Хасидские предания

ДРЕВО ПОЗНАНИЯ

Рассказывают, что, когда все души пребывали в душе Адама*[41], в час, когда он стоял у Древа Познания, душа Баал Шем Това ускользнула оттуда и не вкусила от плода Древа.

ШЕСТЬДЕСЯТ ГЕРОЕВ

Говорят, что душа равви Израэля бен–Елиезера отказывалась нисходить в этот низший мир, потому что страшилась огненных змиев, мерцающих в каждом поколении людей, и опасалась, что от их воздействия бодрость ее ослабнет и в конце концов она потеряет это качество. Поэтому душе равви была дана охрана из шестидесяти героев, подобных тем шестидесяти, что стояли у ложа царя Соломона*[42], охраняя его от ужасов ночи. Эти шестьдесят героев, которые должны были оберегать душу равви, – шестьдесят душ цадиким, учеников Баал Шема.

ИСПЫТАНИЕ

Рассказывают.

Равви Елиезер, отец Баал Шема, жил в деревне. Он был столь гостеприимен, что, поместив на окраинах деревни своих слуг, приказал им останавливать всех бедных странников и приглашать их к нему в дом, где давал им пищу и кров. Небеса возрадовались его деяниям, но решили испытать. Это вызвался сделать Сатана, однако пророк Илия уговорил, чтобы послали его. Приняв вид бедного странника, с мешком и посохом, в полдень в субботу он пришел в дом равви Елиезера и, войдя, поприветствовал его. Равви Елиезер не погнушался принять этого странника. Он пригласил его к столу и предоставил ему кров в своем доме. Утром, когда странник ушел, равви не произнес в его адрес ни слова укора. Тогда пророк Илия, приняв свой собственный облик, явился равви Елиезеру и обещал ему, что у него родится сын, который поможет глазам народа Израиля узреть свет.

СЛОВА ОТЦА

Отец Израэля скончался, когда сын был еще маленьким мальчиком. Когда он почувствовал приближение смерти, то взял сына на руки и сказал: «Я чувствую, что ты станешь светочем моим, хотя я этого и не увижу. Но, дорогой сын, помни, что во все дни твои с тобой будет Бог и благодаря этому ничто в мире тебе не будет страшно». Израэль хранил эти слова в сокровищнице своего сердца.

ТЩЕТНЫЕ УСИЛИЯ

После смерти отца Израэля люди, ради памяти равви Елиезера, взяли на себя заботу о его сыне. Они отправили Израэля к меламмеду*[43].

Мальчик учился прилежно, но то и дело убегал куда–то на несколько дней. Его искали и находили где–нибудь в лесу, одного. Такое поведение объясняли тем, что он был сиротой, за которым никто как следует не следил. Израэля вновь отсылали к меламмеду, но он снова убегал и прятался в лесах. Наконец люди поняли, что перед ними – человек великий и возвышенный, и оставили мальчика в покое.

ПЕРВОЕ СРАЖЕНИЕ

Когда Израэль вырос, он стал работать помощником учителя. Рано утром он ходил по домам и собирал детей; затем вел их в школу и в Дом Молитвы. Ясным и отчетливым голосом он произносил вместе с ними те слова молитвы, которые произносятся хором, такие, как «Амен, да святится великое имя Его во веки веков». Ведя детей, Израэль пел им песни и учил их петь вместе с собой. После того как он отводил их обратно по домам, Израэль, по своему обыкновению, уходил в поля и леса.

Хасидим говорят, что Силы Небесные каждое утро радуются тем песням, которые в их честь поют люди, так же, как они когда–то радовались песне левитов в Храме Иерусалима. Часы, когда обитатели Небес собираются вместе, чтобы послушать песнопения смертных, – это и есть часы молитвы. Но и Сатана не дремлет. Ему хорошо известно, какими способами можно установить свою власть на земле. Так, он выбирает какого–нибудь колдуна, входит в его тело, и тот становится оборотнем.

Однажды, когда Израэль с несколькими из своих подопечных шел по лесу и пел, их напугал такой оборотень. Дети, увидев чудовище, с криками разбежались кто куда. Некоторые из них даже заболели от такого потрясения, так что, когда дети пришли домой, родители решили больше не доверять их Израэлю. Но тот помнил предсмертные слова отца. Он пошел по домам, обещая людям защитить их детей, и уговаривал их снова довериться ему, пока те не согласились. И вот однажды, когда Израэль опять повел детей через лес, он захватил с собой крепкую палку и, когда оборотень опять напал на них, так ударил его промеж глаз, что тот сразу свалился. А на следующий день колдун был найден мертвым в своей постели.

ЗАКЛИНАНИЕ

После этого Израэль стал прислужником в Доме Учения*[44]. Он должен был присутствовать там днем и ночью. Израэль чувствовал, что Небесам угодно, чтобы его рвение и усердие в служении Господу до времени оставалось в тайне, поэтому он сделал своей привычкой спать, когда другие люди, служившие в Доме Учения, бодрствовали, а молиться и изучать Тору, когда те спали. И все стали думать, что Израэль дни и ночи напролет только и делает, что спит. Между тем хасидим рассказывают о многих чудесах, случившихся в те дни.

До Баал Шем Това, рассказывают хасидим, жил некий чудотворец по имени Адам. Никто не знает, где он жил, но скорее всего – в Вене, столице империи. Как и многих чудотворцев до него, Адама называли Баал Шемом, то есть «владеющим Именем Божиим», потому что он знал тайну полного имени Господа и мог, произнося это Имя, творить чудеса и лечить недуги людей, как телесные, так и душевные. Когда этот человек понял, что скоро умрет, он еще не знал, кому оставит древние письмена, благодаря которым он постиг тайну Божьего Имени, письмена, начертанные еще рукой патриарха Авраама. Хотя единственный сын Адама был человеком ученым и глубоко верующим, он все же не подходил для такого наследства. И тогда Адам во сне спросил Небеса, что он должен делать, и получил ответ, что письмена необходимо передать в город Окуп равви Израэлю бен–Елиезеру, которому только что исполнилось четырнадцать лет. На смертном одре Адам велел своему сыну выполнить это.

Когда сын Адама приехал в Окуп, ему сначала было трудно поверить, что какой–то прислужник в Доме Учения, которого считали глупым и необразованным, может быть человеком, которого он разыскивает. Он остался с юношей в Доме Учения, поближе узнал его и понял, что Израэль скрывает от мира свой истинный характер и способности. Тогда сын Адама сказал, кто он и зачем пришел, передал Израэлю письмена и сказал, что поможет ему постичь их, если юноша станет его слугой. Израэль согласился с тем условием, что их договор останется в секрете и что он какое–то время будет служить пришельцу. Сын Адама снял небольшой уединенный домик за городом, а люди были только рады тому, что Израэль уйдет туда и станет там слугой. Они думали, что столь набожный и ученый человек заботится о юноше ради памяти его отца.

Однажды сын равви Адама стал просить Израэля прочесть с ним заклинание, помогающее вызвать Принца Торы*[45], так, как это было предписано в переданных юноше письменах. Они хотели спросить Принца Торы о некоторых трудных местах Писания. Израэль сперва стал отказываться, потому что решил, что это слишком непосильное дело, но в конце концов поддался уговорам и согласился. Они постились от субботы до субботы, очистились в бане, и – на исходе субботы – выполнили предписанные письменами ритуалы. Но из–за того, что душа сына Адама не обрела полного сосредоточения, произошла ошибка: вместо Принца Торы явился Принц Огня, который сразу же захотел сжечь весь город. И только благодаря усилиям Израэля город был спасен.

Спустя некоторое время сын Адама стал уговаривать юношу предпринять еще одну попытку. Израэль упорно не соглашался вновь предпринимать то, что, очевидно, не было угодно Небесам. Но когда сын Адама призвал юношу именем своего отца, завещавшего Израэлю чудесные писания, тому не оставалось ничего другого, как согласиться. И снова они постились от субботы до субботы. Снова очищались в бане. Снова на исходе субботы выполнили предписанные письменами ритуалы. И вдруг неожиданно юноша вскричал, что ангел предписывает им бодрствовать всю ночь и не смыкая глаз напряженно вглядываться до рассвета в темноту. В противном случае они умрут. И вот уже перед рассветом сын равви Адама не смог больше бороться со сном. Он повалился и заснул. Израэль тщетно пытался его разбудить. Так умер сын равви Адама; его похоронили с большими почестями.

ЖЕНИТЬБА

Молодой Израэль бен–Елиезер был помощником учителя в маленькой общине недалеко от города Броди. Никто о нем ничего толком не знал, однако дети, которых он учил, были такими счастливыми и выказывали такое рвение в учении, что и отцы стали восхищаться молодым Израэлем. Немедленно распространился слух о том, что он очень мудр, и люди стали приходить к нему за советом. Когда возникал какой–нибудь спор, посредником для его разрешения звали молодого помощника учителя, и он делал это столь хорошо, что обе стороны, и истец, и ответчик, оставались довольны, более того – приходили в неописуемый восторг.

В то время жил в Броди известный ученый муж, равви Гершон из Китова. Его отец, равви Эфраим, однажды затеял тяжбу с неким человеком из той общины, где учительствовал Баал Шем. Равви Эфраим считал, что для разрешения тяжбы им необходимо отправиться в Броди и предстать на суд Торы*[46]. Но его противник в ответ постоянно говорил о мудрости и справедливости молодого учителя, так что равви Эфраим в конце концов решил пойти к молодому Израэлю. И когда он вошел к учителю в дом и взглянул на него, то был поражен, потому что увидел, как изо лба Израэля исходит сияние. Знак этот равви Эфраим уже видел однажды (и с тех пор никогда его не забывал): такое же сияние исходило изо лба его собственной дочери, когда она только что родилась и повивальная бабка показывала отцу новорожденную девочку. Равви Эфраим опустил взор, его язык словно оцепенел, и он долго не мог изложить свою просьбу. Когда он вновь поднял глаза, сияние исчезло. Тогда равви Эфраим смог говорить. Израэль выслушал его, задал вопросы, выслушал ответы и, наконец, произнес решение. Тут же в сердцах спорщиков воцарился мир, и им казалось, что они удостоились лицезреть само сияние справедливости.

Спустя какое–то время равви Эфраим снова приехал к Баал Шему и просил его взять в жены свою дочь. Израэль согласился, но настоял на двух условиях: их соглашение до времени будет тайным, а в брачном договоре, который они составят, не будет упомянуто о его образовании; должно стоять только имя: «Израэль бен–Елиезер», ибо, добавил Баал Шем, «мужем своей дочери ты желаешь видеть меня, а не мое знание». Равви Эфраим принял эти условия, и все было сделано, как хотел Израэль.

Вернувшись из этой поездки домой, равви Эфраим внезапно почувствовал себя больным и через несколько часов скончался. Его сын, равви Гершон из Китова, как подобает похоронил отца. Разбирая его бумаги, равви Гершон обнаружил брачный договор, согласно которому его сестра была обещана в жены человеку, который, как казалось, не был учен и происходил из безвестного рода, поскольку рядом с именем не были указаны ни его образование, ни его род. Не был упомянут даже город, где этот человек живет. Равви Гершон немедленно сообщил об этом странном договоре сестре, которая, не раздумывая, ответила, что на то была воля отца и поэтому только этот брак и никакой иной будет для нее самым лучшим.

Израэль же тем временем ждал, покуда закончится учебный год. Родители учеников не хотели его отпускать, но ему удалось уговорить их отпустить его. Сняв учительское платье, Израэль облачился в короткий овчинный полушубок, опоясался широким кожаным ремнем и стал похож на крестьянина, а для пущей убедительности он перенял также крестьянскую речь и повадки. В таком виде он пришел в Броди в дом равви Гершона и встал в дверях. Книжник, занятый сравнением нескольких комментариев к одному трудному месту в Талмуде, приказал дать денег Израэлю, который показался ему жалким странником, но тот ответил, что ему нужно поговорить с равви Гершоном о чем–то важном. Они вышли в боковую комнату, и тогда Израэль сказал, что пришел за женой. Едва сдерживаясь, Гершон позвал сестру, чтобы она взглянула на человека, которого отец избрал ей в мужья. Но та лишь промолвила: «Если так решил отец, то это угодно Богу», – и сказала, чтобы готовили свадьбу. Перед тем как удалиться в брачные покои, Баал Шем открыл жене свой секрет, а та обещала, что не выдаст его, что бы ни случилось.

Израэль сказал ей также, что впереди их ждут великая бедность и большие испытания. Но жена на это лишь ответила, что пусть все будет так, как будет.

После свадьбы равви Гершон день за днем пытался обучить своего невежественного зятя Торе, но тот не мог запомнить ни единого слова. Наконец равви Гершон сказал сестре: «Мне стыдно за твоего мужа. Будет лучше, если ты с ним разведешься. Но если ты не хочешь, я куплю вам коней и повозку и ты поедешь с ним, куда пожелаешь». Женщина с радостью выбрала второе.

Они ехали до тех пор, покуда не прибыли в один маленький городок у подножия Карпат, где женщина решила остаться. Израэль ушел в горы, построил там себе хижину, стал добывать глину и делать из нее кирпичи. Два–три раза в неделю жена приходила к нему, помогала укладывать кирпичи на тележку, везла их в город, где продавала. Когда Израэля начинал мучить голод, он вырывал маленькую ямку, клал туда муку, доливал воды, замешивал, затем сушил на солнце и так получал хлеб.

ГОРА–СПАСИТЕЛЬНИЦА

Рассказывают.

Вершины гор, на прекрасных склонах которых жил Израэль бен–Елиезер, круты и неприступны. В часы созерцания он любил забираться на них и долго стоять где–нибудь в уединении. Однажды Баал Шем так глубоко погрузился в свои размышления, что забыл о том, что стоит на краю пропасти, и занес над обрывом ногу. В ту же минуту соседняя гора сошла со своего места, придвинулась вплотную к той, на которой стоял Баал Шем, и он мог спокойно продолжать свой путь.

РАЗБОЙНИКИ

Рассказывают.

Банда разбойников, обитавшая на востоке Карпат, постоянно наблюдала чудеса, происходившие при появлении Баал Шема. И вот однажды они пришли к нему и велели следовать с ними в Землю Израиля, но особым путем – через пещеры и ходы в земле, потому что они слышали (неизвестно откуда), что Баал Шем давно хочет отправиться в Израиль. И вот он последовал с разбойниками, впрочем, не без неохоты. Ущелье, по которому они шли, было сырым и топким. Через него вела лишь одна узенькая тропинка, по которой и шли путешественники друг за другом, след в след. Время от времени, однако, встречались заболоченные места, которые приходилось заваливать камнями. Разбойники шли первыми, Баал Шем – за ними. Вдруг он увидел пламенный меч*[47], запрещавший ему следовать дальше. Тогда Баал Шем повернулся и пошел домой.

ПРЕПОНЫ ДЛЯ БЛАЖЕНСТВА

Баал Шем однажды спросил своего ученика, равви Мейра Маргалиота: «Мейр, помнишь ли ты ту субботу, когда начал изучать Пятикнижие? Большая комната в доме твоего отца была полна гостей. Они подняли тебя на стол, и ты читал им то, что выучил за день».

Равви Мейр ответил: «Конечно, помню. Но неожиданно мать бросилась ко мне и сняла со стола как раз на середине того, что я произносил. Отец возмутился, но она указала ему на человека, стоявшего в двери. Он был одет в короткий полушубок, какие носят крестьяне, и как–то странно на меня смотрел. Все поняли, что мать испугалась дурного глаза. Даже когда этот человек ушел, она то и дело продолжала поглядывать на дверь».

«Так это был я, – сказал Баал Шем. – В те минуты твою душу мог бы озарить великий свет. Но страх людской воздвиг крепкие стены, и свет не смог к тебе пробиться».

ПЕРВЫЙ

Когда равви Израэль бен–Елиезер работал ритуальным убойщиком скота в селении Кошиловиц, он никому не открывался, и все считали его простым мясником. В то время равом в соседнем городе Ясловице был равви Зеви Гирш Маргалиот. У него было два сына, Ицхак Дов Баэр и Мейр. Ицхаку тогда исполнилось семнадцать, а его брату – одиннадцать. Неожиданно обоих мальчиков охватило непреодолимое желание посетить убойщика скота в Кошиловице. В своем желании они не видели никакого смысла, и, хотя каждый рассказал брату о том, что чувствует, мальчики не понимали, что происходит; однако они решили никому не рассказывать о том, что случилось, даже отцу.

И вот однажды братья покинули дом и отправились к Баал Шему. О чем они говорили при встрече, ни равви, ни ученики никогда не рассказывали. Братья решили остаться у Баал Шема. Дома же их искали. Осматривали и город и окрестности. В Кошиловице тоже прошлись по всем домам. Наконец мальчиков нашли и отправили домой. Отец был так рад их возвращению, что несколько дней не задавал им никаких вопросов. Но в конце концов он все же очень деликатно спросил их, что такого замечательного они нашли в убойщике скота из Кошиловица. «Об этом невозможно рассказать, – ответили братья. – Но поверь нам, этот человек мудрее и преданнее Богу, чем весь мир».

Позднее, когда Баал Шем стал знаменит, братья крепко привязались к нему и ежегодно его навещали.

ШАУЛ и ИВАН

Рассказывают.

Однажды, когда равви Мейр Маргалиот, автор книги «Просветитель путей», приехал со своим семилетним сыном в гости к Баал Шему, хозяин уговорил его оставить мальчика на какое–то время у него. Так маленький Шаул остался в доме у Баал Шема. Вскоре Баал Шем, взяв мальчика и своих учеников, отправился в путешествие. Как–то он остановил свою повозку у деревенского постоялого двора, куда затем вошел со своими спутниками. Внутри играли на скрипке; крестьяне и крестьянки танцевали. «Что–то ваша скрипка плохо играет, – сказал Баал Шем. – Пусть лучше мальчик, что со мной, споет вам, а вы спляшите».

Крестьяне согласились. Мальчика поставили на стол, и своим серебряным голосом он запел хасидскую плясовую песню без слов, под которую ноги у крестьян задвигались сами. В бешеном темпе, безумные от счастья, они плясали вокруг стола. Затем один из них, некий юноша, вышел вперед и спросил мальчика: «Как тебя зовут?» «Шаул», – ответил тот. «Спой еще». Мальчик запел другую песню, а юноша пустился в пляс под нее. И вот посреди танца он стал повторять: «Ты – Шаул, я – Иван! Ты – Шаул, я – Иван!» Наплясавшись вволю, крестьяне угостили Баал Шема и его учеников водкой, и все вместе пили.

Спустя тридцать лет равви Шаул, ставший богатым торговцем и знатоком Талмуда, ехал куда–то по своим делам. Неожиданно на него напали разбойники, отняли все деньги и собирались убить. Он молил их сжалиться над ним, они послушались и взяли его с собой в свой стан. Атаман разбойников, увидев равви Шаула, внимательно на него посмотрел. «Как тебя зовут?» – спросил он. «Шаул», – ответил равви. «Ты – Шаул, я – Иван», – вдруг сказал атаман разбойников и повелел своим людям вернуть равви Шаулу деньги и повозку.

КРЕСТЬЯНИН И ИСТОЧНИК

Рассказывают.

Когда равви Израэль бен–Елиезер жил в селении Кошиловиц, он часто купался в источнике неподалеку от селения. Когда источник замерзал, Баал Шем делал в нем полынью и купался в ней. Однажды крестьянин, дом которого был около источника, увидел, что во время купания нога равви примерзла ко льду, и тот, отдергивая ее, содрал кожу до крови. Тогда крестьянин вышел и постелил соломы, чтобы Баал Шем мог впредь купаться спокойно. Однажды равви Израэль спросил этого крестьянина: «Чего бы тебе больше хотелось: стать богатым, умереть старым или получить власть?» Крестьянин ответил, что ему нравятся все три вещи. Тогда Баал Шем построил ему рядом с источником баню. Вскоре разнесся слух, что больная жена крестьянина искупалась в источнике и стала здоровой. Слава этой целительной воды распространялась все шире и шире, покуда о ней не прослышали врачи, которые пожаловались властям, и те закрыли баню. Но к тому времени крестьянин, который владел баней, уже достаточно разбогател за счет ее посетителей, и местные жители выбрали его своим старостой. Он продолжал купаться в источнике каждый день и дожил до глубокой старости.

Когда равви Элимелек из Лиженска однажды сказал, что пост больше не является служением, его спросили: «А разве Баал Шел Тов не постился очень часто?»

Равви Элимелек ответил: «Когда Баал Шем был молодым, он обычно на исходе субботы брал шесть хлебов и кувшин с водой и уединялся на целую неделю. В пятницу, когда он собирался домой, то поднимал свой мешок и, замечая его тяжесть, открывал и находил все шесть хлебов нетронутыми. Это его всегда очень удивляло. Только такой пост и можно считать постом!»

СТУК В ОКНО

Случилось как–то во дни юности Баал Шема, что в пятницу у него в доме не нашлось ничего для того, чтобы можно было приготовиться к встрече субботы: ни гроша, ни крошки хлеба. Поэтому он пошел, постучался в окно к богачу и сказал: «У меня нет ничего, чтобы встретить субботу». И быстро побежал прочь от того места. Богач, не знавший Баал Шема, догнал его и спросил: «Если тебе нужна помощь, то почему ты убегаешь?» Баал Шем улыбнулся и ответил: «Из Гемары*[48] мы знаем, что каждый человек рождается со своим запасом жизненных сил, который уменьшается из–за грехов. Поэтому чем тяжелее бремя грехов, тем большее усилие необходимо приложить, чтобы раздобыть необходимые средства к существованию. Сегодня я почувствовал какую–то тяжесть в ногах. Так было до тех пор, покуда ты не дал мне возможность немного пробежаться – именно это я сейчас и делаю. Оказывается, я нуждался только в этом».

ПРИЗЫВ

Когда Небеса открыли Баал Шему, что он станет вождем Израиля, он пошел к жене и сказал ей: «Ты должна знать, что я избран Небесами быть вождем Израиля». Жена спросила: «А что мы теперь должны делать?» Равви ответил: «Нам следует поститься». Они постились три дня и три ночи без перерыва и все время лежали распростертыми на земле. На третий день к вечеру Баал Шем услышал глас с Небес: «Сын Мой, встань и веди народ!» Баал Шем поднялся и сказал сам себе: «Если на то воля Небес, чтобы я был вождем Израиля, то мне следует нести это бремя одному».

БААЛ ШЕМ ОТКРЫВАЕТСЯ

Рассказывают.

Израэль бен–Елиезер работал помощником учителя, прислужником в Доме Учения, учителем детей, ритуальным убойщиком скота и даже какое–то время извозчиком у своего шурина. Наконец он арендовал участок земли в одном селении на реке Прут: там был постоялый двор с комнатами для проезжающих. Неподалеку за рекой, если идти через брод, в горах была вырубленная кем–то пещера. В ней Баал Шем проводил целые недели в размышлениях. Когда на постоялый двор кто–то приезжал, жена Израэля выходила и звала его; Баал Шем сразу же отзывался и выходил встречать гостя. Субботы, облачившись в подобающие одежды, он проводил дома.

Однажды – это было во вторник – ехал к своему учителю в Броди ученик равви Гершона, шурина Баал Шема. Его путь лежал через селение на Пруте. Там он решил остановиться на постоялом дворе. Встретившая его женщина позвала мужа, и тот пришел и служил гостю за обедом. После обеда гость сразу сказал: «Израэль, запряги лошадей. Мне нужно ехать».

Баал Шем запряг лошадей, сообщил, что повозка готова, и добавил при этом: «А не хотите ли провести здесь субботу?» Гость лишь улыбнулся: слова показались ему глупыми. Но в пути, не проехав и полмили, у его повозки сломалась ось.

Ученик равви Гершона понял, что на починку оси потребуется много времени, и поэтому ему не оставалось ничего другого, как вернуться на постоялый двор и заночевать там. Но в течение всей среды и всего четверга с ним постоянно случались какие–то неприятности, мешавшие ему отправиться в путь, так что в конце концов у него не осталось другого выбора, кроме как провести субботу на постоялом дворе. А в пятницу с утра на гостя нашли печаль и уныние. Кроме того, к своему удивлению, он обнаружил, что жена содержателя постоялого двора готовит к субботе двенадцать хлебов. Гость спросил женщину, зачем столько нужно. Та ответила: «Хотя мой муж человек неученый, но праведный, так что в его доме я делаю все так, как делала в доме брата». – «А есть ли у вас баня?» – спросил гость. – «Конечно, есть», – отвечала хозяйка. «Но для чего она вам?» – продолжал допытываться гость.

Женщина ответила: «Хотя мой муж человек неученый, но праведный, поэтому он ходит в баню каждый день».

В полдень, когда подошло время молитвы, гость спросил хозяйку, где ее муж. «На лугу, с овцами и коровами», – отвечала та. Поэтому гость был вынужден произносить дневную молитву в одиночестве. То же случилось и во время вечерней молитвы, и во время встречи субботы, потому что хозяин все не приходил домой. Все это время он оставался в пещере и молился там. Однако, придя домой, Баал Шем снова стал вести себя как крестьянин. Увидев гостя, он поприветствовал его, как это делают простые люди.

«Вот видишь, – сказал он после. – Все же ты проводишь субботу здесь». Затем Баал Шем встал на молитву и – чтобы раньше времени не открывать себя – попросил гостя произнести благословение над вином. Затем они сели за трапезу. После трапезы Баал Шем попросил гостя сказать слова поучения. Чтобы не слишком напрягаться перед простоватым хозяином, ученик равви Гершона просто вкратце, сухо и без всякой охоты пересказал главу из Писания, предназначенную для чтения на той неделе, а именно главу о рабстве в Египте детей Израиля.

В ту ночь, накануне тридцатишестилетия Баал Шема, Небеса сообщили ему, что пришло время открыться.

Гость же посреди ночи проснулся и через дверную щель увидел великий свет, полыхавший в очаге. Он сразу выбежал из комнаты, потому что подумал, что это хозяева втайне разожгли огонь. Но, выбежав, гость увидел, что то, что он принял за огонь в очаге, на самом деле было Великим светом. Этот чудесный свет, исходя от очага, наполнял весь дом. Гость так поразился, что потерял сознание. Когда Баал Шем помог ему прийти в себя, гость сказал: «Человеку не следует смотреть на то, что не для него».

Утром Баал Шем сходил в пещеру в чистых субботних одеждах, затем вернулся домой, возвел очи к небу, стал ходить вокруг дома и с сияющим лицом петь: «Я приготовлю трапезу в субботу утром!» Затем он произнес великий Киддуш*[49] так, как делал обычно, с необыкновенной силой взывая к Богу. За столом он вновь попросил гостя сказать слова поучения, но тот был так смущен ночным происшествием, что смог вымолвить лишь несколько слов, объясняющих одно место из Писания. «Я слышал другое толкование этого места», – произнес Баал Шем.

Дневную молитву они прочитали вместе. А затем Баал Шем сам стал произносить слова поучения, раскрывая такие тайны Писания, о которых никто до него ничего не слышал. Вечернюю молитву они тоже произнесли вместе, и вместе же – слова благословения, отделяющие субботу от прочих дней.

Когда ученик равви Гершона прибыл в Броди, он, не заходя к своему учителю, пошел в общину «великих хасидим» этого города, то есть тех, кто когда–либо бывал у Баал Шема, рассказал, что с ним случилось, и добавил: «Великий светоч обосновался рядом с вами. Было бы очень хорошо, если вы попросите его приехать сюда, в город». Тогда они поехали к Баал Шему и нашли его на опушке леса, окружавшего селение, где он жил. Хасидим сплели ему кресло из лозы, усадили на него, взяли учителя за руки, и Баал Шем говорил им слова поучения.

ОНИ САМИ

Говорил Баал Шем: «Сказано: «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Якова», а не «Бог Авраама, Исаака и Якова», ибо Исаак и Яков не пользовались тем, что сделал до них Авраам. Они сами искали связи с Творцом и служили Ему».

СОВЕРШЕНСТВО ТОРЫ

Толкуя стих «Закон Господа совершенен», Баал Шем сказал: «Он вполне совершенен. Совершенен настолько, что покуда никому не удалось изменить его даже на йоту».

ФОРМА

Хасидим рассказывают.

Равви Дов Баэр, маггид из Межрича, молил Небеса показать ему человека, вся плоть которого была бы совершенно святой. Ему указали на тело Баал Шема, и маггид узнал, что по жилам этого человека течет огонь, а не кровь. Во всем теле не было ни капли материи, все оно было огненным.

ТРЕПЕТ

Однажды в новолуние, во время утренней молитвы, Баал Шем собирался встать на место чтеца, ибо по обыкновению он занимал это место, когда начиналось чтение псалмов. Неожиданно его объял трепет, который все возрастал и возрастал. Все знали, что перед молитвой Баал Шем часто трепетал, но, как правило, внешне это выражалось лишь как небольшая судорога. На сей раз, однако, его сильно трясло. И когда один чтец закончил и Баал Шем собирался занять его место, всем стало заметно, в каком он состоянии. Один из учеников подошел к нему и взглянул в лицо; оно полыхало, словно факел, глаза были широко раскрыты и смотрели, как у умирающего. Подошел другой ученик; вдвоем они взяли учителя под руки и подвели к амвону. Так Баал Шем стоял у амвона, читал псалмы и трепетал. Прочитав псалмы, он сказал: «Каддиш»*[50], но не сошел со своего места, а продолжал стоять, объятый сильным трепетом. Все стояли и ждали, покуда он перестанет трястись, и только когда сильный трепет оставил Баал Шема, приступили к чтению Писания.

Рассказывал маггид из Межрича: «Однажды – это было в какой–то праздник – Баал Шем молился перед амвоном с большим усердием, громко выкрикивая слова молитвы. Я тогда болел, и мне его голос очень мешал, поэтому я ушел в маленькую комнатку и молился там наедине с собой. Перед праздничной службой туда зашел Баал Шем, чтобы переодеться. Взглянув на него, я понял, что он теперь не здесь, а в каком–то ином мире. Когда Баал Шем облачался в праздничные одежды, плечи его тряслись, и я решил помочь ему одеться и разгладить складки. Но как только я прикоснулся к равви, меня тоже охватил трепет. Чтобы удержаться на ногах, я ухватился за стол, но и стол тоже начал трястись. Одевшись, Баал Шем вышел из комнатки. А я еще долго стоял, объятый трепетом, моля Бога избавить меня от этой напасти».

Рассказывал равви Иаков Иосиф из Польного: «В комнате, где молился Баал Шем, стоял большой сосуд с водой. Все то время, что он молился, я видел, что вода в сосуде дрожала».

Рассказывал и другой ученик: «Однажды во время поездки Баал Шем молился у восточной стены дома, а у западной стены этого же дома стояли открытые сосуды с зерном. И вот я увидел, что зерно в сосудах дрожит».

КОГДА СУББОТА БЛИЗКО

Ученики одного цадика, который в свою очередь был учеником Баал Шема, сидели как–то накануне субботы и рассказывали истории о чудесных деяниях Баал Шем Това. Цадик же находился в соседней комнате и все слышал. Неожиданно он распахнул дверь и сказал: «Что у вас за тяга к чудесам! Рассказывайте–ка лучше о страхе Божием, который всегда испытывал Баал Шем! Например, каждую неделю накануне субботы, ближе к полуночи, его сердце начинало биться так сильно, что все, кто с ним был, могли это слышать».

БАХРОМА

Некий цадик рассказывал.

Бахрома на молитвенных одеяниях*[51] святого Баал Шем Това обладала собственной жизнью и собственной душой. Она могла двигаться, когда он спокойно стоял, ибо святостью своих дел Баал Шем Тов наделил ее жизнью и душой.

К СВОЕМУ ТЕЛУ

Баал Шем говорил своему телу: «Удивляюсь я, тело, что ты еще не рассыпалось на кусочки от страха перед своим Творцом!»

ДЛЯ ТЕБЯ

Однажды посреди молитвы Баал Шем произнес слова из Песни Песней: «Я принадлежу возлюбленному моему…»*[52] Затем добавил: «Все, что во мне, – все для Тебя одного».

Ученики спросили его: «Но ведь равви и для нас произносит слова поучения?» Баал Шем ответил: «Они сами льются, как из переполненного сосуда».

УСТА

Говорил Баал Шем: «Когда мой дух целиком возносится к Богу, я позволяю своим устам говорить все, что угодно, потому что в такие моменты любые слова все равно исходят с Небес».

КАК ПРОРОК АХИЯ*[53] УЧИЛ БААЛ ШЕМА

Рассказывал рав из Польного: «Сначала Баал Шем не знал, как следует разговаривать с народом, потому что все его устремления были обращены к Богу, и поэтому, выходя к людям, он всегда говорил тихо, как бы сам с собой. Но затем посланец Божий, пророк Ахия, явился Баал Шему и научил его, какие псалмы следует читать каждый день. Но, главное, он научил Баал Шема, как говорить с народом и в то же время целиком устремляться к Богу».

ДЕНЬГИ, ЧТО ОСТАЛИСЬ В ДОМЕ

Баал Шем никогда не оставлял в своем доме деньги на ночь. Возвращаясь из путешествия, он сразу же оплачивал все долги, которые накапливались за время его отсутствия, а оставшиеся деньги раздавал нуждающимся.

Однажды он приехал из путешествия с большой суммой денег; заплатил долги, а остаток раздал. Жена между тем украдкой взяла немного из этих денег, поскольку сочла невозможным жить в течение многих дней в кредит. Вечером Баал Шем почувствовал, что что–то мешает его молитве. Он пошел домой и сказал: «Кто взял деньги?» Жена призналась, что это сделала она. Тогда Баал Шем забрал у нее деньги и в тот же вечер раздал их нищим.

ПОЗНАНИЕ

Говорил Баал Шем: «Когда я восхожу на высшую ступень познания, я знаю, что еще не усвоил ни одной буквы Писания и не сделал ни одного шага в служении Господу».

БАНЯ

Говорил Баал Шем: «Я всем обязан бане. Купаться лучше, нежели умерщвлять плоть. Умерщвление плоти ослабляет силу, необходимую для служения Богу и наставничества, а баня эту силу увеличивает».

ПРОТИВ УМЕРЩВЛЕНИЯ ПЛОТИ

Равви Барух, внук Баал Шема, рассказывал: «Однажды спросили моего деда, Баал Шем Това: «В чем сущность служения? Нам известно, что в прежние времена жили подвижники, которые постились от субботы до субботы. А ты с ними в разногласии, ибо говоришь, что тому, кто умерщвляет плоть, воздается как грешнику, ибо он мучил свою душу. Так скажи же нам, в чем сущность служения?»

Баал Шем Тов ответил: «Я пришел в этот мир, чтобы показать иной путь служения, а именно что человек должен стремиться обрести три вида любви: любовь к Богу, любовь к Израилю и любовь к Торе. А для этого вовсе не обязательно умерщвлять плоть».

ВНЕ ГРЯДУЩЕГО МИРА

Однажды дух Баал Шема пребывал в столь угнетенном состоянии, что ему показалось, будто ему нет места в грядущем мире. Тогда он сказал сам себе: «Если я люблю Бога, зачем мне грядущий мир?!»

ХАСИДСКИЙ ТАНЕЦ

Во время праздника Симхат Тора, дня Радования в Законе, ученики Баал Шема устроили в его доме пиршество. Они плясали и пили вино и снова и снова бегали за вином в погреб. Через несколько часов жена Баал Шема пришла к нему в комнату и сказала: «Если они не прекратят пить, у нас не останется вина для ритуалов субботы, для Киддуша и Хавдалы*[54]».

Баал Шем засмеялся и ответил: «Ты права. Пойди и скажи им, чтобы они прекратили».

Когда же она открыла дверь в большую комнату, то увидела следующее: ученики танцевали по кругу, а вокруг этого круга танцующих сияло кольцо голубого пламени. И тогда она сама взяла один кувшин в правую руку, а другой кувшин – в левую, ибо слуги тоже пустились в пляс, и спустилась в погреб. Вскоре она вернулась оттуда, неся полные, до краев, кувшины с вином.

НАСТАВНИК ТОЖЕ ПЛЯШЕТ

Однажды вечером в праздник Симхат Тора сам Баал Шем танцевал вместе со своими учениками. Он взял в руки свиток Торы и пустился в пляс вместе с ним. Затем он отложил свиток в сторону и стал танцевать без него. В этот момент один из учеников, лучше всех понимавший жесты учителя, сказал своим товарищам: «Ныне наш наставник отложил в сторону видимые, воспринимаемые чувствами учения и облекся в учения духовные».

ГЛУХОЙ

Равви Моше Хаим Эфраим, внук Баал Шема, рассказывал: «Вот что слышал я от своего деда. Однажды некий скрипач играл столь сладостно, что все, кто его слушал, стали танцевать и все проходившие мимо сразу пускались в пляс. И был там один глухой, ничего не знавший о музыке, и для него все, что он видел, казалось полным безумием: он подумал, что все они или спятили, или просто дурно себя ведут».

СИЛА ОБЩИНЫ

Рассказывают.

Как–то ночью на исходе праздника Йом–Кипур луна скрылась за облаками, и Баал Шем не мог выйти и произнести благословение новой луны. Это очень тяготило его дух; его охватило чувство, которое не раз охватывало и прежде, что судьба слишком грандиозна и неизмерима, чтобы она хоть как–то зависела от движения его губ. Тщетно он сосредоточивал свою внутреннюю энергию, стремясь зажечь свет планеты, помочь ему пробиться сквозь тяжкую завесу облаков: кого бы он ни посылал смотреть на небо, всякий возвращался и говорил ему, что облаков становится все больше и больше. Наконец Баал Шем совсем утратил надежду.

Тем временем хасидим, ничего не знавшие о страданиях Баал Шема, собрались в том же доме в другой комнате и стали танцевать, ибо в эту ночь именно так решили они отметить охватившую их радость от искупления целого года и от пастырской службы их цадика. Их священное наслаждение все росло и росло, и тут, продолжая танцевать, они ненароком ввалились в комнату Баал Шема. Безумные от переполнявшего их счастья, хасидим подняли впавшего в уныние цадика за руки и вовлекли его в свой круг. В этот момент кому–то пришло в голову выйти наружу; вскоре он позвал туда и всех остальных: ночь вдруг стала светлой, и ярче, чем когда–либо прежде, с чистого неба сияла луна.

ПТИЧЬЕ ГНЕЗДО

Как–то Баал Шем стоял в синагоге и долго молился. Все его ученики уже закончили молитву, а он все продолжал, не обращая на них никакого внимания. Ученики долго ждали его, но, так и не дождавшись, пошли домой. Через несколько часов, выполнив все свои необходимые дела, они возвратились в синагогу и нашли там своего учителя, все еще погруженного в глубокую молитву. Позднее Баал Шем говорил им: «Уйдя и оставив меня в одиночестве, вы дали мне возможность пережить боль разрыва. Это как в притче, которую я вам расскажу.

Вы знаете, что есть птицы, улетающие осенью в теплые края. И вот однажды люди в одной из этих теплых стран видят некую красивую птицу, переливающуюся всеми цветами радуги, летящую по небу в центре птичьей стаи. Глаза человеческие никогда не видели птицы прекраснее. И вот эта птица садится на вершину самого высокого дерева и вьет там, среди листьев, себе гнездо. Когда о птице слышит царь той страны, он повелевает принести ему эту птицу вместе с гнездом. Царь приказывает своим людям встать друг на друга и, сделав таким образом лестницу, забраться на дерево. Итак, каждый из них становился на плечи другому, покуда им не удалось взгромоздиться на высоту гнезда. Строительство этой живой лестницы заняло много времени, и в конце концов те, кто стоял ближе к земле, утратили терпение; они дернулись, и вся лестница рухнула».

ОБРАЩЕНИЕ К СОБЕСЕДНИКУ

Каждый вечер после молитвы Баал Шем удалялся в свою комнату. Там у него горело две свечи, а на столе, среди прочих книг, лежала таинственная «Книга Творения»*[55]. В этот момент все, кто нуждались в его совете, входили в его комнату, и Баал Шем беседовал с ними до одиннадцатого часа.

Как–то вечером, когда люди от него вышли, один из них сказал другому, сколь благостны были слова Баал Шема, обращенные к нему, и как много они ему дали. Но другой человек сказал первому, чтобы он не говорил вздор, потому что с того времени, как они все вместе вошли к учителю, Баал Шем не говорил ни с кем, кроме него. Третий, слышавший их разговор, посмеялся над этими двумя, сказав, что оба они ошибаются, потому что равви весь вечер провел с ним в задушевных разговорах. Но вслед за тем о том же самом стали говорить и четвертый, и пятый, и все остальные. И вдруг они неожиданно замолчали.

ВЕРА

Равви Давид Лейкес, ученик Баал Шем Това, спросил хасидим своего зятя, равви Мотела из Чернобыля, вышедших встречать его, когда он пришел к ним в город: «Кто вы?»

Те ответили: «Мы – хасидим равви Мотела из Чернобыля». Тогда равви Давид спросил: «Тверда ли ваша вера в учителя?» Хасидим не ответили, ибо кто решится сказать, что вера его тверда.

«Я расскажу вам, – сказал равви, – что такое вера. Однажды в субботу, как это не раз бывало, третья трапеза у Баал Шема затянулась до позднего вечера. Затем мы благословили трапезу стоя, сразу же прочли вечернюю молитву, совершили Хавдалу и сели за трапезу проводов субботы*[56]. Все мы были бедны, и не было у нас ни гроша, тем более в субботу. Однако когда после трапезы проводов субботы святой Баал Шем Тов сказал мне: «Давид, дай на медовый напиток!» – и я сунул руку в карман, хотя и знал, что там ничего нет, то нашел золотой, который и дал на медовый напиток».

РАССКАЗЧИК

Существует множество версий истории о том, как у Баал Шема появился ученик равви Иаков Иосиф, который впоследствии стал равом в Польном и во многих книгах изложил поучения своего наставника. Среди этих версий есть и истории о чудесах – даже о воскресении мертвых. Ниже я помещаю их общий свод, в котором недостающие места одних версий дополнены выдержками из Других.

Когда равви Иаков Иосиф был равом в Царигроде и еще не встал на хасидский путь, однажды летним утром, в час, когда на пастбище выгоняют скот, в его город пришел никому не известный человек и остановился на рыночной площади. Он окликнул первого встречного, гнавшего свою корову на луг, и начал рассказывать ему историю, которая так понравилась слушателю, что он не захотел уходить. Другой человек, проходя мимо, уловил несколько слов из этой истории; он хотел было пройти мимо, но не смог; он остановился и стал слушать рассказчика. Вскоре вокруг пришельца образовалась большая толпа, которая все росла и росла. Тут же поодаль стоял и служитель из синагоги, который шел открыть двери в Доме Молитвы, поскольку летом рав всегда молился в восемь часов утра, и к этому времени двери должны были быть открытыми. И вот в восемь часов рав подошел к Дому Молитвы и увидел, что он закрыт. Хорошо известно, что он был человек вспыльчивый; сильно рассердившись, он уже хотел броситься искать служителя. И в эту минуту служитель подошел к синагоге и оказался прямо перед равом, потому что Баал Шем – а рассказчиком был именно он – дал служителю знак, чтобы он быстрее шел открывать Дом Молитвы. Рав отругал его и спросил, почему он забыл свою обязанность и отчего люди, обычно к этому времени собиравшиеся на молитву, до сих пор не пришли. Служитель ответил, что все те люди, как и он, уже шли в Дом Молитвы, но неожиданно были остановлены удивительным рассказчиком. Рассерженный рав вынужден был читать утреннюю молитву в одиночестве. Затем он приказал служителю пойти на рыночную площадь и привести к нему незнакомца. «Уж я задам ему!» – сказал рав.

Тем временем Баал Шем закончил свою историю и пошел на постоялый двор. Там его застал служитель синагоги и передал послание. Баал Шем сразу же последовал за ним, на ходу покуривая трубку, и в таком виде он предстал перед равом. «Что ты себе позволяешь! – закричал возмущенный рав. – Ты не даешь людям совершать молитву!»

«Равви, – сказал спокойно Баал Шем, – тебе не следовало из–за этого впадать в гнев. Позволь–ка лучше я расскажу и тебе историю».

«Что ты себе позволяешь!» – хотел снова произнести рав, но затем он в первый раз взглянул вблизи на этого человека. Но, не в силах смотреть, сразу же отвел глаза, а слова, которые он уже собирался сказать, застряли у рава в горле. И Баал Шем начал рассказывать свою историю, а рав вынужден был слушать ее, как слушали все другие.

«Как–то я ехал на тройке, – рассказывал Баал Шем. – Один мой конь был гнедой, другой – пегий, третий – серый. И никто из них не мог ржать. По дороге я встретил крестьянина, который подошел ко мне и сказал: «Ослабь вожжи!» Я ослабил вожжи, и все три коня разом заржали». Рав молчал и не мог произнести ни слова из–за охватившего его сильного чувства. «Три коня, – продолжал Баал Шем, – гнедой, пегий и серый, не могли ржать. Простой крестьянин знал, что нужно делать – ослабить вожжи; и кони заржали». Рав опустил голову и молчал. «Крестьянин дал хороший совет, – сказал Баал Шем. – Ты понял?»

«Я понял, равви», – ответил рав и заплакал. Он все плакал и плакал, понимая, что до этого момента даже не знал, что значит по–настоящему плакать.

«Тебе следует воспрянуть духом», – сказал Баал Шем. Рав поднял глаза, чтобы взглянуть на него, но он уже исчез.

Каждый месяц равви Иаков Иосиф обычно постился по целой неделе, от субботы до субботы. Поскольку он всегда принимал пищу в своей комнате, то никто об этом не знал, кроме племянницы, которая готовила ему еду. В месяц после его встречи с Баал Шемом равви Иаков Иосиф постился как всегда, потому что не мог и помыслить, чтобы данное ему повеление воспрянуть духом можно было исполнить без умерщвления плоти. Баал Шем тем временем был в поездке; неожиданно он почувствовал: если рав из Цар^грода продолжит делать то, что он делает сейчас, то тронется умом. И тогда он погнал коней так быстро, что один из них упал и повредил ногу. Когда Баал Шем вошел в комнату рава, он сказал: «Мой серый конь повредил ногу, потому что я торопился сюда. Прекрати делать то, что ты сейчас делаешь, и прикажи, чтобы тебе принесли поесть». Раву принесли пищу, и он поел. «Твое занятие, – сказал Баал Шем, – печально и уныло. Но Божественное Присутствие не нисходит на того, кто печалится в заповедях; оно нисходит на того, кто в заповедях радуется».

Месяц спустя рав сидел за книгой в Мезбиже в «Клаусе»*[57] Баал Шема. Вдруг вошел какой–то человек и стал беседовать с ним. «Откуда ты?» – спросил незнакомец. «Из Царигрода», – отвечал рав. «А на что ты живешь?» – «Я рав в своем городе», – сказал равви Иаков Иосиф. «А что ты делаешь еще? – не унимался незнакомец. – Достаточно ли у тебя средств, или тебе постоянно приходится затягивать пояс потуже?» Рав же не хотел более продолжать этот пустой разговор. «Ты отвлекаешь меня от моих занятий», – сказал он сердито. «Если ты раздражаешься, – сказал незнакомец, – то мешаешь Богу устраивать твои дела». – «Я не понимаю, о чем ты говоришь», – сказал рав. «Каждый, – произнес незнакомец, – устраивает свои дела на том месте, на которое его поставил Бог. Но что такое жизнь в Боге? Сказано: «И ты, святый, утверди свой трон на восхвалениях Израиля». Вот что такое жизнь в Боге! Если встречаются два иудея и один спрашивает другого, на что он живет, тот отвечает: «Хвала Богу, я делаю то–то и то–то». И хвала его – это жизнь в Боге. Но ты, не желающий ни с кем разговаривать, ты, желающий только учиться, урезывешь свою возможность жить в Боге». Рав был поражен. Он хотел ответить, но незнакомец исчез. Тогда рав вернулся к книге, но не смог продолжать свои занятия. Он закрыл книгу и пошел в комнату к Баал Шему. «Ну, рав из Царигрода, – сказал тот, увидев его, – Илия наставил тебя?»

По возвращении домой рав пригласил учеников на третью трапезу в субботу, как это принято среди хасидим. Некоторые пришли, но большинство отказалось, ибо сочло, что не смеет этот шарлатан причислять себя к хасидим! Их недовольство равом росло все больше и больше, и в конце концов его изгнали из города. Они не дали ему возможности задержаться в своем доме хотя бы на день, а поскольку была пятница, то рав вынужден был проводить субботу в маленьком селении недалеко от города. Тем временем Баал Шем путешествовал с некоторыми из своих близких учеников. В ту самую пятницу он был недалеко от селения, где укрылся рав. «Давайте проведем субботу с равом Царигрода и порадуем его сердце», – сказал Баал Шем. Так они и сделали.

Вскоре после этого случая равви Иаков Иосиф стал равом в городе Рашкове. Он объявил повсюду, что вернет все деньги, полученные им в качестве пени от кого бы то ни было. Людей же, когда–либо плативших ему, оказалось множесто, и Иаков Иосиф в конце концов раздал все деньги, которые у него были. С того времени он любил повторять: «Мучительны и печальны корни всех сил зла!»

СЕМЬДЕСЯТ ЯЗЫКОВ

Равви Лейб бен–Сара, тайный цадик*[58], рассказывал: «Однажды в субботу я был у Баал Шем Това. Вечером его великие ученики собрались вместе за третьей трапезой и, ожидая прихода учителя, стали обсуждать одно место из Талмуда, о котором хотели спросить Баал Шема. Место это таково: «Пришел Гавриил и научил Иосифа семидесяти языкам». Они не могли понять этого, ибо разве любой язык не состоит из бесконечного числа слов? А если так, то как могла память одного человека запомнить их все за одну ночь, как сказано в отрывке? Наконец решили, что равви Гершон из Китова, шурин Баал Шема, непременно попросит его разъяснить это место.

Когда Баал Шем Тов вошел и сел во главе стола, равви Гершон задал ему свой вопрос. Баал Шем начал произносить слова поучения, но они, казалось, не имели никакого отношения к тому, о чем его спросили, и ученики были не в состоянии усмотреть в них ответ. И тут неожиданно случилось нечто невиданное и неслыханное. Равви Иаков Иосиф вдруг ударил по столу и воскликнул: «Турецкий!», потом, через некоторое время: «Татарский!», потом опять: «Греческий!», и так он называл язык за языком. Постепенно его товарищи стали понимать: в словах учителя, посвященных, казалось, совершенно другим вещам, он распознал исток и суть каждого языка – а кто научил распознавать исток и суть языка, научил тебя и самому языку».

БИТВА С АМАЛИКОМ

Однажды равви Пинхас из Кореца засомневался в своей вере в Бога и не смог придумать никакого другого способа помочь себе, кроме как отправиться к Баал Шему. И тут он услышал, что сам Баал Шем приехал в Корец. Вне себя от счастья равви Пинхас помчался на постоялый двор. Там он увидел, что вокруг Баал Шема собралась группа хасидим и наставник объяснял им стих, повествующий о том, как Моисей простирал руки в час битвы с Амаликом. «Порой случается, – говорил Баал Шем, – что у человека появляется сомнение в собственной вере. Средство от такой напасти – постоянно молить Бога о том, чтобы Он усилил веру. Ибо подлинная опасность, которую нес с собой напавший на Израиль Амалик, состояла в том, что своим успешным вторжением он мог охладить веру Израиля. Вот почему Моисей в тот момент учил молить Бога о том, чтобы Он усилил веру, воздев к Небесам свои руки, ставшие тогда словно символами истины и веры; и только это и надлежит делать в час битвы с силами зла». Равви Пинхас слушал эти слова и, слушая, стал про себя молиться, и во время молитвы он почувствовал, что его вера укрепилась.

СЛОВА ПРОКЛЯТИЙ

Когда равви Нахум из Чернобыля был еще молодым, он однажды проводил с Баал Шемом субботу, когда читают большой отрывок проклятий из Писания*[59], чтение которого сопровождается упоминанием «Субботы благословенной», чтобы отвратить действие зловещих слов проклятий. В ту субботу равви Нахума вызвали в синагогу помогать при чтении Торы: он должен был помогать при чтении отрывка проклятий. Узнав, в чтении какого фрагмента ему надлежит принимать участие, он весьма опечалился. Отрывок проклятий читал сам Баал Шем, а читал он обычно очень тихо. Но перед началом чтения равви Нахум почувствовал слабость; его охватили всевозможные боли, какие только можно себе представить. Однако, когда Баал Шем приступил к чтению, равви Нахум почувствовал, что боли постепенно оставляют его члены: после каждого прочитанного стиха одна из болей исчезала. Когда же чтение закончилось, равви Нахум избавился от всех своих недугов и почувствовал себя бодрым и здоровым.

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ

Равви Иехиэль Михал, позднее ставший маггидом из Злочова, в молодости очень хотел встретиться с Баал Шемом, но колебался, становиться ли ему его учеником или нет. И вот однажды цадик взял его с собой в одну из поездок. Когда они ехали, им вдруг стало ясно, что они едут не по той дороге. «Что, равви, – сказал Михал, – ты не знаешь дороги?»

«Я узнаю ее, когда наступит время», – ответил Баал Шем, и они свернули на другую дорогу; но и она оказалась неверной. «Что, равви, – снова сказал Михал, – ты совсем заблудился?»

«Сказано, – спокойно ответил Баал Шем, – что Бог «исполнит желания их, ибо убоялись Его». Так и твое желание Он исполняет, дав тебе возможность посмеяться надо мной».

Эти слова пронзили сердце юного Михала, и без дальнейших рассуждений и колебаний он со всей душой отдал себя в ученики такому наставнику.

ПЕВЕЦ БААЛ ШЕМ ТОВА

Один из учеников Баал Шема как–то спросил его: «Чем я буду заниматься в жизни?» – «Ты станешь певцом», – ответил наставник. «Но я не могу петь!» – возразил ученик. «Ничего, я привяжу тебя к музыке», – сказал цадик.

Этот человек стал непревзойденным певцом, и все называли его «певцом Баал Шем Това».

Многие годы спустя он и еще один певец, бас, всегда с ним путешествовавший, приехали в Лиженск и зашли к равви Элимелеку, ученику учеников Баал Шем Това. Довольно долго равви и его сын Элиазар не могли решиться пригласить этих двух певцов спеть в субботу в хоре в синагоге, ибо равви Элимелек опасался, что своим искусством они могут поколебать умы молящихся. Но равви Элиазар убеждал отца, что вследствие святости Баал Шем Това было бы несправедливо не оказать достойной чести его певцу; в конце концов они решили, что певец Баал Шема будет петь в субботу. И когда в субботу он начал в синагоге свою песню, равви Элимелек почувствовал, что его всего охватывает неописуемый восторг, такой сильный, что он чуть не лишился рассудка; поэтому он вынужден был прекратить пение. Однако весь остаток субботы певца он от себя не отпускал, оказывая ему всяческую честь и уважение.

По завершении субботы равви пригласил певца к себе домой и попросил его рассказать ему какую–нибудь историю о святом Баал Шем Тове, светоче Израилеве. На такую просьбу глаза певца зажглись новой жизнью, и ясно было, что не меньше оживились его уста и его сердце. Он начал рассказывать, и теперь, поскольку ему не дозволялось петь, весь восторг своего сердца, с которым он обычно исполнял свои песни, певец вложил в свои слова. Он говорил, словно пел хвалебную песнь, о том, что учитель никогда не читал вслух ни одного стиха Писания, покуда не лицезрел ангела этого стиха и не слышал от него истинное значение слов стиха. Говорил певец и о тех часах, когда душа учителя восходила на Небеса, а его тело, будто мертвое, оставалось на земле, и о том, что душа Баал Шема беседовала на Небесах, с кем желала: с Моисеем, верным пастырем, и с Мессией, и была вопрошаема, и отвечала небесным собеседникам. Говорил певец и о том, что учитель мог с каждой тварью земной говорить на ее языке, и с каждым небесным существом – также на его языке. Говорил певец и о том, что как только учитель видел какую–нибудь утварь, то сразу узнавал и характер сделавшего ее человека, и о чем этот человек думал, когда ее делал. И в завершение всего певец, встав, засвидетельствовал, что однажды он и другие ученики получили всю Тору через уста наставника точно так же, как когда–то Израиль получил ее на горе Синай в раскатах грома, и что глас Божий не смолк еще на земле, но звучит до сих пор, и что его можно услышать.

Через какое–то время после поездки в Лиженск певец Баал Шем Това слег и вскоре умер. Тридцать дней спустя после его смерти, в пятницу, другой певец, бас, придя из бани, сказал жене умершего: «Созови скорей Святое Братство*[60] на мои похороны, ибо мужу твоему на Небесах повелели петь во славу прихода субботы, а он не хочет этого делать без меня». С этими словами он лег и умер.

НЕПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ

Рассказывают.

Когда равви Вольф Кицес покидал своего учителя, чтобы отправиться в Святую Землю, Баал Шем протянул указательный палец, коснулся его уст и сказал: «Заботься о своих словах и смотри, чтобы всегда отвечать правильно!» Более он ничего не сказал.

Корабль, на котором плыл ученик Баал Шема, сбился с пути из–за разыгравшейся бури и пристал к какой–то неведомой пустынной земле. Шторм утих, но корабль сильно пострадал и не мог отправиться в путь немедленно. Некоторые из пассажиров, среди них и равви Вольф, сошли на берег, чтобы исследовать незнакомую местность. Они вскоре вернулись, только равви Вольф, увлекшись, шел все дальше и дальше от побережья и наконец наткнулся на большой дом в старинном стиле, выглядевший так, словно в нем никто никогда не жил. Только тогда он сообразил, что на корабле не могут его так долго ждать. Но не успел равви Вольф решить, как поскорей добраться до берега, на пороге старинного дома появился человек, облаченный в льняные одежды. Это был старец с седыми волосами, но на вид еще очень крепкий и полный сил. «Не бойся, равви Вольф, – произнес он. – Останься с нами на субботу, а утром сможешь продолжать свой путь». Словно во сне равви Вольф последовал за старцем. Они омылись в бане, помолились в сообществе десяти других высоких и величественных старцев, а затем все вместе сели за трапезу. Эта суббота была похожа на чудный сон. На следующее утро старец проводил равви Вольфа на берег, у которого стоял на якоре его корабль, и благословил его на дорогу. И только равви Вольф собрался поставить ногу на трап, старец спросил его: «Скажи мне, равви Вольф, как поживает народ Израиля в твоей стране?»

«Господь не покидает их», – быстро проговорил равви Вольф и взошел на корабль. И только в открытом море он задумался над тем, что сказал. Он вспомнил слова своего учителя, и угрызения совести охватили его с такой силой, что он не смог продолжать путь в Святую Землю, но решил вернуться домой. Он спросил у одного из корабельщиков, как ему поскорее это сделать, и получил ответ, что судно и так идет домой.

Когда равви Вольф пришел к Баал Шему, наставник посмотрел на него строго, но не сердито, и произнес: «Как плохо ты ответил отцу нашему Аврааму! День за днем он вопрошает Бога: «Как там мои дети?» И Бог отвечает: «Я не покидаю их». О, если бы ты поведал ему еще о наших муках в изгнании!»

ТОПОР

Однажды Баал Шем поручил своему ученику, равви Вольфу Кицесу, выучить кавванот для исполнения на бараньем роге*[61], так чтобы на Новый год*[62] он смог хорошо сыграть соответствующую мелодию. Равви Вольф учил кавванот со всей тщательностью, а для большей надежности отмечал все ошибки на листе бумаги, который держал за пазухой. Однако, когда все ошибки были отмечены, равви Вольф потерял этот лист, но не заметил этого. Говорят, что лист пропал не без помощи Баал Шема. Когда же наступило время трубить в рог, равви Вольф стал искать свой листок и не нашел его. Он пытался вспомнить кавванот, но, как ни странно, забыл все. Тогда он стал плакать и рыдать и так создал нужную мелодию без всяких специальных кавванот. Позднее Баал Шем говорил ему: «Во дворце царя много залов, и к дверям от них – много ключей, но топор сильнее их всех, и ни один замок не устоит перед ним. Разве могут сравниться все кавванот с одним подлинным плачем, идущим от сердца!»

СЛОВО УЧЕНИКА

Однажды в пятницу, в час, когда цадик исследовал свою душу, весь мир стал черным в глазах Баал Шема и в нем готова была умереть последняя искра жизни. В таком состоянии застал его один из учеников. «Наставник и учитель мой!» – произнес он, но тут голос его задрожал, и он не смог больше вымолвить ни слова. И тогда новые силы влились в сердце Баал Шема, и огонь жизни снова разгорелся в нем.

РЯДОМ и ВДАЛИ

Ученик спросил Баал Шема: «Почему бывает так, что тот, кто прилепляется к Богу и знает, что близок к Нему, иногда испытывает чувство разрыва и удаления?»

Баал Шем объяснил: «Когда отец учит своего маленького сына ходить, он становится перед ним и простирает свои руки по обе стороны от малыша, чтобы тот не упал, и мальчик идет к отцу, поддерживаемый его руками. Но когда он подходит к нему почти вплотную, отец отходит от него и убирает свои руки, и так происходит не один раз. Только так ребенок может научиться ходить».

МОЛИТВА В ПОЛЕ

Некий хасид, ехавший в Мезбиж, чтобы провести Йом–Кипур рядом с Баал Шемом, вынужден был по какой–то причине прервать свое путешествие. Когда наступила ночь и на небе стали видны звезды, до Мезбижа оставалось еще далеко, и, к своему великому огорчению, хасид был вынужден совершать молитву один в чистом поле. Когда после праздника он приехал в Мезбиж, Баал Шем принял его особенно тепло и радушно. «Твоя молитва, – сказал он, – превзошла все молитвы, произнесенные когда–либо на том поле».

УЧЕНЫЕ

Моше Хаим Эфраим, внук Баал Шема, в юности посвятил всего себя учению и стал таким великим ученым, что в конце концов понемногу отошел от хасидского образа жизни. У его деда, Баал Шема, была привычка часто гулять с внуком по городу, и Эфраим ходил с ним, хотя и с некоторой долей неудовольствия, потому что ему было жаль потерянного времени, которое он мог бы посвятить своим занятиям.

Однажды они встретили человека из другого города. Баал Шем разговорился с ним и спросил о ком–то, кто жил в том же городе. «О, это великий ученый!» – произнес в ответ человек.

«Я завидую его учености, – сказал Баал Шем. – Но что делать: у меня нет времени учиться, потому что я обязан служить своему Творцу». С этого часа Эфраим вернулся к хасидскому образу жизни, которому посвятил всего себя.

ПРЕДЕЛЫ СОВЕТА

Ученики Баал Шема однажды услышали, что некто имеет репутацию весьма ученого человека. Кое–кто из них захотел пойти к нему и посмотреть, чему он может научить. Наставник позволил им пойти, но прежде они его спросили: «А как мы узнаем, истинный ли он цадик?»

Баал Шем ответил так: «Попросите его дать вам совет о том, что следует делать, чтобы во время молитвы и учения вас не тревожили нечистые помыслы. Если он даст вам совет, то вы поймете, что он не принадлежит к великим учителям. Ибо таково служение человека в этом мире до самого его смертного часа – все время бороться с чуждыми помыслами и все время возвышать себя и уподобляться природе Божественного Имени».

ЗАПИСИ

Один ученик тайно записывал все поучения, которые он слышал от Баал Шема. Однажды Баал Шем увидел, что по его дому ходит демон с книгой в руках. Равви спросил его: «Что это за книга у тебя?» – «Это книга, – отвечал демон, – которую ты сочинил».

Так Баал Шем узнал, что один из его учеников тайно записывает все, что он говорит. Он собрал всех учеников и спросил: «Кто из вас записывает то, чему я вас учу?» Ученик, ведший записи, признался и отдал их учителю. Баал Шем долго изучал их страницу за страницей, а потом сказал: «Во всем этом нет ни единого сказанного мною слова. Ты не слушал меня ради Небес, поэтому тебя обволокли силы зла и твои уши слышали то, чего я не говорил».

У ДРЕВА ЖИЗНИ

Баал Шем рассказывал: «Однажды я шел в рай и со мной было много людей. Чем ближе я подходил к райскому саду, тем меньше становилось шедших со мною людей. Когда я прошел весь рай, со мной осталось лишь несколько человек. Когда же я встал у Древа Жизни и огляделся, то вокруг не было никого».

ПРОПОВЕДЬ

Однажды после общей молитвы Баал Шема попросили прочитать проповедь. Он начал, но посреди проповеди его объял трепет, как это с ним иногда случалось во время молитвы. Баал Шем остановился и сказал: «О, Владыка миров! Тебе ведомо, что я говорю не ради того, чтобы возвеличить себя…» Тут он снова остановился, и затем из его уст полились такие слова: «Многое я знаю, многое могу, но нет никого, кому бы я мог открыть это». Более он ничего не сказал.

КАК САРАНЧА

Равви Михал из Злочова рассказывал: «Однажды, когда мы ехали с нашим учителем, равви Израэлем Баал Шем Товом, Светочем Семи Дней*[63], и остановились, равви ушел в лес, где хотел прочесть послеполуденную молитву*[64]. Вдруг мы увидели, как он прислонил голову к дереву и заплакал. Спустя какое–то время мы спросили, что с ним случилось. Баал Шем ответил: «Когда я целиком погрузился в дух, то увидел, что в поколениях, которые будут жить перед пришествием Мессии, хасидские равви размножатся, как саранча, и именно они отсрочат время воздаяния, ибо вызовут разделение в сердцах и породят беспричинную ненависть».

БЛАЖЕН НАРОД

Толкуя стих псалма: «Блажен народ, знающий трубный зов! Они ходят во свете лица Твоего, Господи»*[65], Баал Шем сказал: «Когда люди не зависят от героев, но сами, заслышав трубный зов, идут на битву, то они будут ходить во свете лица Твоего, Господи».

ПРОСТОТА

Однажды Баал Шем сказал своим ученикам: «Теперь, когда я преодолел так много ступеней в служении Богу, я позволяю себе удалиться от них всех и, держась простой веры, приготовить из себя сосуд для Господа. Сказано: «Простец верит каждому слову», но также сказано: «Господь хранит простеца».

ЧУЛОЧНИК

Как–то, путешествуя, Баал Шем остановился в маленьком городке, название которого предание не сохранило. Однажды утром, перед молитвой, он, как обычно, сидел, курил трубку и смотрел в окно. Мимо прошел человек. В руке он нес молитвенное одеяние и ступал так устремленно и торжественно, словно намеревался войти во врата Неба. Баал Шем спросил у своего ученика, у которого он остановился, что это за человек. Ученик сказал, что это один чулочник, который каждый день ходит в Дом Молитвы, будь то летом или зимой, и произносит свою молитву даже тогда, когда нет необходимого собрания из десяти человек. Баал Шем захотел, чтобы чулочник свернул и зашел к нему, но ученик сказал: «Этот глупец никогда не остановится и не свернет со своего пути, даже если его позовет сам император».

После молитвы Баал Шем послал к чулочнику сказать, что хотел бы заказать у него четыре пары чулок. Вскоре заказ был готов, и мастер принес его Баал Шему. Чулки были очень добротными, из превосходной шерсти. «Сколько ты хочешь за пару?» – спросил равви Израэль. «Полтора гульдена». – «Полагаю, хватит и одного». – «Что ж, пусть будет один», – согласился чулочник.

Баал Шем заплатил ему. Затем стал расспрашивать: «Как ты проводишь свои дни?» – «Делаю чулки». – «А как ты их делаешь?» – «Сначала я изготавливаю сорок или пятьдесят пар. Затем помещаю их в форму, ставлю в теплую воду и кладу под пресс, покуда они не станут такими, какими должны быть». – «А как ты их продаешь?» – «Я почти не выхожу из дома. Купцы сами приходят ко мне и покупают. Также они привозят хорошую шерсть, которую специально для меня приобретают, и я им за это плачу. Теперь же я вышел из дома только ради равви». – «А что ты делаешь утром, перед тем, как отправиться на молитву?»

– «Тоже делаю чулки». – «А какие псалмы ты поешь за работой?» – «Когда работаю, я пою те псалмы, которые знаю наизусть».

Когда чулочник ушел, Баал Шем сказал своим ученикам: «Сегодня вы лицезрели краеугольный камень, на котором держится весь Храм до прихода Мессии».

МОЛИТВА ЗАНЯТОГО ЧЕЛОВЕКА

Говорил Баал Шем: «Представьте себе человека, который целый день бегает по улицам и рынкам. Он даже забывает, что существует Творец мира. Только когда наступает время послеполуденной молитвы, он вспоминает: «Я должен помолиться». И тогда из самых глубин сердца из него исходит вздох раскаяния, что целый день он провел в тщете и суете. Так он стоит посреди улицы и молится. В этот момент Бог радуется, очень радуется за него, и молитва этого человека достигает Небес».

МАЛЕНЬКАЯ СВИСТУЛЬКА

У одного поселянина, который многие годы в Дни Благоговения*[66] приходил в синагогу к Баал Шему, был сын, столь скудоумный, что он не мог даже различать буквы и поэтому не понимал смысла священных слов. В Дни Благоговения отец не брал его с собой в город, потому что сын все равно ничего не понимал. Но когда ему исполнилось тринадцать лет и он вошел в возраст Закона, отец взял его с собой на праздник Йом–Кипур, опасаясь, что в его отсутствие сын в день поста будет есть, как в обычный день, потому что тот не ведал никаких правил.

У мальчика была маленькая свистулька, в которую он обычно свистел, когда сидел на лугу и пас овец и телят. Свистульку эту он всегда носил с собой в кармане рубашки; отец о ней ничего не знал. Во время праздника мальчик в течение многих часов стоял в синагоге и молчал. Но когда началась дополнительная служба*[67], он сказал: «Отец, у меня есть маленькая свистулька. Я хочу в нее посвистеть». Отец заволновался и запретил ему это делать, и мальчик сдержался. Но когда началась послеполуденная служба, сын снова стал просить: «Отец, можно мне посвистеть в свистульку?» Отец рассердился и сказал: «Где она у тебя?» Когда мальчик показал, отец засунул ему в карман свою руку, чтобы сын не смог достать свистульку. Однако, когда началась завершающая молитва, мальчик вырвал карман из–под руки отца, достал свистульку и тихо засвистел. Все были поражены и смущены. Но Баал Шем невозмутимо продолжал произносить слова молитвы, причем гораздо бойчее и легче, чем обычно. Позднее он сказал: «Этот мальчик облегчил мне молитву».

ДВОРНИК

Однажды, перед Новым годом, Баал Шем приехал в некий город и спросил, кто здесь читает молитвы в Дни Благоговения. Ему ответили, что это делает рав города. «А как он читает молитвы?» – поинтересовался Баал Шем.

«В День Искупления (Йом–Кипур), – сказали ему, – он читает молитвы покаяния в грехах самым сладостным тоном».

Баал Шем послал за равом и, когда тот пришел, спросил, в чем причина такого странного способа покаяния. Рав ответил: «Последний из слуг царя, тот, обязанность которого – подметать перед дворцом, когда работает, поет радостные песни, ибо сознает, что делает работу, которая обрадует царя». Сказал тогда Баал Шем: «Позволь и мне побыть с вами».

В ЧАС СОМНЕНИЯ

Рассказывают.

В городе Сатанове жил некий книжник, который без конца размышлял о том, почему существует то, что существует, и почему вообще что–то существует. Однажды в пятницу, после молитвы, он остался в Доме Учения (Бет–мидраше), чтобы заняться своими размышлениями; но мысли его запутались, и он, как ни пытался привести их в порядок, не мог этого сделать. Святой Баал Шем Тов почувствовал это издалека; он сел в повозку и, благодаря своей чудесной силе, в одно мгновение достиг Дома Учения в Сатанове, где сидел тот человек, мучаясь неразрешимыми вопросами. Баал Шем сказал ему: «Ты допытываешься, есть ли Бог, а я вот глуп, а верую». То, что нашелся человек, знавший о его тайных муках, взволновало сердце усомнившегося книжника, и оно открылось для Великого Таинства.

ВЕЛИКОЕ ЧУДО

Некий натуралист приехал издалека, чтобы увидеть Баал Шема. При встрече он сказал: «Мои исследования показывают, что в соответствии с законами природы Красное море должно было расступиться в тот самый час, когда его пересекали дети Израиля. Так где же здесь чудо?»

Баал Шем ответил: «Разве ты не знаешь, что природа сотворена Богом. И сотворил Он ее так, что в тот самый час, –когда дети Израиля пересекали Красное море, волны его должны были расступиться. Это и есть великое чудо!»

ИСТИНА

Говорил Баал Шем: «Что означают слова людей, что Истина шествует по всему миру? Они означают, что она не стоит на месте, что она – вечный странник».

ТОМУ, КТО МНОГО УВЕЩАЕТ

Баал Шем сказал эти слова одному цадику, который любил произносить проповеди и увещания: «Что ты знаешь об увещании! Во все дни своей жизни ты не ведал греха и мало общался с людьми, окружающими тебя. Поэтому что ты можешь знать о прегрешениях!»

С ГРЕШНИКАМИ

Говорил Баал Шем: «Я позволяю грешникам приближаться ко мне, если они не горды. А книжников и безгрешных людей я до себя не допускаю, если они горды. Потому что с грешником, знающим, что он грешник, и поэтому ни во что себя не ставящим, – с ним Бог, ибо Он «пребывает с ними посреди нечистот их». Но о гордящихся тем, что их не касается грех, Бог, как мы знаем из Гемары, говорит: «В мире нет такого места, где бы Я был с ними».

ЛЮБОВЬ

Баал Шем говорил одному из своих учеников: «Презреннейший из презренных, которого ты только способен себе представить, дороже мне, чем тебе – единственный сын».

ФАЛЬШИВОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

Рассказывают.

Во дни Баал Шема в соседнем с ним городе жил один гостеприимный богач. Каждому бедному страннику он давал пищу, питье и денег в придачу. Но при этом он желал непременно слышать от всех, кому благодетельствовал, слова восхваления в свой адрес; однако, если эти слова не выглядели естественно, он отвергал их, и, если восхваления казались чересчур длинными или слишком короткими, он высказывал в адрес гостей язвительные замечания.

Как–то Баал Шем поручил одному из своих учеников, равви Вольфу Кицесу, съездить куда–то по делам и сказал, чтобы по дороге он заехал к тому богачу. Равви Вольф заехал и был хорошо принят и богато одарен, однако в ответ произнес лишь несколько слов благодарности, да и то как–то рассеянно. Наконец богач сказал: «Разве ты не считаешь, что именно таким и должно быть гостеприимство?»

«Кто знает…» – ответил равви Вольф. Больше богач не смог добиться от него ни одного слова. На ночь хозяин, по своему обычаю, лег вместе с гостями, потому что перед тем, как уснуть, он любил болтать с ними и выслушивать от них что–нибудь приятное о себе. Когда богач задремал, равви Вольф коснулся мизинцем его плеча. И богачу приснилось, что его пригласили к царю и он пил с ним чай. Но вдруг царь упал и умер, и богача обвинили в том, что он отравил царя, и посадили в тюрьму. Потом в тюрьме случился пожар, и богачу удалось бежать; в итоге он очутился в какой–то далекой стране. Потом богач стал водоносом, но это была очень тяжелая работа, дававшая скудный заработок, поэтому он уехал в другую страну, где воды было мало и она стоила дороже. Но был там странный закон, согласно которому деньги платили только тогда, когда ведра были наполнены до краев, а ходить с полными ведрами и не расплескать их – очень тяжело. Однажды, идя осторожно, медленно, шаг за шагом, он все–таки упал и сломал обе ноги; так он лежал, вспоминал свою прошлую жизнь и плакал. В этот момент равви Вольф снова коснулся мизинцем плеча спящего хозяина дома; тот проснулся и сказал: «Возьми меня с собой к своему учителю».

Баал Шем встретил богача с улыбкой. «Хотел бы ты знать, чего стоит все твое гостеприимство? – спросил он. – Не более чем полное ничтожество».

Тут пробудилось сердце этого богача и обратилось к Господу, а Баал Шем наставил его в том, как возвышать свою душу.

ПЕРЕПОЛНЕННЫЙ ДОМ МОЛИТВЫ

Однажды Баал Шем остановился на пороге одной синагоги и отказался в нее входить. «Я не могу сюда войти, – сказал он. – Это место переполнено поучениями и молитвами от одной стены до другой и от пола до самого потолка. Где же я найду здесь для себя место?» А когда он увидел, что все, кто были вокруг, удивленно смотрели на него и не знали, что думать, то сказал: «Слова из уст тех, кто здесь молится и произносит поучения, не исходят из их сердец и поэтому не могут вознестись на Небо, а остаются и заполняют Дом Молитвы от одной стены до другой и от пола до самого потолка».

КУВШИН

Однажды Баал Шем сказал своим ученикам: «Так же, как сила корня видна по листу, сила человека видна по посуде, которую он делает; характер и поведение человека можно измерить его делами». Затем взгляд Баал Шема упал на прекрасный пивной кувшин, стоявший перед ним. Он взял его и сказал: «Видно ли вам по этому кувшину, что у сделавшего его человека нет ног?»

Когда Баал Шем закончил свою речь, кто–то из учеников поднял кувшин и поставил его на скамью. Но кувшин не смог на ней устоять, и, упав, разбился вдребезги.

В ИЗМЕНЧИВОМ МИРЕ

Во дни Баал Шема жил некий человек, жестоко умерщвлявший свою плоть, чтобы обрести святой дух. Однажды Баал Шем сказал о нем так: «В этом изменчивом мире над ним смеются.

Его награждают все более и более высокими эпитетами, но делают это лишь затем, чтобы позабавиться. Если он не даст мне возможность помочь ему, то будет потерян».

МАЛЕНЬКАЯ РУКА

Равви Наман из Брацлава передал нам такие слова своего великого прадеда, Баал Шем Това: «Увы! Мир полон великих светочей и таинств, но человек закрывает их от себя одной маленькой рукой».

ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ДНЕСТР

Рассказывал некий цадик.

Когда наставник был еще маленьким мальчиком, пророк Ахия Шилонит явился ему и обучил его мудрому ведению священных Имен*[68]. А поскольку учитель был еще очень молод, ему захотелось сразу испытать, что он способен теперь совершить. Поэтому он опустил свой пояс в Днестр там, где течение было наиболее сильным, произнес священное Имя и пересек реку, держась руками за пояс. После этого много дней он каялся, стремясь вытравить из души гордость за совершенное, и в конце концов ему удалось это сделать. Но однажды ему снова пришлось пересекать Днестр в том месте, где течение было наиболее сильным, и на сей раз уже не по своей воле, поскольку его преследовала толпа людей, ненавидящих евреев и желавших его смерти. Он снова погрузил свой пояс в воды реки и пересек ее, но при этом не прибегал ни к помощи священного Имени, ни к чему–либо еще, но шел через реку, уповая лишь на свою веру в Бога Израилева.

СОСУЛЬКА

Рассказывал некий цадик.

Однажды зимним днем я шел с наставником в баню. Было так холодно, что все кругом заледенело, а с крыш свисали сосульки. Мы вошли в баню, и, как только учитель произнес священные слова Единения*[69], вода в бане нагрелась. Баал Шем сидел в воде очень долго: за это время сгорела и начала расплываться свеча. «Равви, – сказал я, – свеча уже сгорела и расплывается».

«Глупец! – отвечал Баал Шем. – Возьми с крыши сосульку и зажги ее. Тот, кто говорит маслу загореться – и оно загорается*[70], скажет это и сосульке, и она станет свечой». Сосулька горела довольно долго: идя домой, я еще освещал ею путь. Но когда я оказался дома и посмотрел на сосульку, в руке у меня осталось лишь несколько капелек воды.

БОЖЬИ ТВАРИ

Рассказывают.

Однажды Баал Шем был вынужден встречать субботу в чистом поле. Неподалеку паслось стадо овец. Когда Баал Шем стал петь гимн приветствия наступающей субботе, овцы поднялись на задние ноги и стояли так, покуда наставник не закончил. Ибо, слушая молитвы Баал Шема, всякая тварь Божья принимала то изначальное положение, в котором она стояла перед троном Господа.

ПРИХОД

Ученики Баал Шема могли всегда по лицу наставника узнать, присутствуют ли среди них Семь Пастырей*[71] или хотя бы один из них. Однажды, во время трапезы новолуния, они взглянули на учителя и поняли, что к ним пришел один из Семи Пастырей. Позднее они спросили Баал Шема, кем именно был этот гость. Тот ответил: «Когда я произносил благословение над хлебами, я размышлял о таинстве трапезы и целиком погрузился в эти мысли. И тогда Моисей, наш учитель, да пребудет с ним мир, явился ко мне и сказал: «Приветствую тебя, ибо сейчас ты размышлял о том же таинстве, о котором размышлял и я, сидя за трапезой у своего тестя Иофора*[72]».

ДИСПУТ

Рассказывают.

Как–то Баал Шем восседал за столом в окружении своих учеников. Среди них был равви Наман из Городенки, сын которого взял в жены внучку Баал Шема, и от их брака родился другой Наман – равви Наман из Брацлава.

Баал Шем сказал: «Пришло время узнать вам более глубокий смысл бани погружения*[73]». Немного помедлив, он затем в подобающих словах выстроил перед учениками все здание учения об этом предмете. Сдалав это, Баал Шем запрокинул голову, и лицо его осветилось тем сиянием, которое указывало ученикам, что душа учителя пребывает в высших мирах. Тело же наставника было совершенно недвижимо. Сердца учеников затрепетали, они поднялись со своих мест и во все глаза взирали на учителя, ибо это был один из тех моментов, когда им предоставлялась возможность увидеть, кем на самом деле является их наставник. Равви Наман тоже захотел встать вместе с остальными, но не смог. Его одолел сон. Он, правда, пытался его побороть, но безуспешно.

Во сне равви Наман оказался в каком–то городе, где по улицам шагали великаны. Все они шли к одному огромному зданию. Равви Наман пошел с ними и дошел до ворот. Дальше он идти не смог, потому что в здании столпилось много людей. Но со своего места он мог слышать голос неведомого учителя, которого не видел, но слышал хорошо, потому что тот говорил ясно и отчетливо. Учитель говорил о бане погружения и о всех ее тайных значениях. К концу речи становилось все яснее и яснее, что он излагал учение, отличное от традиционного, принадлежащего Ари*[74], святому «льву» – равви Ицхаку Луриа, а в конце выступления неведомый учитель сказал об этом прямо. Неожи дано толпы людей расступились. В дверях появился сам Ари. Он быстро пошел к кафедре, чуть не сбив с ног равви Намана. В этот момент толпы людей снова сомкнулись, и равви Наман очутился прямо перед кафедрой. Он взглянул на неведомого учителя и сразу узнал в нем своего наставника, которого не мог признать по голосу. Теперь же на глазах равви Намана разгорелся диспут. «Лев» и Баал Шем Тов приводили множество разнообразных цитат из священной «Книги Великолепия» («Зохар»)*[75], давая им разные интерпретации. Разногласия были то больше, то меньше, и наконец эти два человека, разгоревшись, как два больших пламени, слились в один костер, возвышавшийся до средоточия Небес. И не было никакой возможности решить, кто из участников диспута прав. Наконец они решили обратиться за помощью к Небесам. Вместе они совершили ритуал, вознесший их к Небу. Что там с ними было, превосходит границы всякого понимания, присущего временной жизни, но, когда они вернулись, Ари сказал: «Решение было принято в пользу слов, высказанных Баал Шем Товом». И тут равви Наман проснулся. Открыв глаза, он увидел, как учитель наклонил голову, которая была запрокинута, и сказал ему: «Тебя я избрал сопровождать меня и быть мне свидетелем».

ПО ОБРАЗУ БОЖИЮ

Однажды Баал Шем призвал к себе Саммаэля*[76], владыку демонов, по какому–то важному делу. Владыка демонов зарычал на него: «Как посмел ты вызвать меня! До этого меня вызывали всего три раза: к Древу Познания, при создании золотого тельца и в час разрушения Иерусалима».

Баал Шем повелел ученикам показать свои лбы, и на каждом из них Саммаэль увидел знак образа Божия, по которому был сотворен человек. Поэтому он исполнил все, о чем Баал Шем попросил его. Но перед тем как покинуть Баал Шема и его учеников, Саммаэль обратился к ним с просьбой: «Сыновья Бога Живого, позвольте мне еще немного побыть с вами и посмотреть на ваши лбы».

ЧУДЕСНАЯ БАНЯ

Рассказывают.

Однажды Баал Шем повелел равви Цви, писцу, надписать на филактериях*[77] стихи из Писания и специально объяснил ему, каким должно быть при этом состояние души. Затем он сказал:

«А теперь я покажу тебе филактерии Господа миров». Они пошли в дремучий лес. Один из учеников Баал Шема, равви Вольф Кицес, понял, куда они пошли, отправился за ними и спрятался в том же лесу. И он слышал, как Баал Шем воскликнул: «Баня Израиля – Господь!»*[78] Неожиданно равви Вольф увидел баню в месте, до того совершенно пустом. Но в этот самый момент Баал Шем сказал равви Цви: «Тут кто–то прячется». Он быстро нашел равви Вольфа и сказал, чтобы тот уходил. Так что никто не знает, что произошло потом.

ВОЗДЕЙСТВИЕ РАЗНОПЛЕМЕННОГО МНОЖЕСТВА

Говорил Баал Шем: «Эрев Рав*[79], разноплеменное множество, не дало Моисею достичь степени ангела».

ИСКУШЕНИЕ

Рассказывают.

Саббатай Цви*[80], давно умерший лжемессия, однажды явился Баал Шему и умолял снять с него грехи. Ибо хорошо известно, что искупление совершается через связь человека с человеком, ума – с умом, души – с душой. Поэтому Баал Шем начал связывать свое существо с существом пришельца, но делал это медленно и осторожно, потому что боялся, что может ему повредить. Однажды, когда Баал Шем спал, к нему снова явился Саббатай Цви и стал соблазнять, говоря, что Баал Шему необходимо стать тем, кем был он, Саббатай Цви. Поэтому Баал Шем выгнал его вон, сделав это с той же решимостью, с какой он сходил в самые глубины ада.

С тех пор, когда Баал Шем говорил о Саббатае Цви, он всегда повторял: «Искра Божия была в нем, но Сатана поймал его в ловушку гордыни».

ВЫНУЖДЕННАЯ ОСТАНОВКА

Рассказывают.

Со своей дочерью Оделью и равви Цви, писцом, Баал Шем направлялся в Святую Землю, чтобы там подготовить себя к часу освобождения*[81]. Но Небеса вынудили его сделать в пути остановку. На пути из Стамбула в Землю Израиля корабль остановился у какого–то острова. Баал Шем и его спутники сошли на берег, но когда они захотели вернуться на корабль, то заблудились и попали в руки разбойников. Тогда равви Цви сказал Баал Шему: «Почему молчишь? Сделай, что ты делаешь обычно в таких случаях, и мы освободимся».

Но Баал Шем ответил: «Мне теперь ничего не известно. Я утратил все знания. Так что придется тебе припомнить что–нибудь из того, чему я учил, и тем постараться освежить мою память».

Однако и равви Цви сказал: «И мне теперь ничего не известно! Единственное, что я помню – это алфавит».

«Так чего же ты ждешь? – воскликнул Баал Шем. – Читай его!» И писец стал читать буквы алфавита, и произносил он их с таким рвением, какое обычно вкладывал в молитвы. Тут зазвонил колокол, и явился какой–то старый капитан с солдатами, который освободил Баал Шема и его спутников, не сказав ни слова. Он взял их на свой корабль и отвез обратно в Стамбул, и все это опять не сказав ни слова. Когда пассажиры сошли на берег – а было это в седьмой день Пасхи*[82], – корабль вместе с командой исчез. И тогда Баал Шем понял, что тот, кто его спас, был пророк Илия*[83], а также он понял, что ему не следует продолжать путешествие. Поэтому он сразу вернулся домой.

Также рассказывают.

Во время праздника Пасхи, когда Баал Шем и его спутники сели в Стамбуле на корабль. Небеса открыли ему, что ему следует сойти на берег и ехать домой. Но Баал Шем в душе своей отказался выполнить это и решил во что бы то ни стало плыть дальше. И тогда он утратил все достигнутые духовные степени и лишился способности учить людей и молиться. Когда Баал Шем взглянул на книгу, то осознал, что больше не понимает написанного в ней. Но в душе своей он сказал: «Ну и что с того! Явлюсь в Святую Землю неотесанным простецом». И тут разыгрался сильный шторм и огромная волна обрушилась на корабль и унесла в море Одель, дочь Баал Шема. В этот момент к Баал Шему явился Сатана и стал ему говорить обычные свои речи. Но Баал Шем воскликнул: «Слушай, Израиль!» – и, отвернувшись от Сатаны, сказал: «Владыка миров, я возвращаюсь домой». И сразу же по воздуху примчался учитель Баал Шема пророк Ахия Шилонит; он достал из моря Одель и через облака унес их всех обратно в Стамбул.

ВОСТРУБИ В БОЛЬШОЙ РОГ!

Некий цадик рассказывал.

У Святого Общества*[84] был маленький домик за городом, где, выслушав поучение из уст Баал Шем Това, его ученики собирались, чтобы побеседовать об услышанном. Я знал это место, но не решался пойти туда ни вместе с ними, ни после них, потому что был еще очень молод.

Однажды, в тот год, когда я жил в доме Баал Шем Това, в первый день Нового года, сразу после благословения пищи, святой Баал Шем произносил поучение на слова: «Воструби в Большой Рог о нашем освобождении!» Закончив поучение, он удалился в свою комнату и заперся там. Ученики ушли в свой домик за городом. Я же остался один. Вдруг мне стало казаться, что сегодня придет Мессия, и с каждой минутой я убеждался в этом все более и более. Вот, думал я, сейчас он идет по дороге; вот он уже входит в город, и некому его встретить. Эта картина, возникшая в моей душе, показалась мне такой очевидной истиной, что я не нашел ничего лучшего, как тут же побежать к ученикам и обо всем им рассказать. Я бежал по городу, и люди пытались остановить меня, чтобы выяснить, куда я так тороплюсь. Но я бежал, не останавливаясь, покуда не оказался в домике, где собрались ученики. И вот я увидел, что все они сидят за большим столом и никто из них не в состоянии вымолвить ни слова. Потом я узнал, что каждому из них ясно представилось, что сейчас придет Мессия. Но тогда я не знал, что делать, и тоже сел с ними за стол. Так мы сидели вокруг большого стола, покуда на небе не появились звезды второй ночи Нового года. Лишь тогда нас оставила мысль о Мессии и мы вернулись в город.

ТРЕТЬЯ НЕУДАЧА

Рассказывают.

Когда количество отступников, последователей Якоба Франка*[85], лже–Мессии, стало возрастать. Небеса открыли Баал Шему, что их нечистая сила сделалась сильнее его святой силы и что, если он хочет их превозмочь, он должен взять себе в помощники равви Моше Пастуха*[86]. Не медля ни минуты, Баал Шем отправился в город, на который ему указали свыше. Когда он спросил там о равви Моше Пастухе, ему ответили, что человек с таким именем – не равви, а пастух, пасущий стада на холмах за городом. Там его и нашел Баал Шем. Овцы разбрелись по склонам, а пастух, к которому Баал Шем подошел незаметно, стоял на краю какой–то ямы. Заметив подошедшего человека, он сказал: «Господин мой, чем я могу тебе услужить? Если у тебя есть стада овец, я буду пасти их бесплатно. Так что я могу для тебя сделать?» И тут он начал прыгать через яму. С невероятным рвением он все прыгал и прыгал, кувыркался и восклицал: «Я прыгаю из любви к Богу! Я прыгаю из любви к Богу!» И Баал Шем понял, что служение этого пастуха намного превосходит его собственное.

Когда пастух остановился, Баал Шем приблизился к нему и сказал: «Мне нужно с тобой поговорить». – «Я работаю за плату, – ответил пастух, – и не могу терять попусту время». – «Но только что ты тратил время на то, что прыгал через яму!» – напомнил Баал Шем. «Да. Это так, – отвечал пастух. – Я позволяю себе это делать из любви к Богу». – «То, что я хочу тебе предложить, – это тоже занятие из любви к Богу», – сказал цадик. Тогда пастух дал ему возможность высказаться и внимательно выслушал, и душа его в это время воспламенилась так же, как и при прыжках через яму. Он заставил Баал Шема рассказать все, начиная с разрушения Храма, и тот поведал, как два раза прежде, в часы великой напасти, когда гибли тысячи преданных Святому Имени, в эти часы делалась великая работа, но в ряды преданных пробирался Сатана, и вся работа пропадала. «Теперь же наступает третье такое время», – закончил свой рассказ Баал Шем.

«Да! – воскликнул пастух. – Так освободим же Божественное Присутствие из изгнания!» – «А есть ли здесь где–нибудь поблизости место, где мы могли бы искупаться?» – спросил Баал Шем. «Там, у подножия горы, бьет источник», – ответил пастух и быстро зашагал вниз по склону. Цадик едва поспевал за ним. Когда они оба погрузились в воду, Баал Шем в двух словах поведал пастуху, в чем будет состоять их работа.

Тем временем на Небесах распространился слух, что люди очень хотят приблизить час спасения. Силы Небесные решили помешать этому плану: Сатана усилился и стал активно действовать. Город, где жил пастух, был поражен огнем, и тревога разнеслась по всем окрестным холмам. А пастух побежал к овцам. «Куда ты бежишь и зачем?» – спросил Баал Шем.

Пастух ответил: «Владельцы стад, должно быть, услышали, что я оставил овец без присмотра. Как бы они не пришли и не спросили, что с их овцами».

Баал Шем был не в силах его удержать. Он понял, кем был этот пастух.

ПЕРЕД ПРИШЕСТВИЕМ МЕССИИ

Говорил Баал Шем Тов: «Перед пришествием Мессии будет великое изобилие в мире. Евреи станут богатыми. В привычку у них войдет украшать свои дома роскошными вещами. Они отвыкнут довольствоваться малым. Затем наступят худые годы, нужда и бедность и мир оскудеет. Евреи, потребности которых безмерно возросли, не смогут их удовлетворить. Так начнутся страдания перед пришествием Мессии».

ПОСЛЕ СМЕРТИ ЖЕНЫ

Рассказывал некий цадик.

Баал Шем Тов верил, что, подобно Илие, он вознесется во время грозы на Небо. Когда же умерла его жена, он сказал: «Я думал, что, подобно Илие, вознесусь во время грозы на Небо. Но теперь у меня только полтела, и вознесение стало невозможным».

УПУЩЕНИЕ

Рассказывают.

Равви Пинхас из Кореца приехал к Баал Шему на праздник Пасхи и увидел, что учитель очень утомлен.

Накануне заключительного дня праздника душу равви Пинхаса раздирал мучительный вопрос: следует или не следует ему идти в баню погружения. Он решил не идти.

В заключительный день Пасхи равви Пинхас во время молитв почувствовал, что Баал Шему суждено скоро умереть, потому что он совершенно истощился, сражаясь с ордами отступников. Равви Пинхас хотел целиком сконцентрироваться на молитве и полностью устремиться в горний мир, но заметил, что у него ничего не получается. Тогда его охватило глубокое раскаяние, что он не сходил в баню погружения.

После молитвы Баал Шем спросил равви Пинхаса: «Был ли ты вчера в бане погружения?» Тот ответил: «Нет». Тогда Баал Шем сказал: «Это бывает. Ничего страшного».

КОНЧИНА БААЛ ШЕМА

После Пасхи Баал Шем заболел. Однако он еще продолжал читать молитвы в синагоге, покуда хватало сил.

Он не посылал в другие города за своими учениками, чьи молитвы были действенными благодаря их рвению, а тех учеников, что были с ним в Мезбиже, отправил из города. Один равви Пинхас не захотел уехать.

Накануне праздника Недель (Шавуот)*[87], как это бывало ежегодно, собрались верующие, чтобы провести ночь в изучении закона. Баал Шем напомнил им об откровении на Горе Синай.

Утром Баал Шем послал все–таки за своими близкими друзьями. Сначала он призвал двух из них и попросил их позаботиться о своем теле и о похоронах. На своем теле он показал им также, как душа, член за членом, будет уходить из него, и наставил их в том, как им следует применять в данном случае знания, полученные при работе с другими больными, ибо эти двое были членами Святого Братства, отвечавшими за заботу об умирающих и за их похороны.

Затем Баал Шем собрал требуемых для молитвы десять человек. Он попросил дать ему молитвенник, сказав при этом: «Я хочу послужить моему Господу еще немного».

После молитвы равви Наман из Городенки отправился в синагогу, чтобы помолиться там за учителя. Баал Шем при этом сказал: «Он напрасно стучится во врата Небес. Он не может открыть их так, как привык открывать земные двери».

Затем, когда слуга зачем–то зашел в комнату к Баал Шему, он услышал, как умирающий сказал: «Я даю тебе те два часа», и подумал, что Баал Шем говорит о том, чтобы ангел смерти не тревожил его два часа, но равви Пинхас, правильно понявший смысл этих слов, сказал: «Он проживет на два часа дольше. Также он говорит о том, что хотел бы за эти два часа принести Господу какой–то дар. То будет истинная жертва его души».

Затем, как это бывало каждый год, к Баал Шему пришли люди из города, и он говорил им слова поучения.

Некоторое время спустя Баал Шем сказал стоявшим вокруг него ученикам: «Я не печалюсь о своем уходе, ибо знаю: я вошел через одну дверь, а ухожу через другую». Затем он снова заговорил и сказал: «Теперь мне известно, для чего я был сотворен».

Он сел на кровать и сказал ученикам в немногих словах поучение о «столпе», с помощью которого души после смерти восходят из рая в высший рай, к Древу Жизни, и напомнил им стих из Книги Есфирь: «Тогда девица входила к царю»*[88]. Также он сказал: «Я, конечно, вернусь, но в ином облике».

Затем он произнес слова молитвы: «Да пребудет с нами милость Господа, Бога нашего», – и упал на кровать. Несколько раз он снова поднимался и что–то шептал. Ученики знали, что Баал Шем всегда так поступал, когда внушал своей душе быть мужественной. А порой он лежал тихо и неподвижно, и ученики не слышали от него ни единого слова. Затем Баал Шем повелел накрыть себя простыней. Но и тогда ученики продолжали слышать его шепот: «Бог мой, Господь всех миров!» Потом они услышали стих псалма: «Да не приидет на меня ступня гордыни». Позднее те, кого Баал Шем просил позаботиться о его теле, рассказывали, что видели, как его душа покидает тело: она была похожа на голубое пламя.

РЕКА И ОГОНЬ

Рассказывают.

Одна женщина, жившая в деревне недалеко от Мезбижа, часто приходила в дом Баал Шема и приносила дары: рыбу, птицу, масло и муку. Ее путь пролегал через маленькую речку. Однажды эта речка разлилась и вышла из берегов, и когда женщина попыталась ее перейти, то утонула. Баал Шем сильно горевал об этой доброй женщине. В своем горе он проклял реку, и она пересохла. Но принц реки пожаловался на Баал Шема Небесам. Было решено, что в определенное время русло реки снова наполнится водой на несколько часов, и, когда в этот момент один из учеников Баал Шема попытается пересечь реку, ему никто не сможет помочь, кроме самого Баал Шема.

Много лет спустя после смерти наставника его сын ночью сбился с дороги и оказался у той реки, которую сразу не узнал, потому что из пересохшей она стала полноводной. Он попытался перейти ее, но его подхватило волной и понесло. Вдруг на берегу он увидел огонь, осветивший реку и ее берега. Тогда сын Баал Шема напряг все свои силы и, справившись с течением, достиг берега. Этим огнем был сам Баал Шем.

ОГНЕННАЯ ГОРА

Равви Цви, сын Баал Шема, рассказывал следующее: «Какое–то время спустя после смерти отца я видел его в виде огненной горы, от которой разлеталось бесконечное число искр. Я спросил его: «Почему ты явился в виде огненной горы?» – «Потому что в таком виде я служил Богу», – отвечал он».

ВНУТРИ СТЕН

Рассказывал некий цадик.

Однажды во сне я очутился в высшем раю. Там я увидел стены вышнего Иерусалима, и они лежали в руинах. По этим руинам, разбросанным повсюду внутри стен рая, беспрерывно ходил какой–то человек. Я спросил: «Кто это?» Мне ответили: «Это равви Израэль Баал Шем Тов, который поклялся не уходить отсюда до тех пор, покуда не будет восстановлен Храм».

«ОН БУДЕТ»

Равви Нахум из Чернобыля, которому в юности посчастливилось видеть Баал Шема, говорил: «Сказано: «Восходит солнце, и заходит солнце…» – «Род проходит, и род приходит…»*[89] Но что касается Баал Шема, чьи заслуги перед Богом охраняют нас, – не было никого подобного ему до него и не будет никого подобного ему после него до пришествия Мессии, и когда Мессия придет, он будет». Три раза повторил равви Нахум эти слова: «Он будет».

ЕСЛИ

Равви Лейб бен–Сара, тайный цадик, однажды сказал каким–то людям, рассуждавшим о Баал Шеме: «Вы хотите знать о Баал Шем Тове? Говорю вам: если бы он жил во времена пророков, он бы стал пророком, и если бы он жил во времена патриархов, он бы стал патриархом, так что помимо слов «Бог Авраама, Исаака и Иакова» можно было бы говорить: «Бог Израэля».