Гуд бай, стервоза!

32

Иногда доказать, что вы правы, не лучший выход из ситуации и не самый желательный. Опишите одну из таких ситуаций, когда вы были правы, но предпочли бы оказаться неправым.

Университет Чикаго

Вспышка:

Отец, пятясь, двигается к выходу из офиса, его ладони прижаты к животу, он падает между копировальным аппаратом и высокой стопкой бумаги. Его кровь на молочно-белом полу: это похоже на абстрактную картину.

Вспышка:

Валери медленно идет вперед, готовясь выстрелить в отца еще раз.

Вспышка:

Налетая на нее, я заламываю ей руки; она локтем бьет мне в глаз.

Едва придя в себя, обхватываю отца и тащу его на себе по полу через весь офис к выходу.

Позади нас раздается еще один выстрел.

Стеклянная дверь перед нами взрывается мелкими осколками, за ней оказывается видна приемная.

Вспышка:

Двери лифта медленно открываются.

И в проеме стоит…

Гоби.

Я остался лежать на полу, распростершись на ковре и повернув голову к отцу. Над нами звучали выстрелы и проносились пули, ударяясь о стены, разбивая стекла, разнося в щепки мебель, взрывая лампы и экраны компьютеров. Где-то слева я видел, как Валери Стэтхэм крутанулась на месте и принялась без остановки палить из пистолета в Гоби или, по крайней мере, в направлении, откуда Гоби пришла, в направлении лифтов и входа в офис. Из стульев, раскуроченного дивана и подушек вылетали пучки набивки и опадали на ковер. Щепки дерева пролетали мимо моего лица и застревали в волосах.

Я вновь оглох, но продолжал чувствовать вибрацию выстрелов. Воздух пропитался гарью, глаза щипало от дыма, на языке был привкус йода. Я прополз под столом и скользнул в угол, где, притянув колени к подбородку и опустив голову, сидел отец.

— Папа! — прокричал я, но, несмотря на то что кричал я изо всех сил, так, что у меня даже горло заболело, я не услышал ни звука. — Папа! Па-па!!!

Он поднял голову, но лицо его было растерянным. Он был сбит с толку и напуган. Я посмотрел на рану у него в животе и увидел, что пуля просто оцарапала ему бок. Рана была не смертельна, но кровотечение не останавливалось.

— Нам надо выбираться отсюда! — прокричал я, не слыша себя. — Пап, нам надо…

Что-то упало прямо передо мной на пол. Какой-то предмет, то ли монитор, то ли огнетушитель — он был брошен изо всех сил и явно нацелен мне в голову. Горячие пальцы схватили меня за запястье, раскаленная сталь уперлась мне в глаз, я увидел окровавленное лицо Валери Стэтхэм — она смотрела на меня в упор, ее губы произносили: «Поднимайся».

Прежде чем я смог встать на ноги, она толкнула меня вперед, сквозь разбитое стекло и дым, схватила меня пальцами за горло и выставила перед собой, словно щит.

До моего слуха не доносилось ни звука, я больше не чувствовал даже вибраций выстрелов. Словно где-то вдалеке, я услышал кричащие голоса и увидел Гоби в двадцати футах передо мной. Она все еще держала пистолет и автомат, который забрала у мужика на Десятой авеню.

Она вся была в крови, прямо пропиталась ею, ее волосы свисали красными прядями по плечам, лицо стало сплошной блестяще-красной маской, а глаза были похожи на твердые алмазы.

«Я — Смерть».

— Полиция уже едет сюда, — раздался позади меня громкий голос Валери. — Ты никогда не выберешься отсюда. Они будут искать психопатку-литовку, которая только что ранила адвоката и его сына. Сейчас я тебя убью!

Гоби усмехнулась, и я увидел, что передний зуб у нее выбит. Она сказала что-то по-литовски.

А потом она выстрелила в меня.