отвел на занятия.

В этот день нас кратко познакомили с видами взрывчатых веществ и способами минирования. Вечером Сташек Винский, единственный в группе сапер, дополнительно повышал нашу квалификацию подрывников. На следующий день мы удивили инструкторов успехами в стрельбе из разных видов оружия. Несмотря на длительный перерыв и отсутствие тренировки, результаты были отличные. Увидев, что у нас достаточно хорошая военная подготовка, и без того до предела сжатую программу еще более сократили.

После занятий мы встретились с поляками, размещенными по соседству. Эта была группа коммунистов, человек около десяти, тоже готовившихся к переброске в Польшу. Совместно мы обсуждали актуальные международные проблемы и будущее нашей страны. И коммунисты и Арцишевский приходили к единому мнению, что освобождение от немецкой оккупации требует объединенных усилий всех партий и людей доброй воли в борьбе за свободную и независимую Польшу.

…Вскоре мы приступили к практическим занятиям по прыжкам с парашютом. Курс был сравнительно небольшим, но, надо признаться, весьма эмоционально насыщенным, особенно для тех, кому прежде не приходилось летать. Занятия шли своим чередом и близились к концу.

В ночь на 22 июля мы услышали канонаду зенитной артиллерии. Это был первый массированный налет на Москву. По черному небу метались, скрещиваясь и расходясь, лучи прожекторов. Вот в перекрестии их сверкнула яркая точка. Ослепленный самолет пытался юркнуть в ночь, на мгновение скрылся, но его вновь поймали уже соседние прожекторы. Вдруг он вспыхнул и тут же исчез. До нас донесся вой падающей машины и сразу же затем мощный взрыв. Через минуту снопы света выхватили из тьмы другого стервятника. Прожекторы долго вели его, не выпуская из своих лучей. И вот снова вспышка — значит, и его постигла та же участь.

В небе вспухают тысячи белых барашков — это зенитная артиллерия ставит заслон вражеским самолетам, пробивающимся к Москве.

На другой день в газетах появились описания этого ночного налета. Из почти двухсот вражеских самолетов, участвовавших в рейде на Москву, до цели добрались едва лишь три. Проезжая по городу к новому месту занятий, мы видели следы налета. Они были весьма незначительны. Москва была хорошо подготовлена к противовоздушной обороне, надежно прикрыта зенитными средствами и замаскирована — дома и улицы раскрашены серо-зелеными полосами, во многих местах поставлены макеты вестибюлей метро, обозначены несуществующие шоссе и магистрали.

К новому месту учебы мы добрались около полудня. Это была обширная, хорошо обставленная дача. Здесь завершалось наше обучение. Осталось только обсудить задание и распределить роли. Капитан Миколай Арцишевский, как руководитель, подобрал группу, в которую вошли: подпоручник Збигнев Романовский — в качестве его заместителя, подпоручник Игорь Мицкевич — радист, подпоручник Станислав Винский — сапер, и я. Нас предупредили, что мы летим первыми и поэтому деятельности нашей группы придается особое значение.

Дальнейшая подготовка уже сформированной группы была до минимума сокращенной. Программа включала всего несколько лекций по шифровальному делу, по устройству и обслуживанию радиопередатчиков, по радиотелеграфии, внутреннему и международному положению, а также по методам будущей работы. Арцишевский, которому был сообщен секретный шифр, разработанный видными советскими математиками, полностью овладел им в течение двух дней. Кстати сказать, память у него была просто феноменальная: он мог через неделю слово в слово повторить текст, прочитанный всего один раз.

Игорю Мицкевичу очень помог прежний его опыт судового радиста — стоило ему ознакомиться с устройством рации, и через несколько дней он был готов уже к работе на ней. Остальные обладали достаточно солидной общей военной подготовкой, что было весьма важно. При обсуждении задания местом выброски был назначен район Влощовой, где у Арцишевского жил друг, на помощь которого можно было рассчитывать.

Итак, все готово к вылету. Чтобы немного передохнуть, нам предложили осмотреть Москву. Мы познакомились с памятниками старины великого города и осмотрели замечательные станции метро. Побывали на Красной площади. Эта прогулка произвела на нас неизгладимое впечатление.

На следующий день нас пригласили на прощальный банкет, устроенный в одной из самых фешенебельных московских гостиниц. На банкете присутствовали представители Генерального штаба. Нас представили и усадили на почетные места за столиками у стены.

С первым тостом выступил один из представителей Генштаба, высокий статный полковник. Напомнив вкратце ход событий перед началом войны и причины прежних успехов Гитлера (главной из них он назвал отсутствие единства народов в борьбе с фашистской чумой), полковник особо подчеркнул важность восстановления свободного польского государства, дружественного СССР. В заключение он провозгласил здравицу в честь свободной, могучей и независимой Польши.

После него слово взял Арцишевский. Он говорил о значении для Польши советско-польского союза, о взаимопомощи и необходимости совместной борьбы с захватчиками. Он напомнил о битве под Грюнвальдом как примере победы, достигнутой объединенными усилиями народов, которым угрожало порабощение. И в заключение провозгласил тост за успехи Советского Союза и за нашу общую победу.

После тостов оркестр заиграл польский национальный гимн «Еще Польска не згинела»… Комок подступил к горлу. Я так давно не слышал этой мелодии. Со стороны хозяев было очень любезно подчеркнуть этим, что они видят в нас представителей независимого дружественного государства.

После банкета мы узнали, что послезавтра предстоит вылет в Киев, где нас ждет самолет, который и перебросит нашу пятерку в Польшу.