Ханна

8 РЕКА

Самообладание покинуло Стэнниша Уитмана Уилера, едва он спустился к подножию холма Бикон-хилл. Художник остановился, тяжело оперся на фонарный столб и прикрыл глаза.

— Этого не может быть. Просто не может быть! — пробормотал он и помотал головой, словно пытаясь избавиться от безумных мыслей, вертевшихся в его сознании. Уилер шагнул на проезжую часть Чарльз-стрит и чуть не попал под коляску.

— Смотри, куда идёшь, дурачина! — заорал кучер, резко поворачивая лошадь, чтобы объехать его. — Жить надоело?

— Может быть! — пробормотал Уилер.

Он перешёл Чарльз-стрит и оказался в районе, известном как Нижний Бикон-Хилл, где холм делался пологим, а извилистые улочки спускались к реке Чарльз. Уилер свернул на Бриммер-стрит и прошёл через небольшой квартал к угловому дому, где снимал на верхнем этаже помещение под жильё и мастерскую. Его устраивала и разумная плата, и хорошее естественное освещение — окна выходили на север. Но главное, оттуда было видно реку.

Уилер всегда селился в такой квартире, куда бы ни приезжал: в Бостон, Лондон, Париж или Флоренцию. Менялось только название реки: Чарльз в Бостоне, Темза в Лондоне, Сена в Париже, Арно во Флоренции. Но река была всегда. Река, несущая свои воды к морю.

Однако теперь море как будто само хлынуло на него. Уилер опустился на кресло у окна и принял свою обычную позу — оперся на подлокотник и обхватил подбородок рукой. Он стал смотреть на реку, наблюдая, как играет свет на воде. Иногда река походила на серую атласную ленту, которая разматывается в сторону моря. А иногда, как сегодня, первым ясным днём после нескольких дождливых недель, река была словно жидкая радуга. Уилеру река нравилась в любом обличье, хотя порой он улавливал насмешку в её переменчивом зеркале.

Когда художник вошёл в ту музыкальную комнату, и девочка обернулась… он был ошеломлён. Он никак не мог ожидать такого. И дело было вовсе не в её красоте. Просто в то мгновение, когда художник шагнул в комнату, ещё до того, как она повернулась к нему, он уловил нечто… какую-то плавную грацию в том, как она наклонилась к ведёрку с углём. «Знает она или ещё нет? А может быть, наоборот, может быть, она выбрала… нет… нет…» — размышлял он.

Стэнниш вступил в трудный спор с самим собой. Девочка удивила его своим замечанием насчёт ваз. Как она сказала? «Всё равно, что засунуть корабль внутрь бутылки»? Одно это уже говорило о том, что она ещё не сделала выбор: пребывает в неведении, нет, точнее, в невинности.

Это было слишком сложно. Уилер не мог отменить заказ. И он уже начал портрет. Хоули — одна из наиболее влиятельных семей в Бостоне, и в Париже они тоже пользуются уважением. К тому же картина будет демонстрироваться на Парижском салоне — важнейшей художественной выставке Старого и Нового Света. Эрве, его парижский агент, просто-напросто убьёт Уилера, если тот откажется. Но как ему продолжать работу над картиной в этом доме? Впрочем, возможно, ему не придётся часто с ней сталкиваться. Девочка, похоже, из младшей прислуги, в лучшем случае горничная.

Наконец спорящие голоса в голове художника стихли. Он посмотрел на реку и принял решение.

— Я великий художник! Я вот-вот достигну всего, ради чего трудился. И я знаю, от чего мне пришлось отказаться.