Что вы предприняли или сделали сами за последний год или два, что не имеет отношения к учебе?
Нордвестерн
— Я должна спросить тебя кое о чем, Перри, прежде чем ты меня пристрелишь.
— Да? И о чем же?
— Ты когда-нибудь бывал в Европе?
— Что?
— Ты когда-нибудь был хоть где-то, кроме Америки?
Я уставился на нее:
— А… Какое это вообще имеет значение?
— Просто ответь.
— Нет, я… Я бывал в Канаде, но больше нигде, нет.
— Ты обязательно должен попутешествовать, посмотреть мир. Лучше всего делать это, пока ты молодой.
— О’кей, — сказал я. — А теперь я тебя пристрелю.
— Погоди, — остановила она. — Еще кое-что.
— Что?
— Я оплела проводами шестьдесят пять фунтов взрывчатки в подвале твоего дома.
— Что?!
— Если ты меня пристрелишь и я не позвоню кое-куда в определенное время, мой напарник взорвет твой дом, а вместе с домом взлетит на воздух и вся твоя семейка…
— Да ты с ума сошла! А что, если он взорвется случайно?
— Меня зовут Гоби, полное имя — Гобия, богиня огня в литовской мифологии! У нас в стране говорят, что, если эту богиню разозлить, она пойдет и спалит дотла все, что попадется ей по руку.
— Ты с ума сошла! Да откуда ты знаешь, что детонатор не сработает сам по себе?
— Помимо всего прочего, я хорошо разбираюсь во взрывчатых веществах.
— А, да, ну понятно, конечно, — сказал я. — «Ее звали Гобия».
Я думал, что, пошутив и сравнив ее с Никитой, я хоть немного разряжу обстановку и расслаблюсь, но мне стало только хуже. Я вдруг понял, насколько она и вправду похожа на героиню этого фильма.
— Отдай мне пистолет, пожалуйста, если ты не собираешься в меня стрелять.
Секунду я колебался, но тут она вдруг выбросила руку вперед и вывернула мне запястье. Пистолет упал. Я тупо уставился на свою пустую ладонь и растопыренные пальцы.
— Ты же могла выбить у меня пистолет в любой момент, — сказал я потрясенно.
— Я хотела понять, как далеко ты можешь зайти.
— Давно ты заложила взрывчатку в наш подвал? — спросил я.
— Около восьми месяцев назад, — ответила Гоби и добавила, глядя на мое испуганное выражение лица: — Я должна была подстраховаться на случай, если что-то пойдет не так.
Она положила руку на мое предплечье, пытаясь изобразить, надо полагать, успокаивающий жест.
— Не бойся, все будет хорошо. Я уберу взрывчатку до того, как уеду.
— Если мы до этого доживем, — заметил я.
Мы все еще находились на авеню А, островке спокойствия среди сумасшедшего ночного траффика.
— Знаешь, я даже не представляю, как тебе удалось попасть в программу по обмену студентами. Разве они не проводят проверку анкетных данных?
— Я соблазнила офицера приемной комиссии.
— Отлично!
— Ей тоже понравилось.
— Ей?
Гоби протянула руку, положила ее мне на бедро и слегка сжала:
— Разве тебя это не возбуждает?
— Нет.
— Надо учиться расслабляться, Перри, импровизировать. Плыть по течению.
— А я и плыл по течению пару минут назад, когда ты палила по полицейским.
Она положила пистолет обратно в сумку, выглянула в окно, определяя, где мы находимся. У меня возникло чувство, что она слилась с самой ночью и что ей ведомы все электрические потоки, все звуки, все отражения в стекле и стали.
— Нам нужно скрыться на время, — сказала она. — В центре сейчас слишком опасно. Сантамария знает, где мы.
— Кто такой Сантамария?
— Люди в черном «Хаммере» были посланы за нами Сантамарией.
Я потряс головой:
— Мне точно надо было тебя пристрелить, пока была такая возможность.
— А взрывчатка?
— Да я мог бы позвонить своим и предупредить их, что подвал у нас опутан проводами.
— Ага, — сказала она и еще раз сжала мое бедро, на этот раз не очень-то ласково. — А взрывчатка-то засыпана наполнителем для угольных фильтров и спрятана так, что собаки не унюхают, так-то… Ее невозможно обнаружить, не зная кое-какого секрета. Кроме того, тебе пришлось бы звонить своему папочке, а мы оба знаем, как тебе этого не хочется.
Вдруг ее голос стал очень серьезным; она больше не шутила. Я услышал шорох шин позади нашей машины. Я обернулся и увидел фары, которые приближались из темноты. Прежде чем я смог даже разглядеть автомобиль, я уже понял, что это «Хаммер», что он находится в полуквартале от нас и что он быстро приближается.
— Они здесь.
— Что же нам делать?
— Возьми ключи.
Гоби потянулась одной рукой, открыла мою дверь и вытолкнула меня из машины в направлении компании из нескольких человек, стоящей рядом. Мы повалились на землю, поднялись и бросились бежать, стараясь держаться в тени. Едва мы свернули за угол, я оглянулся и увидел, как две темные фигуры отделились от «Хаммера» и подошли к нашему, теперь уже пустому «Ягуару» с двух сторон.
У меня перехватило дыхание, я только открывал и закрывал рот, пытаясь вдохнуть.
— Куда мы теперь? — выдавил я.
— Куда-нибудь, где к нам будут относиться более доброжелательно, — сказала она. — Давай, давай!
— Да пошла ты! — Я остановился. — Я больше никуда не собираюсь с тобой идти.
— Тогда я взорву твой дом, — сказала Гоби, продолжая шагать. — Ты мне веришь?
«Да», — подумал я.
— Нет.
— Ну, тогда прощай.
Спустя секунду я уже бегом догонял ее.
Через шесть кварталов вверх по авеню А я понял, куда Гоби меня ведет.
— Погоди, — сказал я, — мы что, идем туда?
Но Гоби уже открывала дверь подвала «У Монти», пропуская меня вперед, словно в ожидании засады. Я, спотыкаясь, вошел внутрь, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, словно сейчас это было возможно.
В зависимости от того, кого спросить, заведение «У Монти» можно было назвать либо безнадежной помойкой со старым хламом, либо последним великим рок-клубом в Ист Виллижд, оставшимся с восьмидесятых. Владельцем был старый норвежец по имени Свен, бывший хиппи и наркоман, который умудрился каким-то образом вылечиться. Никто из нас в действительности не видел его в лицо, и вполне возможно, что он и существовал-то лишь как часть имиджа клуба. Предположительно, свояк Свена устроил концерт «Червя» и получил чек от нас с Норри на две с половиной тысячи долларов. Чек, который мы с Норри выдали ему вперед, так как именно по этой системе работал клуб: ты покупаешь место на один вечер и ночь, даешь концерт и полагаешься на удачу — что люди придут и заплатят, покрывая твои расходы. Все мы читали Легс Макнила «Прошу, убей меня» от корки до корки и были преисполнены энтузиазма стать участниками одного из концертов, которые войдут в историю.
Когда мы вошли, Гоби указала на флайер «Червя» — ксерокопированную афишу, приклеенную на входе в клуб. Я тут же узнал ее — мы вместе с Норри распечатывали такие афиши и расклеивали по городу в прошлые выходные.
— Да тут сегодня твоя рок-группа выступает, — сказала Гоби. — Для нас это хорошее прикрытие.
— Подожди-ка, — проговорил я, — ты что, хочешь использовать наш концерт в своих целях?
— Да какая разница, Перри? Ты переживаешь, что я тебя использую?
— А знаешь, ты мне нравилась больше, когда была убогой студенткой, которая училась со мной в одной школе.
— Ну, возможно, и ты мне нравился больше, когда не так часто открывал рот, а молча пялился на мою грудь, — сказала она. — Но невозможно постоянно получать то, что хочешь. Не в этом мире.
— Но я никогда… Да я вовсе не…
— Тебя здесь сегодня ждут. Все знают, что ты должен сюда прийти. Так что поднимайся на сцену, исполняй свои песни и выиграй для нас немного времени.
Она пожала плечами:
— Это, конечно, не лучшее прикрытие, но выбора у нас особо нет, так что сойдет.
Я начал было спорить опять, но Гоби взмахнула рукой, обрывая меня на полуслове, — так, как будто бы не нуждалась в объяснениях такого тупицы, как я. Слева у входа гном в капюшоне взглянул на меня безразлично и произнес:
— Пять долларов.
— Я играю в рок-группе, которая выступает сегодня, меня зовут Перри Стормейр.
— Вас нет в списке.
— Потому что я играю.
— Вас нет в списке.
Я открыл кошелек, достал десять долларов и протянул ему. Это были мои последние десять долларов.
— Ваши документы?
Я поднял руку и показал надпись: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ», все еще сохранившуюся от прохода в клуб «40/40».
— Алкоголь не пить, — сказал гном. — И не…
— Не сидеть у барной стойки, да, я знаю.
Он махнул нам рукой, пропуская внутрь. В следующую же секунду я услышал, как зафонил микрофон, и увидел на сцене Норри, Калеба и нашего певца Сашу. Они поднимались на сцену и оглядывали толпу, изображая из себя крутых рок-н-ролльщиков и неумело пряча волнение. Меня они еще не заметили.
— Подожди, Гоби, — сказал я, потому что мне в голову пришло кое-что ужасное. — Ты же не собираешься никого здесь убивать?
— Если в этом не будет необходимости.
Она остановилась и изучающе посмотрела на сцену и на ребят.
— Как ты думаешь, если начнется перестрелка, кто-нибудь из них заслонит тебя грудью от пули, а? — спросила она.
Ее взгляд остановился на Норри.
— Возможно, вон тот, ударник, он и ростом повыше, и загородить тебя сможет, если дойдет до дела. Если что, прячься за него.
— Ты шутишь, да? Ты точно шутишь. Он мой лучший друг.
Я лихорадочно соображал, пытаясь придумать сценарий более отчаянный, чем перестрелка на первом концерте моей группы в Нью-Йорке. И тут я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука.
Гоби уже растворилась в толпе, а я резко обернулся и уставился на двух человек, стоявших напротив.
— Мама? — сказал я. — Папа?