Гуд бай, стервоза!

20

Если бы вы могли превратиться в «муху на стене» в какой-либо ситуации — исторической, личной, еще какой-нибудь, что бы вы хотели как следует рассмотреть? Опишите и объясните почему. Чему бы это вас могло научить и чем бы это вам помогло в дальнейшем?

Питсбургский университет

Время уже перевалило за полночь, когда Гоби велела водителю такси остановить машину напротив ничем не примечательного кирпичного здания, похожего на обувную фабрику шестидесятилетней давности. Отсюда нельзя было определить, превратили ли сейчас это здание в многоквартирный дом или оставили разрушаться само по себе. Нас окружали пустынные улицы и старые баскетбольные корты с порванными сетками на кольцах. Я поймал себя на том, что вглядываюсь в статую Свободы на другом конце залива. Отсюда она была похожа на фигурку, выстроенную из «Лего».

Гоби опустила сумку на землю и указала рукой в сторону.

— Вон туда, — сказала она.

Я проследил взглядом за направлением ее руки и увидел старую железную лестницу, извивающуюся вдоль фасада здания и ведущую вниз, в подвал, в темноту.

— Спустишься по этой лестнице и войдешь вон в ту дверь. Спросишь человека по имени Паша Морозов. Скажешь ему, что тебе нужна информация о двух оставшихся мишенях для Гобии.

— А почему я?

— Потому что ты во всем виноват. Если бы ты не утопил мой «Блекберри», мы бы уже были на пути к цели.

— И ты бы снова убивала людей. Вот счастье-то!

— Перри, тебе не остановить меня, я все равно добьюсь своего. У меня есть цель, я к ней иду. Пора бы уже это понять! Знаешь, чем отличается от других «трагический герой»?

— Не совсем.

— Трагический герой — человек, который постоянно пытается вернуть все на свои места, сделать так, чтобы все вошло в прежнюю колею, но чем больше он старается, тем дальше оказывается от нормального положения вещей и нормального хода событий. Так вот, все это о тебе, Перри.

— Отлично, — сказал я и вздохнул. — По крайней мере, можно сказать, что на уроках английской литературы ты времени даром не теряла.

— Да.

— Ну, и кто такой этот Морозов?

— Контролер. Специалист по наблюдению. Источник информации.

— Это он заминировал наш дом по твоей просьбе?

— Да, через третьи руки. Напрямую я ни с кем не общаюсь. В лицо он меня не знает.

— И ты думаешь, он просто предоставит мне информацию?

— Возможно, тебе придется убедить его.

— Возможно, нам лучше пойти вместе. Знаешь, на случай, если он неправильно меня поймет и надо будет что-то ему объяснять.

— Не волнуйся, — в уголках ее губ притаилась улыбка. — Я думаю, он тебя узнает.

— Почему он должен узнать меня? Подожди, что это ты улыбаешься?

— Потому что ты идиот, — сказала она. — Ты стоишь тут и ведешь спор, который не можешь выиграть, в то время как жизни членов твоей семьи под угрозой.

— Ты сама хоть понимаешь, что если я пойду туда и меня там «уложат», ни ты, ни я не получим того, что хотим.

Гоби серьезно кивнула в ответ:

— Так сделай так, чтобы тебя не «уложили».

Сделав глубокий вдох, я направился к зданию, подошел к железной лестнице и остановился. Внизу, в тени, у двери, что-то мерцало при свете одинокого фонаря — то ли пряжка от ремня, то ли какой-то металлический предмет. Это натолкнуло меня на мысли о сказочном тролле, который живет под мостом. И я заколебался, чувствуя на себе пронзительный взгляд этого существа.

— Мне нужно поговорить с Пашей.

Сказочный тролль вышел из тени на свет и оказался гигантом в блестящем красном костюме с рукавами, закатанными до локтя. Он был словно сколочен весь из дюжин кулаков, такой мускулистый. Его лицо представляло собой, пожалуй, самый большой кулак с фигой носа и как будто бы двумя кольцами-печатками вместо глаз.

— Мне нужен Паша Морозов, — сказал я. — Он здесь?

— Нет.

Я обернулся и посмотрел на улицу, но Гоби уже исчезла.

— Мне нужно поговорить с ним. Это очень важно. Пожалуйста.

Но охранник уже снова отступал в тень.

— Скажите ему, что это по поводу Гобии Закзаускас.

Охранник застыл, обернулся, на лице его появилось подобие выражения — и минуту спустя дверь со скрипом отворилась, отбрасывая тусклый свет на покореженную металлическую лестницу. Изнутри донесся слабый шум голосов, криков, чего-то еще — рокот звуков и даже какого-то рычания из глубин здания. Складывалось такое впечатление, что сам мрак сражается там за жизнь. Звук, похожий на вой, поднимался, все нарастая и нарастая, пока не перешел в тонкий крик, почти визг — и вдруг резко оборвался.

Дверь захлопнулась.

Я взглянул на лестницу.

Дверь открылась снова, и охранник вышел мне навстречу.

— Проходи сюда.

— А… — сказал я. — Знаете, вообще-то, может, он лучше выйдет и поговорит со мной?

— Нет.

Я зашел внутрь. Звук — не то рык, не то вой — повторился. У меня мурашки побежали по коже.

— Да что здесь вообще происходит? Вы что здесь, волков выращиваете?

Выражение лица охранника не изменилось.

— Иди, раз уж идешь. Или…

— Ладно, ладно, хорошо.

Я начал спускаться по лестнице, стараясь не оступиться. Когда я вошел, я едва не покачнулся от тяжелого одуряющего запаха. Это напомнило мне об Обществе защиты животных в Нью-Хейвене, куда мы однажды ездили, чтобы взять котенка для Энни на день рождения. Там нам пришлось выбирать из сотни орущих, пищащих, скулящих несчастных животных. От запаха испражнений, пота и еще чего-то гадкого у меня заложило нос и заслезились глаза. Теперь я слышал и человеческие голоса, доносящиеся откуда-то сбоку.

Коридор был темным, пол — влажным, потрескавшимся и неровным, а потолок — таким низким, что мне приходилось слегка пригибать голову, чтобы не стукнуться об него. Впереди, ярдах в двадцати от нас, было освещенное помещение. Человеческие голоса зазвучали громче, люди хлопали в ладоши, свистели и кричали на каком-то неизвестном языке — возможно, русском — и тут снова раздался хриплый дикий клокочущий рык, он буквально сотрясал воздух вокруг, и я почувствовал, как сердце у меня ушло в пятки, а ноги задрожали и подкосились. Я лихорадочно пытался думать о чем угодно, только бы не слышать внутренний голос, который с бесстрастной логикой повторял в глубине моего сознания:

«Думай об Энни и своей семье. Если ты не сделаешь того, что от тебя требуется, они умрут. Но ведь не станет же Гоби в самом деле… Хотя нет. Она станет».

Несмотря на дрожащие ноги, я двинулся дальше. Помещение было битком набито людьми — плечистыми, хмурыми, в футболках и подтяжках. Двадцать или тридцать человек собрались вокруг ямы, которая была вырыта прямо в полу. Все они кричали, размахивали руками и выбрасывали в воздух кулаки с зажатыми в них купюрами. Сбоку от них стояла пустая клетка, дверь ее была открыта. Подойдя ближе, я увидел что-то огромное и черное, привязанное к столбу в центре ямы. Оно дергалось и рычало на привязи. Слишком большое, слишком огромное, чтобы быть собакой. Секунду спустя я понял, что это медведь.

Две собаки — питбули или полукровки питбулей — также были в яме, они лаяли и бросались на медведя, а он отбивался от них массивными лапами. Люди вокруг ямы кричали все громче, выражения их лиц были настолько примитивны, что действие, разворачивающееся в яме, казалось верхом изысканности. Крики и улюлюканья перебивали медвежий рык. Никто из людей даже не обернулся, когда я вошел.

И тут я увидел Морозова.

Я понял, что это он, потому что он был единственный, кого не интересовала схватка с медведем.

Он сидел в углу, повернувшись ко мне спиной, похожий на чучело в слишком большом костюме. Плазменные телевизионные экраны, мониторы и другая электроника окружали его со всех сторон так, словно он сидел в мерцающем голубом гнезде. Бледные отсветы падали на его лицо, делая его очень бледным, похожим на человека, страдающего с детства заболеванием крови, от которого он не до конца вылечился. На голове у него были надеты массивные наушники.

Я похлопал его по плечу.

— Паша? — спросил я, решив, что беседу стоит начинать с обращения по имени.

Он медленно повернулся, я увидел его глубоко посаженные глаза, которые беспрерывно двигались и, казалось, никогда не останавливались ни на чем надолго. Он стянул наушники. За нашими спинами медведь снова неистово взревел, и я услышал, как одна из собак взвизгнула от боли. Снова раздались крики и улюлюканье.

— В чем дело? — спросил он.

— Меня зовут Перри Стормейр…

Он с такой силой долбанул кулаком по столу, что все оборудование на нем подскочило. Выражение его лица при этом не изменилось.

— Я не об этом спрашиваю.

— Мне нужна кое-какая информация, — сказал я. — Я здесь с Гобией Закзаускас.

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому. — Он беспристрастно обвел взглядом зал, затем снова посмотрел на меня: — Гобия Закзаускас мертва.