— И что же считает истиной мистер Уилер?
Лайла Хоули зарылась носом в пушистую шерсть Яшмы, любуясь своим отражением в большом овальном зеркале. На ней было только нижнее бельё, и она спустила бретели лифа, чтобы обнажить плечи.
— Разве истина не в этих плечах, мистер Уилер? — спросила она у зеркала, поворачиваясь к нему то одним, то другим боком. В комнате горела только одна свеча, и в её мерцающем свете Лайла принялась заигрывать со своим отражением. Она делала кокетливые жесты, подмигивала ему, бросала лукавые взгляды через плечо, вытягивала губки для воображаемого поцелуя.
— Таким плечам не требуется лесть художника, верно? Они безупречны. А тот «граф-не-граф», как его называла mama, что делал нам визиты в Париже, говорил, что у меня кожа, как у греческой богини. Хотя если подумать, он же не видел ни одной греческой богини. Ведь они просто выдумка. Да и зачем мне нужен этот старый граф? У него волосы из ушей растут! Зачем он мне, правда, Яшма?
Девушка подняла кошку к самому лицу, и они обе взглянули в зеркало. Лайла видела своё отражение в сверкающих глазах Яшмы, похожих на драгоценные камни, а кошка — своё в глазах хозяйки.
— Конечно, он нам вовсе не нужен. Нам нужен сама знаешь кто! — Девушка негромко хихикнула, а кошка замурлыкала. — Он говорит об истине, но что такое истина? Эта дурацкая новенькая судомойка — истина? Я не знаю. — Лайла вздохнула. — Всё-таки она меня нервирует. Другое дело Дотти — ей можно было доверять. Такая тихоня, такая послушная. Помнишь, как миссис Партридж потеряла свою бриллиантовую брошь, а мы её нашли? Ну, пожалуй, нашла её на самом деле Дотти, а мы решили оставить себе, и я взяла с неё слово, что она никому не расскажет. И она молчала. Дотти хорошо умела хранить секреты. И теперь у нас есть брошка. Ах, я сейчас достану её из тайника. Давай наряжаться, Яшма!
Лайла опустила кошку на пол и подошла к стене, где труба от фарфоровой жаровни соединялась с кирпичной каминной трубой. Она присела и провела пальцами по кладке, отыскивая кирпич, который выдвигается. Яшма тем временем вышагивала туда-сюда, словно патрулировала комнату, охраняя территорию хозяйки от вторжения.
— О! На месте! — Лайла вытащила из тайника маленький свёрток папиросной бумаги. Яшма подошла к ней и стала тыкаться носом в бумагу. — Потерпи, милая, потерпи! — Через несколько секунд Лайла подняла над скомканной бумагой сверкающую брошь, усыпанную бриллиантами, как звёздами.
— Я тебе уступлю, милая. Примеряй первая. — Девушка ухватила толстый пучок шерсти между ушами Яшмы и заколола его брошкой. — Ах! Как же тебе чудесно!
Она подхватила кошку на руки и поднесла к зеркалу. Пламя свечи отразилось в бесчисленных гранях бриллиантов, и на стенах и потолке заиграли созвездия. Лайла начала медленно поворачиваться!
— Мои собственные небеса. Я сама себе создала небеса, прямо здесь! Я богиня… — она помедлила, — и мои плечи — само совершенство! — Лайла вдруг остановилась, наклонила голову и глянула в зеркало. — Знаешь что? Готова поспорить, у этой дурацкой девчонки на плечах веснушки. Она ведь рыжая. А у рыжих всегда веснушки. Когда-нибудь я узнаю наверняка. Что бы на это сказал мистер Уилер — девчонка, у которой вся кожа в уродливых веснушках?! — Лайла захихикала, а потом резко визгливо рассмеялась. Смех так громко отдавался у неё в сознании, что ей показалось, у неё вот-вот расколется голова. Девушка опустила кошку на пол и зажала рот руками, чтобы никто не услышал, как она хохочет. Она смеялась, пока из её прищуренных глаз не потекли слёзы, а Яшма громко мурлыкала и тёрлась об её ногу.