Групповая психотерапия: Теория и практика

Здесь будет обсуждаться особый тип разъяснения процесса. Некоторые лидеры преимущественно или полностью сосредоточиваются на феномене групповой массы. Они обращаются в своих утверждениях к таким понятиям, как «группа», или «мы», или «все мы»; они пытаются прояснить связь между группой как неким организмом и его главной задачей (исследование межличностных, включая терапевта, отношений в группе), или между группой и ее членами, подгруппой, лидером, или какой-то их комбинацией. Например, обратимся еще раз к описанному выше инциденту на тему «родительской деградации». В этом инциденте у терапевта было много вариантов выбора комментария процесса, некоторые из которых были объяснениями с позиции групповой массы. Он мог, например, поднять вопрос, нужен ли группе козел отпущения, и взял ли Билл на себя эту роль, когда Кэйт ушла; верно ли, что группа активно избегала важного вопроса, — своей виноватой удовлетворенности и страха в связи с уходом Кэйт.

Повсюду в тексте я вставлял комментарии, относящиеся к феномену групповой массы: например, задачи терапевта в конструировании социальных систем, установка норм, роль девиантных персонажей, поиск козла отпущения, эмоциональная заразительность, ролевое впитывание, образование подгрупп, групповая сплоченность, групповое давление, регрессивная зависимость, поощряемая групповым членством, групповая реакция на уход одних участников и приход других новичков, отсутствие лидера и т. д. Нет сомнений в важности феноменов группового уровня. Все групповые лидеры согласны с тем, что существуют внутренние силы в группе, которые оказывают существенное влияние на поведение; в группе люди ведут себя совсем иначе, чем в диадах (это один из факторов, который осложняет групповой отбор). Существует повсеместное единство мнений, что поведение индивида не может быть понято до конца без оценки его окружающими.

У лидеров нет единого мнения насчет применения этого знания в групповом терапевтическом процессе. Разногласия между лидерами, ориентированными на групповой процесс, и лидерами, придерживающимися интерперсональной позиции, стали более резкими и более полярными. Многие лидеры — например, Тавистокская школа, о которой я коротко расскажу, — настаивают, что каждое сообщение лидера состоит (или содержит) из интерпретации с позиции групповой массы. Вопрос достаточно спорный, чтобы требовать детальной дискуссии.

РАЦИОНАЛЬНОЕ ОБОСНОВАНИЕ КОММЕНТАРИЯ ПРОЦЕССА С ПОЗИЦИИ ГРУППОВОЙ МАССЫ

Я начну с прояснения собственной позиции. В терапевтичесом курсе терапевт постоянно использует феномены группового уровня: многие из главных лечебных факторов, таких как сплоченность, относятся к достояниям группового движения. Однако из этого не следует, что лидер должен делать комментарии группового уровня. Я поддерживаю терапевтическое вмешательство с позиции групповой массы только в малом проценте случаев. Группе надо помогать развивать сплоченность разными путями, начиная с отбора и подготовки пациентов. Терапевт может, например, подкреплять самораскрытие, поддерживать участников, рассказывающих группе свои сновидения, разъяснять, как групповые цели смыкаются с индивидуальными или побуждают выражение как позитивных, так и негативных межличностных аффектов в группе. Я покажу, что роль, в которой терапевт фокусирует внимание исключительно на феноменах группового уровня, ограничена жесткими рамками эффективности терапевта. Как бы то ни было, есть случаи, когда комментарий группового процесса необходим. Когда? Я предлагаю упрощенный принцип: целью интерпретации групповой массы является устранение некоторых препятствий, задерживающих прогресс всей группы. Вот два типа обычных препятствий: пугающая тематика и антитерапевтические групповые нормы.

Пугающая тематика. Часто некоторые темы, являются настолько угрожающими, что группа как на сознательном, так и на подсознательном уровне отказывается смотреть в лицо проблеме и пытается уклониться от ее разрешения. Такое избегание принимает разные формы, все они обычно называются «групповым бегством». Клинический пример ухода от тревожной темы может прояснить следующий случай:

Терапевт расценил всю встречу как «групповое бегство» и, соответственно, сделал определенные интерпретации групповой массы, которые мы обсудим. Но сперва, в чем свидетельство того, что эта встреча была «бегством»? Бегством от чего? Мы должны принять во внимание возраст группы; в недавно сформированной группе, собравшейся на встречу, скажем, в третий раз, такое событие могло быть не выражением сопротивления, а проявлением незнания группой своей главной задачи и процедурных норм. Однако группа встречалась уже четырнадцатый месяц, и предыдущие встречи резко отличались по характеру. Убедительное свидетельство тому, что это действительно было бегством, обнаружилось в произошедшем на предыдущем занятии. На этом занятии Джон — член группы, которого с тех пор на занятиях не было, — опоздал на двадцать минут и проходил по коридору мимо комнаты наблюдателей — смежной комнаты с той, где проходили занятия, — в тот самый момент, когда дверь оказалась открытой. Джон услышал голоса других членов группы и увидел, что смежная комната полна наблюдателей, рассматривающих группу; кроме этого, наблюдатели в этот самый момент засмеялись какой-то своей шутке. И хотя Джон, как и все остальные члены группы, был предупрежден, что группу будут наблюдать студенты, тем не менее такое неожиданное шокирующее подтверждение этой информации ошеломило его. Когда Джон в конце занятия стал способен обсудить это с другими членами, они были так же ошеломлены. Джон, как мы видели, не пришел на следующее занятие.

Это событие для группы оказалось крупномасштабной катастрофой. Та же реакция была бы и у другой группы; происшествие вызвало у членов группы серьезные вопросы, касающиеся терапевтической ситуации. Можно ли доверять терапевту? Смеялся ли он про себя над ними, подобно его коллегам в комнате наблюдателей? Говорил ли он хоть что-то искренно? Была ли группа, атмосфера которой некогда воспринималась как гуманная, на самом деле стерильным, искусственно созданным лабораторным образцом, бесстрастно изучаемым терапевтом, который, вероятнее всего, чувствовал себя ближе к «ним» (другим наблюдателям), чем к группе? Несмотря на значимость, или лучше сказать, из-за значимости этого болезненного события, группа отказалась требовать объяснений. Вместо этого, они прибегли к поведению бегства, смысл которого сейчас уже можно понять. Перед лицом внешней угрозы группа сплотилась для обороны; они тепло общались на разные безопасные темы, чтобы не делиться информацией с теми, кто угрожает со стороны (наблюдатели и, по ассоциации, терапевт). Терапевта не поддержали, когда он спросил об очевидно отвлекающем поведении собаки; «старые добрые деньки» было ностальгической ссылкой на прошедшие времена, когда группа была настоящей и терапевту можно было доверять. Обсуждение экзаменов и недоверие к преподавателям также было выражением тонкой намекающей позиции в отношении терапевта.

Точное содержание вмешательства и выбор времени для него во многом зависят от индивидуального стиля терапевта. Некоторые терапевты, включая меня, стараются вмешиваться тогда, когда они ощущают происходящее групповое бегство, даже если они не понимают, в чем его причина. Терапевт может, например, сказать, что он озадачен занятием или скован, и спросить: «Есть ли что-нибудь, о чем группа сегодня умалчивает?», или «Не избегает ли чего-нибудь группа?», или, может быть, он должен спросить о «тайной повестке» собрания. Он сделает свои расспросы еще более выпуклыми, если приведет различные свидетельства: шепот, неожиданный переход на нейтральные темы и к неинтерактивному способу коммуникаций, его ощущение собственной отвергнутости и покинутости другими, как в случае с собакой. Далее он может добавить, что группа странным образом избегает всех разговоров о прошлой встрече и о сегодняшнем отсутствии Джона. В нашем клиническом примере не может быть никакой приемлемой цели, кроме возвращения группы в колею, обратно, к обсуждению самого значимого материала. Темы, которых группа избегает, слишком важны для нее, чтобы их затушевывать. Такая ситуация характерна в группе, члены которой недостаточно хорошо исследовали собственное отношение к терапевту. Поэтому терапевт должен постоянно возвращать внимание группы обратно к главной теме и не пропускать случаи замещающего поведения, — когда группе для обсуждения предлагается другая тема, возможно даже имеющая отношение к какому-либо обвинению. Его задача заключается в том, чтобы не просто расстроить планы сопротивления и снова направить группу в рабочее русло, но привести их к источнику сопротивления не в обход тревожности, а сквозь нее.

Другой ключ к разгадке наличия и силы сопротивления в группе лежит в ее реакции на ломающий сопротивление комментарий терапевта. Если его комментарий, даже повторный, ударяется о закрытые уши, если он чувствует, что игнорируется группой, если у него возникает ощущение, что будет чрезвычайно трудно повлиять на группу, то он понимает, что «группа», — а не несколько участников, — увлеклась и что лежащая в основании дисфория достаточно серьезна.

Другой типичный способ, которым группа демонстрирует свое бегство, — интеллектуализация. Например, после встречи, на которой двое участников признались в своей гомосексуальности, группа пустилась в дискуссию о предрассудках, которая продолжалась в течение двух занятий. Обсуждались предрассудки в отношении евреев, негров, азиатов и гомосексуалистов вообще. Что не обсуждалось, — так это рой глубоко личных чувств, разбуженных двумя пациентами-гомосексуалистами. Участники предпочли не обращать внимания на собственные презрительность, страхи, связанные с их скрытыми гомосексуальными чувствами, гнев, обращенный на терапевта за то, что он выбрал этих двоих, когда, как позже сказал один из участников, «группа так сильно нуждалась в мужчинах». Группа может также избегать работы, прибегая к более буквальному бегству, — через отсутствия или опоздания. Тем не менее независимо от формы результат один и тот же: на языке групповой динамической теории, — продвижение в сторону достижения групповых целей затруднено, и группа более не участвует в решении своей главной задачи.

Нередко вопрос преодоления сопротивления обсуждается чисто символически. Обеспокоенность присутствием наблюдателей может рассматриваться группой метафорически, когда она пускается в длительную беседу о видах нарушений конфиденциальности, как-то: вывешивание для всеобщего обозрения отметок за школьный курс или ситуации, когда члены семьи вскрывают друг у друга почту. Скрытый гнев, спровоцированный отсутствием терапевта, вызывает дискуссию о родительских чувствах, а также о смерти или болезни. Итак, терапевт может узнать что-то, чему он встретил сопротивление, спросив себя: «Почему обсуждается эта частная (не имеющая отношения к терапевтическим целям) тема и почему сейчас?»

Другой тип групповых препятствий, влияющих на интерпретацию групповой массы, имеет место, когда группа вырабатывает антитерапевтические групповые нормы. Например, группа может, как я уже ранее говорил, установить очередность, согласно которой каждое занятие посвящается какому-то одному члену группы. Такой формат нежелателен, поскольку он вынуждает членов группы к преждевременному самораскрытию, сопровождающемуся чувством унижения, которое будет иметь место у раскрывшегося все последующие встречи. Более того, участники, у которых подходит «очередь», могут испытывать острейшую тревогу, приводящую порой к отказу пациента от терапии. Или группа может установить модель, при которой все занятие посвящается обсуждению первой из поднятых на нем тем; при этом против того, кто попытается изменить тему обсуждения, применяются строгие, незримые санкции. Или группа может установить формат «А круче можешь?», в котором члены группы вовлекаются в воронку оргии самораскрытия. Или группа может стать тесно сплоченным монолитом, который относится к вновь прибывающим участникам так неприветливо и с такой враждебностью, что те бывают вынуждены вскоре выходить из группы.

В этих случаях интерпретации терапевта феноменов групповой массы наиболее позитивны, если процессу дано ясное описание, названы вредные воздействия на участников или на группу, показаны последствия, — все это позволяет найти иные нормативные модели.

Часто бывает заметно, что группа в процессе своего развития обходит стороной определенные его фазы или никогда не включает определенных норм в свою культуру. Например, группа может развиваться без исследования своих воззрений на терапевта, без конфронтации с ним; или она может развиваться без ссор между ее членами, без оценивания статуса участников или борьбы за контроль; или группа может встречаться в течение года и более безо всякого намека на реальную интимность или близость между ее членами. Такое совместное уклонение является результатом коллективного создания членами группы норм, диктующих это уклонение. Если терапевт чувствует, что группа обеспечивает для своих членов приобретение однобокого или незаконченного опыта, он может обратить внимание участников на упущенные стороны групповой жизни. (Такого рода вмешательства предполагают, конечно, что они должны регулярно повторяться и терапевт должен очень хорошо знать предсказуемые фазы развития малой группы, — тема, которую я буду рассматривать в десятой главе.)

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ С ПОЗИЦИИ ГРУППОВОЙ МАССЫ — ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ

Выдвинутый ранее обобщающий принцип о том, что целью интерпретации групповой массы является устранение некоторых препятствий, затрудняющих развитие всей группы, выглядит обманчиво простым; и с теоретической, и с практической точек зрения все гораздо сложнее.

Постепенно, в течение многих лет, создавался миф о «группе», который породил на этом поле большую путаницу. По мере того как психоаналитики вступали на поле групповой терапии, они привносили с собой проверенные временем психоаналитические идеи и техники.

Мы уже говорили, что в групповой терапии могут использоваться традиционные психоаналитические техники с некоторыми модификациями; как бы то ни было, теперь группа, а не индивид, стала рассматриваться как пациент, в связи с чем были сформулированы такие неясные понятия, как «групповое эго» и «групповое суперэго». Группа стала рассматриваться как автономный организм: «…группы имеют тенденцию говорить и реагировать на повседневные темы, как если бы это были живые существа, выражающие себя разными способами через множество ртов. Все ее составляющие являются вариациями единой темы, даже если группы не осознают этой темы и не знают, о чем они действительно говорят» (29).

Сейчас очевидно, что концепция группы как системы с характерными свойствами является ценной; однако многие пытаются очеловечить группу. Так же, как нам постепенно внушают жизнь внутри биржевого рынка, который «пытается побороть волну продаж», или «отчаянно цепляется за уровень 700 Доу Джонса», нас заставляют концептуально одухотворять группу. Я не думаю, что так уж сложно заметить: группа не является живым организмом, она — абстракция, созданная для нашего семантического и концептуального удобства. Когда эта абстракция становится настолько очеловеченной, что уже способствует не ясности мысли, но ее затуманиванию, она перестает выполнять свою изначальную функцию.

В качестве примера того, как действует концептуальная ловушка, рассмотрим процесс диагносцирования состояния группы. Как мы понимаем, какова доминирующая культура группы, общее групповое напряжение или групповой разум? Как много участников должно войти в группу, прежде чем мы сможем сделать заключение, что перед нами «групповой» разговор? Этот последний вопрос, в частности, создал большую путаницу; Бион и Эзриел, как мы увидим, делают сомнительное допущение, что молчание членов группы означает сговор или соглашение с индивидами, «говорящими для группы». Это приводит к образованию интерпретаций «группового разума» или «групповой культуры», сделанных на основе малого процентного соотношения состава группы.

По педагогическим причинам межперсональные феномены и феномены групповой массы обсуждались, как если бы они являлись совершенно независимыми; на практике, конечно, они во многом пересекаются, и терапевт стоит перед проблемой, когда ему акцентировать межперсональный аспект трансакции, а когда — аспект групповой массы. По проблеме вынесения клинического суждения нельзя дать никаких четких рекомендаций, поскольку при любом терапевтическом усилии суждение разрабатывается исходя из опыта (конкретного контролируемого опыта) и интуиции. Как говорила Мелани Кляйн: «Самое ценное в аналитике — способность в любую минуту улавливать момент крайней необходимости» (30).

Момент крайней необходимости гораздо более иллюзорен в групповой терапии, чем в индивидуальном лечении. Однако общепринято, что критическая для существования или функционирования целостной группы проблема всегда занимает более приоритетное положение по сравнению с узкой проблемой межличностного характера. В качестве иллюстрации давайте вернемся к группе, в которой после того, как один из ее участников нечаянно обнаружил сторонних наблюдателей, занятие состояло из перешептывания, обсуждения нейтральных тем и других форм группового бегства. На следующее занятие Мэри (которой не было на предыдущем занятии) привела своего пса. Понятно, что в обычных условиях этот поступок стал бы важным событием: Мэри ни с кем не проконсультировалась и не проинформировала терапевта или других участников о своем намерении привести в группу собаку; из-за собственного нарциссизма она была непопулярным членом группы, и этот ее поступок отразил ее бесчувственность к остальным. На рассматриваемой нами встрече произошло событие гораздо большей важности, событие, грозившее самому существованию группы, и на собаку обратили внимание не в связи с проблемами Мэри, а чтобы использовать это для группового бегства. И только позже, после того, как препятствие, мешавшее прогрессу группы, было проработано и устранено, группа вернулась к содержательному рассмотрению своих чувств по отношению к Мэри, которая привела собаку.

ДРУГИЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ОБШЕГРУППОВЫЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВА

Другие групповые терапевты рассматривают общегрупповые вмешательства не как метод устранения препятствий, а как главную, или даже единственную, процедурную задачу терапевта. Систематические и влиятельные подходы к изучению феноменов групповой массы в терапевтических группах были разработаны Байоном, Эзриелом и Витакером совместно с Либерманом[32]. Эти три подхода отличаются и от моего, и друг от друга: 1) по характеру описанных групповых феноменов и 2) по использованию и обоснованию этих феноменов в терапии.

БАЙОН. Уилфред Байон, практикующий аналитик, представитель школы Мелани Кляйн, первым начал интересоваться групповой динамикой в начале сороковых, когда он совместно с Джоном Рикманом (33) первым начал экспериментировать с большими и малыми группами на базе военного психиатрического госпиталя. Позже, с 1947 по 1949, Байон вел две группы терапии и семинары с обслуживающим персоналом в Тавистокской клинике. После 1949 года его интерес переместился к другим сферам[33], и он оставил постоянную практику групповой терапии.

Природа групповых феноменов. Байон изучал свои группы с позиций холицизма. Наблюдая за происходящими в группе событиями, он заметил, что необходимо время от времени рационально и эффективно направлять их в русло решения главной задачи группы[34]. Байон назвал такую групповую культуру культурой «рабочей группы». Он отметил также, что в группе иногда возникает состояние, при котором ее нельзя заставить выполнять свою главную задачу; это состояние выражается в массовых эмоциональных выплесках, несовместимых с решением главной задачи. Байон описал три типа основных, повторяющихся эмоциональных состояний («констелляцию дискретных чувств, пронизывающих все групповые взаимодействия») (34): 1) агрессивность, враждебность и страх; 2) оптимизм и обнадеживающие ожидания; 3) беззащитность или благоговение.

Исходя из этих главных наблюдений (35), Байон утверждал, что в каждом из этих эмоциональных состояний группа действует, «как будто» у участников возникает некое единодушие, проявляющееся в соответствующих аффектах. Например, во время состояния оптимизма и обнадеживающего ожидания группа действует, «как будто» ее целью было самосохранение, находя силы или нового лидера из своих участников; если состоянием группы становится беззащитность или благоговение, она действует, «как будто» стремится обрести поддержку, заботу, силу от кого-то, находящегося вне группы, — обычно, от назначенного лидера. Когда группа находится в состоянии агрессивности или страха, она действует, «как будто» ее цель — избежать чего-то, прибегая к борьбе или бегству. Байон назвал каждое из этих эмоциональных состояний «базовой культурной предпосылкой» и, таким образом, стал говорить о трех типах базовых предпосылок групп: базовая предпосылка спаривания, базовая предпосылка зависимости и базовая предпосылка борьбы-бегства соответственно.

Таким образом, в любое заданное время группа может быть квалифицирована как рабочая, или как группа, имеющая одну из трех базовых предпосылок, или как группа, находящаяся в переходном состоянии.

Базовая предпосылка группы может иметь жизненный интервал, равный времени встречи, а может сохраняться и на несколько месяцев. Заметьте, что главным фактором является эмоциональное состояние. «Я считаю, что должно существовать эмоциональное состояние и из него должна выводиться базовая предпосылка» (36). Это означает, что базовая культурная предпосылка не обязательно должна осознаваться членами группы или даже быть доступна наблюдению лидера, но если делается допущение в форме «как будто» (то есть группа действует, «как будто» она имеет цель…), то лидер должен быть в состоянии понять кажущееся нелогичным и бессвязным поведение части членов группы. Таким образом, гипотеза базового допущения является простым инструментом, позволяющим лидерам организовывать данные в согласованную модель.

Фокус Байона на отдельном члене группы сосредотачивается вокруг взаимоотношений этого участника с групповой культурой. Для того чтобы обозначить привлекательность данной групповой культуры для индивида, появилось понятие валентности. Эта привлекательность, аналогичная тропизму у растений (35), является силой, влекущей члена группы к состоянию ведущего спикера, или участника, или главного бунтаря в одной из базовых групповых культур.

Взгляда Байона на группы характеризуется центрированностью на лидере. Все три базовые предпосылки ориентированы на позицию лидера. Каждый тип группы ищет себе лидера, — того, кто бы занялся потребностями членов группы: группа с базовой предпосылкой зависимости пытается разными путями уговорить или заставить профессионального лидера взять на себя руководство ими; группа борьбы-бегства будет искать себе участника, который бы повел их в этом направлении; группы спаривания с оптимизмом и надеждой ожидают, что лидер «возникнет у них как продукт спаривания» (35).

Терапевтические суждения. Взгляды Байона на технику групповой терапии в его работах не разъясняются и вследствие его самоустранения „с этого поля уже никогда не будут выявлены. Прежде всего можно сказать, что конечной целью Байона было помочь пациентам развить способность быть успешными членами рабочих групп. Все интерпретации Байона были интерпретациями групповой массы и делались сразу же после прояснения групповой ситуации. Он постоянно сталкивал группу с базовыми предпосылками ее поведения, особенно если оно имело отношение к терапевту. Такое поведение Байон описывал, как существенно нелогичное, импульсивное и не ориентированное на реальность. Сталкивая группу с базовыми предпосылками ее поведения, Байон пытался восстановить культуру рабочей группы. Он надеялся, что пациенты, осознав природу и неразумность своих нереалистичных требований, будут постепенно обучаться более реалистичным и адаптивным методам функционирования группы.

Байон описал три специфических типа конфликта, осложняющих функционирование группы: 1) желание индивида, с одной стороны, «ощущать свою энергичность, «ложась на дно» в группе», с другой стороны — «чувствовать индивидуальную независимость, полностью отказавшись подчиняться в группе»; 2) конфликт между группой и пациентом, чьи желания не соответствуют потребностям группы и 3) конфликт между проблемно-ориентированной рабочей группой и базовым допущением группы.

В других случаях Байон предлагает терапевтические подходы, из которых следует, что он делает сильный акцент на проработке глубинного, бессознательного материала.

Байон всегда предпочитал интерпретировать группу скорее с позиции целостной группы, чем с позиции индивида. Он считал, что, если интерпретации каждого индивида будут достаточно релевантны, это повысит результативность группы (37).

Обозрение подхода Байона. По-видимому, сам Байон гораздо больше интересовался динамикой групп, чем эффективной системой групповой терапии. Один из коллег Байона, работавший вместе с ним, когда он вел группы в клинике Тавистока (1947–1949), и который унаследовал его клинические группы, утверждал, что «групповая техника Байона, вероятно, более всего подходит к членам персонала, чьей целью было понять групповую динамику. Помощь таким пациентам эффективна, поскольку их уровень интеллекта достаточно высок и это позволяет им применять интерпретации групповой массы для решения собственных проблем. Пациенты с более низким уровнем интеллекта, занимавшиеся в данном типе формата групповой терапии, часто путались и смущались (38). У меня была возможность наблюдать в течение одного года две амбулаторные невротические группы, которые вели двое очень опытных тавистокских лидеров. У меня сложилось впечатление, что группы были чрезвычайно неэффективны. Казалось, что пациенты запутались в интерпретациях терапевтов. Действительно, сильно ограниченная роль терапевта (то есть его бесстрастность, его личная отстраненность, его интерпретации, касающиеся только группового процесса, и т. д.) позволяла, с моей точки зрения, скорее зафиксировать, чем увеличить терапевтический потенциал, внутренне присущий малым групповым образованиям. Недавнее исследование Малана подтверждает это впечатление. В тщательно проведенном исследовании результатов учебы пациентов в терапевтических группах Тавистока Малан и его коллеги обнаружили, что не было никакой разницы в результатах между пациентами, которые занимались в групповой терапии, по крайней мере, два года, и теми пациентами, которые ушли из терапии после нескольких групповых встреч. Более того, они сообщили, что оценки пациентов, касающиеся вклада терапевтов, были негативными. Пациенты объяснили, что терапевты были беспомощны, дистанцированны, легкомысленны и чудаковаты.

Еще недавно байоно-тавистокская модель имела сравнительно слабое влияние на практику терапевтических групп в Америке, возможно, отчасти из-за принадлежности Байона, скорее, к кляйнианской, чем к фрейдистской школе. Как бы то ни было, с экспансией в Америке кляйнианской мысли, а также с увеличением числа профессионалов, представленных в тавистокских лабораториях малых групп, данная модель групповой терапии стала использоваться все чаще. Это, на мой взгляд, негативный процесс, поскольку в данном подходе настолько ограничивается роль терапевта, что это сказывается на терапевтической эффективности; многочисленные психотерапевтические исследования (см. главу 3) ясно показывают решающее значение «взаимоотношений» в усилиях терапевта. Если терапевт остается бесстрастным, если он не поддерживает пациента, если он сводит свое поведение к одним только интерпретациям (а именно, к безличным интерпретациям групповой массы), то ему придется доказать, что он добивается успеха, несмотря на нарушение основных терапевтических законов. Исследования, подобные тем, которые провел Малан, показывают, что такие претензии являются в высшей степени необоснованными.

Даже если непосредственный вклад Байона в групповую психотерапию не является солидным, его влияние на эту сферу тем не менее, значительно. Его метод изучения группы как целостности, его сосредоточенность на здесь-и-сейчас, его попытки понять бессознательные силы, влияющие на группу и ее активность, действительно революционны. Его идеи пробудили существенный интерес к исследованиям по групповой динамике. (В монографии Стока и Телена (40) дается обзор множества работ, основанных на идеях Байона.)

Простая и весьма оригинальная концептуализация групповой динамики заинтересовала многих исследователей. Комплексная система позволяет индивиду чувствовать свою близость с другими, а групповому лидеру дает чувство власти; все многочисленные, зачастую запутанные аспекты групповой жизни здесь могут быть четко классифицированы. Такая неприступная цитадель нужна терапевту для того, чтобы в случае недоступных для классификации действий группы определить ее как имеющую «базовую предпосылку борьбы», которая сознательно пытается привести его в замешательство!

Несмотря на простоту системы, мы должны помнить о том, что она умозрительна и создана на основе интуитивных прозрений хоть и проницательного человека, но прекратившего исследования на основе наблюдений за группами. Шервуд (34) в своем критическом исследовании групповой теории Байона утверждает, что с точки зрения логического и научного прогресса методология и выводы Байона совершенно несостоятельны. Конечно, многие феномены, описанные Байоном, обнаруживаются в группе без труда. Как бы то ни было, существует ограниченное число способов, с помощью которых индивиды могут реагировать на социальное и межперсональное давление. Хорни отмечала, что люди могут двигаться к окружающим (поиск любви), против окружающих (поиск власти), от окружающих (уход, поиск свободы) или совместно с окружающими (кооперативное, зрелое сотрудничество). Этот социальный репертуар, очевидно, аналогичен борьбе (против), бегству (отдалению), зависимости (сближению), работе (совместному действию с другими). Кроме этого, как отмечает Парлофф (37), секс (парные отношения), агрессия (борьба-побег) и зависимость представляют собой классификацию мотивационных состояний членов любой группы. Как бы то ни было, проявление этих феноменов, вне всякого сомнения, подтверждает систему Байона. Не требуется тщательно разработанной системы, чтобы объяснить, что члены группы могут чувствовать угрозу, исходящую от поставленной перед ними групповой задачи, и стремиться ее избежать. Степень ощущаемой угрозы и сила желания избежать ее зависят от того, в каких сферах проявляются конфликты между членами группы, какой стиль поведения они предпочитают и каковы законы групповой динамики.

Байон предложил систему, смысл которой заключался в том, чтобы представить базовую динамику всех групп, но независимые исследователи групп еще много раз окажутся не в состоянии классифицировать в соответствии с теорией Байона события, происходящие в их собственных группах.

Надо понимать, что Байон изучал групповые феномены в высшей степени специализированном типе групп, групп, которые противостояли амбициозной задаче и непроницаемому лидеру. Озабоченность его групп проявлениями лидерства может не иметь универсального значения.

ЭЗРИЕЛЬ. Генри Эзриель, соратник Байона, наблюдатель некоторых ранних групп в Тавистокской клинике, рассматривал групповые феномены по-другому и развивал систему групповой терапии, в отличие от Байона опираясь на интерпретации целостных групп (41, 42, 43, 44). Эзриель в своей индивидуальной аналитической работе был сторонником целостного здесь-и-сейчас видения терапевтической ситуации. Он обратил свое внимание на взаимоотношения терапевта и пациента, отметив, что от пациента требуется относиться к терапевту определенным образом (требуемое отношение), чтобы избежать отношений другого типа (избегаемые отношения). Пациент бессознательно пытается избегать этого второго типа отношений, поскольку его бессознательные фантазии заставляют его верить в то, что, если в реальности воплотится третий тип отношений, произойдет несчастье. Эзриель делает вывод, что признание этих трех отношений (требуемого, избегаемого и несчастливого) существенно для понимания динамики как индивидуальных, так и групповых занятий; кроме этого, для групп обязательны два понятия: общее групповое напряжение и общая структура группы.

На групповых занятиях каждый пациент выражает свои три типа отношений. (Он должен вести себя открыто в требуемой манере и проводить анализ своего восприятия: прежде всего, бессознательно избегаемых отношений и бессознательного страха несчастья.) Система трех отношений у каждого пациента своя, но, взаимодействуя с системами трех отношений других пациентов, она определяет напряжение в группе, общее групповое напряжение

Таким образом, Эзриель пытается представить общее групповое напряжение и общую групповую структуру в следующих терминах: требуемые, избегаемые и несчастливые отношения, которые он применяет как для всей группы в целом, так и для отдельных ее членов. В одной группе, например, участники могут соревноваться за внимание и благоприятные отношения, образуя общую групповую структуру серьезной межличностной конкуренции и рабской покорности лидеру. Если терапевт получает определенные данные из материала текущего занятия, он узнает, например, что группа озабочена тем, чтобы у него сложилось к ней благоприятное (требуемое) отношение для того, чтобы избежать нападения на него, вызванного их острой завистью к нему (избегаемое отношение), из-за страха, что, ответив, он может существенно навредить им или исключить их из группы (несчастье). После прояснения общей групповой структуры и трех групповых отношений терапевт может сосредоточить свое внимание на трех отношениях у отдельных членов группы. Например, некоторые пациенты мужского пола могут испытывать зависть и гнев из-за того, что терапевт имеет особые отношения с женщинами в группе; внутренне они были бы не прочь накинуться на терапевта или уничтожить его, но страх последующих несчастий удерживает их от этого. Пациентки могут испытывать зависть к пенису терапевта, которая может закончиться несчастьем потери терапевта, являющимся для них слишком привлекательной фигурой (41).

Терапевтические суждения. Взгляды Эзриеля на терапевтические механизмы и техники, хотя и являются спорными, тем не менее достаточно очевидны. Целью как индивидуальной, так и групповой терапии является «устранение бессознательных конфликтов и желаний (а значит и причин переноса)» (46). Терапевт не должен быть «ничем иным, кроме как пассивно отражающим экраном, за исключением лишь одной активности — интерпретации» (46). Терапевтический процесс, таким образом, заключается в терапевтической помощи пациенту через интерпретацию, позволяющую понять его искажения, перенесенные на терапевта. Форма интерпретации тройственна и достаточно понятна, она представляет собой последовательность из объясняющих друг друга утверждений: «Вы ведете себя таким образом, чтобы избежать другого поведения, из-за вашего страха…» Проверка реальности, вызываемая интерпретирующим процессом, является сущностью терапевтического процесса. Пациенты постепенно начинают понимать иррациональность страха несчастья в процессе совместной с терапевтом вербализации этого страха и противодействия ему. В групповой терапии терапевт прежде всего идентифицирует общую групповую структуру и дает интерпретацию трем отношениям группы в целом; после чего он производит тройственные интерпретации для каждого из членов группы, отмечая по мере своего понимания их открытый вклад в групповую структуру (требуемое отношение), избегаемое отношение и ожидаемое несчастье. Таким образом, каждая интерпретация, сделанная терапевтом (Эзриель не допускает более никакого другого участия терапевта в жизни группы), является, одновременно, интерпретацией групповой массы и индивидуальной интерпретацией.

Обзор. Несмотря на привлекательность своей простоты и содержательности, этот подход к групповой терапии имеет несколько существенных недостатков. Главным среди них является ограниченность понимания роли терапевта, не дающая ему возможности выполнять многочисленные жизненно важные функции лидера. Эзриель настаивает на том, что, выполняя роль проекции на чистом экране, терапевт не должен делать ничего, кроме как переспрашивать пациентов, уточняя передаваемые ими сообщения, и интерпретировать их. В одной группе, большинство пациентов которой занималось в течение девяти лет, а трое в течение одиннадцати лет, члены группы в конце курса терапии обсуждали происшедшие в каждом из них изменения; все они согласились, что за прошедший десяток лет помимо того, что доктор Эзриель стал старше, он не изменился совсем. «Вот это и есть хорошая техника», — заметил доктор Эзриель (41). Такая ригидность роли терапевта может быть слишком высокой ценой за сомнительные и несущественные преимущества чисто интерпретирующего подхода. Кроме этого, если Эзриель утверждает, что сущностью психоаналитического лечения является проверка реальности, то роль терапевта в виде «проецирующего экрана» может быть логически несостоятельной. Например, в одном случае Эзриель, давая пациенту интерпретацию, просто сказал: «Я знаю, вы хотите меня укусить»; не было необходимости говорить больше, поскольку оставшаяся часть интерпретации была невербальной: терапевт своей принимающей, понимающей манерой устранил воображаемый страх грядущего несчастья (41). Если это — центральный лечебный фактор, зачем так жестко ограничивать терапевта? Почему терапевт не может проявлять себя более открыто, чтобы таким образом стимулировать процесс проверки реальности? Разновидность пугающих несчастий ограничена; подавляюще большинство интерпретаций Эзриеля касается трех ожидаемых пациентом несчастий: 1) что терапевт будет уничтожен пациентом, 2) что он осуществит возмездие в отношении пациента или 3) что он отвергнет и забудет пациента. Понятно, что открытый, принимающий, ведущий себя совершенно естественно терапевт своими действиями продемонстрирует нереалистичную природу эти страхов быстрее, чем это сделает своими словами бесстрастный непроницаемый терапевт!

При таком подходе не только ограничивается роль терапевта, но роль группы тоже может стать ограниченной. Лидероцентристские интерпретации Эзриеля (и Байона) могут привести к образованию лидероцентристских групп с ограниченными межличностными взаимодействиями, слабой сплоченностью и неблагоприятными условиями для интерперсонального влияния. Следует заметить, что у меня нет претензий к выработанным Эзриелем аналитическим интерпретациям; тройственная формулировка (требуемые, избегаемые и несчастливые отношения) не вызывает сомнений и, на мой взгляд, логичный подход к одному из аспектов человеческих отношений. Для терапевтов, чьим мировоззрением не является фрейдовский психоанализ, содержание интерпретаций Эзриеля может быть неприемлемым; обычно он выражает избегаемые и несчастливые отношения исключительно на языке бессознательной эдиповой или доэдиповой детской сексуальности. Тем не менее тройственная формулировка адаптируема и к другой системе ссылок. Наши пациенты, чьи межличностные отношения не являются адекватными, обретают себя, добиваясь в силу внутренних причин установления отношений с другими людьми относительно постоянными способами; их стили общения детерминированы страхом различных несчастий (например, страхом стать отверженным, униженным, обсмеянным, подавленным и боязнью собственной неконтролируемой ярости), и к ним следует попытаться отнестись дифференцированно. Выбор языка интерпретации произволен и случаен.

Интерпретация групповой массы является для подхода Эзриеля центральной. Вспомним, что каждая из его интерпретаций прежде всего описывает групповую структуру, а затем — вклад каждого члена в эту структуру. Требование, чтобы терапевт ждал, пока не вникнет (или будет думать, что вник) в групповую структуру, очень осложняет ему жизнь; он не только ограничивается в своем участии в жизни группы, ему приходится к тому же нести на себе бремя диагностики групповой структуры, используя для этого весьма неясные критерии. Распознавание общей групповой структуры представляет собой не менее, чем в базовых культурных допущениях Байона, произвольный процесс. Эзри-ель, подобно Байону, предлагает рассматривать общий материал, наработанный всеми членами группы, как если бы он был наработан одним пациентом. При этом для того, чтобы терапевт мог говорить о том, что сейчас делает «группа», единодушие между членами группы необязательно. Эзриель может, например, диагностировать групповую структуру на основе вербального материала всего лишь трех из девяти членов группы (41). Молчаливые участники в расчет не берутся, их молчание расценивается как согласие с остальными («сообщение путем передачи голоса другим») (41). К чему это напрягаться выражать разногласия, разве непонятно?

Ознакомившись со всеми этими недостатками, почему же мы продолжаем возиться с проблемой интерпретации групповой массы? Какой цели она служит? Эзриель утверждает, что поведение одного участника нельзя понять вне контекста целостной группы. Более того, интерпретация целостной группы и вклада каждого участника пробуждает интерес всех членов группы. Однако важнее всего то, что, благодаря сосредоточенности на группе в целом, терапевт избегает погружения в бездны индивидуальной терапии с каждым из членов группы. Впрочем, это опасность в большей мере кажущаяся, чем реальная, если терапевт достаточно мобилен и гибок для роли, которая позволит ему иметь дело с вопросами предпочтения и конкуренции, когда они возникают.

ВИТАКЕР И ЛИБЕРМАН. Витакер и Либерман применили теорию фокального конфликта Томаса Френча к терапевтическим группам. Их позиция ясно изложена в следующих утверждениях.

Высказывания и поступки, имеющие место на занятии групповой терапии, не могут носить отвлеченный характер, все вместе они привязаны к определенному общему контексту. Кажущиеся несвязанными действия достигают связности, если они допускают, что существует некий интерес, который разделяется участниками группы.

Например, члены группы могут иметь общее желание оказаться выделенными терапевтом, стараются привлечь к себе его особое внимание (побуждающий мотив), но при этом они боятся, что такое желание вызовет неодобрение у терапевта и других членов группы (реактивный мотив). Взаимодействие между желанием и страхом составляет групповой фокальный конфликт.

В вышеозначенной группе ее члены могут принять решение найти сходство среди себе подобных, как если бы каждый сказал: «Мы все похожи друг на друга, ни одному из нас не требуется особого отношения». Это решение, несмотря на то, что оно дает лишь временное ослабление напряженности, вне всякого сомнения, прогрессивно; напротив, побуждающее желание (стать особенным и обращать на себя внимание терапевта) просто подавляется. Другие решения, однако, могут в большей мере стимулировать групповой и личностный рост.

Например, побуждающим мотивом в одной группе было желание выразить терапевту гневные деструктивные чувства. Реактивный мотив (страх) заключался в том, что терапевт накажет или разгонит членов группы. Решением группы было собраться вместе, чтобы выразить терапевту свой гнев на него. Во время следующей встречи они обсудили это и нашли в себе силы принять скрытое решение, чтобы каждый выразил терапевту свой гнев.

Однако конкретный групповой фокальный конфликт существует не только в сознании тех участников, которые вовлечены в него в большей мере, и его разрешение не планируется заранее, а он представляет собой вектор, курс действия, которое «включает» неосознаваемые желания и страхи каждого члена группы. Если очевидно, что принятое решение не удовлетворяет одного из участников, то возникает новая конфликтная ситуация, кульминацией которой становится модифицированное групповое решение. В этом случае реактивный страх ослабляется взаимной поддержкой членов группы и побуждающее желание получает свое выражение. Такое решение увеличит возможности пациентов на достаточно длительный срок, поскольку только постепенное проявление побуждающих мотивов может осуществить необходимую проверку реальности.

Как признают Витакер и Либерман, между их троичной схемой и системой Эзриеля есть что-то общее. Требуемое отношение у Эзриеля аналогично групповому решению, избегающее отношение — побуждающему мотиву и отношение несчастья — мотиву реакции. Однако Эзриель рассматривает требуемое отношение (групповое решение) как защищающую, ограничивающую позицию, в то время как теория фокального конфликта Витакера и Либермана включает решения, которые позволяют удовлетворять побуждающий мотив, одновременно притупляя чувство страха; таким образом, решение (требуемое отношение) может быть в большей мере разрешающим, чем просто защищающим, и поэтому подлежащим интерпретации.

Существует, конечно, большая разница между тем, как Эзриель и Витакер с Либерманом применяют свои теории в терапии. В терапевтическом подходе Витакера и Либермана авторов более всего интересует природа группового решения. Если групповое решение накладывает ограничения на группу и ее членов, требуется терапевтическое вмешательство. Кроме того, интерпретация, проясняющая конфигурацию групповой массы, является только одной из множества техник, которые могут быть использованы для воздействия на группу. Они предполагают, например, что терапевт может с успехом использовать ограничивающие решения, моделируя для пациентов различные формы поведения (31). Таким образом, роль терапевта гибка: он может задавать вопросы, он может сообщать о своих личных реакциях, он может сосредоточиться на идиосинкратическом способе действия индивида внутри группы, или, как мы видели, он может сконцентрировать свое внимание на групповом движении.

Витакер и Либерман понимают, что троичная система (побуждающий мотив, реактивный мотив и решение) представляет собой абстракцию, а не некую живую сущность. Ее цель — прояснить значение и происхождение поведенческих паттернов, которые накладывают на группы ограничения. Таким образом, в своих воззрениях на феномены групповой массы и в своем применении этой информации к терапевтическому процессу Витакер и Либерман создали подход, который, несмотря на семантические отличия, по существу совпадает с подходом, который я описывал в этой главе ранее.

Подводя итоги, мы можем сказать, что проблема ориентации терапевта в групповой массе в большей мере является проблемой упущений, чем проблемой полномочий. Я ничего не имею против того, что феномены групповой массы важны для поведения членов группы и их опыта. Но с чем я категорически не согласен, так это с ограничениями роли терапевта. Интерпретация, как я показывал, играет важную роль в терапии, но это отнюдь не единственный ингредиент в успешной терапии. Большинство лечебных факторов посредничают при помощи различных видов деятельности терапевта, особенно его деятельности по установлению групповых норм.

Изучение недавно сделанного сообщения Горвица, одного из ведущих представителей подхода, ориентированного на групповую массу, может пролить некоторый свет на эти моменты. Он перечисляет несколько преимуществ подхода, центрированного на группе:

1. Он помогает избежать ловушки «скрипучего колеса, требующего смазки». Терапевт избегает риска выделения одного пациента за счет других; он ищет общие элементы, разделяемые всеми.

2. Воззрения терапевта на поведение индивида являются частью целого, имеют место в групповом контексте.

3. Пациент имеет поддержку, его убеждают в том, что состояние тревожности и конфликтов входит в число условий существования человека, и что его разделяют остальные члены группы.

4. Техника интерпретирования группы-как-целого создает благоприятные условия для терапевтического использования регрессии.

Давайте рассмотрим каждое из этих утверждений. Я надеюсь, они нам знакомы, каждое из них я уже не раз рассматривал по ходу изложения текста. Хотя они представлены как оправдания подхода, основанного на интерпретации групповой массы, я считаю, что ни одно из них не требует значительного комментария процесса групповой массы и не сводит роль терапевта к интерпретации. В интеракционном подходе, который я описывал, вероятность того, что какой-либо пациент будет сильно выделен за счет остальных не велика, поскольку терапевт всегда отслеживает процесс взаимодействия; если пациент говорит, терапевт задает интеракционный контекст действия: «Почему сейчас? Что по его действию мы можем сказать о том, как он относится к остальным? Почему другие молчат после его высказываний?» Для интеракционального терапевта поведение каждого члена группы всегда вплетено в групповой контекст. Мы достаточно много писали об универсальности, как факторе, открывающем общность проблем, стоящих перед пациентами. Последний пункт, о создании благоприятных условий для регрессии, более сложен. Мой опыт показывает, что в интерактивной группе регрессия происходит неизбежно; подход, побуждающий участников проявлять интерперсональное поведение, основывающееся на глубинных предпосылках, всегда способствует регрессии. Наиболее искаженные интерперсональные стороны поведения всегда всплывают в контексте, в котором разрешается проявлять непривычные аффекты и поведенческую экспрессию. Никакой сколько-нибудь намеренной мистификации, никакого бесстрастного поведения терапевта не нужно, чтобы поддерживать регрессию как на уровне общения между членами группы, так и на уровне взаимодействия член группы — терапевт. Регрессию чаще всего можно увидеть в искаженном восприятии пациентом терапевта. Как мы покажем в следующей главе, в жизни не надо добиваться переноса: в групповой терапии это вездесущий феномен. Задача групповой терапии, на самом деле, заключается прежде всего в решении проблем, а не в пробуждении воспоминаний.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Psathas G., HardertR. Trainer Interventions and Normative Patterns in the T-group // J. Appl. Behav. Sci. 1966. 2. P. 149–169.

2. Shapiro D., Birk L. Group Therapy in Experimental Perspective // Int. J. Group. Psychother. 1967. 17. P. 211–224.

3. Jacobs R. C., Campbell D. T. The Perpetuation of an Arbitrary Tradition through Several Generations of a Laboratory Microculture / / J. Abnorm. Soc. Psychol. 1961. 62. P. 649–658.

4. Sherif M. Group Influences upon the Formation of Norms and Attitudes // Readings in Social Psychology // // Eds. E. E. Maccoby, T. M. Newcomb, E. L. Hartley. New York: Holt, Rinehart, Winston, 1958. P. 219–232.

5. Marmor J. cited in Libennan R. Social Reinforcement of Group Dynamics: An Evaluative Study // Presented at American Group Psychotherapy Association Convention, Chicago, January 1968.

6. Heckel R. V., Wiggins S. L., Salzberg H. C. Conditioning Against Silences in Group Therapy // J. Clin. Psychol. 1962. 18. P. 216–217.

7. Dinoff M., Homer R., Kuppiewski D. B., Rikard H., Timmons O. Conditioning the Verbal Behavior of a Psychiatric Population in a Group Therapy-Like Situation // J. Clin. Psychol. 1960. 16. P. 371–372.

8. Lieberman M. A. The Implications of a Total Group Phenomenon: Analysis for Patientsand Therapists// Int. J. Group. Psychother. 1967. 17. P. 71–81.

,9. Bandura A. Modelling Approaches to the Modification of Phobic Disorders // Presented at the Ciba Foundation Symposium: The Role of Learning in Psychotherapy, London, 1968.

10. Bandura A., Grusec J., Menlove F. Vicarious Extinction of Avoidance Behavior// J. Personal. Soc. Psychol.. 1967. 5. P. 16–23.

11. Bandura A., Ross D., Ross J. Imitation of Film Mediated Aggressive Models U J. Abnorm., Soc. Psychol. 1963. 66 P. 3—13.

12. Schwartz A. M., Hawkins H. L. Patient Models and Affect Statements in Group Therapy 11 Paper read at American Psychological Association Meetings, Chicago, September 1965.

13. Goldstein A., Gassner S., Greenberg R., Gustin A., Land J., Libennan R., Steiner D. The Use of Planted Patients in Group Psychotherapy // Am. J. Psychother. 1967. 21. P. 767–774.

14. Miles M. On Naming the Here-and-Now. Unpublished essay.

15. Freud-Jung correspondence.

16. Stock D., Whitman R. W. Patients' and Therapists' Apperceptions of an Episode in Group Psychotherapy // Human Relations. 1957. 10. P. 367–383.

18. Berger M. Nonverbal Communications in Group Psychotherapy // Int. J. Group Psychother. 1958. 8. P. 161–178.

19. Yalom I.D., Handion J.H. The Use of Multiple Therapists in the Teaching of Psychiatric Residents // J. Nerv. Merit. Dis. 1966. 141. P. 684–692.

20. Foulkes S. H., Anthony E. J. Group Psychotherapy: The Psychoanalytic Approach. Baltimore: Penguin Books, 1965. P. 153.

21. Rank O. Will Therapy and Truth and Reality. New York: Alfred A. Knopf, 1950.

22. May R. Love and Will. New York: W. W. Norton, 1969.

24. Farber W L. The Ways of the Will. New York: Basic Books, 1966.

25. Frank J. Persuasion and Healing. New York: Schocken Books, 1963. P. 161.

26. Goffman E. The Moral Career of the Mental Patient // Psychiatry. 1959. 22. P. 123–142.

27. Rycroft C. Psychoanalysis Observed. London: Constable, 1966. P. 18.

28. Foulkes, Anthony. Op. cit. P. 29.

29. Ibid. P. 238.

30. Strachey J. The Nature of the Therapeutic Action of Psycho-Analysis // Int. J. Psychoanal. 1934. 15. P. 127–159.

31. Foulkes S. H. A Memorandum on Group Therapy // British Military Memorandum ADM II, BM (mimeographed), July 1945.

32. Foulkes S. H., personal communication, April 1968.

33. BionW., Rickman J. Intra-Group Tensions in Therapy // Lancet. 1943. November, 27.

34. Sherwood M. Bion's Experiences in Groups: A Critical Evaluation // Human Relations. 1964. 17. P. 113–130.

35. Bion W. R. Experiences in Groups and Other Papers. New York: Basic Books, 1959.

36. Ibid. P. 94.

37. ParlofT Μ. B. Advances in Analytic Group Therapy // Frontiers of Psychoanalysis I Ed. J. Marmor. New York: Basic Books, 1967.

38. Sutherland J. Personal communication, 1968.

40. Stock D., Thelen H. Emotional Dynamics and Group Culture. New York: New York University Press, 1958.

41. Ezriel H. Personal communication, 1968.

42. Ezriel H. A Psycho-Analytic Approach to Group Treatment // Brit. J. Med. Psychol. 1950. 23. P. 59–74.

43. Ezriel H. Notes on Psycho-Analytic Group Therapy: Interpretation and Research 11 Psychiatry. 1952. 15. P. 119–126.

44. Ezriel H. Experimentation Within the Psycho-Analytic Session // Brit. J. Philos. Sei. 1956. 7. P. 29–48.

45. Ezriel H. The First Session in Psycho-Analytic Group 7reflfrwe>n//Nederlands Tydskrift voor Geneeskunde, III. P. 711–716.

46. Ezriel H. The Role of Transference in Psychoanalytic and Other Approaches to Group ACTAPsychotherapeutica. Suppiementum. 1957. Vol. 7.

47. Whitaker D. S., Lieberman Μ. Psychotherapy through the Group Process. New York: Atherton Press, 1964.